Изгнанные в облака

– Помните, у вас есть дом, – добавил Фарн.

– Вы должны тоже спешить, рассвет уже близок.

Самолет закашлялся и поехал по пыльному грунту. Лучи восходящего солнце уже разрезали белесое небо. Темные прутики трав клонились к земле, отбрасывая зловещие тени. Впрочем, земля быстро перестала быть мрачной, едва мы оторвались от земли. Она раскинулась озаряемая лиловым закатом. А тени, лежащие на ней, обрели свое гармоническое звучание. Я почувствовал этот момент всеми своими фибрами души. Самолет летел над землей, а профессор удовлетворенно крякал. А потом крылатая машина начала разворачиваться.

– Нужно отвлечь этих гадов от дома, – объяснил он в наушник.

Самолет снизился. И мы полетели над монстрами, озиравшимися на нас. Они действительно брели вдоль берега в сторону виллы. Машина сделала оборот в небе, и снова опустились вниз. На этот раз она пролетела так низко, что казалось, ропты могут ее поймать подобно бабочку в небе.

Впрочем, они продолжали идти и теперь даже старались не смотреть на самолет.

Вдруг в сумерках из главных ворот виллы выехала машина – синий пикап. Старик удовлетворенно крякнул. Самолет выровнялся, и полетел в противоположную сторону от рассвета.

***

Вскоре старик начал зевать. Он чмокал сухими губами и гладил по своей отросшей бородке.

– Это старый самолет, но он довольно неплох, – покачал головой он.

– Да неплох, – сказал я.

– Попробуй взять управление – держи руль прямо, – он пошлепал губами. – Автопилот здесь работает. Просто держи руль прямо. Не направо, ни налево. Если будешь поворачивать, то наклоняй штурвал и одновременно нажимай крайнюю педаль.

– Я ведь профессор дошел до третьего уровня с этим киборгом, профессор, – восторженно признался я.

– Я когда его чинил, вынул уплотнительные болванки из рук, – признался старик. – Третий уровень это не показатель.

– Как высоко? – восхищенно изрекла Зети. – И солнце такое красивое, когда встает, словно рисует жизнь на этом тусклом мрачном холсте.

– Это точно милаха, – кивнул старик. – Я поэтому люблю летать. Вот так смотришь на горизонт, и душа поет. Будь моя воля, приземлялся бы только посрать. Жаль угнали мой самолет сразу после вторжения. Паразиты, ублюдки, поддонки.

Старик управлял самолетом с полузакрытыми глазами, словно медитировал. А его дети не спали. Восхищались окружающими пейзажами и время от времени вопрошали, не пора ли потормошить старика. Вроде бы н заснул, а может даже и окочурился.

Гул самолета. Он согревал мое нутро и обжигал загадочными импульсами. А небо киселем плавало перед моими глазами. Впервые за много лет, я вдруг почувствовал покой. Здесь в небе меня не могли сожрать обезумевшие ропты. Здесь только облака, что проплывали безмятежными островками. И улыбающееся лицо Зети, каждый раз, когда я оборачивал на нее свой взгляд. Моя трусость и боязнь одиночества остались где-то внизу. Здесь я другой человек. Тем, кто держал в руках гордую железную птицу. И она затеняла собой мои грехи из прошлого.

***

Городишко показалось на горизонте очень скоро. Разрушенный мегаполис внушал почтение. Огромные глазницы небоскребов, заваленные обломками проспекты. И тысячи брошенных и разграбленных машин вдоль обочин. Жизнь в этом городе почти не теплилась. Лишь иногда из развалин выскакивала какая-то тень. Для крыс эти существа в шерстяных одеяниях были слишком велики.

Старик проснулся и внимательно оглядывал город с видом победителя.

– Да мерзкое местечко, – решил он. – Нужно найти бензин. Будем приземляться.

Самолет опустился в самом центре города. Прямо посреди огромной автострады. Старик бодрым бегом вышел из самолета и подбежал к огромному синему автобусу с нарисованным бананом на корпусе. Плод улыбался и что-то рекламировал. Профессор просунул шланг в бензобак и присев на корточки и глубоко втянул воздух из одного конца. Оттуда потекла синяя жидкость.

– Это не бензин, – расстроился профессор.

Он велел бродить вдоль трассы, осматривая разбитые машины. И там нас ждала неудача. Где-то раскуроченные они грели ржавое нутро на солнце. Наш путь длиною в милю прервала бомбовая воронка посередине дороги, заполненной водой. За воронкой трасса входило в городскую толщу – высотные здания спальных районов. Они стояли непроходимой чащей серых скал. Солнце пока еще не могло пробиться сквозь тесные темные улочки, заваленные бетоном и разбитыми машинами. Оттуда из улочек вдруг донесся крик. Явно человеческий, и наполненный ужасом.

– Трубим отбой, – заключил профессор. – Попробуем полететь в сторону центра. Ясно, что найти бензин не получиться. Нужно искать местных и попробовать поторговаться или поискать работенку.

Самолет вновь взлетел, кряхтя и кашляя, как и его пилот. Старик решил пролететь над городом еще раз, в поисках возможного источника топлива. Город оказался куда более большим, чем можно было представить. Огромное пространство из лабиринтов, где притаилась смерть.

Самолет тряхнуло, когда он поворачивался над разрушенной развязкой.

– Есть небольшая проблема, – сказал старик, почесав бороду. Затем он опустил сочное ругательство.

– Какая? – спросил я, подав голос в наушник.

– Бензин кончается.

– Что будем делать.

– Нужно приземлиться, причем на тот развалившийся мост. Выглядит небезопасно. Но в этом мире авиакатастрофа – это не самая дурная смерть.

Глава 13

Самолет стремительно приближался к мосту. Многоуровневая развязка обрубленная с двух сторон возвышалось на высоте птичьего полета.

Машина пролетела над ней сначала очень низко, а затем, сделав круг, профессор начал планировать вниз. Двигатель заглох. Пропеллер, судорожно дернувшись, замолчал. В абсолютной тишине крылатое создание приземлилось, а я почувствовал дрожь асфальта. Почти истеричную и пугающую. Самолет замер в считанных шагах от пропасти.

– Зачем вы выключили двигатель? – я отстегнул ремни.

– Так бензин кончился, – нахмурил брови профессор. – Не найдем топливо, ни полетим никуда.

Нащупав обеими ногами асфальт, я глубоко вздохнул. Послышались звуки захлопывающихся дверей самолета. Мост от налетевшего ветра казалось, гудел и слегка покачивался. А затем все замерло тишиной. Над развалинами центра города господствовала полная тишина. Лишь кое-где вопила от ужаса птица.

– Мрачное местечко, мне кажется, – Зети сложила губки. – Город, где разрушаются мечты. Теперь понятно, почему все городские бежали к нам. Здесь же невозможно жить без пистолета.

– Я объезжал города, пока ехал на юг, – заметил старик. – Сейчас это вонючая клоака. К тому же здесь всяко есть эти твари. Промышляют, понимаешь.

Я еще раз оглядел остатки могущественного полиса. Серые глазницы гигантских строений, кое-где обрушившиеся, Развалины и куски бетона и стекла покрывали все до горизонта. Серое марево и дым, стелился в просветах этих каменных джунглей, где-то тронутые травой. Зеленые островки то тут, то там придавали этим развалинам вид каких-то причудливых гор по счастливой случайности похожие на людские здания.

– Будем искать бензин, – решил профессор. – Времени у нас много. Можно сказать вечность.

Пес опустился на бетон и начал принюхиваться к земле.

– Что псина, не нравиться, – задумчиво протянул профессор. – Мне тоже здесь не особо. Вырос бляха-муха. Вы что его целый месяц на вилле кормили на убой?

– Ну, – кивнул Ука, – Он жрать, все подряд. И я тоже.

– Здесь могут быть злые дяди, – подала звонкий голос Фью. – Дайте мне пистолет. Ука дай мне свой пистолет.

– Ты еще сопляк, чтобы тебе давать пистолет, – Ука улыбнулся и погладил девочку по голове. – Ты нас застрелить.

– Здесь не могут быть злые дяди, – поправил девочку старик. – Они здесь есть. Я нутром чую. И не только дяди, но тети. А возможно даже эти ропты, мать их макака. Но пистолет милаха, мы тебе не дадим, тебе придется сражаться голыми руками.

Последние слова старик произнес с тоном удивления. Недалеко от самолета стоял парень необычной наружности. Косоглазый. В огромной шубе из пышного меха. Голые ноги облачены в кеды, что когда-то возможно имели белый окрас. А сейчас почернели. Длинные дреды свисали по плечам. Голова вскинута. И смотрел он на нас несколько вызывающе. В руке он держал веревку похожую на хлыст.

– Что тебе надо… петух? – поинтересовался старик.

– Не очень вефливо, – заметил парень.

– Тебе не говорили, что твой наряд вышел из моды, – не унимался старик. – Но если не говорили, то прости. А как тебя зовут?

– Плюх, – ухмыльнулся парень.

– Извиняй меня Плюх, у меня сложный день, кости болят, ропты не дали выспаться, а еще простатит заел, не подскажешь где можно разжиться бензином?

– Фензин, хы, хы, хы, ну если деньги есть, мофно и купить, – заметил Плюх. – О какой хороший пефик.

Шопик подбежал и потянул кусок шубы.

– Вот дурик, – Плюх присел, играясь со щенком.

– А что у вас принимают?

– Пафкуали, они как камни, – сказал Плюх.

Он достал мешочек, развязал его и показал камень. Обычный коричневый камень мясистого цвета. С белыми прожилками.

–На него это четфефть пафкуаля, на нефо мофно купить…ммм…десять вот таких щенков. И устроить слафный уфин.

– Это монацит, – сделал заключение профессор, повертев в руках камень. – На кой он вам сдался?

– Так эти же, – парень показал на небо. – Летают на нем.

– Ну да точно, гравитолеты летают на ториевой руде, а это значит монацит тория, – профессор почесал затылок. – Нет у нас такого добра нет.

– Можно уфаствовать в гонке и зафаботать.

– А что это такое? – поинтересовался профессор.

– О, – парень показал кривые черные зубы, в ухмылке. – Это клаффно.

– А ты сам участвовал? – спросила Зети, подойдя ближе.

– Нет, я фе не дуфак, жить хочу.

***

Плюх жил под мостом, где нашел пристанище наш самолет. Люк в его квартиру располагался точно посередине сооружения. Плюх открыл его, и мы увидели железную камеру со стенами, оббитыми пенопластом – здесь скрывалось жилище.

Сестренка Плюха – 12-летняя девочка Лайда с невероятно большими голубыми глазами. А его мамой оказалось худая женщина с осунувшимися щеками.

– Смотри мама, к нам гофти, – радостно поведал Плюх.

– Откуда же вы взялись? – испуганно заверещала мать.

– Они плифетели на фамолете, – отвечал за нас Плюх. – Прямо на нашей крыше.

Женщина посмотрела на нас строго, и казалось со злобой. Всей своей постановкой тела она почувствовала в нас неприятность. То, что может разрушить ее сложившийся мирок.

– Мы должны доложить префекту Будемусу, что прилетел самолет, – женщина сверкнула глазами.

– Нет нужды, – отвечал старик, присев за стол, стоявший в центре каморки. – Мы сами пойдем к нему, и Плюх нас проводит.

– Я не знаю чем вас угощать, – расстроилась женщина. – Мы съели последние припасы. Плюх должен был пойти на базар. У нас остался всего четвертинка паскуаля.

– Позвольте нам вас накормить, – улыбнулся профессор.

Спустя некоторое время в бедном жилище раздались вкусные запахи. Сестренка Плюх молчала и ела медленно, не переставая сводить взгляд со старика.

– Вот так и живем, – жалостливо вздохнула женщина. – Впроголодь. Но зато свободные.

– Свободные, что это значит? – спросил старик.

– А вы не знаете, у нас здесь рабство, – женщина шмыгнула носом. – Чаще всего в него попадают приезжие. Обычно, они сами хотят в рабство. А что? Еда есть, жилье дают.

– Ну и порядки, – старик улыбнулся, а потом закрыл лицо руками. – Рабство?

– Ну да.

– А кто у вас тут правит?

– Префект решает все. Все до горизонта здесь его. А над ним еще есть правители. Они летают на этих больших кораблях. Пролетают иногда. Там у них и музыка, и цивилизация, и танцуют на палубе. А мы здесь помираем, кормим собой этих тварей, непонятно откуда взявшихся. А эти, что на кораблях, они ведь сволочи неймётся им, воюют друг с другом. Те, что над нами – главный там император Уркас, он раньше говорят, при прежней власти бандитствовал. А те, с кем он воюет – это старый диктатор Эрман Дакоте. Он по-прежнему правит, только теперь там в горах. Говорят, город построил себе.

– Шантал, – подала голос Зети. – Так они назвали город.

– Во-во. Ох, и райское там местечко. Вот бы там оказаться, – женщина с тоской оглядела помещение. Очевидно, в нем когда-то околачивались подростки, потому что потолок испещрили граффити.

– А как у вас с роптами? Не опасно ли брать с собой в город девочку? – спросил старик.

Женщина помахала рукой

– Да эти детей не трогают, они им на один зуб, а вот люди…люди…они гораздо опаснее, чем эти монстры, – и вздохнула. – А так да шныряют. Особенно в центре. Да сами увидите.

Старик кивнул и подошел, доедая бутерброд к люку. По его просьбе Плюх открыл крышку. Спуск на землю вела железная винтовая лестница, обволакивающая одну из опор.

– Ты оружие взял? – поинтересовался старик у Уки. И когда мальчик кивнул, продолжил. – Ну что же, пойдемте, пообщаемся с вождем. Собаку оставим сверху. Пусть охраняет самолет. Будем держаться все вместе.

Город внизу оказался таким мрачным, как и сверху. Впрочем, было что-то в нем живое. В полуразрушенных зданиях, обвитых лианами. В сером бетоне, серой дороге, серых машинах и серой пыли, такого же цвета же клубах дымки, в которой тонул мегаполис. Каждый шаг давался с трудом. В клоаке разрушенного царства таилась жизнь. Каждый дом казался живым организмом. Казалось еще чуть-чуть и глазницы окон загорятся огнем, а рты подъездов заговорят.

Поочередно я и старик несли девочку. Внизу – в долине бетонных каньонов, двигались почти перебежками. Асфальтовое поле покрыто сотнями обломков с графическими символами. Реклама, дорожные знаки, вывески и меню все это лежало внизу, покрытое пеплом и тонула в сером болоте.

– У тебя красивый дом, – шмыгнул носом Ука. – Мы целый месяц жить в страшный большой дом. А твой дом. Вот. Супер. Высоко. Монстры не залезть.

– Тофно, у меня хофовый дом, вне тове нвафиться. Ваньше фто там выл их скуфали фопты, – радостно лыбился Плюх.

– Ты красиво говорить? Может меня научить.

– Ну, это мы с фадостью, только в нафе вфемя уфиться надо бытфо, инафе сфедят, – поднял палец Плюх.

В подъезде какого-то дома на одном из этажей сверкала поломанная лазерная голографическая установка. На несколько секунд она пыталась загореться, но не получилось. Подъем наверх казался бесконечным. И лишь Плюх, что привык к подобным восхождениям, улыбался глядя на нас. И терпеливо ждал глядя на дрожь коленей, которая возникла то у меня, то у Зети.

На крыше высились непонятные огромные установки кондиционеров и спутниковых тарелок. Из открытых их щелей доносились непонятные мертвые звуки. Наверху все гораздо чище, чем внизу.

Длинный железный баннер с надписью «Пей Джоку – колу» соединял крыши двух близлежащих домов. А внизу сосала чернотой высота.

– Ты шутишь что ли? – возразил старик.

– Это лефко, – засмеялся Плюх – Вот смотфите. И паренек легкостью взбежал на середину баннера. – Вот видите. Могу попрыгать, дафе.

Старик снял ремень с брюк и обмотал ее поперек пояса Фью. Вместе с девочкой они направились по необычному мосту. Каждый шаг старик ступал осторожно и закусив губу.

– Смотри перед собой Фью, – крикнул он. Девочка, впрочем, выглядела более невозмутимой, нежели профессор. Тем более, что даже мы видели, что баннер выгибается под их весом.

Далее на баннер ступила Зети. Девушка глядела перед собой с омертвевшим лицом, а Ука перебежал быстро с расширенными от ужаса глазами. Он упал на другую сторону и счастливо засмеялся, закрыв глаза. Остался только я. Мои товарищи подбодряли меня, так же как делал до этого во время их перехода. Едва я ступил на мост, как он прогнулся, и чернота потянула за мои ослабевшие колени.

– Смотри в глаза, – крикнул старик. – Не торопись.

Я словно очнувшись, взглянул на другую сторону, где на меня пялились полдюжины знакомых глаз. Их свечение придало мне сил. Аккуратно ступая, я направился вперед. В какой-то момент баннер крякнул под моим весом, отчего меня буквально парализовало. Эхо побежало вдаль и куда-то вниз, отозвавшись криком внизу.

Однако через некоторое время нам вновь пришлось снова переходить через здания по хлипкому мосту. На этот раз по железной лестнице, поверх которой накинута сетка. В этот раз переход оказался более легким.

Чем дальше отряд продвигался к центру, тем безопаснее становилось. И вот, наконец, мосты превратились в бульварные проспекты. На встречу попадались люди. Какой-то старик в шапке пилота и обезображенным лицом нес навстречу нам курицу. Женщина несла грудничка и держала за руку белокурого мальчика с испачканным лицом. Она смотрела строго и недоверчиво.

– Здрасьте, – кивнул ей старик. – Хорошая погода, не правда ли?

Женщина в ответ дернула мальчика и поспешила дальше по своим делам. В какой-то момент мосты превратились в роскошные железные конструкции, где можно смело плясать. На таких мостах кучковались парни. Некоторые стояли, облокотившись о перила и курили, смахивая махорку вниз. Некоторые при этом умудрялись смеяться.

– Сефодня базафный день, – объяснил Плюх.

– А где базар?– поинтересовался старик.

– А вот и он, – весело хмыкнул парень.

Крыша какого-то приземистого здания буквально потонуло в огромном количестве народа. Кто-то играл в карты на грязных бочках, кто-то торговал курятиной. Выделялся большой помост, на котором стояли люди. Красивые молодые женщины и мужчины. Разных цветов кожи. На шее у них висели таблички «Продается». Прямо возле помоста человек жарил шашлыки.

Возле помоста стояла кучка людей – серебристые куртки, черные монохромные сапоги и черные очки. Они подходили и осматривали людей.

– У вас тут рабство что ли? – не поверил старик. Он ударил кулаком легко Плюха в живот.

Тот испуганно оглянулся.

– Ну да мама же гофофила, или не гофофила. За долги, или если вы не мофете заплатить пофлину на плофивание, то становитесь фабом пфефекта. Вам ставят клеймо.

Профессор повернулся к толпе.

– Кстати, а сколько стоит бензин, кто знает?

– Бензин, вот он продает, – работорговец в очках показал на толстяка рядом, поедающего орешки в кульке.

– Сто литров за один паскуаль, – подал голос толстяк.

– Ну и цены у вас, – возмутился старик. – Ладно, пойдемьте, посмотрим дальше.

Возле помоста с рабами покупатели на нас оглянулись. Один из них смуглый парень, приспустив круглые очки, посмотрев на старика поинтересовался.

– Хочешь купить товар или привел свой?

– Нет, – покачал головой старик. – Просто я путешественник. Мимо проезжал. И мне просто на секунду стало интересно, что за безобразие вы тут творите. Вообще, как это можно взять и сделать человека рабом? Кто вообще, из вас это придумал?

В толпе раздались смешки. К помосту начали стягиваться люди. Люди поняли, что сейчас начнется шоу.

– Профессор можно вас на минуточку? – воскликнул я, отвлекая старика в сторону.

– Чего тебе неуч?

– Давайте не будем нарываться на конфликт, нам никакого дела до их порядков.

– Успокойся щегол, я просто выскажу, что о них думаю.

Я взглянул на Зети, которая также приняла воинственный вид. И горделиво подняла подбородок.

– Ладно, старик, у нас тут свои правила, – миролюбиво заявил смуглый парень. Он улыбнулся и показал гряду черных зубов. – Кстати что за красивая девушка рядом с тобой? Если ты ее продашь, то я дам за нее шесть паскуалей.

– Слушай ты что дурак? – завопил профессор. – Смотри на меня, я сказал. Я тебе серьезно говорю.

– Я понимаю вашу озабоченность, но мы клиенториентированная компания в противом случае я бы объяснил вам более доходчиво,– объяснил парень. – Эти люди продают себя, чтобы выжить. За пределами города они умрут. А рабство легализовал император два года назад. Если выступаете против рабства, то выступаете против императора. Да, я продаю рабов. А четыре года назад я продавал автомобили. Разницы почти никакой.

В толпе пронесся гул восхищения.

– Ты мне не нравишься, – старик плюнул под ноги парню.

Мы прошли мимо помоста с рабами. Я взглянул на очень красивую девушку, которая стояла в центре и обнаженная, как сама природа. Рыжеволосая и голубоглазая. Широкие бедра напоминали о щедрости мира, а тоненькая талия колыхалась, точно танцуя гимн любви. Глаза ее, огромные как небо, горько смотрели перед собой. Я пожирал глазами нимфу, которая стояла на пьедестале. Вдоль бедра у нее красовалась татуировка в виде трех цветков. Увидев мой взгляд, она ответила таким же прямым взглядом. Профессор скользнул по девушке взглядом и, хмыкнув, качнул головой.

Ука взглянув на девушку улыбнулся. Глаза его стали еще более узкими, чем от рождения. Подбородок его повело. А затем Зети быстро увлекла мальчика, закрыв глаза ладонью.

– Ее зовут Жестьен – 12 паскуалей, – сказал работорговец, увидев мой взгляд.

– Откуда она?

– Направлялась в Шантал на пассажирском дирижабле, и была захвачена нашей доблестной армией, – хвастливо отвечал работорговец. – На прошлой неделе.

Я покачал головой, ужаснувшись столь дорогой ценой, и поспешил за профессором.

– Похотливый сластолюбец, – услышал я шепот Зети.

– Что?

– Я видел как ты, смотрел на ту девушку.

– Мне просто ее жалко. И потом не только я смотрел. Профессор и Ука тоже мельком взглянули.

Зети кивнула.

– Мне ее жалко, были бы деньги, выкупила бы и дала волю.

– Ну и я поступил бы также, – пожал плечами я.

– А ведь она стоит дороже, чем Зети, – заметил Ука и засмеялся. Я невольно прыснул тоже.

– Ничего подобного, – вмешался профессор. – Работорговец занижает покупную цену. Все эти спекулянты так делают.

На большой площади, окружающей провал внизу, огромное столпотворение народа окружало уличный каньон. В громкоговоритель вещал какой-то голос.

Почти все перила облепили люди. Я подошел и взглянул вниз. Узкая улочка. Ничего особенного. Захламленная старыми авто, покрышками, манекенами и кучей битого стекла. Ничего особенного. Если не считать, что прямо по улице внизу бежал человек.

На краю пропасти стояло сколоченное из дерева ложе, похожее на беседку. Трепыхал навес из красного атласа. Внутри сидели люди на дорогих кожаных креслах с высокими спинками. Перед ними возвышался стол, уставленный едой. И они явно с любопытством смотрели как бегуна. Вдруг человек, сидевший в центре, облаченный в синий мундир, подал знак.

– Это пфефект, – прошептал на ухо мне Плюх.

Громкоговоритель взорвался гулом. Только сейчас я увидел, что человек возле ложа начал дудеть в трубу. А ее звук усиливался громкоговорителем. Утробный звук пробежал по всему моему телу, отзываясь конвульсиями. Люди вокруг охнули.

По толпе словно пробежал электрический разряд. Криками они поддержали бегущего. А потом из одной из улочек выбежал ропт средних размеров с руками, почти свисающими до асфальта. Монстра покрывали белые пятна. Фосфоресцирующая краска позволяла ему светиться. Это мне позже поведал Плюх. Всех роптов, промышляющих в городе помечали такой краской, чтобы они не могли напасть на вас ночью незаметно.

Он побежал за человеком. Но как он бежал. По скорости с ним не могли сравниться ни газель, ни гепард. Он перебирал ногами так быстро, что мельтешение стоп превратилось в какую-то сплошную белую полосу. Один, два, три, четыре. Я невольно начал считать шаги ропта, медленно, но верно настигающего беглеца.

Каждый шаг заменял десять человеческих. Ропт, казалось, не торопился. Вдруг чудовище подскользнулось о лужицу черного машинного масла. Это позволило человеку вырваться далеко вперед.

В толпе охнули. А потом кто-то закричал. Женщина стояла возле ложа и прижала руки к лицу. На лице замерло страдание. Она искренне переживала за беглеца.

– Беги, – кричала она, – Беги. Раш. Беги. А потом ее крик, превратился в вопль. И он словно бы вознесся к небесам вместе с криком толпы, переживающих те же чувства.

– Бежать, бежать, – кричал Ука. Мальчик ухватился за голову. Очевидно, первый раз он болел за любимого спортсмена.

Ропт выровнялся. И бежал за беглецом. Он перемахнул через разбитую машину, разнес столик посреди дороги. И заслонил своей спиной беглеца. И наконец, ропт прыгнул, вытянув вперед обе руки. А потом раздался нечеловеческий вопль. Это закричала женщина и пойманный беглец.

Зети отвернулась. Я оглядел толпу. У многих горели глаза. Ропт повернулся, держа в одной руке свою добычу. Он поймал его перед самой дверью на стадион.

Только сейчас я понял, беглец попал в ловушку. Все первые этажи покрывали стальные листы. Спастись он мог, только добежав до конца улицы.

– Ему не хватило до тачдауна 10 сафеней, – заявил Плюх.

В толпе раздавались крики недовольства. В воздух полетели квитанции. Ропт встал и медленно зашагал по улице. Свою добычу он продолжил нести в руке, широко размахивая ею при ходьбе. Человек повис, словно тряпичная куртка. Смерть настигла его. И что подтверждала неестественно вывернутая шея.