Лунар. Книга 1

– Может, она просто слишком сильно отличается от всего, что мы знаем?

– Если бы она настолько отличалась от того, что мы знаем, наши сканеры не сумели бы ее засечь, – рассудила Мира. – Нет, если что и искать, то только на лунах.

Луны были еще одним чудом и сокровищем этой солнечной системы. Насколько было известно Рино, даже роботы пока не смогли определить их точное количество. Да и не мудрено, дело было не только в том, что они находились на разных орбитах и разных сторонах гигантской планеты. Они еще и серьезно отличались по размеру, а главное, их окружало внушительное количество астероидов, к счастью, неподвижных.

Рино предполагал, что появились они тут не просто так. Скорее всего, когда-то очень давно, в период формирования системы, лун было куда больше – а может, и планет? Но они оказывались на пересекающихся орбитах, сталкивались, разрушали друг друга. Те, что уцелели, навсегда утратили право на самостоятельное существование, оказавшись в вечном захвате у гиганта.

Но это вовсе не исключало, что на них возможна жизнь. Да, в большинстве своем луны были каменистыми и безжизненными, мало чем отличающимися от астероидов. Но Рино даже издалека видел спутники, не уступающие размером Луне Земли – а иногда заметно превосходящие ее. И эти уже пустыми булыжниками не смотрелись!

До них еще предстояло добраться, причем добраться осторожно. Здесь не было такого активного движения астероидов, как возле «Слепого Прометея», но Рино все равно не спешил. От Сектора Фобос можно ожидать чего угодно, поэтому он внимательно присматривался к окружающим его громадам, пытаясь понять, есть ли среди них аномальные.

– Что по маршруту? – поинтересовалась Мира.

– Станцию мы точно близко не подведем, слишком опасно.

– А корабль сопровождения?

– Получит в бок астероидом и утонет в металле – красиво, но бесславно, – заключил Рино.

– Это не металл.

– А смотреться будет как гибель робота из того старого фильма… А, не важно. Короче, наши корабли слишком велики. В принципе, у них хорошая защита, возможно, они выдержат, пройдут тут по принципу земного ледокола… Но – зачем?

– Тоже верно, адмирал, насколько я поняла, пока не решила, будем ли вы вообще исследовать эту зону.

– Тем более! А даже если будем, начинать следует на «Белуге», она тут как раз нормально пролетит.

Рино уже видел, что самые крупные луны обладают собственной атмосферой и сложным рельефом. И это он еще не все рассмотрел! Но и эти прекрасны… Новая россыпь драгоценных камней среди тех углей, которыми смотрятся рядом с ними астероиды. Есть облака, точно есть… Вон та луна сверкает бело-серым, это лед, без вариантов! А дальше, кажется, вода и как будто что-то зеленое… Рино не знал наверняка, боялся, что воображение играет с ним злую шутку. Но ведь какие перспективы! Если есть зелень – есть сложные формы жизни, перед ними раскрывается полноценный новый мир.

С другой стороны, это новый мир в Секторе Фобос… Рино подозревал, что луны и планеты тут вполне способны оказаться не менее непредсказуемыми, чем космическое пространство.

– Ты уже знаешь, как решили назвать планету? – полюбопытствовал он. В любой другой ситуации Рино воспользовался бы формулировкой «эту огромную дуру», но только не сейчас, пульсирующий сиянием газовый гигант умел внушать уважение.

– Как и положено.

– Ой, да ладно…

Рино прекрасно знал, как положено: любой новой планете присваивался буквенно-цифровой номер. Причем начало выдавалось каждой экспедиции, чтобы подтвердить право на открытие, а дальше шли зашифрованные даты, обстоятельства, оценка типа… И получалась унылая вязь на пару строк, которую только компьютер запомнить и мог.

– Надо нормально назвать, потому что я не могу каждый раз предупреждать о полете на какую-нибудь «фыва–548–32-оппа» – и далее по списку, – заметил Рино.

– Шекспир, – задумчиво произнесла Мира.

– Чего? Какой еще Шекспир?

– А ты двух знаешь?

– Почему мы назовем громыхающий космический комок Шекспиром? – поразился Рино. – Не моя первая ассоциация!

– Потому что я все утро думаю про Шекспира, вот подсознание и подкинуло вариант.

– Какая-то логика прослеживается, а потом обрывается… Ну и почему ты думаешь про Шекспира?

– Потому что так я когда-то нашла Гюрзу, – пояснила Мира. – Когда я узнала, что он на станции, я сразу предположила, что он использует другой образ, другое имя. Я начала изучать имена людей из моего отдела – и наткнулась на Тоби Калибана. Понимаешь?

– Нет.

– «Тоби» и «Калибан» – имена персонажей Шекспира, – пояснила она. – А Калибан еще и горбун. Причем это не имя, а фамилия, так что и злых родителей в иронии не обвинишь!

– Он мог взять псевдоним.

– Очень вряд ли. Гюрза… Его порой подводила самоуверенность. Он решил поиронизировать с новым именем, оставить все на виду. Но это сработало бы лишь в том случае, если бы никто, кроме него, не был знаком с работами Шекспира достаточно близко, чтобы это заметить. Я могла ошибиться, решила проверить – и оказалась права.

И снова в их общение встрял Гюрза – даже после смерти с ним какие-то проблемы!

– Мы не будем называть планету Шекспир! – отрезал Рино.

Мира не обиделась:

– Ну и ладно. Тогда у меня нет вариантов.

У Рино вариантов тоже не было, а главное, не было настроения эти варианты искать. Чтобы успокоиться, он двинулся к более крупным лунам, тем, что определенно обладали собственной атмосферой. Он не мог толком разглядеть их поверхность из-за дымки облаков… Но ведь облака – это уже много! Та самая жизнь, которую давно перехватили сканеры, должна быть там, без вариантов.

Рино хотелось увидеть больше, но ограничения существовали и для него. На «Ястребе», который он привычно использовал для разведки, лучше не опускаться слишком низко, особенно на территории, которая способна таить в себе что угодно. Да и лететь на другую сторону планеты слишком опасно, неизвестно, как поведет себя связь. По большому счету, он сделал достаточно, даже больше, чем предполагала его миссия. Теперь Рино предстояло вернуться на станцию, доложить обо всем руководству и ждать, какое решение будет принято. Возможно, они вообще двинутся дальше, не исследуя эти луны… А смысл? Как будто у них есть пункт назначения!

Он ждал подвоха до последнего, помнил, что в Секторе Фобос расслабляться нельзя. Но космос, похоже, решил понаблюдать за ними – или помучить ожиданием беды. В любом случае, при возвращении проблем не было, астероиды не сомкнулись перед ним стеной, на него не обрушилось непонятное излучение. В ангар Рино скользнул идеально, как по учебнику.

Система «Ястреба» провела обновление по данным станции, подтвердила, что проблем нет ни внутри, ни снаружи. Фильтры выпустили облако дезинфицирующего пара, стандартный протокол безопасности для пилотируемого корабля и дронов. Лишь после этого отключилась блокировка, и Рино смог выбраться в ангар.

Настроение у него снова было отличное, он по жизни предпочитал не цепляться изо всех сил за гнев. Даже если Гюрза уже успел сбить Миру с толку, это не важно, потому что он мертв, скоро она придет в себя. Миссия прошла успешно. Сектор Фобос наконец-то показал что-то красивое. Чего расстраиваться?

Рино верил в это до последнего, он даже насвистывал, покидая корабль. Ну а потом он оказался в ангаре – и увидел кровь.

Очень много крови, перемежающейся с плотными комками, присматриваться к которым не хотелось. Свежая, но при этом запекшаяся, не от времени, а от жара, недавно царившего в ангаре. Расположенная багровой полосой строго по линии стыковочного механизма.

Рино знал, что произошло, понял мгновенно. Верить не хотел – а все равно знал, потому что не было других вариантов.

Вопреки всем правилам безопасности и здравому смыслу, в стыковочном механизме прямо перед прилетом корабля находился человек. И Рино, получается, его убил…

* * *

Когда произошла очередная трагедия, Елена не почувствовала ничего даже отдаленно похожего на удивление. Беда здесь стала нормой. Нельзя сказать, что адмиралу было все равно, но она больше не тратила время на попытку понять, как же такое возможно.

Просто они в Секторе Фобос, этого достаточно.

Сейчас она смотрела на то, что осталось от женщины. Фрагменты тела пришлось собрать в специальный сосуд, большая часть не подходила даже для генетического анализа – такое бывает, если человек оказывается на пути космического корабля, пусть и предельно малого, такого, как «Ястреб». И все же из-за того, что тело изначально было крупным и целым, да еще потому, что Бернарди провел посадку идеально, без лишних движений, без ненужного повышения температуры, образец, пригодный для генетического анализа, все-таки удалось получить. Но даже если бы нет – они бы узнали имя методом исключения, посторонних на станции быть не может.

Погибшей оказалась Ме́редит Финн, тридцать четыре года, медсестра. Елена направилась бы в медицинский корпус в любом случае, узнать, что удалось выяснить врачам. Теперь же появилась еще одна причина податься туда: они знали жертву и при жизни.

Изучением останков занимался лично Петер Луйе. Это уже нельзя было назвать вскрытием, потому что нечего там вскрывать. Врачи помоложе просто терялись перед видом того кровавого месива, которое им полагалось исследовать. Но Петер за свою долгую карьеру повидал всякого, он научился полагаться на оборудование, раз уж базовые знания стали бесполезны.

– Удалось установить точную причину смерти? – спросила Елена.

Петер бросил на нее сердитый взгляд:

– Она – фарш!

– Это ваше профессиональное заключение?

– Какое тут может быть профессиональное заключение? Я работаю с ошметками, провожу экспертизу по ресницам с правого века, это ненормально! Поэтому сразу оговорюсь: все мои выводы не могут быть точными. Я буду упоминать скорее то, что считаю наиболее вероятным.

– Принято, – кивнула Елена. – Прошу, продолжайте.

Она давно уже научилась общаться с Петером. Отвратительное настроение было его состоянием по умолчанию. Порой казалось, что он живет лишь для того, чтобы портить жизнь другим, он изо всех сил старался втянуть собеседника в ссору. Но если не получалось, Петер довольно быстро успокаивался и начинал говорить по делу.

– Она была абсолютно трезва на момент смерти – мы не нашли ни намека на алкоголь, не говоря уже о чем покрепче. Так что отравление как метод убийства мы исключаем. А все остальное оставляем: ее могли задушить, могли пробить ей череп, а могли оставить живой у основания борозды, при любом из этих раскладов она пришла бы в то состояние, в котором мы ее обнаружили.

– Понимаю. Вы были с ней знакомы?

Петер окинул останки долгим взглядом и сместил экран, скрывающий их.

– Я знал ее, но мы не общались. Пару раз она выполняла мои поручения, на этом все.

– Она была с кем-нибудь близка в медицинском отделе?

– Без понятия. Со мной точно нет.

Вряд ли он врал, его слова вполне сочетались с тем, что Елене уже удалось выяснить про погибшую. Мередит согласилась на участие в миссии добровольно, но при этом нельзя сказать, что она наслаждалась временем, проведенным на станции. Возможно, всему виной испытания, которые свалились на них всех в первые же дни миссии. Но разве это так уж неожиданно при путешествии в зону аномалий?

Елена не стала настаивать на продолжении разговора, это было бессмысленно. Ей уже сообщили, что погибшая пользовалась услугами Иды Толладо́ттир – главного психолога станции. Именно с Идой следовало говорить о том, могла Мередит совершить такое или нет.

По пути в отдел психологии Елена размышляла не о погибшей, а об обстоятельствах случившегося. При использовании ангаров существуют протоколы безопасности. Туда нельзя явиться просто так независимо от того, где в этот момент находятся челноки. Кто-то из инженерного отдела или пилотов еще мог бы обойти ограничения, но медсестра? Откуда у нее такие знания?

Да и потом, они пытались по камерам отследить, где Мередит была перед смертью, как попала в ангар – и у них ничего не получалось. Они только выяснили, что ее смена давно закончилась, в свое свободное время она направилась в рекреационную зону. А там камеры установлены не везде, порой случаются перебои в их работе. Но ведь из квартала развлечений до ангаров путь неблизкий! Ни одна камера не показывала, как Мередит преодолела это расстояние.

Елена могла подобрать всего два объяснения: либо медсестра двигалась по техническим тоннелям, либо изменила настройки так, что камеры получили старую закольцованную запись. И снова тот же вопрос: могла ли Мередит сделать это сама, не слишком ли сложно? Но если не сама… Проблем становится куда больше.

Елена заставила себя не спешить с выводами, такие глобальные задачи лучше решать постепенно.

В кабинете главного психолога было на удивление хорошо. Ида получила просторный светлый зал с обилием окон и белыми стенами. Тут уже не так важно, что окна – это на самом деле имитация, голубое небо Земли за ними выглядит вполне убедительно. В воздухе витал легкий аромат свежести, похоже, запах полевых цветов или свежескошенной травы, что-то далекое и забытое, возможно, утерянное навсегда – но не здесь, не на этом островке безопасности. Слышался близкий плеск воды: в углу кабинета располагался пруд с искристым маленьким водопадом. У стены стояли большие горшки с разноцветными орхидеями, белыми, голубыми и фиолетовыми.

Мебель в кабинете тоже была белой, но другого оттенка – не снежная, как стены, а молочная, чтобы все вокруг не сливалось в слепящую пелену. Ида изначально сидела за столом, но, когда пришла Елена, покинула свое место, и обе они устроились в глубоких мягких креслах возле пруда.

Ида не выглядела раздавленной горем, но и безразличной она тоже не казалась. Да и следовало ли ожидать иного от профессионала ее уровня? Насколько было известно Елене, в родной Исландии Ида когда-то установила рекорд, став самым юным профессором за всю историю страны. С тех пор она никогда не сходила с пути, получила все возможные награды, пожалуй, добилась всего, что можно, на Земле… Может, потому она и полетела в Сектор Фобос? Если так, астрофобия стала для нее настоящим подарком, как бы кощунственно это ни звучало… Но Елену ее личные цели не касались.

– Вы знаете, о ком я пришла поговорить, не так ли?

– Знаю, – кивнула Ида. – Это было предсказуемо. В иных обстоятельствах я собрала бы больше данных о погибшей, чтобы точнее оценить ее поведение, но сейчас это не требуется. Мередит была моей пациенткой, а у меня их мало, вспомнить несложно.

– Означает ли это, что вы начнете ссылаться на врачебную тайну?

– А разве в этом есть хоть какой-то смысл? – сдержанно улыбнулась психолог. – За вами остается право потребовать у меня ответы в принудительном порядке.

– Не хотелось бы.

– Я понимаю и не буду ставить вас в такое положение. Да и потом… Мередит всегда была одна. Думаю, она была бы не против, если бы кто-то узнал ее историю. Она записалась на миссию «Виа Феррата», потому что отчаянно нуждалась в новой жизни.

Ида не скрывала, что определенные проблемы с психикой у ее ныне покойной пациентки были чуть ли не с детства. Мередит отчаянно не нравилось то, что она видела в зеркале. Ей еще не слишком любящие родители внушили, что она чудовищно некрасива. Эта мысль закрепилась, прижилась и долгие годы жалила ее, как ядовитое насекомое, которое нельзя стряхнуть, потому что оно уже пробралось под кожу. Мередит невозможно было доказать, что у нее нет никаких проблем с внешностью, что красота – понятие относительное. А когда годы сделали из девочки очень рослую и очень крупную женщину, проблемы Мередит лишь усугубились.

Она решилась на пластическую операцию, когда накопила достаточно денег, но ей не повезло и в этом – она плохо переносила большинство медицинских препаратов. Мередит дошла до такой степени отчаяния, что готова была рискнуть жизнью ради красоты. Зато врачи не хотели рисковать свободой, и повторная операция так и не состоялась.

Кого-то неудачи такого рода заставляют пересмотреть свои взгляды на жизнь, обрести новые ценности и найти другой путь к счастью. Но Мередит замкнулась, озлобилась, и внешность, которой она стеснялась, дополнилась еще и очень тяжелым, нелюдимым характером. К тридцать четвертому дню рождения она подошла без семьи, без друзей и надежд на светлое будущее.

– И такого человека приняли на миссию? – не выдержала Елена. – Насколько я помню, найм сотрудников с психическими расстройствами был под запретом.

– Я возглавляла комиссию, проводившую оценку, – напомнила Ида. – С Мередит я тоже общалась до полета. Она прошла лечение – и не раз. Некоторые расстройства считались допустимыми, не несущими угрозы пациенту и его окружению. Ну а главное, она была очень умна, всегда. Вы не хуже меня знаете, что под нашими дверями не стояла очередь профессионалов, адмирал. Особенно медицинского профиля. У меня с самого начала было четкое распоряжение высшего руководства: если человек оказывается на грани наших требований, его следует принять на борт. А Мередит была даже не на грани.

Ида действительно не испытывала особых сомнений, когда дала добро на подписание контракта с медсестрой, это чувствовалось до сих пор. Она видела, что Мередит отправляется на миссию не ради денег, однако это не так важно, выполнять свои обязанности она будет.

Только вот полет пошел не так, как ожидала медсестра. Она-то думала, что в замкнутом пространстве да при ограниченном населении она быстро найдет кого-то, с кем сможет поладить. Но первые дни показали, что эта маленькая модель общества не так уж отличается от общества настоящего. Мередит по-прежнему не умела общаться с людьми, ну а они среди многотысячного населения, да еще и дополненного роботами, могли найти вариант подружелюбней, чем она.

– Знаете, это угнетало ее куда больше, чем все трагедии, произошедшие на борту, – вздохнула Ида. – В целом, Мередит отличалась спокойным характером и высокой стрессоустойчивостью, но только если не касаться болезненных для нее тем, которые так или иначе сводились к ее одиночеству.

– Как вы считаете, могла ли она покончить с собой?

– Очень вряд ли, хотя это допустимо. С одной стороны, она контролировала себя неплохо. Прошло не так уж много времени с начала полета, она не успела отчаяться. Да, у нее были признаки депрессии, но она вовремя их распознала и начала ходить ко мне на сеансы.

– Но есть ведь и другая сторона, не так ли?

– Увы. Мередит дошла до фазы агрессивного и отчаянного поиска. В первое время она просто ждала, когда люди сами будут подходить к ней знакомиться. Сейчас она готова была действовать, что само по себе хорошо, но… Был шанс, что она сделает это неумело и получит отказ вместо столь необходимого ей согласия. Если бы все это происходило на Земле, я бы утверждала, что Мередит не решилась бы на отчаянные меры. Но здесь, в Секторе Фобос… Мы до сих пор не понимаем природу астрофобии. Возможно, это не единственный фактор, способный повлиять на человеческую психику. Если вам нужно мое профессиональное мнение, вот оно: Мередит могла оказаться в том ангаре по доброй воле. Могла даже не планировать ничего плохого, просто ждать возможности пообщаться с кем-то из пилотов. Но это также могло быть убийство. Смею предположить, что наша полиция должна определить, какой именно сценарий стал верным в ее случае.

Елена тоже не отказалась бы, чтобы полиция сама со всем разобралась. Особенно после того, что произошло с Гюрзой… Она видела, что его смерть перессорила Барреттов с окружающими, да и внутри семьи определенно наметился разлад. Быстрое расследование пошло бы на пользу всем, только вряд ли оно возможно.

Судя по показаниям психолога, Мередит Финн была достаточно умна, чтобы добраться до ангара, отключив камеры. Ей вроде как незачем это делать, и все равно это более вероятный вариант, чем убийство. Кому понадобилось бы убивать ее? Да еще таким способом…

Она хотела обсудить это с Отто Барреттом, но позже. Официально она давала ему больше времени на расследование, а на самом деле оставляла за собой право отсрочить встречу, которая ни при каком раскладе не будет приятной.

Только вот Барретт отнесся ко всему иначе. Когда Елена добралась до своих апартаментов, он уже ждал ее там.

– Вы с новостями? – поинтересовалась она, приглашая его внутрь. Они с Отто не ладили, но бояться его Елена даже не собиралась.

– В некотором смысле. Пока все указывает на то, что она все-таки сделала это сама. Камеры были взломаны довольно неумело, мы обнаружили бы это через какое-то время, но она погибла раньше. У Бернарди не было ни единого шанса ее увидеть, я уже сказал, что ему не будут предъявлять обвинения. Вероятнее всего, ее смерть признают несчастным случаем.

– Предпочитаете нейтральный вариант?

– Не вижу оснований для иного.

– Хорошо, – кивнула Елена. – Но такое вы просто указали бы в отчете, не было смысла приходить сюда и сообщать мне лично. Почему вы здесь на самом деле?

– Потому что это может быть несчастный случай – а может быть имитация несчастного случая.

– С чьей же стороны?

– Вы знаете, с чьей.

– Знала, – уточнила она. – А теперь мы оба знаем, что этого человека нет в живых. Напомнить вам, чьей милостью?

– Меня память не подводит, но я подумал вот о чем… Этот человек уже не раз нас удивлял. Возможно, он и теперь сумел выжить?

– И убил медсестру, которая не имела к нападению на него никакого отношения?

– Если он жив, его месть не будет прямолинейна, – покачал головой Отто. – Куда более вероятно, что он попытается устроить хаос, показать некомпетентность полиции…

– Даже если мы начнем перечислять все фантастические варианты, этот вряд ли будет наиболее вероятным.

– Да, и все равно я считаю, что его нужно исключить.

– Каким образом?

– Через Миру Волкатию, – пояснил полицейский. – Даже если Гюрза выжил, он тяжело ранен, в этом сомнений нет.

– И вы все равно предполагаете, что он в состоянии отомстить?

– Разве так сложно ему, даже ослабленному, убить одинокую медсестру? Возможно, это была не месть, а попытка манипулировать нами, заставить все силы бросить на это расследование и упустить нечто большее. К тому же, то, что погибшая была медсестрой, тоже может оказаться важным. Что, если Гюрза заставил ее вылечить его, а потом убил как ненужную свидетельницу?

– Вы погружаетесь все глубже в пучину теории заговора.

– Тем не менее, я настаиваю на том, чтобы вы поговорили с Мирой.

– Почему вы не хотите сделать это сами?

– Потому что добровольно она говорить со мной не будет, а мои методы допроса не понравятся ни ей, ни вам. Не поймите меня неправильно, я не считаю выживание Гюрзы таким уж вероятным, поэтому ни на чем не буду настаивать. И все же я полагаю, что беседа с Волкатией – допустимая подстраховка.

Он ушел, не требуя никакого ответа, всем своим видом показывая, что оставляет решение за ней. Но Отто умен, он наверняка просчитал, что она последует его совету.

Впрочем, не по той причине, о которой он говорил. Елена оценивала Гюрзу вполне здраво, она понимала, что он талантлив, но не всемогущ. После его смерти она несколько раз просмотрела запись нападения, она убедилась, что при таком раскладе выжить нельзя. Он сумел бы спастись, только если бы его костюм был пуст и управлялся дистанционно. Однако на записи четко видно фрагменты тела внутри, да и кровь на полу была настоящей. Идеальным вариантом стал бы генетический анализ, но Гюрза уничтожил все образцы собственных тканей – и те, что были переданы судом, и те, что они собрали уже во время путешествия в Сектор Фобос.

Так что Елена собиралась поговорить с Мирой не потому, что допускала, будто серийный убийца все еще жив и мстит Барреттам, истребляя медсестер. Просто это нужно было сделать, есть поступки, которые воспринимаются как правильные не разумом, а сердцем.

Она вызвала Миру к себе, им следовало поговорить в спокойных условиях. Елена не сомневалась, что кочевники неотступно следят за девушкой, надеясь через нее выйти на Гюрзу. Но это маловероятно – если только они не верят в призраков. В любом случае, их не должно удивить то, что Елена позвала к себе Миру сразу после ухода их отца, вряд ли Отто скрывал от них, что ему нужно.

Мира не заставила себя долго ждать. Она не выглядела ни уставшей, ни измученной. Вряд ли это означало, что она отмахнулась от смерти Гюрзы и двинулась дальше. Эти двое не были так близки, как утверждала молва, но невозможно пройти вместе так много и не стать друзьями. Поэтому Мира наверняка еще скорбит – и имеет на это полное право, но она достаточно сильна, чтобы не позволить скорби помешать ей выполнять свою работу.

Она вытянулась перед Еленой, как и полагается подчиненной, однако у адмирала не было никакого настроения проводить официальный допрос. Елена жестом велела гостье занять одно из кресел, а сама, ни о чем не спрашивая, запустила кофемашину на две порции.