скачать книгу бесплатно
– Ты злишься.
– Да, как-то не в восторге и танцевать от радости не тянет!
– Но это как раз нормально, – указала Анна. – Есть темы, которые на подсознательном уровне запретны, а их обсуждение – оскорбительно. Импотенция – это огромная подсознательная проблема, затаенный страх здорового мужчины. Недаром ее на сигареты ставят – в один ряд с онкологией и смертью. Болезненная, унизительная штука!
– Спасибо за краткий экскурс в увлекательный мир мужчин, а то я живу – и не знаю! Аня, к чему это все? Какого лешего тебя в этот лес понесло?
Он был единственным, кому она позволяла вот так обращаться к ней по имени. В этом было что-то удивительно домашнее на фоне ее дикой, похожей на лоскутное одеяло жизни.
– Ты не поверишь, но это все еще связано с нашим расследованием, – пояснила Анна. – Мы решили, что говорим о подражателе, так? Это действительно реальное явление, пусть и не такое частое, как показывают в кино. Подражатели появляются реже, чем маньяки как таковые. Но если уж они решаются идти по чьим-то стопам, должна быть значимая психологическая причина. Например, они восхищаются своим кумиром. Или завидуют ему. Или хотят превзойти. В любом случае, речь идет о некоем пьедестале, на вершине которого сияет довольная рожа очередного чудовища. Но вот мы дошли до Джона Кристи… В его истории нет ничего такого, чему можно было бы подражать.
– Но ты же сказала, что он – легенда, – напомнил Леон.
– Легенда криминалистики – да. Легенда психологии – да. И даже легенда города Лондон. Но он все равно не пример для подражания. В своем желании убивать и насиловать женщин Кристи не был уникален, были и другие маньяки, которые в этом, увы, преуспели куда больше. Чем он интересен подражателю? Тем, что он подставил невиновного? Так ведь сам Кристи тоже в итоге попался, причем глупо! Нет, с точки зрения здорового мужчины, восхищаться им нельзя.
– Если он был импотентом, как он тогда насиловал женщин?
В этот момент Анна невольно подумала о том, что обсуждают другие пары… нет, даже другие люди, сидя за столом. Эта мысль мелькала не первый раз и всегда была непрошенной гостьей.
Не нужно сейчас размышлять о том, насколько они сами безумны. Анна чувствовала, что, рассказывая все ему, она наконец начинает понимать подвох, который заметила в этом деле с самого начала.
– У него, скажем так, были проблемы с потенцией. А еще Кристи был ипохондриком, причем жутким. Некоторые ипохондрики просто волнуются из-за своих болезней чуть больше, чем следовало бы. Но Кристи доводил это до одержимости, он был из тех людей, которые после укуса комара сразу начинают говорить о гангрене. В его случае, это вело к психосоматическим последствиям. Проще говоря, то, что он придумывал, отражалось на его теле. Вымышленное состояние становилось реальным.
– Так, значит, было и с импотенцией?
– Среди прочего. Впервые он решился испытать себя с девицей, причем далеко не скромной, в нежном подростковом возрасте – и у него ничего не получилось. А поскольку девица была не только нескромной, но и не слишком умной, она начала болтать об этом. Позор Кристи стал публичным, он обзавелся такими милыми прозвищами, как Облом Кристи и Кристи-Члена-Нет. Это было бы большим стрессом даже для нормального подростка, а теперь помножим все это на ипохондрию и истеричность, которую приобрел Кристи. И вот результат: после того неудачного первого раза он получил проблемы на всю жизнь. Позже кое-что у него стало получаться, но в основном с проститутками… или с его жертвами. Прежде, чем он начал убивать, было и еще одно важное событие, которое повлияло на эту сторону его жизни.
Анна подозревала, что в ту пору Кристи еще отчаянно хотелось стать нормальным. Ему нужно было нечто такое, что оградило бы его от насмешек сверстников, в один миг вернуло ему репутацию и заставило всех забыть о том, что было раньше. Поэтому в Первую мировую он, тогда еще почти подросток, отправился в армию.
Поначалу у него все шло неплохо, его ценили. Но потом его полк оказался во Франции, и Кристи попал под атаку ипритом. Воздействие газа дорого ему обошлось…
– Позже он утверждал, что после этого он на три с половиной года ослеп и потерял голос, – указала Анна. – Трындел, конечно. Но в этой лжи легко улавливается попытка привлечь к себе внимание, надавить на жалость, таким многие серийные убийцы развлекались. Причем историю со своей страшной слепотой Кристи придумал уже позже. Сразу после атаки он утверждал, что иприт выжег ему голосовые связки, и он навсегда потерял возможность громко говорить. Часть правды в этом была: он действительно до конца дней говорил очень тихо. Но хочу тебе сказать, что иприт тут не при чем. Медики, позже изучавшие его дело, сходились во мнении, что горчичный газ попросту не мог привести к такому долгосрочному эффекту. Винить, скорее, нужно ипохондрию: Кристи убедил себя, что его голосовые связки повреждены, и отказывался говорить громко. С той же газовой атакой он связывал теперь и свою частичную импотенцию.
– Так может, он и правда больной был? – осведомился Леон. – Ну, физически…
– Нет. После смерти Кристи провели вскрытие, врач отметил, что половая система у него была здоровой. Но в вопросах сексуального возбуждения психология часто выходит на первый план. Нормально заниматься сексом с женщинами Кристи не мог. Его привлекали убийства, изнасилования, особенно если жертва неподвижна – потеряла сознание или уже мертва.
– Так он все-таки был некрофилом? Ты же сказала, что там все сложно!
– Это не столько я сказала, сколько психологи, изучавшие дело Кристи, – указала она. – Они считают, что некрофилом он не был, потому что он никогда не занимался сексом только с трупом. Привлекали его именно живые, но сопротивляющиеся или обездвиженные женщины. Я тебе сразу сказала, что это тонкости, которые нас не касаются. Смотри, что получается… Он дефективен, причем на самом примитивном уровне. Он убивает не потому, что он охотник, а потому, что иначе у него ничего не получится. Такими людьми восхищаются? Таким людям подражают?
– Здоровые – нет, – согласился Леон. – Но, может, у этого маньяка та же проблема, что и у Кристи?
– Частичная импотенция? Возможно. Но это никак не объясняет, почему он пошел тем же путем. Он чувствует родство с Кристи? Тогда он должен знать, что для него эта история добром не кончится. Кристи был пойман и повешен, а перед смертью – глубоко несчастен. Зачем это повторять?
Тут уже Леон не мог с ней спорить – он видел, что картинка не складывается.
– То есть, если бы он восхищался Кристи, он бы использовал его методы, но для новых преступлений?
– Верно, – кивнула Анна.
– Тогда что это, если не подражание?
– Вот тут у меня простого ответа нет, скажу честно, но есть несколько версий. Первая – он действительно насколько безумен, что подражает Кристи во всем, даже зная, что это приведет к его гибели. Эта версия наименее вероятна. Вторая – все это было устроено, чтобы скрыть другое преступление. В истории такое уже бывало: действия маньяка имитировали, отвлекая внимание следствия от другого убийства с гораздо более практичным мотивом.
– Ты серьезно считаешь, что это возможно? – поразился Леон. – Что кто-то мог убить трех человек, хотя на самом деле нужна была только одна смерть? Это невозможно!
– Возможно, и убивают порой куда больше, чем трех человек. Да и наш маньяк, скорее всего, еще не остановился… Есть вероятность, что он еще не убил ту жертву, которая на самом деле ему нужна! Или все это не ради убийства, а ради похищения Дениса Гордейчика, мальчика ведь не нашли. Есть у меня и третья версия: у этого убийцы свой мотив, личный, и мы его никогда не поймем, пока не узнаем об этом человеке все. Но третья версия, как видишь, пока нам ничего не дает, первая мне кажется слишком демонстративной, поэтому сосредоточимся на второй.
– Что именно ты предлагаешь?
– Изучим всех трех убитых внимательней, – ответила Анна. – Но уже не как жертв маньяка, а как женщин, которых кто-то хотел уничтожить, не важно, по какой причине. Может, так и доберемся до истины!
Он не сказал ей, что время истекает – у них оставалось все меньше шансов вернуть Дениса живым. Анна и сама это понимала. Но знала она и то, что мальчик пропал без следа, им просто негде его искать. А значит, нужно сосредоточиться на убийце – и на всех ошибках, которые он мог допустить.
* * *
Маньяк-подражатель – это уже серьезная угроза. Но маньяк, который даже не маньяк и действует непонятно ради чего, – совсем уж экзотическое насекомое, та дрянь, что неожиданно выползает на свет, распугивая всех вокруг, и неясно, что с ней делать.
Впрочем, мотив, каким бы он ни был, не делает убийства лучше или хуже. Люди все равно умирают, и от того, что их смертями, возможно, прикрывают другое преступление, легче не становится. В этом чувствовался какой-то чудовищный цинизм, и нужно было побыстрее придавить эту тварь, пока не пострадал кто-то еще.
Вот только преступник для них пока был незримым образом, скрывавшимся за подставленным им Вячеславом Гордейчиком. Поэтому Анна, как всегда, была права: им нужно было унять гнев и действовать спокойно, изучая одно дело за другим, от первого к последнему из известных им.
А первой была Алина Кисловская.
После ее смерти прошло уже несколько месяцев, и Леон был уверен, что место преступления потеряно навсегда. Но все оказалось не так просто: после убийства девушки квартира, которую она снимала, приобрела печальную известность. Мало кто готов был ложиться спать там, где лежал труп! А хозяйке хотелось долгосрочных жильцов, а не визитов на пару суток. Поэтому когда одна из подруг Алины предложила снять квартиру, хозяйка с готовностью скинула цену. Расчет был простой: пусть полгода тут поживет обычная студентка, хотя бы затраты покроет и за квартирой присмотрит, а к лету история забудется, можно будет найти более обеспеченных арендаторов.
Эта подруга, Марина, была единственной, кто согласился им помочь. Родители Алины были многодетными алкоголиками – из тех, что рожают не из любви к детям, а потому, что забыли вовремя купить презервативы. Они, казалось, даже не заметили потерю одной дочери. Алину они не любили, а после того, что вскрылось после ее смерти, еще и стеснялись.
А вот Марина относилась ко всему куда проще. Поселившись на месте преступления, она даже мебель менять не стала, и все здесь оставалось так, как в ночь убийства.
Новая владелица квартиры оказалась любительницей черного цвета, пирсинга и агрессивного макияжа. Марина не была глупа, она просто относилась ко всему на свете с львиной долей цинизма, защищавшего ее от любых переживаний.
– Заходите, – она кивком пригласила их в квартиру. – Хорошо, что утром пришли, я работаю по ночам. В баре, вы лишнего не подумайте!
– А мы и не подумали, – заверила ее Анна.
Тут Леон был с ней согласен: уж в чем-чем, а в занятиях проституцией Марину заподозрить было сложно. Вызвавший на ночь глядя такую «девочку» рисковал вмиг поверить в языческих богов.
– Я мало в квартире бываю, сплю только, – пояснила Марина. – Так что тут все осталось так, как было при Алинке.
– Мы можем осмотреть ее вещи?
– В спальне, в двух коробках в углу. Остальное не трогайте – это мое. Вы тут развлекайтесь, я, если что, на кухне, мне еще письмо надо написать.
Пока все складывалось даже лучше, чем они предполагали. Хотя даже если бы Марина воспротивилась, совсем как родители Алины, они бы ничего не потеряли: многое Леон уже прочитал в материалах уголовного дела.
Алина Кисловская не была проституткой в полном смысле слова. У нее была постоянная работа: продавцом в магазине одежды. Она была мало похожа на свою готическую подругу Марину: фотографии доказывали, что Алина была как раз типичной «девочкой, живущей по соседству». Миловидной, скромно одетой, улыбчивой и очень, очень молодой – в двадцать один год она выглядела на шестнадцать и, зная об этом, почти не пользовалась косметикой, словно желая подчеркнуть эту запретную молодость.
А запретной молодость становилась по одной простой причине: Алина любила игры в изнасилование. Мужчина должен был изображать, что берет ее силой, иногда – бить ее и оскорблять. При расследовании ее убийства полиции удалось найти немало записей, доказывающих, что именно это доставляло Алине истинное удовольствие, никто ее ни к чему на самом деле не принуждал. Но по той же причине круг подозреваемых становился бесконечным: никто не брался сказать, скольких мужчин она приводила к себе домой.
Вещи, сохраненные Мариной, служили подтверждением уже известного вывода. Скромных платьев и длинных юбок здесь было не так уж много. В коробках валялись в основном наряды для ролевых игр, – медсестра, школьница, горничная, стандартный набор, – наручники, пластиковые стяжки, веревки, кляпы и прочие аксессуары, которых хватило бы на небольшой секс-шоп.
Все это не было преступлением – но открывало дорогу к ним. Алина приглашала в свой дом незнакомых мужчин, склонных к насилию – она ведь знала об этом, потому они и готовы были платить ей куда больше, чем обычной проститутке! Неужели она этого не понимала? Или считала, что раз она на все согласна, ее не тронут?
Многие действительно не трогали, годами. Но появился один, который «тронул», и этого оказалось достаточно. Смерть приходит всего однажды.
Анна надела перчатки и теперь рассматривала то сомнительное наследие, которое осталось после Алины. Леону даже касаться этого не хотелось, он наблюдал со стороны.
– Не понимаю, зачем ей это, – признал он. – Красивая девчонка же была!
– Ну и что? В этой параллели меньше логики, чем тебе кажется.
– Да она бы легко завела нормальные отношения, если бы хотела!
– Верно, но она не хотела. То, чем занималась Алина, – это сексуальное пристрастие, которое не так просто изменить. Ее это возбуждало, ей это было нужно. Типичный пример девиантного поведения, который никому не вредит. Она не одна такая. Я видела отчеты по тому мобильному приложению, которое она использовала для знакомства с мужчинами. Любители постановочного изнасилования – еще не худшее из зол. Там хватает тех, кто обсуждает педофилию, изнасилование своих бывших, садизм. Все это, по факту, незаконно, но вскрывать такие приложения и вычищать их – сизифов труд. Даже хозяева этих программ не знают, кто пользуется их услугами, и не несут никакой ответственности. Алину бы тоже никто не нашел, если бы она сама не давала мужчинам свой адрес.
На этой встрече Анна изображала из себя типичную следовательницу: строгий брючный костюм, прямые черные волосы до плеч, глаза скрыты за стеклами очков. Она выглядела профессионалом, она говорила, как профессионал, и ей легко было поверить. Женщина, приехавшая с ним, была не похожа на богемную диву из квартиры Мещерского или спортивную, подтянутую девушку, обыскивавшую жилище Гордейчиков.
Три разных человека – но при этом один человек. Эта ее способность к перевоплощению позволяла верить ее рассуждениям о человеческой природе.
– Допустим, разработчиков и всех извращенцев не прищемить, – вздохнул Леон. – Но ты сама сказала: преступления бы не было, если бы Алина не хотела этого. Так зачем ей изнасилование? Разве это не противоестественно?
– Не изнасилование, а фантазия об изнасиловании.
– Это не одно и то же?
– О нет, разница огромна, – указала Анна. – Фантазия об изнасиловании – это более распространенное явление, чем тебе кажется. А знаешь, почему? В основе-то не секс, на самом деле. Просто такое мнимое изнасилование снимает с женщины любую психологическую ответственность. Общество учит быть скромной, сдержанной, думать о себе, о муже, о будущих детях, о целомудрии, репутации и так далее. Изнасилование, в свою очередь, освобождает ее от мук выбора. Мол, не виноватая я, он сам пришел. Можно расслабиться и получать удовольствие, а при любых последующих проблемах разрыдаться и указывать, что ее изнасиловали, она ни в чем не виновата. Именно на фантазии об изнасиловании строится успех всех книг, фильмов и прочих сомнительных произведений о властном герое и покорной, подозрительно смахивающей на овцу героине. Взрослая женщина несет ответственность за свою жизнь. Незрелая женщина ищет оправдание в том, что ее заставили, вот и весь секрет. При этом в фантазии об изнасиловании предполагаемый насильник – это всегда красавец, чистый, ухоженный, приятно пахнущий и ублажающий свою партнершу, несмотря на ее писки «нет, не надо». Вот в чем главная опасность таких игр, но некоторые, увы, этого не поймут никогда.
Леон только укоризненно покачал головой, ему сложно было представить, как можно верить в такой бред. Типичный насильник – ухоженный красавец? Да черта с два! Типичный насильник – это тот, кому в сексе отказали все, кто только мог, включая дупло в городском парке. Он идет на преступление, и преступление это не будет ни красивым, ни романтичным.
Но Алине Кисловской долгое время везло, и она расслабилась, поверила, что можно не осторожничать. А потом пришел тот самый злой и страшный серый волк, которого сказки велят бояться, но все почему-то об этом забывают…
– Слушай, не хочу показаться циником, но уместно ли в ее случае говорить об изнасиловании, как указано в отчете? – спросил Леон. – Если этого она и хотела…
– Она хотела не совсем этого. Для таких, как Алина, игра в изнасилование – это своего рода прелюдия, которая ведет к возбуждению. Соответственно, сам сексуальный акт проходит добровольно и никому не вредит. Но в отчете сказано, что Алина была именно изнасилована, со всеми сопутствующими травмами.
– То есть, у них сразу все пошло не по сценарию?
– Вроде того.
Леон посмотрел на дверь, через которую они вошли, потом – на кровать. Расстояние небольшое, но места для сопротивления все равно хватает. А соседи говорят, что не слышали ни криков, ни борьбы.
Скорее всего, сначала клиент вел себя спокойно. Он понравился Алине, она впустила его в квартиру и пошла с ним в спальню. Следовательно, кого бы они ни искали, этот тип точно не урод.
Но уже в постели он напал на нее, а она, оказавшись под ним, ничего не могла изменить. Так что он еще и сильный… На первой жертве он испытывал себя, после этого – затаился на несколько месяцев. Он проверял, какой будет реакция, сможет ли кто-то выйти на его след. Но прошли месяцы, а полиция в его дверь так и не постучала. Он понял, что у него все получилось, и приступил к следующему этапу своего плана.
– Значит, первая жертва Кристи тоже была проституткой… – задумчиво произнес Леон.
– Да, и куда более несчастной, чем Алина Кисловская, – ответила Анна. – Потому что Алине это нравилось, а у Рут Фуерст просто не было выбора.
– Так уж и не было?
Леон не слишком любил такие аргументы. Не было выбора – пошла телом торговать! Неужели не было другой работы? Всегда нужны посудомойки, медсестры, няньки, сиделки… Да кто угодно! Но порой между продажей тела и грязной работой внезапно побеждает первое.
Однако Анна была непреклонна:
– Иногда случается и так. Стоял сорок третий год, шла война, а Рут Фуерст была австрийкой, бежавшей в Англию. Ее положение было уязвимым с самого начала. Многим тогда приходилось нелегко даже в кругу родных и друзей, знакомых с детства, для Рут же все сложилось иначе. У нее была дневная работа, но на жизнь ей не хватало. Она не работала проституткой, но, по признанию ее знакомых, иногда подрабатывала, когда с деньгами становилось совсем туго. Она была красивой и очень молодой – двадцать один год, как и Алине. Ее покупали.
– И однажды купил Кристи?
– Да, подцепил у кабака. Ему было не впервой, услугами проституток он пользовался часто. Но именно Рут Фуерст стала его первой жертвой. Позже, когда его поймали, Кристи признавался, что это было скорее импульсивное решение, в один момент: он схватил веревку и задушил ее. Тогда он и почувствовал власть над чужой жизнью – а для серийных убийц это особое удовольствие, от которого они просто не могут отказаться.
– Ну а его жена что, спокойно отнеслась к тому, что муж с проституткой развлекался? Или это не у него дома было?
– У него, – указала Анна. – Но его жены не было дома, она часто уезжала, и он пользовался этим. Дом, в котором жил Кристи, был чем-то вроде коттеджа, но на несколько семей. При доме был небольшой дворик с садом, там он и закопал тело Рут. Ее так и не нашли, да и мало кто искал. А Кристи получил первую жертву и вошел во вкус, отныне жесткого секса и изнасилований ему было мало.
Она сложила вещи Алины обратно в коробки и сняла перчатки. Леон понятия не имел, что она надеялась там найти, ему просто хотелось уйти отсюда.
Они заглянули на кухню, где работала за компьютером Марина. Леон все меньше понимал ее: как можно жить рядом с таким? Интересно, она хоть матрас на кровати сменила? Или просто перевернула другой стороной? Или не переворачивала? Он уважал людей, которые были свободны от любых суеверий и предрассудков, но тут просто клинический случай какой-то!
– Уже все? – полюбопытствовала Марина.
– Да, спасибо.
– С чего вдруг за этот случай снова взялись? Мне жалко Алинку, но мне казалось, что дело – труба, ничего ведь не нашли, ни одной улики!
– Ее убийство связали с другим преступлением, потому и проверяем, – пояснила Анна. – Скажите, у нее не было врагов? Она никого не боялась, не нервничала в последнее время?
– Пф, даже не начинайте! – рассмеялась Марина. – Простите, что ржу тут, но вы просто не знали Алинку, а то бы сами поняли, что это смешно! Она не боялась ни бога, ни черта. Она жила в кайф, ей немного было нужно для счастья. Можете осуждать ее сколько угодно, но она даже в этой своей подработке кайф ловила. Ей никто не был нужен, она ни с кем не откровенничала, у нее все было хорошо. Вот такие люди и нужны этому миру!
С этим Леон как раз готов был поспорить, но не стал. Зачем? «Таких людей» уже не вернешь, Алина мертва – и убийцу она не назовет.
Они покинули квартиру, а Марина не стала их провожать, Леон даже не был уверен, что она заперла за ними замок. Смелость – это, конечно, хорошо, но… такая смелость напоминала ему судьбу бабочки, которая не собирается жить дольше лета.
Уже на лестнице Анна сказала ему:
– Это не она. Вся эта история началась не ради Алины Кисловской.
– Мне тоже так кажется. Я вот как это вижу: он все спланировал, продумал, а когда решил начать, стал подбирать девочку со своей квартирой.
– Да, и то, что Алина изначально была настроена на имитацию насилия, значительно упростило ему жизнь.
Если убийца хотел испытать себя, ему было чем гордиться. Он сработал чисто: ни одной улики, ни одного следа, никто его не видел. Не сохранилось переписки! И, судя по фотографиям тела, он не колебался, когда душил молодую девчонку.
А ведь и правда…
– Не слишком ли профессионально он сработал? – задумчиво поинтересовался Леон.
