Елочки-иголочки, чудеса под Новый год

Он не хотел брать трубку, но настырный, а Юля подумала «противный!!», телефон не унимался.

Влюблённые нехотя оторвались друг от друга, решив сохранить любовный запал до новогодней ночи с ванной из молока и с лепестками роз, ароматными свечами и речью президента.

Звонили с майонезного завода и просили вернуться директора на любых условиях.

Условий было три, их приняли не спрашивая.

Новый год.

Первым делом с утра пораньше хитрые влюблённые сами обзвонили всевозможных родственников, любимых и противных, поздравляя их с Новым годом и невзначай оговариваясь, что они будут находится далеко-далеко вне зоны доступа сети, где-то в Сибири или на Камчатке или на Острове Крузенштерна, поэтому не нужно утруждать себя поисками.

Далее Юля достала из холодильника большой праздничный торт, купленный накануне, присовокупив к нему огромную подарочную коробку их сыро-молочных деликатесов и отвезла Василису, как богатую невесту на выданье, правда, одетую не в белое, а во что-то лохматое чёрное, в дом к её лучшей подруге. Обрадованные родители тут же сделались новыми покупателями молочного производства и обещали глаз не спускать с молочной принцессы.

– С Новым годом, мама! – Василиса поцеловала маму и легко упорхнула.

– Хоть бы не попросилась домой, –взмолилась Юля, махая ладошкой на прощание.

Далее были крепко-накрепко закрыты все двери, запахнуты окна, задёрнуты шторы. Для особо непонятливых, выключили все телефоны.

Летняя резиденция родителей, которая недавно стала холодным цехом домашнего производства, опять поменяла стиль, превратившись в романтическое гнёздышко, пахнущее клубникой со сливками и украшенное мишурой и елкой. Ванна пенилась белой молочной пенкой, зазывая окунуться и расслабиться.

Влюблённые и счастливые супруги впервые за долгое время оставшиеся наедине, чтоб справить любимый праздник вместе и так, как хочется только им, услышали стук в дверь.

Вадим посмотрел на Юлю.

«Вот противные», – подумала женщина, гадая, какая зараза в 00:00 не сидит у своего столика с оливье и не слушает президента?

Ярославль и Псков находились далеко. Их представители, получившие приличные заработки у богатого молочно-сырными яствами стола, сидели у телевизора в общежитии. Родители, получившие подарок – путёвку в пансионат у моря, – должны были сидеть в праздничной столовой у моря. Вася радоваться нормальной встрече нормального Нового года со своей подругой по нормальным интересам. Лидия являлась Снегурочкой-ведущей в доме престарелых, потому была обязана присутствовать до последнего. Майонезный завод закрылся на праздники в ожидании возвращения своего директора, чтоб после вновь стать ведущим майонезным заводом страны.

– Кто ещё? – без слов спросила жена, поведя бровью.

– Да вроде больше не за кого волноваться, – так же без слов ответил муж, надув губы и нахмурив лоб.

– Тогда сделай-ка президента погромче, – уже вслух произнесла Юля, залазя в тёплую пенную ванну, а Вадим открыл бутылку шампанского, запрыгивая вместе с бутылкой и фужерами вслед за женой.

– И несмотря на разные жизненные трудности, каждый россиянин должен оставаться в первую очередь человеком, семьянином, гражданином и оптимистом! – сказал президент и огромная страна не могла не согласиться с этим тостом.

«Новый год не по-русски»

Идея справить Новый год за границей пришла в голову Павлику, который кроме Турции нигде и не бывал. Ему, как ценному сотруднику органов, было запрещено покидать родину без уважительной причины. Отпуск не являлся таковою. Кроме Турции других заграниц пока не внесли в список для путешествий. Поэтому было решено устроить настоящий новогодний праздник с деликатесами и шоу именно в Турции, разделив все расходы между друзьями.

В группе близких друзей вместе с жёнами значилось 12 человек, плюс дети, человек 16-17. Точно посчитать за раз празднующие не смогли.

Расходы получались нешуточными. В отеле предупредили, что если русские не забьют зал своими, турчане забьют свободные посадочные места остальными национальностями.

Решено было приглашать всех и вся и даже дальнюю родню или приятелей, лишь бы выполнить условие.

В конце концов, удалось набрать 92 гостя, включая детей. Проблема состояла только в том, что «в друзья» у некоторых набились не только русские, но и французы, и немцы. В принципе, все были согласны, только не знали, как справляют Новый год представители этих национальностей. Чтоб всем было хорошо, решили составить разнообразное меню: для русских – оливье и шубу, стерлядь и свинину, французам – устрицы, улитки, фуа-гра и утку, немцам – кренделя, сосиски, свиную рульку и квашенную капусту. Детям всех национальностей – макароны и йогурты. Так советовала сделать паучья сеть, с которой советовались главные зачинщики предстоящего мероприятия.

С программой выходило сложнее, но на помощь пришла администрация отеля, подсказав, что знает одну семейную пару клоунов, которых они постоянно вызывают в качестве аниматоров летом. А летом в отеле немцев, французов и прочих пруд пруди. Всем программа нравилась. По крайней мере, никто никогда не жаловался.

Павлик почесал полысевшую от стрессовой работы ценную голову и довольно чмокнул губами:

– Алкоголь и конфетки входят «во всё включено»?

Турчане кивнули: «Бэспраблэм!».

Женщины начали копить деньги на платья, маникюр и причёски. Мужчины уже копили на подарки женам и детям. Дети стали составлять по второму, а кто и по третьему разу письма Деду Морозу о подарках.

Билеты были куплены. Чемоданы собраны. За день до Нового года компания из 17 человек первой прибыла в пятизвездочное станище, уже украшенное по-новогоднему, и ринулась первым делом в спа, чтоб разморозить отмороженные конечности в турецких хамамах и полечиться горячительным, так сказать, чтоб не заболеть.

Спа оказалось забитым под завязку, там уже отогревались немцы, французы и другие незнакомые личности.

Чуть позже выяснилось, что это люди нечужие. А как раз те «свои», которые разделили непосильные расходы, чтоб отпраздновать сей знаменательный день вместе.

Подвинувшись, немцы и французы уступили друзьям из холодной Русии место. В ответ в пластиковые стаканчики были налиты микстуры, и все вместе, прямо в джакузи, как выражался Павлик, гости встали на одни лыжи, то есть настроились на одну новогоднюю волну.

Через полчаса увлажняющих процедур французы с немцами уже говорили чуть-чуть по-русски, русские свободно размахивали руками как на французском, так и на немецком, что даже улавливался некий акцент.

Отель загудел, как пчелиный улей. Повсюду слышались слова приветствий, поздравлений, дружеской болтовни. Люди заселялись, обнимались, целовались и потихоньку поднимали градус настроения: кто горячительным, кто…, а некоторые просто наслаждался жизнью без помощи со стороны.

Однако ближе к полднику обнаружилась проблема: у Павлика стремительно стала подниматься температура и со всех щелей, что называется, полетели съеденный ранний завтрак дома, потом кофе и булочка из аэропорта, затем то, чем кормили в самолёте, наконец, турецкий, а точнее, шведско-турецкий стол. Полдник вылетел первым, так как стоял ближе всего к верхнему отверстию, через которое организм Павла освобождал его от ненужного, как скульпторы прошлого свои творения.

– Кишечный грипп. У меня так у Максимки было, – выдала диагноз Антонина, чья-то подруга, единственная откликнувшаяся на зов о помощи ввиду отсутствия врача на территории.

– У Антонины пять сыновей и одна дочка. Она – как врач, – верила многодетной женщине, прошедшей огонь и воду, жена Саша, а ей поддакивали друзья Павла.

От врача реального решили отказаться. Толкотня со страховками никому была не нужна, а счёт за осмотр светил стоимостью, размером, эквивалентным доле участия в празднике.

– Есть у меня термоядерное средство. Из Испании. Всегда вожу с собой. Тыщу раз спасало в дороге, – доставала из женской сумки Антонина зелья на непонятном языке. – Развести и хлебать двое суток. Жрать ничего нельзя. Только кашку, – Антонина сделалась совсем серьёзной. – И особенно водку лакать категорически запрещено. Итак сильнейшая интоксикация, если ей добавить ещё огоньку, ждут тебя, Павел Анатольевич, приключения русских в турецкой реанимации.

Вид и жаргон у женщины, вырастившей столько детей, были такими, что Павлик подумывал и вовсе перестать жрать и лакать.

– А теперь отдых и сон.

Услышав последнее наставление, друзья большой гурьбой ринулись по своим делам, оставляя несчастного друга в одиночестве.

– И ты уходишь? – жалостливо спросил Павел Александру.

Женщина замешкалась, но не осталась – под предлогом «нужно следить за детьми» она убежала с печальным, но горящим взором.

Павлика мутило, колбасило, выворачивало, вшитыривало, куролесило в одиночестве всю ночь. Ближе к четырём утра стало легче, и он смог заснуть. В 4:30 пришла пьяная жена, уверив пробудившегося мужа, что с детьми, погодками Васей и Лешей, 14 и 15 лет, всё хорошо.

Как ни странно, но лекарство многодетной ведьмы подействовало. Павел допил первую бутыль со смесью в девять утра и вполне бодрым и даже выспавшимся побрёл в ресторан на завтрак один. Жена не проснулась. В соседнем номере спали мёртвым сном дети.

В ресторане оказалось десять человек вместо 92. Двое являлись теми, кому «за печень и за сердце». Антонина, которая не употребляла в принципе. И ещё пара человек, в которых по лицам Павел профессионально распознал сыроедов, натуропатов, гомеопатов, невротиков и парочку йогов. К десяти часам опустели тарелки и тазики с овощами, фруктами, белым рисом. Мясо и рыба лежали нетронутыми. Кастрюлю с овсянкой доели Павел с Антониной, присевши рядом, так как их теперь связывало зелье из Испании.

Кстати, поначалу поставив жирный крест на отдыхе и праздновании Нового года, ближе ко второму завтраку Павел всё же увидел свет в конце тоннеля.

Во-первых, прекратились понос и рвота, что было уже счастьем.

Во-вторых, не евши овсянку с детского сада, где Павлика пичкали ею насильно, в зрелости мужчина отметил её неповторимый чудесный вкус. Собственно, он доел бы кастрюльку и один, но оказалось, это любимое лакомство Антонины.

В-третьих, чья-то подруга или родственница, на вид чистая ведьма, в разговоре оказалась интересным и полезным собеседником. Павел, после того, как кастрюлька опустела, даже стал записывать за ней, потому что ранее ему никто не мог помочь с его проблемами, как вывести шпору, рассосать жировик на лопатке, наконец, грибок большого пальца его просто достал. Не помогали ни мази, ни присыпки. Зато прилично пустел кошелек от новых бестолковых средств.

– Конечно, нашёл дурачков! – возмущалась Антонина. – Паша, ты вроде как следователь, видишь ли причинно-следственную связь, почему платные врачи и фармацевты хотели б, чтоб ты вылечился? И с другого конца обмозгуй. На какого рожна бесплатным врачам ты сдался со своей шпорой: отхреначат по коленку и нет проблем. Нет проблем у бесплатных врачей с тобою, понимаешь или нет?

Следователь нашёл причинно-следственную связь в фармакологическом заговоре против него и стал ещё упорнее записывать за Антониной.

– Баночку туда-сюда крути пяточкой. Идёт попеременный массаж ещё не окостеневшей ткани, – завтракала и одновременно вела осмотр Антонина. – Грибок что любит? – допрашивала с пристрастием женщина. – Правильно, тепло, мокроту и сахарок. Убери сладкое, мой ноги с дустовым мылом, и грибки у тебя сдохнут на глазах. И главное, не жри ничего вредного и не лакай горькую, иначе брык!

Если до этого разговора Павел ещё сомневался в страшных советах, то после шпоры окончательно уверовал в народную медицину, даже прихватил из ресторана маленькую стеклянную бутылочку из-под кефира, «катать» ногой со шпорой в номере. Зачем откладывать выздоровленье до возвращения домой?

Но по дороге в номер передумал возвращаться, спрятав поглубже в карман кефирную спасительницу. Жена, дети, друзья, скорее всего, проспят до обеда – чтобы никому не мешать Павел побрёл осматривать отель.

«Турецкий рай» оказался не таким уж большим, как на картинках, но достаточно вместительным. Тут тебе и тренажёрный зал – Павел целый час покачал штангу, вспомнив молодость. Тут тебе и спа, утром 31 декабря абсолютно безлюдное. Даже Антонина ещё сюда не забрела. А зря! У Паши остались вопросы по поводу кое-каких интимных дел. Но он дал себе зарок отыскать женщину на застолье и расспросить поподробнее, что на этот счёт говорит народная медицина.

Попарившись в хаммаме, побултыхавшись в джакузи, где вчера сидело 16 человек вместо шести по нормативу, Павел отправился дальше, найдя бильярдную, волейбольную, где перекидывались французы, которые помахали ему рукой: мол, присоединяйся, комарадэ.

Павел снял свитер, аккуратно поставил медицинское стекло рядом с одеждой и побежал вспоминать молодость. Вспомнил он её на 11:0, когда присоединились немцы из бильярдной, а ближе к обеду проснулись русские. Для чистоты эксперимента ариев поставили вместе, но выиграли всё же славяне, хоть пили не пиво с вином, а покрепче. Но немчура не обиделась, приглашая отобедать вместе, ведь на праздник все будут сидеть за общим столом со своими компаниями, и там уже не наговоришься.

– Так, мужики, в обед не пить! – командовали Серёга и Лёня. – Максимум один бокал. Сохраняйте силы на праздник.

На полдник жёны ходили раздавали лекарственный препарат, незаменимый в случае метеоризма. Дело в том, что праздничный новогодний ужин был заранее обговорен, русским – русское, остальные – остальное. А вот турецкий обед, а точнее шведский стол, был напрочь забыт. Хумусы, турецкие копчёные яйца, жареные баклажаны с аджикой, мясо в чесноке, кебабы с петрушкой, чечевичная похлебка… В общем, ближе к полднику вместо ароматов елки и мандаринов в отеле запахло турецкими яйцами или месторождением серо-водорода.

– Это не мы! – кричали возмущённые подростки, когда их заставили тоже «вакцинироваться» от метеоризма. – Немцев идите понюхайте, они на обеде всю капусту съели и свинину с аджикой, а заедали пахлавой с медом.

Добровольцев дознаться со знанием языка не нашлось.

– Да плевать! – отмахнулся Серёга, многозначительно глядя на Лёню. Мол, скоро такая пьянка-гулянка начнётся, не то что запах, картинки пропадут из поля видимости. Главарей поддержало большинство, и все разошлись по уголкам отеля, чтоб уже через четыре часа встретиться в праздничной зале нарядными и готовыми к новой жизни.

Павел вместе с мужиками бродил по отелю, присаживаясь то в бильярдной, то в теннисной. Мужики резали анекдоты, рассказывали курьёзные случаи из жизни, пересказывали сплетни и даже делали бизнес, однако старались не сильно контачить с Павлом, которого честно попросили сильно не приближаться и пить-есть из разных с ними тарелок. Паше было немного обидно, но по-человечески он понимал друзей и товарищей. То, что он пережил этой ночью, не пожелал бы и врагу.

За час до назначенного срока все как по звонку ринулись по номерам, где их ждали нервные жены, которые должны были совершить чудо и из своих мужей сотворить принцев.

Счастливый Павел вбежал к себе в комнату и не нашёл так никого, кроме праздничного отглаженного костюма, безжизненно лежащего на кровати, начищенных ботинок, дезодоранта и записки.

«Я у снохи Вечканова, приехали Серёгины деверь и кума. Мы разговариваем. Встретимся уже на ужине. У детей всё хорошо. Они с Цапкиными. Целую, люблю. Саша».

Павел стал вспоминать, когда видел последний раз жену живьём?

Почесав бровь, он вспомнил, что в твёрдом уме и живьем-живьем только в аэропорту. В автобусе она сразу уселась к подругам, и потом он видел её только мельком. То там её пальтишко просвистело, то здесь. Когда с ним случилась беда, он её не разглядывал. Она то бегала за врачом, то её перекрывал образ Антонины. Утром, когда Саша не отвечала на зов пойти позавтракать – не считался, так как явных признаков жизни, кроме сопения, жена не подавала.

Павел заволновался, но потом вдруг просиял.

– Мечты сбываются! – стукнул он себя по лбу. – О, дурак! – пожурил он сам себя за дурацкую привычку сразу искать негатив и подозреваемых.

Во-первых и в-главных, они с Саней уже как полтора суток не ссорились. Шутки-шутками, но именно это желание он решил загадать в полночь Деду Морозу и Снегурке. В последнее время, после 16 лет брака, они то и дело ссорились по пустякам. В основном, это были претензии с её стороны, что он стал неромантичным, сухим, жадным и мало проводил времени с семьёй. А тут получается взятки гладки: сама свалила к каким-то деверям и прячет детей, которых сам отец немного побаивался. Точнее, побаивался себя, чтоб их не прибить. Дети знали слова, которые не знал Паша. Они разговаривали между собой и себе подобными на этом птичьем языке. Паша боялся, что они что-то от него скрывают и бесился от этого.

– Может, они про дурь говорят, а я и не знаю. Прячут её где-то. Курят, лижут. А может, трахаются, как кролики, а мы с тобой уже бабка с дедом? – с выкрученными в разные стороны глазами от страха за детей, которые назывались подростками, говорил с придыханием Паша.

На эти следовательские подозрения и профессиональную привычку во всём искать криминал, Саша не считала нужным отвечать. Оба сына, в отличие от отца, пошли спортивными тропами. Оба мечтали стать спасателями. У обоих были идеальные оценки. Если они и перебарщивали с телефонами, играми и, наверное, где-то покуривали, Саня, с детства перебарщивающая со всем и вся, сыновей не винила.

– Голова на плечах есть. Когда надо голова возьмёт верх над другими членами! Это мои сыновья! – по-сталински глядя в светлое будущее, рассуждала строгая, но справедливая мать.

А то, что отец перебарщивал с трудоголизмом, пропустив пубертат сыновей, – это как раз не устраивало женщину, которая перепробовала все методы, но сработал только последний, когда из суда Павлу пришло извещение о разводе. Он попросил второй и последний шанс. Саша дала ему этот шанс позавчера, поэтому испытательный срок был в самом разгаре.

Второе желание сбылось в том, что наконец-то Павел мог без зазрения совести провести хотя бы день так, как хотел он, без того, чтоб развлекать Сашу и детей. Поэтому первым делом Паша засел в пространстве чищенного кафеля пятизвездочного туалета с телефоном и припасённой ещё в самолете газеткой, разглядывая в экран всякие глупости и такие же глупости читая с бумаги.

В-третьих, Павел за вчерашний и сегодняшние дни сбросил три кило 500 грамм. Дома ему даже один килограмм и тот давался с кровью и потом с гирями зале или на диете. Стрессовая работа, перекусы, кофе, поздние ужины, к сожалению, плохо сказывались на фигуре и здоровье. Поэтому к своим 48 Павел подготовил Деду Морозу не только желание про любовь, но и как любой старик, – про здоровье.

– Половое, в том числе, – как бы уточнил Павел, будто волшебный персонаж его слышал.

За окном послышались первые фейерверки, это начали провожать старый год его друзья и заодно проверяли готовность снарядов перед настоящим салютом.

Павел быстро оделся, набриолинил небольшой ёжик, что звался чёлкой, и бегом устремился вниз, в залу, не забыв прихватить подарки для жены и детей и волшебное питьё Антонины. Оставался ещё литр, чтоб замазать прорехи в здоровье.

– Что случилось? – спросил Павел, с ужасом глядя на раненых в обугленной одежде, которая еще тлела.

– Снега-то нету, – угрюмо ответили из толпы. – Укрепили плохо. Это вам не Подмосковье. А пустыня.

Раненых осматривала Антонина, как и в его случае в целях экономии средств на медицине. А Павлу почему-то стало смешно. Он еле сдерживался, что не заржать, как конь. Когда похрипывания и посвистывания стали очевидными, ему пришлось отойти в сторонку, чтоб отсмеяться там и не получить по морде.

Очень уж забавными выглядели люди, раньше времени проводившие старый год. Они походили на лунатиков, которым мешал нормально двигаться разорванный в пух и прах скафандр. Но ещё смешнее выглядел медицинский осмотр Антонины. Лунатики протягивали руки-ноги в прожженном праздничном костюме, а она прикладывала к ранам воду, разведенную в уксусе. Воняло так, что выступали слёзы!

Не в силах больше сдерживаться и тем самым рискуя заработать грыжу, Павел отправился в праздничный зал, где его ждал сюрприз. Залу, как и планировалось, разделили по языкам, родовой принадлежности, чтоб каждой группе было интересно «со своими». Павла почему-то посадили между французов. Жены и детей рядом не примечалось.

Взяв табличку со своим именем, тарелку и фужер, хотя не собирался пить ничего, кроме воды, и есть ничего, кроме овсянки, следователь направился по следу родных, обнаружив их в кругу друзей и кучи незнакомых. Саша блистала, что называется. Ещё дома Павел отметил, но не вслух, новый облик жены, у которой в талии ещё в ноябре убавилось, а в губках и ресницах прибавилось. Платье было вообще отпад. Короче, жена выглядела так, как те красотки со страниц журналов, на которых мужчина периодически засматривался сидя в сортире.

Кстати, подарок в кармане пиджака очень бы подошёл к платью.

Гартер. Это слово Павел выговаривал минут пять прежде чем выучить, а затем купить кусочек материала за баснословные деньги. В комплект присовокупил присоски к соскам. Но это явление он видал в блокбастерах Голливуда, хотя и не понимал назначения. Его, а возможно и всех, веселили смешные тесёмки, которые нравилось раскручивать по часовой стрелке, а потом против.

Наконец, кольцо. До кольца Павел додумался не сам. Ему подсказала продавщица гартера, которой мужчина зачем-то поведал свою жизнь до момента получения вызова в суд.

– Вам надо подарить ей кольцо, как знак новой жизни, где всё будет по-новому.

Вы каким видите себя в новой жизни?

Павел видел себя молодым, здоровым, стройным, свежим, сексуальным, богатым. Богатство ещё было в пути, ну это ладно.

Но для ранее перечисленного мало что было нужно. Быть ближе к любимой. Быть ближе к семье. Не переедать и попросту бросить пить. Тратить деньги с умом, например, на гартеры, а не на выпивку, посиделки и всякую дребедень.

Кстати, после кишечного гриппа бросить пить и есть было очень просто. Оставался нерешенным вопрос с новой жизнью, но Новый год обычно давал шанс.

Павел смотрел с минуту на свою жену, которая наслаждалась вниманием, кокетничая с чужими мужиками, некоторые из которых даже не говорили по-русски, а Саня чирикала на их языке свободно, будто полжизни в Париже отмотала. И вдруг понял простую вещь. Ведь Сашка тоже хотела быть молодой, здоровой, стройной, свежей, сексуальной и богатой, как он. Стоит ли мешать, возникать на горизонте, когда у любимой, возможно, наступила минута славы? Пусть не он, валенок подмосковный, трудоголик последний, идиот идиотский, но другие отметят её чувство юмора, женственность, сексуальность. Она была достойна этого хотя бы из-за того, что терпела валенка все эти года.

То, что Сашка его любит и никуда не денется, Павел был уверен, особенно грели надеждой гартер, кольцо и новые устремления трудоголика.

Поэтому развернувшись, он легко побрёл к своему французскому застолью.

Французы, ряженые как скоморохи, уже сидели гурьбой и чокались красным. В час, когда в России провожали старый год, то есть за 2-2,5 часа до Нового, команда молодцов-принцев в белых рубахах, выглаженных с отливом костюмчиках, блестящих ботиночках, красивой гурьбой ввалилась в двери. С улицы в то же время пожаловали те, кто уже проводил старый год и даже успел попасть под пулеметный обстрел из салютов. Но всё равно следы белой рубахи и костюма ещё проступали на опаленных, смоченных уксусом телах.

– Что это? – спросил валун по имени Мишка, хотя ростом и весом выходил на целого Михаила Борисовича, друга-переводчика Витю Казанкина, который и пригласил своих друзей-лягушечников, разодетых в пальмы и разноцветных попугаев.

Казанкин поцокал языком на свой промах, понимая всю суть вопроса, где на лице Мишки было чёрным по русскому написаны золотые слова: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Но Мишка не стал дожидаться результата работы головного мозга дружбана, а попросту подошёл к французам и на невербальном языке, размахивая жестами то на себя, то на пальмы, то на ёлку, объяснил: мол, пальмы у себя будете в Париже носить, а здесь дамы, дети, праздник, надо бы как-то поцивильнее, мужики.

Французы поняли невербал и слегка покраснели. Казанкину даже показалось, что посмотрели в его сторону с некоей укоризной, мол: «Chto je ty, Victorrr, nas ne preduprrrregdat chito zdesya takoe vischee obchestvo budet?». Виктор быстро сбегал с мужиками в номера помочь с гардеробом. Через полчаса кавалеры-тамплиеры вышли как положено в белых рубахах, брюках и ботинках, на которые то и дело засматривались русские. Всё-таки Франция – не Торжок, знатные ботфорты шьют тамплиеры.