Каменка

Хотелось просто найти угол и раствориться в нём.

Я огляделась. У бара было свободное место. Шанс. Быстро, пока никто не успел занять.

Подойдя ближе, я буквально вклинилась между двумя парнями. Один из них недовольно фыркнул, но отодвинулся. Я извинилась, не глядя. Бармен поставил передо мной стакан колы. Я сделала глоток – сладость и холод помогли немного прийти в себя.

Не знаю, сколько я так просидела. Полчаса? Час? Просто втянулась в ритм. Пила через трубочку, следила за Юлькой. Она то пританцовывала у стены, то выныривала у барной стойки – охотница в движении. Меня это даже забавляло.

Но я сама – зачем я здесь? Чего жду? От кого?

Я допила колу и жестом показала бармену: ещё одну. В этот момент сбоку ко мне кто-то подошёл.

Тип – другого слова не подобрать. Шатался, еле держался на ногах, пахло от него так, что хотелось отвернуться.

Он обнял меня за плечи, нагнулся слишком близко. Его лицо оказалось буквально в сантиметре от моего. Я тут же отпрянула, напряглась.

– Ты… это… – с трудом выговорил он. – Пошли к нам…

Он мотнул головой в сторону – за столиком сидели трое таких же, перегарных, весёлых, ждущих продолжения.

– Спасибо, мне и здесь нормально, – чётко ответила я и сбросила его руку со своего плеча.

Он замер. Раскачивался. Видно было, что не сразу понял, что именно я сказала. Я уже отвернулась, надеясь, что он уйдёт.

Но нет.

– Эй… – снова его рука легла на моё плечо, и он задышал мне в ухо. – Ты чё, не поняла?.. Я ж сказал – пойдёшь. Пиво, коньячок… всё, как надо…

Я зябко поёжилась. Он пьяный. И – возможно – агрессивный.

Где охрана?

Я быстро оглядела зал, надеясь увидеть хоть кого-то из своих. Юлька исчезла. Второй подруги – тоже не видно. Паника подкралась к самому горлу.

Если сейчас я не уйду по-хорошему – он меня просто потащит. За волосы, за руку. Неважно. Главное – не дать ему почувствовать власть.

Я повернулась к нему и максимально спокойно – настолько, насколько могла – проговорила:

– Послушай, я не ищу компанию. Правда. И я не пью. Просто хочу посидеть одна. Всё в порядке, хорошо?

Мгновение – он смотрел на меня мутным взглядом. Потом вдруг хмыкнул.

– Не ломайся, красавица, – выдал он, ухмыляясь, – я ж к тебе по-хорошему. Мы там вчетвером, пацаны классные. Весело будет, отвечаю.

И снова эта рука. Вязкая, липкая. Легла мне на поясницу.

Меня передёрнуло.

– Убери руку, – тихо сказала я, глядя вперёд. Не на него – на барную стойку. Голос получился ровным, почти спокойным, но внутри всё сжималось.

– Слышь, ты чё, принцесса? – голос его стал жёстче, он склонился ближе. – Я к тебе, блин, по-человечески, а ты…

– Убери руку, – повторила я, уже громче.

Я снова оглянулась – никого. Бармен, похоже, ушёл в другую часть стойки. Люди вокруг будто ослепли. Заняты собой, танцами, друг другом. Я – одна.

Он, напротив, только осмелел. Сжал моё бедро через джинсы и снова полез с обнимашками.

– Да ну тебя, чё ты выделываешься, а? – прошипел он.

– По-моему, девушка ясно дала понять, что ей это неинтересно, – его голос прозвучал резко, как выстрел. Чёткий, твёрдый, уверенный.

Я обернулась и сразу встретилась с его взглядом. Голубые глаза – спокойные, но острые, как лёд. Он протянул мне руку. Не раздумывая ни секунды, я схватилась за неё.

И уже через минуту мы сидели на мягком диване в отдельной зоне, где музыка не так глушила мысли.

Он. Тот самый незнакомец из больницы.Я украдкой посмотрела на своего спасителя. Настоящий. Не придуманный.

Как?.. Как такое возможно?

Когда я немного пришла в себя, заметила, что напротив, у края дивана, пританцовывает громила с пластырем на щеке – его друг. Он был весь в ритме, раскачивался, будто ловил волну, и совершенно нас не замечал.

Я снова посмотрела на своего спасителя. Теперь он был на расстоянии вытянутой руки. На нём – светлая рубашка, мягкая ткань, верхние пуговицы расстёгнуты, чуть обнажая ключицу и шею. Я смотрела, наверное, слишком явно – но он не поворачивался. Ни на сантиметр.

Он что-то печатал в телефоне, сосредоточенный и будто далёкий.

Вот так? Просто спас – и снова ушёл в свою вселенную? Ни взгляда. Ни «всё нормально?». Я даже не существую?

Я глубоко вдохнула, надеясь, что хоть звук или движение заставят его обратить на меня внимание. Он, кажется, уловил это – глаза чуть скользнули в мою сторону, блеснули, но тут же вернулись обратно.

Я откинулась на диван. Ну ладно. Танцпол так танцпол.

Через пару минут к нам подошла официантка.

– Вы что-то хотели бы заказать? – она обратилась к нему, игнорируя меня.

Он наконец поднял глаза и спросил, глядя на меня:

– Что будешь?

– Колу, – ответила я. Голос прозвучал чуть тише, чем я рассчитывала.

– Колу, – повторил он, не отрывая взгляда от официантки. – И кофе.

– Кофе? – переспросила она с лёгким удивлением.

Он просто поднял бровь – чуть, еле заметно. Но выражение лица при этом у него было такое, что она мгновенно поняла, что уточнять больше не стоит.

– Сейчас принесу, – поспешно проговорила она и скрылась в толпе.

Я вновь погрузилась в свои мысли. Может, я ему просто мешаю? На его лице – то самое выражение: «и что теперь с этим делать?»

Может, он спас меня чисто из приличия? А теперь молча терпит, потому что не знает, как вежливо избавиться? Даже его друг не бросил в мою сторону ни одного взгляда. Это ли не знак?

Картина сложилась в голове моментально: я – на диване с двумя классными парнями, и это выглядит нелепо. Была бы здесь Юлька, она бы назвала меня «лохушкой», да ещё с интонацией – с сочувствием и укором одновременно.

Может, мне просто тихо встать и уйти? Сказать, что пора, что я устала, и не мучить его своим присутствием.

Официантка принесла заказ. Он молча взял стакан с колой и аккуратно поставил передо мной. Всё так же – не глядя.

Я судорожно обхватила стакан руками и сделала пару жадных глотков.

И именно в этот момент он вдруг повернулся ко мне. Я едва не поперхнулась. Глоток застрял в горле, и я закашлялась, отвернувшись в сторону. Отличное первое впечатление.

– Если ты не против, – произнёс он почти шёпотом, но в ушах его голос прозвучал отчётливо, как будто в зале внезапно отключили музыку, – я бы хотел покинуть это заведение.

Мурашки побежали вверх по ногам, до самой груди, и застряли там, в каком-то необъяснимом напряжении.

Вот оно. Он жалеет, что втянулся в это. Спешит уйти. И, конечно, один.

Я не успела ничего сказать – он уже продолжил:

– Ты мне окажешь услугу, если пойдёшь со мной.

Я зависла. Речь пропала. Лёгкое оцепенение. Его фраза будто перерезала мои мысли пополам.

Он снова протянул руку – спокойно, неторопливо. И снова я, не сказав ни слова, вложила в неё свою.

Он пропустил меня вперёд. Мы стали пробираться через толпу. Я чувствовала его за спиной – не касался, не подгонял, просто был рядом. Но его взгляд – я буквально ощущала его на себе, как тепло от открытой ладони.

Мы вышли на улицу. Ночной воздух оказался неожиданно плотным – словно пахнущая свободой пелена. Я пошла следом за ним – на стоянку.

Среди ряда тусклых машин его – чёрная, гладкая, с мягким блеском – выделялась сразу. Он открыл переднюю дверь и жестом указал на сиденье.

Я снова подчинилась. Без сомнений. Без внутренней паники. Просто села. И тут же подумала: Что я делаю?

Я даже имени его не знаю. Ни возраста, ни истории. Ни одного факта. И вот я уже в его машине.

Что он обо мне подумает?

– Куда мы едем? – спросила я, удивившись спокойствию собственного голоса.

Он сел рядом, завёл двигатель быстрым, точным движением.

– Покатаемся по городу, – ответил он тихо, чуть повернув голову, чтобы взглянуть в зеркала.

И… мне этого оказалось достаточно. Я кивнула, как будто всё это имеет смысл.

Мой инстинкт самосохранения, похоже, просто хлопнул дверью и ушёл. Даже записки не оставил. Когда я успела стать такой покладистой?

Я не отрывала взгляда от него.

Такой уверенной езды я не видела никогда. Казалось, он родился за рулём. Он управлял машиной одной рукой – легко, играючи, почти лениво. Вторую высунул в приоткрытое окно и опёр на стекло. Было видно – ему это доставляло удовольствие. Он сидел, полурасслабленно развалившись в кресле, не спеша, молча, сосредоточенно следил за дорогой.

Лицо оставалось таким же – спокойным, немного задумчивым. Никаких резких движений. Никаких лишних слов. Только тишина и плавные повороты.

Мы проехали мимо танка – главного городского артефакта, символа центральной площади. Всё там было ярко подсвечено, по тротуарам ещё бродили люди.

На следующем повороте, когда он свернул направо, я поняла: мы движемся в сторону старого района.

Я бывала там редко.

С одной стороны улицы стояли крошечные особнячки, ухоженные, с аккуратными воротами и поросшими мхом палисадниками. А напротив – словно из другого мира – покосившиеся, мертвые дома. Сгнившие, заколоченные, позабытые временем и людьми. Они не принадлежали никому, но и сносить их никто не собирался.

Некоторые из них я могла видеть каждый день – с балкона. Одинокие силуэты, вросшие в землю, с проржавевшими решётками на окнах и массивными замками на дверях. Им было, наверное, не меньше ста лет.

В детстве они притягивали меня, как магнит. Я помню этот запах – особенный, ни на что не похожий. Сырая старина. Прелое дерево. Холодная, тлеющая тишина.

Мы с друзьями заглядывали в окна. Хотели понять, что скрывается за растрескавшимся стеклом. В одном доме, который особенно заворожил меня, я разглядела кровать с проваленной сеткой и старым, в нескольких местах дырявым матрасом.

У окна стоял обугленный деревянный стол. На нём – вилка, один стакан. Стул – единственный – был придвинут вплотную. В углу – массивный шифоньер со сломанной дверцей, висящей на одной петле.

На полу хаос: грязные платья, мятые рубашки, старые простыни. Где-то валялись фотографии. Слишком личные, чтобы на них смотреть чужими глазами.

Меня тогда охватила навязчивая мысль: я должна попасть внутрь. Должна сама прочувствовать, почему дом будто остановился во времени. Кто здесь жил? Почему всё брошено? Что случилось?

Я верила – если окажусь там, смогу найти ответы. Смогу увидеть то, что ускользает от других.

И однажды… такая возможность у меня появилась.

Это случилось зимой, в ту самую ночь, когда снег шёл большими хлопьями – медленно, беззвучно, будто всё происходило не по-настоящему. Утром крыша дома не выдержала: под тяжестью снега прогнилая черепица треснула. В одном месте образовался пролом – небольшой, но достаточный, чтобы я могла пролезть внутрь.

Нас было трое: я, моя подруга Галька и соседский мальчишка Лёшка. Они стояли внизу и затаив дыхание следили, как я забралась на крышу, а потом исчезла в провале.

Я спрыгнула на пол, стряхнула с себя снег и осмотрелась. Изнутри всё казалось другим. Запах гнили ударил в нос, воздух был тяжёлый, прелый. От утренней свежести не осталось и следа.

Сквозь узкое оконце едва пробивался свет. В нём, как в тусклом пятне, я увидела лица Гальки и Лёшки – они прижались к стеклу, следили за каждым моим шагом.

Комната была тесной, с низкими стенами, будто сжимающимися изнутри. Воздуха не хватало. Хотелось повернуть назад, но страх быть осмеянной оказался сильнее. Я сделала шаг.

По полу были разбросаны вещи: тряпки, обрывки ткани, книги, посуда. На одном из лоскутов я заметила детское платье – с пятнами буро-красного цвета. То же самое и на других вещах. Но стены и пол – серые, выцветшие, без единого следа.

На столе лежала пыльная фотография. Я подняла её и аккуратно стряхнула пыль.

Трое на чёрно-белом снимке: мужчина, женщина и девочка лет пяти. Все – сдержанные, будто напряжённые. За спиной – тот самый дом, но целый, живой. Девочка смотрела в объектив слишком серьёзно. Беззвучный взгляд, полный чего-то неподъёмного.

Мертвы, – промелькнуло в голове. Слишком холодная фотография. Пустая.

Я задержалась на её лице. На глазах. И начала сканировать.

Свет будто провалился внутрь стены. И в этот момент она появилась – ярко, внезапно.

Та же девочка. Пальто велико, на голове чёрная шаль. Стоит прямо передо мной. Молчит.

– Уходи, – сказала она. Голос – тонкий, чуть дрожащий, будто от ветра. – Пока папа не пришёл.

Я сразу поняла: она боится. По-настоящему.

– Не бойся, – прошептала я, – его не будет долго.

– Нет, – покачала она головой. – Он уже знает, что ты здесь. И он злится. Сильно.

Ещё миг – и она сорвалась с места, метнулась к столу и юркнула под него, забившись в угол. Только край пальто мелькнул.

– Уходи… – прошептала она снова, будто эхом. – Он уже здесь…

Я медленно подошла, на цыпочках, стараясь не шуметь. Протянула руку:

– Я не причиню тебе зла. Обещаю. Просто хочу помочь.

Она не ответила. Только замерла, вжавшись в угол. Длинные рукава пальто тянулись по полу, пряча её маленькие руки.

Я наклонилась, заглянула ей в лицо – глаза у неё были открыты, неподвижные, блестящие. Ни слезинки. Ни звука. Только тишина.

И тут я услышала. Скрип. Где-то позади. Едва уловимый, но такой… чужой. Как будто половицы жаловались на что-то, или кого-то.

Я обернулась – никого. Но внутри всё сжалось. Инстинкт подсказывал: мы здесь не одни.

Скрип приблизился. Медленный, тягучий. Под матрасом на кровати что-то заскрипело – будто кто-то тяжёлый на него опустился.

А потом – смех. Резкий, сухой, будто надорванный. Он разорвал тишину, как стекло под каблуком.

Из темноты проступило лицо. Я его узнала.

Длинные, спутанные волосы, неухоженная борода, взгляд – лихорадочный. Он сидел на кровати, в рваной рубахе, с топором в руках. На рукавах – кровь. Не краска. Настоящая. Настоящая кровь.

Картинки вспыхнули одна за другой. Крики. Женщина мечется по комнате, он за ней – с топором. Удары. Тишина. Девочка – под столом. Живая, но не двигается. Смотрит, как отец расчленяет её мать. Потом – пламя. Он поджигает стол. Яркое, оранжевое пламя, от которого жмуришься даже во сне.

Она вырывается из-под стола. Он хватает её, как зверь – за горло. Давит. Лицо у него залито потом, глаза не моргают.

– Нет, – вырвалось у меня. – Нет, нет…

Я закрыла уши руками, вжалась в себя, как могла.

– Нет… – уже шептала я.

Он соскочил с кровати, шагнул ко мне, резко схватил за лицо, сжал виски. Больно.

– Ведьма! – закричал он. – Ведьма!

Мой крик слился с его голосом – и всё исчезло.

Очнулась – в постели. Надо мной – лицо матери. Уставшее, напряжённое.

– Мы вызывали тебе скорую, – сказала она. Голос сдержанный, но острый, как игла. – Зачем ты полезла в этот дом?

Я не успела ответить.

– Ты могла себе всё что угодно повредить. Ты лежала с открытыми глазами и не моргала. Из носа шла кровь!

Она замолчала, только тяжело выдохнула.

– Лариса… ну почему ты не можешь быть как все? Играть в нормальные игры. С нормальными детьми.

Она, сама того не зная, попала в самую точку.Нормальные игры… нормальные дети…

– Я ударилась, – сказала я. – Поскользнулась. Ударилась лбом. Потом… всё помутнело. Я не помню дальше.

Это звучало слабо, но для двенадцатилетней девочки было вполне правдоподобно.

С тех пор я больше не приближалась к тому дому. Но иногда, проходя мимо, всё-таки смотрела на его окно – тёмное, мёртвое.

И знала: она там. Всё ещё. Маленькая девочка, которую страх сковал до тишины. Даже слёзы ей не даны.

– Как тебя зовут? – голос вернул меня обратно. Мы всё ещё ехали. За окном мелькали незнакомые улицы, ускользающие, будто во сне.

– Лариса, – тихо сказала я.

Он чуть повернулся ко мне, будто хотел заглянуть поглубже:

– Лариса… А ты всегда так?

– В смысле?

– В смысле: садишься в машину к первому встречному и уезжаешь в никуда?

В его голосе была ирония, мягкая, почти лукавая.

– Нет, – ответила я. – Впервые.

– Хм, – только и сказал он. И в этом «хм» я уловила нечто похожее на удивление. Или одобрение. А может – обоё сразу.

Наступила короткая пауза. Он, кажется, обдумывал, стоит ли говорить дальше.

– И что же тебя на это сподвигло?

Я посмотрела в окно, потом обратно.

– Интуиция. Предчувствие.

Он повторил:

– Предчувствие?

Оглядел меня. Легко, будто не в первый раз. И впервые за всё время – улыбнулся.

Двигатель зарычал, как разбудившийся зверь. Он вцепился в руль, и стрелка спидометра быстро поползла вверх. Я машинально посмотрела в окно: город остался позади. Мы мчались по шоссе, с обеих сторон проносились тёмные силуэты деревьев.

Лес, – подумала я.

Я почувствовала, как тело вжимает в кресло, и на автомате пристегнулась. Незнакомец краем глаза наблюдал за мной – не слишком навязчиво, но внимательно. Будто ждал. Чего-то.

Я постаралась выглядеть спокойной.

– Ну что, что теперь говорит твоя интуиция? – его голос прозвучал спокойно, почти весело.

– Например, что сегодня я не умру, – сказала я, чуть скосив на него глаза. Улыбнулась. Полусерьёзно, полушутя.

Он хмыкнул.

– Уверена?

– Вполне, – я говорила легко. Потому что знала. Иногда знание – это не догадка. Это просто факт.

– Ты ведь не можешь знать это наверняка… – он сказал это не обвиняюще, а задумчиво. Губы сжались в тонкую линию, брови сошлись. Смотрел на дорогу, но будто думал вслух.

А потом вдруг повернулся ко мне.

– Или всё-таки можешь?

Я выдержала паузу.

– Могу.

Он медленно кивнул. Без удивления. Как будто услышал то, что и ожидал. Его губы дрогнули в полусмехе, но улыбка не добралась до глаз. Он что-то знал. Или просто играл.

– А если так… – произнёс он тихо.

В тот же миг машина резко дёрнулась. Он вывернул руль, и нас закрутило. Покрышки завизжали, как будто кричали. Я вжалась в кресло, сердце стукнуло в горло. Машину развернуло, и мы резко поехали в обратную сторону.

Мой ремень сработал, не дав мне вылететь. Из горла вырвался короткий вдох – почти стон.

Он молча выруливал.

– Похоже, твоё предчувствие дало сбой, – сказал он спокойно.

Я поймала воздух.

– Оно работает. Раз я всё ещё жива, – отрезала я. Грубовато, но уверенно.

Он чуть склонил голову, будто заинтересовался.

– Тогда спроси у него, что я сделаю через секунду.

Эта фраза прозвучала… по-другому. Как-будто с угрозой.

Я глубже вжалась в сиденье. Почувствовала, как ладони покрываются потом.

Он бросил на меня взгляд. Быстрый, острый и кажется был доволен моим смятением, отчего едва заметно улыбнулся.

Он ничего не сказал больше. Только продолжал ехать – спокойно, как будто ничего и не было.

– Спросила. Ты отвезёшь меня обратно к клубу, чтобы мои друзья не волновались, – сказала я сдержанно.

В ответ он рассмеялся – негромко, словно усмехнулся про себя. Я заметила, как машина постепенно сбавляет скорость.

– Лариса…

– Лара, – машинально поправила я.

– Лара, – повторил он, чуть кивнув. – Ты не умеешь врать.

Он всё ещё улыбался, а я не понимала, что именно он имел в виду. Что именно выдал во мне ложь? Или он просто играет?

Мы медленно съехали на обочину, и он остановился, не заглушая двигатель. Я затаила дыхание. Не знала, чего ожидать. Лёгкая дрожь прошлась по телу. В голове вспыхнула мысль: он ведь легко может затащить меня в лес. Я напряглась, словно по команде, – всё тело собралось в ожидании.

Он повернулся ко мне. Придвинулся чуть ближе. Я тоже обернулась – и наши взгляды встретились. Его глаза были полны странного, горячего света. И вместе с тем – удивительно мягкие. Пугающе спокойные. Все страхи растаяли, как только я встретилась с этим взглядом. Их место заняло странное, почти ошеломляющее спокойствие. Он был так близко, что я ощущала тепло его кожи. Моё сердце бешено забилось, дыхание стало неглубоким. Я почувствовала, как лицо заливает жар, и неосознанно приоткрыла рот.

Он смотрел на меня внимательно, изучающе, будто в первый раз. Улыбка скользнула по его губам – еле заметная. Он приблизился ещё на пару сантиметров, и я потеряла ощущение пространства. Его рука коснулась моей щеки, а губы прошлись вдоль лица, оставив за собой лишь горячее дыхание.

– Я бы заметил, – прошептал он, почти ласково.

Он вернулся к моей щеке, задержался на мгновение, остановился в паре сантиметров от губ.

– Если бы ты хоть на секунду обратилась к своему предчувствию… я бы это почувствовал.

Каждое его слово – будто лёгкий удар в грудную клетку. Внутри что-то дрогнуло, и я прочно вросла в сиденье. Он, видимо, уловил моё состояние – через секунду уже сидел на своём месте, руки на руле, взгляд снова устремлён вперёд.

Машина плавно тронулась с места. Мы ехали молча. Ни один из нас не проронил ни слова, пока на горизонте не появилась знакомая вывеска клуба.

А я всё прокручивала в голове его слова. Они не выходили из памяти. Что он имел в виду? Откуда такая уверенность, такая странная интонация? Меня начинало всерьёз терзать ощущение, что он знает, кто я. Или догадывается. Хотя он не сказал ничего, что прямо на это указывало. Просто слова. Просто намёки. И всё же… а если он такой же, как я?

– Думаю, твои подруги ещё не успели тебя потерять, – сказал он, не поворачивая головы, спокойно.

– О, да ты, похоже, обладаешь предчувствием не хуже моего, – попыталась пошутить я, стараясь перевести разговор в более лёгкое русло. Сразу две цели: отвлечься и проверить его реакцию. Если он похож на меня – он поймёт.

– Хм… – коротко отозвался он и, прищурившись, чуть откинулся на спинку сиденья. Машина замедлилась, мы остановились на стоянке у клуба.

Он, казалось, что-то обдумывал. Осторожничал. Или боялся спугнуть меня?

От напряжения, накопившегося за последние полчаса, у меня вдруг резко разболелась голова. Словно кто-то вколачивал раскалённые иглы прямо в мозг. Я попыталась глубже вдохнуть, но каждый вздох давался с усилием. Грудь сжала тяжёлая, невидимая рука. Всё тело будто налилось свинцом, движения стали медленными, отрешёнными. Я старалась изо всех сил не выдать, что происходит внутри меня.

– Чёрт, – сказал он громче, чем обычно, бросив на меня взгляд. – Перестарался…

Последнее слово он произнёс уже почти шёпотом, скорее для себя, но я расслышала. И в ту же секунду боль отпустила. Голова стала лёгкой, только в ушах ещё отдавался гул – отстукивал пульс. Он нахмурился и начал нервно копаться в бардачке. Спустя несколько секунд протянул мне руку с маленьким пакетиком.

– У тебя кровь… – негромко проговорил он. Его голос стал мягким, будто извиняющимся. – Из носа.

Я только сейчас заметила – рука действительно в крови. Провела пальцами по лицу и почувствовала тёплую липкую влагу. Что это было?.. Почему так?

– Тебе пора, – сказал он почти шепотом, отводя взгляд в сторону. После короткой паузы добавил, глядя в окно: – Пусть то, что произошло сейчас, будет ответом на твой вопрос.

Он не стал ждать моей реакции. Просто открыл дверцу, обошёл машину и остановился рядом. Одним движением открыл дверь с моей стороны, подал руку.

– Пожалуйста, – произнёс он спокойно, но с той же невнятной горечью. – Твои подруги ждут тебя.

Я взяла его за руку, вышла из машины… но не отпустила её. Почему-то не могла. Просто встала, прижалась спиной к прохладному металлу кузова и смотрела на него. В его глазах всё ещё жила та странная усталость, как будто он что-то сдерживал. Он хотел освободить руку, но я удержала её – и медленно направила к себе, так, чтобы его ладонь легла мне на талию.

Он слегка вздрогнул, будто не ожидал. Лёгкое удивление сменилось сосредоточенностью. Его вторая рука тоже легла мне на талию. И вот я – между ним и машиной, заключённая в его объятия.

Он придвинулся ближе, на этот раз увереннее, и я, не раздумывая, тоже прижалась к нему плотнее. Где-то внутри мелькнула мысль: Когда я стала такой смелой?

– Захотелось ещё одной порции адреналина? – тихо спросил он, склонившись ближе. В голосе сквозила ирония, но глаза оставались всё такими же печальными.

Одна его рука переместилась на моё лицо, осторожно коснувшись щеки, а другая по-прежнему крепко удерживала меня. Напряжение нарастало, заполняя воздух между нами. Мне казалось, ещё немного – и я взорвусь, как новогодняя хлопушка.