Нет твоей власти надо мной…

Погружённая в размышления о потенциальных возможностях её «переходов», Алёна взбудоражено ходила по кабинету, наводя порядок довольно странным образом – она брала по одной фигурке со столика и направлялась с ней к шкафу, ставила её на полку, после чего возвращалась за следующей. Так, перемещаясь туда-сюда, она могла хоть немного справиться с охватившим её возбуждением от мыслей обо всём происходящем.

Вдруг, посмотрев на часы, Алёна поняла, что уже девятый час вечера. Она удивилась, что администратор с ресепшн не пришла поторопить её – ведь в восемь центр прекращал работу и сдавался под охрану. Не хватало ещё, чтоб её тут забыли!

Но тут она услышала за дверью оживлённые громкие голоса двух мужчин, которые шли по коридору. Один из голосов принадлежал Д, второй, видимо, какому-то гостю, с которым директор засиделся у себя в кабинете. Голоса говорили между собой так приподнято-оживлённо, что можно было легко догадаться о причине их задержки. По всей видимости, гостя провожали к выходу. Алёна некоторое время постояла, прислушиваясь, и лишь немного погодя её осенило – «И чего стоишь? Ждёшь, что тебя точно в здании закроют?»

Но тут раздался знакомый уверенный стук в её дверь, и на пороге возник Д. На этот раз он не сразу вошел в кабинет, а остановился в проёме двери, улыбаясь, и смотря на Алёну своими бархатными карими глазами, которые сейчас очень уж блестели, что подтверждало её предположения.

– Алёна Николаевна, вы рискуете остаться тут до утра. Вот, хорошо я услышал, как вы в своём кабинете ходите. А то мог бы и закрыть вас до завтра в центре.

Алёна уловила лёгкий запах дорогого коньяка.

– Ой, прошу прощения, я что-то сегодня заработалась. Через пару минут меня не будет. Я уже собираюсь.

Но Д. вдруг переступил порог, зашел в кабинет и уселся в кресло.

Алёна вопросительно посмотрела на него, отключая тем временем ноутбук и беспорядочно сгребая по столу бумаги в стопку.

–Алёна… Николаевна, я тут вспомнил наш недавний разговор…  А и правда, мне, кажется, нужна консультация.

«Ну вот, начинается… как всё банально!» – Алёна с досадой отметила, что чувствует что-то похожее на обиду. «С какой стати? Чего ты, вообще, могла ожидать-то?»

– Дмитрий Сергеич, ну это вообще не самая прекрасная идея, особенно сейчас,  вы же сами понимаете.

(«Ты же не хочешь, чтобы он сейчас ушёл? – А что толку… не хватало в такую банальную пошлятину ещё вляпаться – интрижка с подвыпившим начальником. Хотя, нет, он мне не начальник, но это не сильно меняет дело.»)

– Ну, ладно, тогда давайте просто немного поговорим. О чём ни будь, – Д., даже расположился поудобнее в кресле.

Алёна молча села на своё место терапевта.

– Что-то вы не сильно разговорчивы к вечеру, – после небольшой паузы продолжил Д., – Хотя, понятно, вы этим и так целый день занимаетесь… И – как это, интересно, у вас происходит – тёплый душевный контакт, оплаченный по прейскуранту?

– Я смотрю на свою работу с клиентами несколько иначе, Дмитрий Сергеевич. Под другим фокусом и помощь, и доверие, и оплата моей работы.

– Хотя, что тут необычного… – такова вся наша жизнь – всё по прейскуранту. – казалось, Д. и не услышал её слов, – мне вот сейчас тоже, по сути, было сделано такое предложение – по прейскуранту.  – Д как-то криво, зло улыбнулся, – знаете, у меня сейчас был приятель, просто случайно заехал в гости. Очень состоятельный товарищ.  Между нами, это родной брат нашей красотки Анжелы. Пока мы сегодня мило беседовали с коньячком, он вскользь дал мне понять, что был бы рад породниться. А уже уходя, совершенно между прочим поинтересовался, как идут дела моей клиники, не требуются ли инвестиции…  Что вы об этом думаете, Алёна Николаевна?

– Я думаю, если вам действительно нравится Анжела, то ваш приятель сильно осложнил ваши потенциальные отношения. Но, знаете, так часто бывает – люди из хороших побуждений могут наворотить чего попало. Особенно, если они не слишком «тонкие душевно».

Странно. Несмотря на то, что тема беседы совсем не нравилась Алёне,  она совсем не хотела, чтобы Д. вот так сразу ушёл. Что-то было в его глазах такое, противоречащее и его поведению, и теме разговора.

– Как вы добры, Алёна. Наверное, это такая специфическая профдеформация – терпимость к человеческим изъянам? Д. вдруг усмехнулся, и добавил – Простите за наглость, но у меня сейчас возникло предположение, что обратная сторона этого бьёт по вам же за пределами работы. Вы ведь не в браке, насколько я знаю? Видимо, постоянные экскурсии в закрома чужих жизней забирают что-то из потенциала вашей собственной?

(«Какой беспардонный хам! И опьянение не делает ему извинений».)

– Нет, всё не совсем так. Вернее, не так просто. Но, честно говоря, это такая банальная тема, что мне её даже обсуждать не хочется… – Алёна, всё-таки, решила сохранять вежливость, хотя желание «послать» визитёра нарастало.

Алёна смотрела в эти, вначале кажущиеся «бархатными», и в то же время неприятно жёсткие глаза, и тихо радовалась, что с ним у неё не происходит этот мистический «переход».  Несмотря на такую явную тягу к этому неоднозначному человеку, она  совсем не хотела сейчас увидеть его «внутренний слой сознания», это было бы, словно, прийти в дом без приглашения. И Алёна явственно догадывалась, что увиденное там её вряд ли порадует.

Неожиданно у Д. зазвонил телефон. Взглянув на экран, он произнёс:

– О! Я ж такси вызвал. За руль, сами понимаете, сейчас мне садиться не стоит. Поедемте вместе, я завезу вас домой.

– Нет, я сейчас не домой, Дмитрий Сергеевич. (Ну ты что? Ещё смутись давай, ага. Совсем уже.) Мне нужно немного пройтись одной, у меня сегодня, действительно, был очень трудный день.

Они вместе вышли из клиники, и, расставаясь у крыльца, Д. вдруг пожал ей руку. Но дотронулся он не до ладони, а обхватил и слегка сжал её запястье. Этот неожиданный жест, продлившийся лишь мгновение, окончательно привёл Алёну в замешательство. Сказав «до свидания», она развернулась и излишне поспешно направилась по аллее, словно сбегая с поля боя…

Она шла по тротуару между двух рядов тополей, и в мыслях её было не совсем то, что стоило бы ожидать после такого интригующего прощания…

Алёна никогда не подпускала к себе близко мужчин с красивой внешностью. И причиной этого было не то, что обычно вызывает беспокойство у женщин при виде очень привлекательной мужской «особи» – вполне закономерные предположения об избалованности женским вниманием, ветрености, и ожидаемой конкуренции были тут не причём.

Д., вообще-то, не мог похвастаться классической красотой черт, лишь карие глаза были, действительно, завораживающими и опасно глубокими. Впрочем, он, конечно, был притягателен, в каждом своём сильном движении, повороте головы.  Алёна ещё чувствовала на внутренней стороне запястья движение его пальцев, это кружило её голову, но, несмотря на всё её романтическое замешательство, теперь в голову предательски лезло совсем другое воспоминание, вызванное из преисподней тем существом из чёрного угла.

Человек, чей голос из далёкого прошлого настиг неожиданно сегодня Алёну и заставил вспомнить то, что было похоронено в самом дальнем сейфе подсознания – тот человек как раз был очень красив. И это, почему-то, тогда особенно шокировало Алёну и делало «то» происходящее каким-то совсем нереальным и кошмарным ….

Она шла по аллее, ещё сопротивляясь прорвавшимся воспоминаниям, но засовы забытья были сбиты, и сердце её колотилось сейчас не от романтических догадок, а от ощущения возвращавшегося ужаса прошлого…

Глава 7. Беспомощность.

Алёна Тихонова медленно брела по аллее,  мало, что замечая вокруг, перестав сопротивляться вырвавшимся воспоминаниям, погружаясь всё больше в призрачные тени прошлого…

*****

…Она была ещё очень нежной, наивной девочкой к своим тринадцати годам. Раннее детство осталось самым счастливым периодом в её воспоминаниях навсегда – Алёна была долгожданным любимым ребёнком, радовала родителей своим послушанием, лёгким характером и хорошей учёбой. Она вообще была «беспроблемной» и вполне благополучной лет до двенадцати.  А потом всё стало  сложно. Всё изменилось в её жизни разом, как это обычно и бывает.  Переезд  с семьёй в далёкий  город, большой и холодный Новосибирск. Появление младшего брата, её собственная ломка подросткового возраста, замученные родители вдруг перестали быть большими добрыми волшебниками – шарахнули девяностые, было трудно всем.

То мутное время, казалось, вообще почти не оставило воспоминаний.  Алёна очень ярко и в подробностях помнила своё детство лет до девяти, потом был период  «тумана» с отдельными яркими островками событий, и вновь нить её памяти становилась более-менее целой лишь с восемнадцати, с момента её скоротечного первого опрометчивого брака.

… Это произошло тёмным осенним вечером. Когда приходит октябрь, мы каждый год встречаемся с неизбежным, каждый год мы учимся смиряться с потерями. Уходит бабье лето – эта последняя вспышка восторга жизни, сказочная зрелая красота ранней осени блекнет, и уже ясно замечаешь неотвратимость угасания дня, жёлто-красная палитра становится бурой, грязь и холод  начинают своё наступление  – эти первые вестники смерти-зимы.

В тот октябрьский вечер было уже ощутимо осенне-холодно, но сухо. Алёна в десятом часу возвращалась домой с занятий танцевальной студии, которые проходили в ДК недалеко от её дома. Она съёживалась и убыстряла шаг не от страха вечерней темноты, а от холода – курточка была лёгкой, уже не по сезону. Пора было одеваться теплее, права была мама – но кто ж послушает маму в тринадцать лет, если самая модная куртка из джинсовой варёнки не очень спасает от тепла, зато ты в ней выглядишь совсем как взрослая?

Она бодро шагала, не особо разглядывая привычный городской пейзаж, характерный для конца девяностых – вот, в некотором отдалении, разгромленный коммерческий киоск, «комок» – зияет тёмными выбитыми витринами.  Да и что разглядывать, половина фонарей не горят – коммунальные службы в агонии «переходного экономического периода».  Но всё же дорога, по которой она шла, была более-менее освещена, пусть и не равномерно, да и путь был привычен и абсолютно знаком – слева сквер с уже наполовину облетевшими деревьями, справа брошенный долгострой. Похоже, это мог быть типовой детский сад. Но торчащие в небо стены первого этажа, сваи, лестничные пролёты «в никуда» были в состоянии разрухи, заросшие не только травой, но уже и пробивающимся кустарником.

Почему она не ускорила шаг, заметив краем зрения какую-то возню в кустарнике этой заброшенной стройки? Так знайте же, что мир тринадцатилетней девочки, из последних сил ограждаемой родителями от суровых реалий (конечно, это было их ошибкой, но сколько ошибок делаем мы от любви) – так вот, этот мир был полон тайн и приключений, а опасности в этом возрасте как-то не особо осознаются. Алёне, почему-то, пришло в голову, что это может быть собака – вдруг она больна, или (о, это было бы супер!), вдруг, там у неё щенки…  Алёна так давно и безуспешно упрашивала родителей завести собаку…

В общем, она остановилась, повернулась в сторону шорохов и, вглядываясь в темноту, куда не доставал свет фонаря, стала медленно приближаться к кустам, чтобы не напугать собачку.

…Первое, что она увидела, подойдя совсем близко – женскую ногу, она была обтянута тонкими колготками, туфля, видимо, слетела.  Хорошо видно было лишь эту ногу, совершенно неподвижную, само же тело было скрыто в высокой траве.  Алёна, остановившись чуть дальше от края дороги, ошарашенно смотрела на эту ногу, в первые мгновения от удивления не ощущая и не понимая вообще ничего. Вдруг нога дёрнулась и «поехала» – кто-то оттаскивал тело дальше в темноту.  Через мгновение тот, что тащил тело, разогнулся, и стал виден по пояс в бурьяне в полосе света фонаря, который случайно попал именно туда.  Алёна увидела молодого мужчину лет двадцати восьми, высокого, хорошо сложенного, с удивительно красивым лицом с выразительными чертами и горящими то ли страхом, то ли каким-то другим чувством, глазами.

Они молча уставились друг на друга, но уже через пару секунд мужчина пришел в себя и двинулся по направлению к Алёне…  которая начала пятиться назад, к дороге.

То, что произошло потом, Алёна иначе, как вмешательством ангела-спасителя, объяснить не могла.  Правда, выглядел ангел не особо презентабельно, но что уж привередничать, в реальной жизни часто так и бывает, спасение приходит не от сияющих рыцарей, а совсем наоборот. Неподалёку раздался треск гравия, и с ближайшего пересечения улиц на дорогу вывернул ехавший на ржавом велосипеде какой-то задрипанный мужичок.  Выглядел он так, словно возвращался с рыбалки – в брезентовом плаще, резиновых сапогах и со старым рюкзаком за плечами.  На руле допотопного велосипеда синей изолентой был примотан фонарик.  Мужичок приблизился, когда поравнялся с Алёной, приостановился, и  хрипло проговорил:

– Ты чо, девка, в такую темень тут стоишь? Маленькая ещё по темноте-то шляться, время сейчас не то, что раньше, дуй-ка ты домой. Как тебя родители в такое время отпускают?

Фигура в бурьяне исчезла. Алёна бросилась бежать домой.

Перед дверью  квартиры она собрала всю свою волю для того, чтобы выровнять дыхание, унять дрожь и натянуть на лицо маску равнодушия.  Алёна не стала говорить ничего дома. Она просто не верила, что её родители смогут что-то предпринять – она уже не верила, что они смогут защитить её.  Подросток одинок в своём мире – новом мире начинающейся взрослой жизни, и мало кто может опереться в это время на поддержку близких.

Алёна закрылась в ванной, погрузилась в горячую воду – это помогло унять дрожь, и попыталась осознать, что же только что с ней произошло. В течении где-то полугода в той части города, где она жила, находили женские обезображенные трупы.  Женщин было найдено уже пять, ещё несколько пропали без вести. Все они были в возрасте 30-35лет, выглядели очень хорошо, вели приличный образ жизни. Пропадали они, в основном, возвращаясь вечером с работы домой. В июне был последний случай, ещё месяц все «стояли на ушах», боялись ходить даже утром, потом опять всё как-то поутихло…  И вот.  Это он, тот маньяк, это совершенно понятно.  И он видел её. И ему совсем нетрудно сообразить, что живёт она где-то рядом.

Ощущение абсолютного одиночества, беззащитности и ужаса накрыло Алёну так, что она надолго перестала дышать, и чуть не потеряла сознание в этой тёплой ванне. Что же теперь делать?  Пойти в милицию ей даже в голову не пришло. После того, как Алёне довелось наблюдать на базаре разборки рекетиров (примета времени,  лихие девяностые) на глазах и не думающего вмешиваться милиционера,  она сделала вывод, что  эти товарищи в форме при реальных проблемах совершенно бесполезны. Родители были так измотаны добыванием средств к существованию, что их паника только ухудшила бы её состояние и жизнь их семьи, вот и всё.

Что же теперь будет? Если этот человек попытается её найти…?

К ночи у Алёны поднялась очень высокая температура, и её начало рвать.  Перепуганная мама хотела вызвать скорую, но Алёна уверила её, что это последствия съеденного в школьной столовке беляша и простуда. На следующий день она осталась дома.

Когда она всё же стала выходить через несколько дней на улицу, то поначалу, старалась лишь ходить с подружками по маршруту школа\дом, и в каждом прохожем в тёмной куртке ей мерещился маньяк. Но подростковая  психика неплохо справляется с потрясениями, и через пару недель Алёна начала слегка успокаиваться.

И тут он появился. Он подошёл к Алёне днём, когда она шла в магазин, зажав в руке выданные мамой деньги на молоко и хлеб. На улице было светло, люди спешили мимо по своим делам, когда он неожиданно появился рядом, и крепко взял её за руку – обхватив за предплечье, чуть выше запястья…

– Ну здравствуй, девочка моя. Ты ведь ждала меня, правда?

Глава 8. В ловушке.

Она находилась в этом подвале уже несколько дней.