Каменка

«Придется импровизировать на месте», – подумала я.

– Извините, – неожиданно для себя сказала я; голос прозвучал достаточно уверенно. – Я краем уха услышала вашу беседу с хирургом.

Супруги оторвались друг от друга и посмотрели в мою сторону.

– Он такой молодой… Вы, наверное, сомневаетесь в его компетентности и боитесь рисковать.

Они переглянулись, но продолжали молчать. По многозначительным взглядам я поняла, что попала в точку. Это немного придало мне уверенности.

– То же самое подумала и моя мама несколько недель назад, когда сюда доставили сестру с лопнувшим аппендицитом. (Какая сестра? Я была единственным ребёнком.) – Тяжёлый случай, – продолжила я, всё ещё пытаясь удержать их внимание. – Ей буквально промывали кишки в тазике. (Устрашающие подробности не помешали бы.) Если бы не этот врач, – я показала рукой в противоположную сторону коридора, – вряд ли бы она так быстро оправилась. Высокопрофессиональная работа, безупречный шов. Окажись я сейчас в подобной ситуации – не стала бы сомневаться в нём ни на секунду.

Супруги, раскрыв рты, дослушали меня, но в ответ не произнесли ни слова. Наконец, женщина произнесла легкое, еле слышное «спасибо».

«Все, – подумала я, – лимит исчерпан. Теперь дело за малым».

Я потеряла счёт времени. В тишине, где каждый звук казался громче, чем должен, оно тянулось мучительно медленно.

Пара в конце коридора тихо перешёптывалась. Это не было похоже на ссору – скорее наоборот. Их голоса звучали приглушённо, ровно, как будто они наконец начали слышать друг друга.

Спустя какое-то время они молча поднялись и пошли вдоль коридора. Когда женщина поравнялась с тем местом, где сидела я, она на секунду остановилась и взглянула на меня. В этом взгляде – тёплом, ясном, наполненном благодарностью – было всё. И я сразу поняла: они решились.

Внутри что-то вспыхнуло – не огонь, а свет. Радость, чистая, настоящая, безусловная. Я спасла чью-то жизнь. И не важно, какой ценой. Это знание переполняло, и в тот момент мне отчаянно хотелось с кем-то этим поделиться.

Я повернулась к незнакомцу. Он всё ещё сидел на своём месте, но не смотрел в мою сторону. Как будто ничего не заметил. Или не захотел замечать.

Именно в этот момент дверь приёмной со скрипом распахнулась. В проёме появился тот самый брюнет в разорванной рубашке – теперь уже с аккуратной повязкой, закрывающей половину лица. Он выглядел куда спокойнее, и, как ни странно, вполне симпатичным.

– Четыре шва, как ты и говорил, – сказал он, обращаясь к своему другу.

Незнакомец в белой футболке поднялся с лавки.

– Как я и говорил, – повторил он, и в голосе прозвучала тихая, сдержанная удовлетворённость.

Секундой позже они уже шли к выходу. Спокойно, будто ничего особенного не произошло.

А я осталась одна.

Почему-то было жаль, что эти двое ушли.

Юлька вышла минут через десять. Шла бодро, с широкой, почти неприлично счастливой улыбкой. Увидев её, я нахмурилась – на моём лице явно читался целый список вопросов.

– Кишечная колика! – выпалила она, будто сообщила сенсацию.

– Прости, что? – только и выдохнула я, не веря ушам.

– Ну да, – пожала она плечами, немного смутившись. – Всё прошло. Резко началось – резко закончилось. Типа всплеск, и всё.

Я продолжала смотреть на неё в полном недоумении.

Юлька не выдержала и расхохоталась.

– Колика, представляешь? Кишечная! А мы уже попрощались с жизнью.

– Кишечная… колика, – повторила я вслух, не зная, то ли смеяться, то ли ругаться. – Всего-то. А паники было, как будто тебя оперировать собирались прямо в коридоре.

– Ну ты тоже хороша, – фыркнула она. – Глаза такие, будто я уже воскресла.

Когда мы вышли из здания, на прощание нас снова встретил прищур старой медсестры. Она уселась поудобнее, щёлкая семечки с видом судьи. Я машинально подумала, что в жизни не желала никому зла – но если она вдруг подавится, мир вряд ли сильно пострадает.

До дома было минут двадцать ходьбы. Но Юлька, едва переступив порог улицы, посмотрела на пустую дорогу с явным унынием.

– Может, попробуем поймать тачку? – спросила она неуверенно, зная, что я на такие идеи обычно смотрю косо.

– Ни за что, – отрезала я. – Нам и так на сегодня хватило острых ощущений. Если сядем в какую-нибудь машину – рискуем проснуться в багажнике. А я, между прочим, хотела кофе и тёплый плед, а не похищение.

– Вот знала же, – вздохнула она. – Ты как совесть. Только в форме человека. Занудина.

Я не ответила – просто ускорила шаг. Юлька пошла следом, слегка сутулясь и бормоча что-то себе под нос.

Ночь была глухая, улицы пустые, город ещё не проснулся. Шли мы молча, но в этой тишине было спокойствие.

Не успели мы отойти от больницы и на двадцать метров, как из-за угла, с приличной скоростью, вылетела машина. В тусклом свете фонарей я успела разглядеть: красный автомобиль.

– Девушки, вас подвезти? – послышался до боли знакомый голос.

Конечно, я надеялась, что увижу его ещё раз. Но не так скоро. Не в это время и не в этом контексте.

Юлькино лицо тут же озарилось улыбкой – быстрой, как вспышка.

– Нет! – отрезала я раньше, чем она успела хоть что-то сказать. Даже не дала этой надежде толком родиться.

Юлька посмотрела на меня с откровенным разочарованием, но, не споря, послушно пошла следом. Внутри меня боролись два чувства: холодная логика, приказывавшая держать дистанцию, и эго, которое, надо признать, довольно торжествовало.

Мы ускорили шаг. Не сказали друг другу ни слова, не обернулись. Только шаг за шагом – только вперёд.

Позади, с ленивым ровным гулом, машина неторопливо тянулась за нами. Свет фар резал темноту, выхватывая наши фигуры – будто проверяя, когда мы решим свернуть или остановиться.

– Кто они? Ты их знаешь? – прошептала Юлька, запыхавшись от быстрой ходьбы. В голосе смешались любопытство и тревога.

– Всё, что я знаю, – прошипела я в ответ, – это то, что один из них – бугай с мазохистскими наклонностями, четырьмя швами на лице и самодовольной ухмылкой. Второй – обаятельный маньяк с проникающим взглядом и, судя по всему, непустым кошельком.

Я прибавила шагу.

– Ух ты, – удивлённо протянула Юлька. – И когда ты всё это успела выяснить?

– Примерно тогда, когда тебя врасплох застала кишечная колика, – проговорила я с особым ударением на последнем слове. Оно прозвучало почти как диагноз и ругательство в одном.

Мы пересекли одну улицу, перебежали через безлюдный перекрёсток и свернули на дорогу, ведущую к моему дому. Он уже виднелся впереди – чёрный силуэт среди двухэтажных построек, тихий, как обычно в это время. Ещё чуть-чуть – и мы у подъезда.

– Не оборачивайся, – шепнула я.

– Они всё ещё едут за нами, – сдавленно откликнулась Юлька.

– Я знаю, – коротко ответила я и, не сбавляя шага, нырнула в подъезд.

На второй этаж я буквально взлетела. Юлька тяжело пыхтела позади.

У двери я торопливо вытащила связку ключей, пытаясь попасть в замочную скважину. Руки дрожали. Света не было. В темноте металл скользил по металлу, но замок упорно молчал.

Наконец – щелчок. Дверь поддалась. Мы влетели внутрь, и только тогда я позволила себе выдохнуть.

– Не включай свет! – прошипела я, почти в панике, но всё ещё шёпотом. – Они могут нас заметить!

– Ага, – ответила Юлька. По её голосу было ясно: она воспринимала всё это не как угрозу, а как начало увлекательного квеста.

Честно говоря, я тоже. Адреналин мешался с любопытством – и, как ни странно, это ощущение даже немного заводило.

Мы молча метнулись к окну. Я выглянула первой, затаив дыхание.

– Чёрт… – только и выдохнула я.

Облокотившись на машину, словно по заранее заданной траектории, прямо в окно смотрел он – тот самый незнакомец в белой футболке. Его взгляд был направлен точно на меня, как будто он знал, что я появлюсь именно а этом месте.

Мы обе резко пригнулись, как по команде. Сердце глухо стучало в висках.

– Что думаешь? – спросила я, пытаясь выдать вопрос с насмешкой, но голос всё же дрогнул.

– Не знаю… – протянула Юлька. – Давай просто немного посидим. Переждём.

Я кивнула. Больше никаких идей у меня не было.

Прошло несколько минут. Мы сидели на полу, молча, прислушиваясь к каждому звуку. В темноте наше дыхание казалось слишком громкими.

Не выдержав, Юлька начала медленно подниматься.

– Ты что делаешь?! – прошипела я, хватая её за руку. – Не смей, сядь!

Но она уже успела заглянуть в окно.

– Лара…

– Что?

– Они уехали.

Глава 2

Я долго не могла уснуть. Переворачивалась с боку на бок, пыталась отключиться, но мысли только сильнее разрастались. Когда поняла, что провалиться в сон не получится, решила пойти в душ.

Тёплая вода, запах любимого шампуня – это оказалось именно тем, что нужно. Я будто отмыла с себя остатки ночи. И только тогда, когда кожа прогрелась под горячими струями, а воздух наполнился паром, я наконец почувствовала себя человеком.

Юлька всё ещё спала. Из соседней комнаты доносился приглушённый храп. Было около девяти утра. Воскресенье. Тишина.

Я бесцельно побродила по комнате, потом остановилась у зеркала.

В отражении на меня смотрел кто-то уставший. Бледная кожа, синяки под глазами, волосы спутаны – я едва узнавала себя. Хотя черты остались прежними: тёмно-зелёные глаза, светло-русые волосы, местами выгоревшие и уже чуть касающиеся плеч, курносый нос и ямочки на щеках.

И всё же в этом отражении было что-то чужое. Как будто за ночь я стала кем-то другим.

Я оглядела себя с ног до головы. Что-то явно не сходилось…

Я повернула голову к окну – сквозь занавески пробивалось солнце. За стеклом щебетали птицы, а ветер тянул за собой тонкое завывание. Было свежо, светло – день только начинался.

Хорошая погода для воскресенья, – подумала я. Наверное, стоит что-то запланировать. Хотя бы просто сделать вид, что всё в порядке.

Моё тело застыло. Я продолжала смотреть в окно, но уже без фокуса, рассеянно. Мысли затихли. Боковым зрением я всё ещё различала своё отражение в зеркале – оно было в поле зрения, как нечто второстепенное.

Но постепенно до меня начало доходить: оно… не двигается. Не отклоняется, не поворачивает головы – просто смотрит. Прямо. На меня.

По коже пробежал холод. К горлу подступил комок.

Я медленно перевела взгляд на зеркало. И замерла.

Оттуда на меня смотрела я. Но другая.

Она стояла прямо, чуть прищурив глаза, и едва заметно улыбалась – той самой холодной, уверенной улыбкой, которая не несёт тепла. Скорее – вызов. Молчаливое превосходство.

Её рука медленно поднялась – плавно, будто под водой – и протянула мне что-то. Я опустила взгляд на ладонь.

Там билось человеческое сердце. Настоящее. Живое.

Вторая рука медленно скользнула по её голове. Она начала гладить себя по волосам, и с каждым движением из носа тонкой струйкой стекала кровь.

Я не могла оторвать взгляд. Ни закричать, ни отвернуться – страх сковал тело, как тяжёлое покрывало.

Она вдруг остановилась. Медленно выпрямилась. И протянула руку вперёд – не просто жестом, а знаком. Указанием.

Я повернулась, следуя за этим движением.

На столе лежал телефон.

Телефон?.. – мысль вспыхнула в моей голове.

Я снова посмотрела в зеркало – и поймала её взгляд. Она кивнула. Легко. Почти с одобрением.

Не дожидаясь, я кинулась к столу, схватила трубку. На бегу обернулась – в зеркале что-то дрогнуло. Не отражение – само пространство, как будто на поверхности стекла прошла рябь. Я замерла. И в этот момент зазвонил телефон.

В груди всё сжалось. Я стояла с трубкой в руке и чувствовала, как напряжение нарастает. Звонок казался слишком громким. Словно мир задержал дыхание, ожидая, что я скажу "алло".

Я сделала шаг вперёд. И нажала кнопку ответа.

– Эй, ты живая? – в трубке раздался бодрый голос Ирки, моей одногруппницы. – Вы там что, до сих пор спите?

– Уже нет, как видишь, – пробормотала я.

– Голос у тебя всё равно сонный, – хихикнула она.

– У нас была… насыщенная ночь, – сказала я с натяжкой, бросив быстрый взгляд на зеркало. Всё было в порядке. Привычное отражение. Никаких кровавых сюрпризов.

– Потом расскажешь! – отрезала Ирка. – А сейчас слушай, у меня к вам предложение. Очень даже интересное.

Интонация её голоса тут же приковала моё внимание. Почему-то мне показалось, что именно это и должно было произойти. Будто отражение в зеркале просто напомнило, что выбор уже сделан.

– Ко мне друг приехал, из другого города. Мы сейчас собираемся на пляж, а вечером он хочет посмотреть наши "знаменитые" ночные клубы.

На слове «клубы» я невольно рассмеялась.

– Ир, ну какой клуб? У нас тут один на весь город – бар, кафе и дискотека в одном флаконе.

– Вот именно! Три в одном – идеальный набор, – с энтузиазмом продолжила она. – Так что… не хотите присоединиться?

Говорила она быстро, на одном дыхании. Я представила, как она уже наполовину одета, собирает сумку и при этом ногой ищет тапок.

– Да, без вопросов, – ответила я, сама удивившись своей решительности. Без колебаний. Без привычного «ну наверное».

– Класс! Тогда увидимся там! – радостно пропела Ирка и повесила трубку.

В спальне послышалось глухое ворчание, затем недовольный стон – Юлька проснулась, но, судя по звукам, вставать явно не спешила.

Я на мгновение замерла, всё ещё держа трубку в руке. Видение не выходило из головы. Оно сбило меня с толку и до сих пор не отпускало.

Неужели, находясь под стрессом, я… случайно просканировала саму себя, просто глядя в зеркало?

Нет. Это невозможно. Я знала несколько вещей наверняка.

Во-первых, я никогда не сканирую себя. Это было моё правило. Почти табу. Я не хотела знать своего будущего. Не хотела даже приближаться к этой грани.

Во-вторых, видения не приходят просто так. Мне всегда нужно усилие, концентрация, внутренняя работа.

И в-третьих… с таким выражением лица, каким она смотрела из зеркала, сердце в руках не держат. А тем более не протягивают его кому-то, как подарок.

Там было что-то другое. Совсем другое.

Почему мне вообще пришло в голову, что это было её сердце? Возможно, оно было чужим. Наверное, я просто хотела в это верить. Но чем сильнее я старалась отогнать мысль, что этот пульсирующий комок плоти принадлежит не мне, тем отчётливее ощущала – это мое.

Что ж, похоже, перемены уже на пороге.

Юлька показалась в дверях, шатающейся походкой направилась в ванную. Я не теряла времени – решила подогреть остатки вчерашней пиццы. Вечер обещал быть насыщенным, и энергия точно пригодится.

Открыв балконную дверь, я вышла на воздух. Лёгкий ветер коснулся лица, принося с собой знакомый аромат цветущего боярышника. Куст рос прямо под балконом, и, если протянуть руку – можно было быдотянуться до его ветвей.

Запах поднялся из прошлого, как тёплый ветер с берега – и пахнул детством.

Я часто сидела здесь, когда внутри было неспокойно. Просто смотрела, как мимо проносились ласточки – стремительные, словно чёрные стрелы. Иногда они теряли ориентацию и с силой врезались в стены. Я выбегала вниз, бежала на пустырь под окнами, где они падали, и подбирала раненых птиц.

На балконе стоял старый шкаф – на его полках я соорудила что-то вроде гнёзд. Туда их и приносила. Ухаживала, как могла. Бегала по дому с мухобойкой, ловила насекомых, кормила их из пинцета, разговаривала с ними. Но всё заканчивалось одинаково: они не выживали.

Я плакала навзрыд, задыхалась от рыданий. Клялась себе больше никогда их не трогать. И каждый раз, увидев новую птицу, влетающую в бетон, нарушала собственное обещание.

Однажды, пересекая двор, я увидела стрижа. Он сидел на бетонной плите у подъезда. Не раненый, и вовсе не испуганный. Дома я бережно разглядела его: ни крови, ни царапин, ни поломанных крыльев. Целый, живой, только совсем крошечный. Вероятно, птенец. Ещё не окрепший.

С тем стрижом я возилась пуще прежнего. Утром шла за дом, ловила насекомых, складывала их в банку. Иногда брала его с собой – кормила прямо на месте, сидя на лавке. Мне казалось, он доверяет мне. Даже больше – будто ему со мной хорошо.

Он начал летать по комнате. Прыгал с подоконника на диван, расправлял крылья. Я верила – этот выживет. Этот точно выживет.

Я уже представляла, как тёплым вечером выйду на пустырь, разбегусь и отпущу его в небо. Он взлетит, опишет круг над головой – как будто машет на прощание. Глупая, детская сцена, но почему-то тогда она казалась важной.

Прощание я запланировала на следующий день. Подготовилась, как к чему-то значительному. Но утром, выйдя на балкон, я не нашла его. Коробка была пуста. Ни на балконе, ни в квартире – никаких следов. Я искала весь день. Заглядывала в щели, звала, просто стояла в тишине.

В конце концов решила,что вылетел сам. Через щель в ставне.

Но ночью… что-то было не так.

Я услышала шорох. Едва уловимый шелест, будто кто-то трепыхался где-то под потолком. Я несколько раз включала свет – но в тот момент всё замирало. Шум исчезал, словно его и не было. И всё же я поняла: он где-то здесь.

Всё утро я продолжала поиски. Заглядывала в каждый угол, в каждую щель, вытаскивала коробки, отодвигала мебель. Стрижа нигде не было. Но его отчаянные попытки вырваться из западни я слышала ещё неделю.

На седьмую ночь наступила тишина. И только еще через несколько дней воздух в квартире стал меняться. Сначала еле уловимо, потом – резко, почти невыносимо. Сильный запах гнили пробрался в каждый угол. Я выследила его источник – прихожая.

Среди обуви я заметила один кроссовок, из которого торчала маленькая, почерневшая головка. Он забрался внутрь. Пытался выбраться. Неделю. Без шансов.

Я замерла, глядя на этот крошечный, разлагающийся комочек жизни. Внутри всё оборвалось.

В тот момент я мысленно прокляла свой дар.

Что за злая насмешка? Зачем он мне, если я не могу использовать его, чтобы спасти хоть кого-то? Я могла видеть будущее. И в то же время – была безнадёжно слепа. Беспомощна.

Напрасный и совсем ненужный дар.

Порыв ветра скользнул сквозь щели плохо застеклённого балкона и тронул мои волосы. Я глубоко вдохнула – аромат боярышника, прохлада, легкий озноб по коже. И снова… это чувство.

Предчувствие. Неуловимое, как дуновение ветра за спиной. Оно приходило внезапно – без слов, без формы. И каждый раз я пыталась уловить его суть: тревога это или предвкушение? Радость, страх, предупреждение?

Иногда мне казалось, что именно этого мне и не хватает больше всего – умения понимать, что чувствую.

Такое простое, почти детское желание – ощущать мир, как обычный человек. И, как всегда я надеялась, что однажды мой дар исчезнет. Что я проснусь – и стану просто собой. Настоящей. Обычной.

На секунду я представила себя «нормальной». Открытой, лёгкой в общении, совершающей десятки глупых поступков – тех самых, над которыми потом смеются с друзьями.

Той, что умеет радоваться простым вещам. Влюбляться – легко, без страха.

Может быть, я бы сейчас с кем-то встречалась. А лет через десять – вышла бы замуж. Родила бы детей.

Мысль о том, что мне этого никогда не испытать, ранила особенно больно.

Все мои подруги время от времени погружались в романтику. Они рассказывали, смеясь и краснея, о поцелуях, об объятиях, о дрожи в пальцах, когда он впервые берёт за руку. А я… я только слушала. Чувства проносились мимо – яркие, стремительные – и ни одно не касалось меня.

Полгода назад я познакомилась с Денисом. Красивый, обаятельный, уверенный. Он сразу меня притянул. Но дело было даже не в его голосе, прикосновениях или томных взглядах. Просто с ним было… легко. Мы могли часами как молчать, так и болтать обо всём, не уставая друг от друга.

Я думала – вот оно. Моё. Но когда дело дошло до близости, я поняла, что ошибалась.

Всё было заранее спланировано: ужин при свечах, мягкий свет, музыка. Мы оба нервничали – для нас это был первый раз. Мы хотели, чтобы всё прошло идеально.

Когда мы оказались в кровати, я попыталась расслабиться. Его губы едва коснулись моих – как тепло разлилось по телу. Я чувствовала, что ускоряется пульс, как каждая клетка откликается на его прикосновения.

Я отдалась этим ощущениям – с головой. Мозг выключился, мысли исчезли. Остались только чувства. И его дыхание рядом.

Я запустила пальцы в его волосы, отвечая на поцелуи.

И вдруг – резкая боль в затылке, будто кто-то ударил тяжёлым предметом. Перед глазами вспыхнули звёздочки. Я рефлекторно оттолкнула его, но сразу же – второй удар, на этот раз в лоб.

Всё погасло.

Тьма раскрылась передо мной и поглотила. Ни боли, ни звуков – только холодная, вязкая пустота.

А потом в этой пустоте стали всплывать пятна. Светлые, пузырящиеся, почти прозрачные. Они двигались ко мне – и я поняла: это видение.

Один пузырь лопнул прямо у лица.

Денис. Он стоял среди друзей, жестикулировал, рассказывал, самодовольно улыбаясь. Лицо его сияло, а голос – торжествующий.

– Ну, как вам сказать… Всё оказалось проще, чем я думал.

Смеются. Кто-то уже хлопает по плечу, кто-то цокает языком. – Да ладно, ты ж говорил – она сложная? – Вот именно, – кивает Денис. – А оказалось – нет. Пара правильных слов, правильный момент… и всё.

Он замолкает, будто оставляя остальное на воображение. Пауза. Кто-то свистит. Кто-то – с ухмылкой:

– А она чё, влюбилась? – Ну ты и пёс. Он делает вид, что смущён, но внутри – искрится от самодовольства.

– Типа того. Но я же не обещал ничего, верно?

Меня затошнило. Ком подступил к горлу. Следующий пузырь. Он снова передо мной. Стоит неловко, руки в карманах, глаза куда-то мимо. Словно не может собраться с мыслями.

– Слушай… – он запинается. – Я долго думал.

Пауза. Он вздыхает. Я молчу.

– Нам… лучше расстаться. Ну… правда. Так будет правильно.

Он говорит это тихо, будто заранее прощает себя. Я жду продолжения, и оно, конечно, следует.

– Ты замечательная, правда. Просто… – он замолкает, пожимает плечами. – Не моё. Извини. – Просто… это всё как-то быстро, я сам не ожидал.

Теперь ему за тридцать. Он сидит за широким столом в просторном, аккуратном кабинете, сдержанный и собранный – как его серый деловой костюм. Взгляд рассеянно скользит по фотографиям в рамках: будто ищет в них что-то, что не даёт покоя.

В отражении стекла я замечаю его лицо. Оно стало другим. Чётче прорисовались морщины – пока неглубокие, но уже заметные. Взгляд потускнел, стал тише, как будто ушёл внутрь. В нём – усталость. И тихая, тлеющая грусть.

На одной из фотографий – женщина с ребёнком. Жена и сын, мелькнуло у меня в голове. – Скорая! Быстрее, вызывайте скорую! Следующее, что я увидела, – лужа крови. На мокром асфальте лежало его тело – уже неподвижное.

Вокруг кто-то закричал, кто-то схватился за голову. Люди сбегались, снимали на телефоны.

Я смотрела – и не верила. Лицо… изрезанное временем. Седые волосы. Едва ли в этом старике можно было узнать того самого Дениса, которого я когда-то знала.

– Лара… – голос прозвучал рядом, будто издалека. – С тобой всё в порядке?

Я моргнула. Пространство дрогнуло – и я снова была в его спальне. Воздух пах его одеколоном. Шторы шевелились от вентиляции. Он сидел рядом, обнимая меня.

– Нет, – прошептала я ему. – Ненормально, пусти меня.

Я попробовала вывернуться. Он не отпускал. Внутри всё вспыхнуло.

– Пусти, я сказала! – выкрикнула я срывающимся голосом.

Я резко села. Он отпрянул. Я встала – и почти побежала к двери.

– Лара! Подожди! – Он бросился за мной. – Что случилось? Я… я что-то не так сказал? Скажи, я всё исправлю!

Его слова звучали фальшиво. Слишком гладко. Слишком… поздно.

– Не надо. Просто уйди, – отрезала я, не оглядываясь.

Внутри бушевала ненависть – к нему, к себе, ко всему.

Боже, какая же я дура…

Как я вообще могла поверить во всё это? Как могла позволить себе слабость? Я – слепая ясновидящая.

В тот вечер я вновь поймала себя на старом вопросе: зачем я живу? Ради чего? Что задумал мой создатель, если он наделил меня всем, кроме самого простого – возможности быть с кем-то рядом?

Я не была способна даже на подобие настоящих отношений.

В агонии страсти, когда чувства берут верх, мой разум гаснет – вместе с ним и последняя защита. Я не могу контролировать то, что во мне живёт.

Как я могу влюбиться в человека, если знаю, что, стоит нам коснуться друг друга – я увижу его смерть? Не метафорическую. Настоящую. Яркую, подробную.

И как после этого жить?

Я пообещала себе: никогда не влюбляться. Никогда.

Вероятнее всего, я умру девственницей. Так будет проще. И честнее.

Когда я вернулась в квартиру, Юлька принимала душ. Я даже обрадовалась её присутствию. Хотя бы сегодня я не одна.

События последних двух дней могли свести с ума кого угодно. Особенно пугало то, что мой дар (или проклятие?) всё чаще выходил из-под контроля. Раньше я хотя бы управляла этим. Сейчас – он сам выбирал, когда появиться.