Изгнанные в облака

– Нож, – бросил профессор. – Скорее. И увидите Фью подальше.

Через час уставший старик присел отдохнуть. С его рук сочилась кровь.

– По крайней мере, у нас будет сушеное мясо, – он сморкнулся. – Мы засолим и высушим мясо, но кушать его будем только после прожарки. Кто знает, чем эта тварь болела. Сегодня остаемся здесь. Теперь понятно, почему этот ковбой решил поменять гребаный драндулет на своих поганых лошадей. А я думал, вот нам повезло.

– Вы не виноваты, – я попытался подбодрить профессора. – Все пытаются выжить, как могут.

– А ведь мы пожалуй его и не найдем, – продолжил старик. – Будем идти через пустыню пешком.

– А ваша лошадка умерла? – поинтересовалась девочка, жуя мясо.

– Нет, она просто решила поспать, – отвечал профессор.

– А когда она проснется, она нас догонит?

– Еще бы.

Щенок кушал молча, но с более благодарными глазами. Он очень бодро прожевывал один кусок за куском, виляя хвостом и жалобно поглядывая на профессора.

***

– И что было потом? – спросил я, отрывая кусок мяса, сидя возле костра. – После того как вашу тираническую власть свергли. И к власти пришел великий покровитель демократии Эрманн.

Старик вскинул брови и погладил бороду. Затем продолжил.

– Нас помиловали, но лишили всех привилегий и имущества. Нам было предложено работать на свободном рынке. Но, честно говоря, работодатели сторонились от нас. К тому времени диктатура затягивала гайки.

Меня взял на работу Кеошов Гремли – довольно старый производитель роботов для ванной. Диктатуры он не боялся, да и был весьма храбр и напорист в делах. Седовласый и весь такой татуированный.

А ведь к тому времени мы с женой не могли найти работу уже целый год. Все средства закончились. Мы жили в индустриальном городе Ниобиум на северных болотах. Мы решили переехать в дыру, что было намного безопаснее и подальше от шпиков демократии, что шныряли везде и сажали контрреволюционеров, причем так, что те пропадали навсегда.

Я помню, слова Гремли, когда он меня брал на работу. Я говорю, вообще-то я командор. А он давай смеяться. Говорит, поверить не могу, что ко мне пришел на работу командор. Спрашивает, а жена кто? Я говорю графиня. Отец разорился и отправил дочь в командоры. Так он еще больше заржал. Говорит если у вас какие-то идеологические проблемы, то мне плевать на анархистов, антиглобалистов, командоров, трансгитаристов и прочую шваль, меня интересует только мой товар.

Ну и взял, в общем, меня на работу. Говорит, ничего не теряю. И потом, вдруг завтра власть поменяется, и ты меня повесишь. И повел показывать лабораторию.

После того, как я руководил самой передовой в мире лабораторией вид куцего кабинета с кучей мочалок на столе меня довольно напряг.

И один напарник с отвисшей челюстью и задом по имени Винс. В общем, там я и делал всю карьеру.

***

Наш отряд шел по горячей земле. Целую неделю. Из земли порой выскакивали тушканчики и стремглав бросались вниз. Иногда навстречу нам выползали фаланги и, ощетинившись клешнями, угрожающе замирали. Щенок пытался было на них броситься, но передумывал в самую последнюю секунду, возвращаясь к нам виляя хвостом, в поисках поддержки.

– Если будет змея, то скажи мне, – сказал старик. – Сушеного мяса надолго не хватит.

– Вы всю жизнь проработали на «Гремли лимитед» – невероятно, – сказала Зети. – Теперь понятно.

– Что понятно? – встрепенулся старик.

– Понятно, почему вы так ругаетесь, – засмеялась Зети. – Наш робот-умывальник ужасно ругался, когда тер мне спину. А уж как он ругался с бабушкой.

– Да это была такая фишка наших роботов, – профессор покосился на девушку. – Если человек уж очень грязный, то робот не жалеет слов. А у тебя была бабушка?

– Моя бабушка Стелла – она была оторвой в молодости. Лиловые волосы. И этот паук на животе. Наверное, в молодости это было прикольное тату, но не в старости. Она любила курить травку. Она всякий раз говорила, что родила мою маму от актера фильмов для взрослых. Она считала нас с отцом ханжами и святошами. На дух не переносила нас, но переехала к нам после вторжения. Но умирая на смертном одре, она просила, чтобы читала ей книги. И я читала ей рыцарские романы. Глаза ее горели, когда она слушала меня. И даже начинала браниться на злодеев. А потом, уже умирая, сказала, что моего дедушку зовут Марат. Он художник. «Он бросил меня из-за того, что я была шлюхой и алкоголичкой», – сказала бабушка. А я отвечаю, что нам плевать, какого мнения о ней весь белый свет. «И все равно милая, не повторяй моих ошибок. Лишь это я могу тебе сказать», – и так смотрит вокруг. А потом говорит «вот что милашка, очисти комнату от этой дряни на полках. Убери эти бутылки». Я это сделала. А потом она попросила портрет своего отца. Она обняла его и умерла с этим портретом в руках.

Зети вытерла слезы. И громко высморкалась на солончак.

***

– Жили мы в малюсенькой студии с кроватью на антресолях. Поднимается как-то жена ко мне и говорит. Осталось 12 рандов. А жить еще целый месяц.

А я говорю, мол, экономь. Здесь тебе не твой замок. В общем, она предложила мне организовать сопротивление режиму. Эх, сумасшедшая баба.

Поступь по солончаку заставляет его хрустеть и ломаться. Ветер облизывал сухие губы. Оставалось лишь внимать вою ветра и словам старика. И лишь щенок и Фью дремали, устроившись на седле единственной лошади.

– Что нам делать, говорит, банки не хотят связываться с нами? Я говорю, сейчас ты увидишь такое, то отчего мысли о деньгах у тебя пропадут. И говорю, пойдем.

И мы вышли – на улице зима, на улицах жижа, в которой утопаешь по щиколотку. И пошли в сторону заброшенной стройки на границе с лесом. А жили мы как раз на окраине. Ворота стройки были открыты.

В общем, поднимаемся все выше и выше. По лестнице идем. Стало как-то теплее. А у супруги на лице беспокойство. Уж не знаю, что она подумала.

А так, она и сказала, мол, что я сумасшедший. Поднимаемся, а у меня самого в груди теснит от волнения.

В общем, заходим в одну комнату. Пустая. Уличной стены нет. Бескрайняя черная тайга. Сердце у обоих стучит. Прожектор горит и освещает снегопад. Красота.

В комнате стоит аппарат. Подошел, содрал с него брезент. «Что это?» – спрашивает Сильда. «Так один проект, я разрабатывал его в лаборатории на острове, когда был командором». «Кто тебе разрешил его здесь хранить?». Объяснил, что бывший губернатор работает здесь сторожем и разрешил его здесь хранить.

Сильда стоит, сложила руки на груди. Губы уточкой. Ветер подрумянил лицо. Вроде недовольная. Ты, говорит, ночами все это делал.

А я ей не отвечаю, в общем, беру за руку и подвожу к платформе. На ней железные баллоны стоят в ряд. Помогаю зайти. Она мол, что это такое, ты как ребенок.

Подходим к пульту, я говорю: «Держи меня за пояс». А она: «А ты уверен, что это продадим». Ну не дура ли? Потом говорит, «Ну все пошли домой».

В общем, пока возражала, платформа закачалась. И комнату озарило сияние – плазменные двигатели заработали. И мы полетели. Сильда спрашивает: «Мы что летим?»

Я ничего не отвечаю. А мы уже вылетели в проем. И на гигантской высоте зависли.

Тут-то она давай ко мне жаться. Сильда в меня так вцепилась, что аж руки побелели. Я говорю, ей, что это гравитолет. Первая рабочая модель.

Принцип оригинальный. Снизу с помощью плазменных двигателей я создал источник отрицательного напряжения. А сам корпус обрел положительный заряд. В общем, земля отталкивала аппарат.

Сильда спрашивает: «А не опасно ли?». Я ей отвечаю, что прототипы ни разу не падали. В общем-то.

А она уже испугалась и кричит, а мы все выше и выше поднимаемся. Где-то рядом с нами летал снег, которому еще долго падать. Он на этой высоте и рождался. Да и нам было бы долго падать. Самолеты где-то далеко на нашей высоте маневрируют и заходят на посадку. Самое высокое здание в городе и то далеко.

Метрополис лежал с одной стороны. Огромный и светлый. А по другую сторону черная тайга. Словно два океана. Океан огней – машины ползут по дорогам. Мрачные многоэтажки – трущобы и грязь – бетонное цунами. А по другую сторону – покой и красота.

А жена тем временем, говорит, мол, идиот, я же беременна. Я аж чертыхнулся, что же ты сразу не сказала. Действительно идиот. От волнения даже немного забыл, как водить штукенцию. Я тогда первый раз увидел, как она плачет от страха за своего будущего ребенка.

***

– Интересненько, – сказала Зети. – Значит, вы придумали летательный аппарат. И прокатили на нем свою жену.

Старик пожал плечами.

– Было дело.

– А на основе чего он летал? – поинтересовался я. – Я так понял это какой-то магнетизм.

– У ядра земли свой заряд, мы провоцируем концентрацию положительных зарядов, а сами используем этот эффект, чтобы парить, – объяснил профессор.

– А что было потом? – спросила в нетерпении Зети.

В то утро Давид возвращался на стройку, держа в руках пакет с ториевым наконечником. Не успел он подойти, как увидел, что на улице перед входом дежурят полицейские.

Он развернулся и пошел все также, пиная желтые листья, лежащей кучей на тротуаре. Кто сзади свистнул, однако он не обернулся. Уже выходя, он увидел, как в сторону стройки едут еще полицейские машины.

Дома его ждали запахи пирога. Маленький ребенок надрывался в люльке. Над всем этим витал дух уюта и маленького безобразия.

Когда Давид вышел из ванной, то увидел, что его жена развлекает младенца ториевым наконечником. Малыш смотрел серьезно.

– Сразу видно, что папа ученый, – констатировала Сильда.

«Наши источники сообщают о найденной бомбе в заброшенной стройке.», – краем уха Давид услышал новости, что лились из телевизора и тут же подошел и по щелчку пальца звук повысился. – «Устройство, предположительно бомба террористов была обнаружена в стройке на юго-западе города. Разыскивается подозреваемый – молодой человек в сером пальто». На Давида взглянул фоторобот совсем непохожий на него:какие-то обезьяний глаза, густые брови и надбровные дуги. «Как считают полицейские, бомба находилась в процессе сборки. Сейчас устройство вывезено на полигон и уничтожено. Жителям города ничего не угрожает».

Давид, потирая голову, пошел на кухню, чтобы налить себе воды. За ним устремилась Сильда.

– Они нашли твой гравитолет, – сказала она. – Может, ты признаешься им. Это крутое изобретение. Мы могли изменить жизнь.

Давид налил себе полный стакан. Руки его дрожали.

– Нет, – сказал он. – Они правы. Это изобретение действительно бомба. Она могла бы изменить жизни людей. Но они его не заслуживают.

***

– Садись Давид, присядь, – Кеошов Гремли, держал руки в карманах. Волосы на его висках растрепались очень сильно. В глазах притаилась слеза.

Мысли Давида попытались угадать, что его ждет. Судя по всему увольнение. Все-таки не стоило было вбухивать в разработку этой новинки столько денег. Плюшевый мишка, умеющий чесать своим хозяевам пятки пером – это неимоверная тупость. Фабрика отказалось производить меньше чем 10 тысяч экземпляр. И он все равно дал отмашку, заявив, что руководство согласно. Давид, начал думать, что скажет жене, сказав, что сегодня его уволили. А самое главное – у кого занять деньги?

– Как? – крикнул Кеошов. – Как ты это придумал?

– Я не хотел тратить столько денег, я понимаю, что просрал весь бюджет на разработку новинок, но комплектующие очень дорогие. Этот прибор ночного видения. Вы понимаете, это… очень дорого.

– Нет, ты меня не понял, ты скажи, как ты это придумал?

– Ну, не знаю, я, наверное, привык, когда я руководил Гребенным островом, мне в голову приходили довольно сумасбродные идеи.

Кеошов опустился со вздохом на стул.

– Ты, мать твою, просто красавчик. Вот что я тебе скажу. Ты псих, честно, только псих может запустить такое на рынок.

– Да, я знаю, если вы дадите мне шанс, – Давид начал копаться в мыслях, стараясь понять, чтобы предложить такое своему боссу.

Но тут босс начал смеяться. И протянул бумагу.

– Что это, расчет я так понимаю? – Давид протянул руку за бумагой.

– Это право уступки тебе 20% доли от фирмы. Только прошу, псих ты хренов, придумай еще одну такую же штуку.

– Что?

– Твоя хрень порвала рынок. Мы богаты. Мы бешено богаты. Посмотри на продажи.

Кеошов развернул ноутбук на экране, которого мелькали какие-то невероятные нули.

– Так у тебя есть еще идеи.

– Ну, есть одна.

– Какая? – вскричал хозяин фирмы.

– Плюшевый медведь будет делать массаж.

– А он будет видеть ночью?

– Обязательно.

Глава 8

Давид легко подтягивался на турнике. Мышцы горели. Одним глазом он смотрел по телевизору на человека, которого ненавидел больше всего.

Человек что подарил миру свободу. Полковник Эрманн Дакоте. Мешки под глазами и узловатые руки.

И прямо сейчас он читал речь с трибуны Высочайшего собрания.

– Уважаемые дамы и господа, я благодарен вам за присвоение титула диктатора. Я всячески отказывался, но вы настояли, поскольку миру как никогда угрожает опасность разобщения и насилия. Долгие годы институт командоров выполнял свою роль как социальный лифт и поддерживал основные права и свободы. Он должен был решить глобальные проблемы с загрязнением и экологией. К сожалению, этого не случилось, командоры превратились в узкий аристократический клан. Он варился в своем соку и тормозил развитие человечества. Во главе с единомышленниками мы смогли, захватить центр командоров здесь в Бабуле – столице мира.

Мы приняли решение бороться с разобщенностью, что угрожает миру. Ради этого мы готовы отказаться от различий. Мы будем выжигать инакомыслие и серость на корню. Мы сделаем разум свободным. Мы зажжем огонь демократии во всем мире. А несогласных уничтожим

Давид соскочил с турника в фитнес-зале своего загородного дома и потянулся к сигаретам, лежащим на красного столике. Превозмогая усилия воли, он дрожавшей рукой остановил себя.

– Никак не можешь бросить курить, – жена повернулась к нему.

– Ты слышала, что он говорит.

– Успокойся, в конце концов, может он и прав.

– То, что делают – они хотят, чтобы все люди были под одну гребенку.

– Плевать.

– Нет, мне не плевать.

– Послушай и посмотри на меня. Все что мы делаем, ради нашего сына. И ты не допустишь ошибок. Нам не нужны проблемы.

– Я не узнаю графиню, которая стреляла в своего спасителя, чтобы прийти к финишу первой, – Давид все же закурил.

– Я шесть лет жила в конуре. Я уже не та графиня, – сказала жена и вытащила сигарету у него изо рта и растоптала о мраморный пол.

***

– Ваш сын делает успехи, – вкрадчивый голос заставил Давида обернуться. Он испуганно повернулся. Эти слова произнес мужчина с бледным черепом. И вкрадчивый голосом.

– Меня зовут Карел Си я директор этой школы, – Давид усилием воли заставил себя пожать руку этому человеку. Что-то в его внешности, может бледно серые прожилки на лбу внушали отвращения. Так и есть, рука холодная как испорченный творог.

Директор сел на стул, а затем достал из кармана платок и вытер лоб. Хотя в комнате веяло прохладой.

– Я слышал, что ваша жена заболела?

– Да полный паралич. Мы были в горах на отдыхе, когда узнали о диагнозе. Резиновый тиф.

– Это очень печально.

– Бедный мальчик, он переживает?

– Он целыми днями по выходным возле нее сидит.

– Ваш сын делает успехи в учебе, – повторил директор. – Но это не просто успехи. Это что-то феноменальное. Ему 9 лет, а он решает высшую математику.

– Я ним занимаюсь…иногда…у нас странная семейка. Например, у нас в гараже висит доска для уравнений, – засмеялся Давид.

– Это похвально, – кивнул директор. – Я знаю, что вы бывший командор.

– Бывших командоров не бывает.

Директор расплылся в гадкой улыбке.

– В том-то и дело. Будем откровенны. Я не могу разрешить вашему сыну участвовать в чемпионатах школ, он привлечет ненужное внимание. Понимаете, к чему я клоню?

– Совершенно нет.

– Вам трудно воспитывать сына без жены, – директор развел руками. – У меня есть одна потрясающая семья. Они великолепные люди. В общем, они могут взять вашего сына на попечение.

– Что?

– Поймите, так будет лучше и для школы, и для будущего вашего ребенка. Вы сможете видеться с ним в любое время.

– Вы понимаете что, предлагаете, – вскипел Давид, вскочив с места.

– Поймите, так будет выгодно всем. Просто сделайте это, и он распахнет любую дверь с таким талантом. Поверьте, мне я первый раз вижу такого умного ребенка.

– Вы все сказали?

Через некоторое время дверь в кабинет, с шумом отворилась. А директор спешно вытирал кофе со своего лица. Давид выскочил из кабинета в коридор, где его ждал Занак. Глаза мальчика расширились.

– Что-то случилось, папа?

– Все хорошо. Пошли.

***

– Отец позволь представить мою избранницу – Лиоза Юси Граваати.

– О! Она красавица, – Давид, не знал, куда деть руки.

– Мне очень приятно, ваш сын много о вас рассказывал, – девушка подала белую мраморную руку. Невеста его сына оказалось классической красавицей с почти хрупкой шеей, обернутой черным обручем. Густые черные брови в обрамлении живых глаз. Немного длинный нос не портил впечатление. И конечно фиолетовые волосы. Маленькая головка, но взгляд очень цепкий. Она напоминала соколиху, высматривающую свою жертву.

Только сейчас Давид понял, почему Лиоза приглянулась его сыну. Она оказалось вылитая Сильда. Особенно живые, блестящие карие глаза. Попав в спальню к Сильде, Лиоза подошла и поцеловала ее в лоб. А потом достала красивое ожерелье из черного дерева.

– Это ожерелье я купила у торговки на том острове, где мы поженились, оно дарует исцеление, как мне сказали, – сказала Лиоза. – Я очень хочу, когда-нибудь, чтобы вас свозить туда.

По морганию Сильды, Давид догадался, что его жена тронута. Глаза ее мерцали в темноте. А потом она заснула.

А вечером вся семья собрал торжественный ужин. Занак своим непримиримым блеском напоминал ее очень сильно. Мальчик очень быстро перерос отца, а в какой-то момент устремился ростом в неведомые дали. Когда он заходил в комнату, то неизменно наклонялся. Однако при этом остался худым. Изможденный вид подчеркивали роговые очки.

– Я слышала, что вы командор, – сказала девушка, поддевая огурец вилкой…

Девушка оказалось веганкой. И Занак ее в этом поддерживал.

Старик пристально взглянул на девушку и удивленно поднял брови.

– Да, но недолго, честно говоря, я даже не успел понять, в чем прелесть должности.

– Я считаю, что государство – это пережиток прошлого, – девушка поиграла вилкой с оливкой. – Рано или поздно, но власть захватывают мерзавцы. Куда лучше без него. Было бы правильно убрать по всему миру институты власти и оставить органы самоуправления. Их достаточно, чтобы вершить правосудие, например.

– А где вы милочка найдете баланс? – возмутился профессор. – Рано или поздно метрополия начнет расширяться. Разве не в этом ли опасность?

– Искусственный интеллект, – сказала девушка. – Можно доверить управление обществом безликой программе. И она будет контролировать силы правопорядка.

– Ну, по мне так это слишком вычурно, – заметил Давид. – Доверить машине государство.

– Лиоза, ты мне обещай, никогда не рассуждать на эту тему, – Занак покачал головой. – Это опасно.

– Ты готов терпеть тиранию? – вскинула брови Лиоза.

– Пойми любимая, в этом мире проще следовать правилам игры, чтобы победить, нежели плыть против течения и забрести в какую-то тину.

Девушка отставила еду и потянулась к сигарете. Она закурила и пустила дым в потолок.

Занак с беспокойством посмотрел на нее.

– Любимая разве тебе можно?

– Нет, но в последний раз.

– Почему ей нельзя курить? – профессор поднял изумленные глаза.

– Мы с Лиозой ждем ребенка, – Занак улыбнулся. – Мы хотели сказать позже.

– Это замечательные новости, – профессор поднял глаза. Сизый дым застилал потолок. И он закашлял.

Чуть позже они сидели возле окна и смотрели на пейзаж. По автобану, шли колонны транспорта без водителей. На безумной скорости и всего в паре шагов друг от друга.

– Отец у меня еще хорошие новости, я выиграл грант Триумвирата.

Давид поднял глаза на сына.

– И чем вы будете заниматься?

– Поиск новых форм энергий, – Занак улыбнулся. На его щеках образовались ямочки.

Давид смотрел на сына прямо и уверенно.

– Я занимался тем же самым…когда-то.

– Вот видишь, – Занак снова расплылся в самодовольной улыбке.

Знак рос любимцем женщин. Они всегда оборачивались ему вслед. Впрочем, он – гений, смотревший на всех свысока, воспринимал это как должное.

– Такой душка, а когда на нас напали пьяные отморозки в одной из баров Бабула, он их чуть не убил, я его насильно оттащила, – Лиоза потрепала волосы своему парню. – Честно говоря, когда он злится, я его не узнаю. Это совсем другой человек.

Давид кивнул. Он вспомнил, как его позвали в школу, уже после смерти Сильды. Оказывается, Занака третировал какой-то перекаченный спортсмен-старшеклассник. Сын ни слова ему не сказал. А просто перепрограммировал роботов-уборщиков. Они поймали качка и засунули его в мусорный контейнер и не давали из него выйти. Все это время Занак стоял рядом и смеялся ему в лицо. В конечном итоге у спортсмена случилась истерика, граничащая с сумасшествием. Приехала полиция, но даже она не могла ничего поделать с обезумевшими роботами. Лишь несколько часов спустя, вызвали специальную службу, которой пришлось уничтожить дорогостоящих роботов. Доказать, что это дело рук Занака полиция не смогла или не захотела. В противном случае Давида мог ждать крупный штраф. Однако после случившегося Занака обходили в школе за полфаранга все хулиганы, в том числе и тот спортсмен.

***

Над небом догорала заря. Старик подбросил в огонь щепу и вздохнул. Фью положила голову ему на плечо.

– У меня должна была быть такая же внучка как ты, – сказал он. – Твоего возраста. Я поэтому остановился.

Он прикоснулся ладонью к волосам девочки и аккуратно провел.

– Сын мой рос умным, но упертым, все делал по-своему. Еще с горшка так поступал. Ну и был весь в мать – если что-то в голову взбредет, то шел вперед как танк. И да он унаследовал ум. В 7 лет он уже решал высшую математику.

В школе его успехи старались не замечать. Положение к тому времени у бывших командоров было хреновая. Все время вызывали на допросы. Мы прозябали в жопах мира. Об одном мы мечтали, когда уж умрет эта тварь. Этот Эрманн. А потом началась эпидемия резинового тифа. Вы слышали, конечно. Не было от нее спасение, ни в одном уголке мира. Да и как спасешься? И я точно знаю, что эту эпидемию подстроило мировое правительство, которое втемяшило себе в голову, что планета перенаселена.

Сыну было девять, когда беда случилась с Сильдой. А потом Занак уехал в школу. Каждый раз, когда он появлялся дома по выходным, она начинала плакать.

Мы командоры сделали ошибку, я это признаю, наша идея, создать общий мир без войн потерпел крах. Идея оказалась утопичной. Раньше как. Выбирай любое из сотни стран и живи в нем, если какое-то тебя чем-то не устраивает. А теперь мы получили одну большую головную боль. А сбежать с планеты уже не получиться.

В общем, погибло много людей. А моя Сильда заразилась, но смогла победить болезнь. Мы общались с ней при помощи букваря. Морганием она составляла слова. Но на всю жизнь она оказалась прикованной к кровати. Безмолвная. Она могла только смотреть на меня. А я заботился о ней все это время. Когда она умирала, а это было месяц тому назад, то последние ее слова были «позаботься о сыне».

Старик замолчал. И плюнул на сырую землю. А потом выразительно шмыгнул.

– А я ведь так ей и не сказал про вторжение. Вот только она удивилась, что служанка пропала, я сам за ней ухаживал почти четыре года. А за окном уже и цивилизации нет. И соседи с нами не жили. Я периодически выезжал за продовольствием. Иногда приходилось убивать за еду бандитов.

Профессор бросил ветку в огонь.

– Каждому нравится его детство пускай оно и протекает в говне, – вздохнул профессор. – Как-то незаметно пролетели годы. Каждые выходные мой сын помогал мне проводить опыты и даже запустили как-то опытную модель миниатюрного гравитолета. Уже подростком он уже окончил университет, а в 19 лет его приняли на работу в Институт благих достижений. Мой мальчик. Я так им гордился. В один из дней, он приехал навестить нас не один, а с девушкой. Лиоза такая приятная девушка. Она одевалась необычно. У нее яркие фиолетовые волосы. И она очень начитанная. Они очень подходили друг к другу. Поженились без гостей в каком-то разваленном храме в тропиках. Прислали фото.

Старик вздохнул.

– Они каждый день выходили на связь. Жили они в Бабуле. Родилась внучка – ее назвали Лиофандра. Все было у них хорошо. Работа, дом, семья и внучка. Они собирались к нам привезти. Но так и не приехали. А потом мне позвонил их общий друг. Звали его Меркант. Он дал мне инструкции, как выйти на связь, чтобы никто не мог прослушать. Он и сказал, что дела плохи. Лиоза связалась с анархистами. Правительство возбудило дело в отношении мальчика.