Дрессировщик. Приручение

– Ну, пыль-то с листьев ей можно вытирать? Это же мне сейчас делать приходится… А у меня руки не всегда доходят… Пусть там работает, и меня так напрягать не будет, и сама хоть немного расслабится.

– Я предупредил. Дальше – твоя забота.

– А как с учебой быть, не думал еще?

– С какой, нахрен, Света, учебой?! У тебя уже высшее, у меня – целых два. Чему учиться-то?

– Игорь. Ты эгоист и полностью отстал от жизни. Девочка у нас – подросток. Школу еще не закончила. Или ты уже все решил? Пусть недоучкой остается, всю жизнь у нас в прислуге ходит?

– Млять! – Выругался со вкусом. Еще этих забот ему не хватало! – Слушай, давай, ты все проблемы, с ней связанные, на листочек запишешь и мне принесешь, а? Я их все сразу и обдумаю. Надоело разбираться в час по чайной ложке…

– И что? Если проблем окажется слишком много, выгонишь из дому, обратно?

– Тоже вариант. Отправлю с парнями на ту заправку, откуда забрал. Баба с возу – кобыле легче.

– Меня поражает, порой, как усиленно ты прикидываешься циником и бессердечным…

– А я удивляюсь тому, что ты до сих пор считаешь, что я прикидываюсь.

Женя, действительно, не понимала, зачем ей столько красивых и дорогих вещей. Нет, она, конечно же, видела их красоту. И все эти платья, кофточки и брюки ей очень нравились. Вернее, не все из тех, что предлагала выбрать Света (некоторые сочетания девочку откровенно пугали), но на вешалках и манекенах попадались очень интересные вещи. И Женя даже могла бы представить, как их можно сочетать между собой. Ей еще помнились уроки ИЗО, где учительница рассказывала про гармонию, пропорции, сочетания цветов и многое другое. Одежду на этих уроках никто не подбирал, конечно же, но ведь правила распространялись и на всю жизнь… И журналы красивые она раньше смотрела – девчонки приносили в школу из дому, передавали из рук в руки, пока не затрут до дыр.

Но вся эта красота в магазинах и Женя – совершенно из разного мира. Она точно знала одно: чем неприметнее выглядишь, чем более блеклым будешь на общем фоне – тем меньше шансов, что тебя заметят, зацепят, обидят. Одни только волосы, раньше шикарные, стоили ей много лишений. Зачем еще и шмотками беду к себе приваживать?

Как объяснить всё это Свете? Да никак. Девочка пыталась. Но, то ли слов не нашла правильных, то ли взрослая наперсница слушать не захотела. Женя предпочла выдать самую понятную причину: дорого, отдавать нечем. Круглые и возмущенные глаза Светланы ее даже слегка рассмешили.

Да. В последнее время, она заметила за собой, что начинает робко улыбаться. Так, чтобы никто не видел (не дай Бог, заметят, что зубы скалит), но позволяла себе слабую усмешку и иронию. Ну, смешная была местная домоправительница, она же – сестра хозяина, пусть и не родная. Смешная и как будто маленькая: Женя иногда разъясняла ей какие-то вещи просто на пальцах. А иногда – не хватало словарного запаса, чтобы растолковать. Ну, как донести до человека, что в детдоме хлеб делили не поровну, и даже не по возрасту? Светлана, дурочка такая, возомнила, что старшие маленьким свою долю отдавали, из "благородства"… Откуда ей понять, что его неделями никто не видел вовсе, а за выданные куски всей толпой дрались?

И как ей вбить в дурную голову, что корки нельзя в помойку выбрасывать? Что грешно это?

Женя пыталась бороться с этой дурной привычкой: втихомолку забирала остатки хлеба, старалась как можно быстрее и незаметнее схватить со стола и спрятать под кофту. Потом подсушивала на батарее и складывала в пакет. Наверняка, пригодились бы. Не ей, так еще другому человеку, голодному.

Эта затея ее и подвела. Привычка сушить и откладывать каждую крошку на черный день чуть не испортила всю спокойную жизнь девочки…

– Тебя плохо кормят в этом доме? – Игорь Дмитриевич брезгливо разглядывал засохшие огрызки хлеба, разложенные на столе его богатого, давящего своим великолепием кабинета. Под сухари была заботливо подложена ткань, чтобы, не дай бог, не испортить полированное красное дерево. И сам хозяин дома не притронулся пальцем ни к одному куску. Только потыкал, пошевелил их какой-то палочкой… Потом палочку выкинул, а руки долго протирал платком. Губы на красивом лице были искривлены презрением, лоб нахмурен, а в глазах Женя увидела… разочарование?! Это ее больше всего ужаснуло.

Не сразу смогла проглотить ком в горле – так разнервничалась. Сипло прошелестела (сама свой голос не узнала):

– Очень хорошо кормят, спасибо, мне всего хватает. Вдоволь. Огромное вам спасибо, правда!

– Тогда… зачем эти стратегические запасы? – Он обошел вокруг стола, ближе к девочке, навис над ней своей внушительной фигурой. Заставил еще больше вжимать голову в плечи. Женя старалась не съеживаться, держать спину гордо и прямо. Но как же это было сложно и страшно… – На случай побега готовишь? Так я уже говорил: не мечтай. Уйдешь отсюда, лишь когда позволю. И с тем, что разрешу взять.

– Что вы! Я даже не думала ни о каком побеге! Здесь у вас так замечательно! Я никогда раньше так хорошо не жила! – Это волнительная скороговорка вылетела из уст быстрее, чем девочка успела подумать.

Суворов слегка потеплел взглядом (или Жене так хотелось верить?), выдержал паузу…

– Тогда – будь добра, объясняй. И так, чтобы я поверил.

– Ну, нельзя же его выкидывать! Как вы не понимаете? Столько людей по миру ходит, которым он пригодился бы!

– Так ты решила благотворительностью заняться, за мой счет?

– Да… Нет.. – Запнулась, не ожидала такого подвоха… – Какая же это благотворительность? Сухие корки и огрызки! Если только втихаря отдать бездомным… Чтобы не умирали совсем… Знаете, как больно живот крутит, когда три дня ничего не ел? А от воды – только хуже еще становится?!

Последние фразы она выкрикивала, уже не сдерживая себя. Слишком жива была еще память. А хозяин дома невозмутимо молчал и смотрел непроницаемым взглядом.

– Конечно! Откуда вам знать, что эти сухари для целых тысяч людей – несметное богатство! Вы такой гадости, как они, и не пробовали никогда! А для меня… – потеряла запал, не встречая сопротивления, – для меня – самое желанное и дорогое когда-то было! В деревне люди выкинули, а я подобрала. На целую неделю хватило. Хоть там совсем была гадость, а лучше, чем воздух и лебеда.

И сжалась после этой тирады, ожидая: теперь уж точно выгонит. Напросилась. Но не жалела: сколько можно молчать и со всем соглашаться?

– Женя… – Он, кажется, впервые обратился к девочке по имени. И это… напрягло. – Давай договоримся?

– Смотря о чем…

– Ты посмотри, как осмелела, а? – Усмехнулся, неожиданно. – Правильно. Нельзя ни на что соглашаться заранее. Опасно это и непредусмотрительно.

– Я понимаю.

– Но, однако же, однажды пообещала…

– Тогда очень жить хотелось. Страшнее, чем остаться – не было ничего.

– Ты даже не представляешь, насколько страшнее может быть…

– Это просто вы не представляете, от чего я сбежала.

– Поделишься?

– Нет. Простите, но не могу.

– Договорились.

Какое-то странное ощущение возникло: Игоря Дмитриевича будто подменили, в момент. И он, удивительно, впервые с ней разговаривал. По-человечески. И даже принимал, местами, ее право молчать и спорить.

Подозрительно. Очень подозрительно. Однако, раз начал говорить – нужно ловить момент.

– А почему вы, вдруг, так со всем соглашаетесь? В чем подвох?

– У тебя мнение есть. Позиция определенная. Умеешь ее отстаивать. Это полезно для будущей жизни. – Он вернулся обратно, расположился в удобном кресле.. Затянул паузу. – А я тебя ломать и превращать в ничтожество не собираюсь. Не фанат таких развлечений, знаешь ли.

Женя молчала, не зная, что на это сказать.

– Но имей в виду – это касается только тех моментов, где я готов признать твою правоту. Ошибешься – лучше не спорь и не нарывайся.

Глава 6

Игорю абсолютно не нравилось происходящее. Даже не то, что в доме творилось с появлением этой девочки: Светкины метания и причитания легко было игнорировать. Порой забавно было наблюдать, так взрослая и неглупая, в общем-то, женщина, такой ерундой страдает. Грустно – от того, какой недалекой она оказалась, не желающей смотреть на мир глазами ребенка, хлебнувшего немало бед за свою короткую жизнь. Вроде бы, и сочувствовать она умела раньше. Но совместное переживание с подругой из-за неудачной прически – такая мелочь, когда человек не замечает голода в чужих глазах.

Противно было от себя самого. От своих метаний и неопределенности. Вроде бы, хотел быть жестким и не вестись на эти жалкие истории о страшной жизни. И даже, в принципе, рассуждал довольно цинично и холодно. Не притворялся перед собой, ни разу. А вот глядя на саму девчонку… Терял временами настрой, и это его раздражало. Способность выдержать одну линию всегда ему помогала – в бизнесе, в дружбе, с животными, с техникой. Да с чем угодно. Не было в нем никогда ни мягкости, ни податливости. Гибким бывал – да. Но только тогда, когда это требовалось для дела.

А эта… Женя… и имя-то дурацкое какое… несколько раз меняла его настрой во время разговора. И та история с сухарями была не последней. Правда, и общались-то они редко – все больше по таким вот поводам, когда требовался вызов на ковер и разборки.

Даже от учебы в элитном лицее она отбрыкалась. Хотя на нем настаивал и он, и Света. Вымолила себе право учиться в обычной, затрапезной школе. И аргументы такие нарыла, что не придерешься. Мол, за себя не отвечает, рефлексы детдомовские остались, может покалечить какую-нибудь маменькину дочку. А Игорю потом – разбираться и расплачиваться. Даже если и выгонит Женю после такого позора, на репутации и отношениях пятно останется.

Он подумал над этим и согласился. Правда, совсем по другой причине: совершенно не хотелось светить свою воспитанницу в кругу равных себе. А она, рано или поздно, засветилась бы. Вернее, рано: в первый же день ее непохожесть и спалили бы.

Светлана тогда опять расстроилась. Ее очередная затея одарить приемыша всеми благами сразу провалилась, с треском. Но она вознамерилась нанять для девчонки кучу репетиторов, чтобы подтянуть хотя бы до среднего уровня. Для своих шестнадцати лет девочка знала критично мало. Хорошо, хоть читать умела, да цифры складывать.

И эта история со школой разозлила Суворова неимоверно. Не тем, что учиться девчонке оказалось нужным. А тем, что сам Игорь об этом не подумал. В принципе. О том, что подросткам положено учиться.

Вот что бесило: он сам себя чувствовал не готовым к тому, за что взялся. История с воспитанием из ребенка полезного человека казалась все более сложной и мутной. Слишком нюансов много вылезало, при каждом новом шаге.

И отказываться от идеи не хотелось: чересчур была заманчива.

Эти две крайности – желание отправить приемыша обратно, на холодную заправку, где и была подобрана, и самолюбивая цель – вылепить из нее нечто, полностью устраивающее самого Суворова, и очень для него полезное, – и заставляли его настроение метаться между плюсом и минусом. Делать неожиданные заявления. Принимать решения, которым сам удивлялся. Порой – бесился. Срывал недовольство самим собой на девчонке, Светлане, подчиненных. Но из раза в раз приходил к мысли, что девчонка у него останется, вместе с проблемами, что неизбежно создает. А Игорь справится. И поставленной цели добьется. Тоже, между прочим, полезный навык, который никуда от него не денется потом…

Иногда Суворов, не склонный к мистике, оккультизму, религиям и прочим бредням, подумывал, что эта несчастная Женя свалилась ему на голову не просто так. Видимо, кто-то свыше хотел над ним повеселиться, по принципу: "Хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах".

Он категорически запрещал посторонним ходить в оранжерею. Знал, что ничем хорошим для растений это не закончится. Только гостей водил – редко, избранных, обязательно под присмотром. Личным.

Сам туда заходил часто. Особенно – по ночам, когда бессонница спать мешала, а к Тане ехать было поздно или лень.

Тихая уютная тень от ветвей и листьев, даже ночью подсвеченных специальными лампами, журчащий фонтанчик, чистый воздух, иногда благоухающий цветами, иногда – просто землей и зеленью… В закрытом от посторонних глаз углу у него стояло удобное кресло, где ночи проходили быстрее и приятнее, чем в душной и темной спальне.

Даже не удивился очень, когда однажды в ночи это кресло оказалось занятым. Причем – нагло, бесцеремонно и без всякого уважения к хозяйской мебели. Женя умудрилась влезть в него с ногами.

– И какого хрена?! – Чудом сдержался, чтобы не выругаться погрязнее. Воспитание сработало, неожиданно. Несмотря на то, что обошелся без мата, сам тон был обязан испугать девчонку. А та и не дернулась даже. Как сидела, носом уткнувшись в книгу, так и осталась. Даже голову не подняла.

– Эй, алё? Мадам, вы тут оглохли или оборзели, ненароком? – Подошел ближе и рявкнул громче. Снова – ноль реакции.

– Да какого же… – Такое равнодушие злило больше, чем вся остальная ситуация. Охамела девка, не иначе. Рванул еще ближе, не задумываясь, что сделает дальше.

И только на это движение девчонка среагировала. Дернулась, подняла голову, вжала ее в плечи, глаза огромными сделались, будто две плошки. И руки… руки у нее потянулись вверх, будто защищаясь. Все в ее позе говорило: готовится к удару и боится его.

Вся ярость в Суворове иссякла. Раздражение затихло, но не прошло.

– Ты тут оглохла, что ли?!

– Я.. английский учу. Произношение и интонации в диалогах запоминаю… – Девочка, слегка придя в себя, вытащила наушники и повернула к нему книгу, демонстрируя текст, сплошь на иностранном языке.– Простите, пожалуйста, что не ответила…

– Ясно. Почему испугалась так? Думала, ударю? Тебя здесь обижает кто-то? – Он напрягся только от одного предположения, что кто-то из его людей мог быть жесток с девчонкой.

– Нет, что вы… Все очень добрые и внимательные, даже неудобно как-то становится. Обо мне никогда так не переживали в жизни… Даже мама с папой… – На этой фразе ее голос совсем поник, хоть и до того не был особенно звонким.

– Значит, у твоих родителей были другие заботы, более важные. – Он ответил фразой, к которой сам привык, с детства. Правда, Игорю было грех жаловаться на обеспечение. Больше всего и в детстве, и в юности, ему не хватало родителей рядом. Играющих, разговаривающих, ужинающих с ним за одним столом. Просто находящихся с ним в одной комнате. А разговоры с отцом – лучше бы их не было, избегал всю жизнь, как мог, этих наставлений и нравоучений. Вот бы в кино с ним хоть раз сходить… Но годам к пятнадцати он привык и запомнил: есть дела и более важные, чем сын. И попрощался с нелепыми претензиями. – Так почему, все-таки, испугалась?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.