Путя не будет

Положив ладонь на грудь в районе сердца, Вера Петровна медленно опустилась на табурет.

–Всё, помираю. Сил нету смотреть, как мой сынок себя сгубил…

Светлана чистила картофель. Ее руки дрожали от страха и злости. Страх, который взрастила в ней свекровь насчет позора на всю округу, и злость на дочь, что не смогла уберечь честь смолоду. Если б в шестнадцать с парнем спуталась – это еще куда ни шло, а вот в четырнадцать… Что люди скажут? А что они скажут, начнут плевать в лицо, потому что Анька не только семью Ивановых позором покрыла, но и всех девчонок ее возраста.

–Призналась хоть, с кем семя прижила? —свекровь покосилась на Свету.

–Нет, —выдохнула та, бросив очищенную картофелину в таз с водой.

–Узнать бы, кто такой прыткий, что на малолетнюю полез, – процедила сквозь зубы Вера Петровна, потирая кожу под шеей. —Я б ему быстро кое-что оторвала, чтоб мучался.

В дом вошел Тимофей. Увидел женщин в кухне, откашлялся, снял рукавицы и засунул их в печурку.

–Здравствуй, сынок, – со слезами в голосе поздоровалась мать. —Как работа? Сильно замаялся? А у нас такое горе-е-е.

Тимофей сердито посмотрел на нее, но не ответил. Он снял калоши, затем – валенки. Калоши поставил у печи, на железный настил, а валенки положил на печь.

–Тимофеюшка, у меня прям сердце заболело. Я такая слабая становлюся, когда плохие новости доходят, – причитала мать, стараясь, как можно мягче подготовить сына к ужасной вести. —Вот сердце прихватнуло, сижу и бога молю, чтоб сегодня не забирал к себе. Я еще пожить хочу, чтоб на моего Тимофеюшку наглядеться.

Тимофей снял фуфайку, повесил с краю, рядом с верхней одеждой. Подтянул ватные штаны и подошел к раковине. Поднес ладони, и тощий язык рукомойника зазвенел своим противным, оглушающим звуком.

–А у меня с утра прям предчувствие было, что у нас не всё ладно, —перекрикивая железный звон, вытянулась Вера Петровна. —Вот прям как встала, так и поняла, что день сегодняшний черным будет.

–Есть, что пожрать? – вытирая руки вафельным полотенцем, спросил Тимофей у жены, ссутулившейся над ведром с картошкой.

–Через полчаса будет, а пока молока выпей, – бесцветным голосом ответила Светлана.

Мужик постоял рядом с ней, потом повесил полотенце на гвоздик, где оно и висело.

–А где Гришенька? —приторно-сладким тоном спросила мать, наблюдая, как меняется выражение лица у Тимофея.

–Скоро придет, к Ваське на полчаса заскочил. —Ответил Тимофей, уходя в свою комнату, чтобы послушать радио и немного остыть.

–Вот ведь как, где Гришенька пропадает, мы всегда знаем, а чем занимается твоя непутевая дочка – никогда не ведаем. В школу, значит, она не ходит, а только по мужикам бегает. И кто тот ирод, что ее попортил, а? Как теперь жить, Светка?

***

В доме Кучкиных все стояли на ушах. Алексей Владимирович, схватившись за голову, сидел у стола и покачивался, не зная, что делать. Его жена, Клавдия Степановна, охала и вздыхала, стараясь не потерять сознание. Дед с бабкой спрятались в комнате, Лиля слушала вопли матери, притворяясь, будто готовит домашнее задание за письменным столом. А Федя сидел напротив отца и покусывал нижнюю губу.

–Божечки мои, это что ж делается, а?? – задыхалась от волнения Клавдия. —И не сказал! Федька! Феденька! Да куда ж твои глазоньки смотрели? Да каким же местом ты думал?

–Знамо, каким, —буркнул Алексей, бросив на сына короткий презрительный взгляд. —Тем самым, которое обрубить надо, под самый корень.

–Это ж если кто узнает, я ж сгорю, со стыда сгорю! —накрывала ладонями свою голову Клавдия.

–Поди, знают уже, —поддакнул Алексей, опустив руки на свои колени. —Тимофей же ясно сказал, что к нему подошел кто-то там и донес, мол, ихняя девка с нашим Федькой куролесит.

–Еще и пригрозил, —исподлобья глядя на отца, проворчал Федя.

–Кишка у него тонка, —придав уверенности своим словам, Алексей встал.

–Да ты с ума сошел! Ведь и правда посодют, Аньке всего четырнадцать! – заголосила Клавдия.

–А пусть докажут. Может, это не Федя там побывал.

–И то верно, – чуть успокоилась Клава, – кому нужна такая беднота? Нам эти бедняки ни к чему. А ведь верно, Алешенька, если глянуть с другой стороны, то можно подумать, они на наше благополучие позарились, а?!

–Вот так и скажем, если начнут прилюдно по косточкам нас разбирать. —Согласился Алексей. —У них не то, чтоб деньжата водятся, даже баньку себе состряпать не могут, – неожиданно расхохотался он.

–Нищие и есть, —кивнула Клавдия. – Ни одёжи путной, ни обувки. Прижимистые, наверно. Ведь оба работают, Тимофей и Светка, а всё под матрасик складывают. Ха-ха!! На свои похороны, заранее!

–Ну вот, одну проблему разрешили, – довольный Алексей сел на прежнее место, – осталось разобраться…

Не успел он высказать свою мысль, как Федя встал и громко кашлянул в кулак.

–Кхе-кхе. Послушал я вас, дорогие мои, – поправил он ремень на штанах и вытянулся, – а теперь я скажу. Тут и думать нечего, женюсь на Ане и всё тут.

–Да ты сдурел?? – побагровела Клавдия. —Куда тебе жениться, двадцать один годок всего?

–Жениться, значит, рано, а работать в колхозе – в самый раз, —усмехнулся Федя.

–Ну ты это, —возмутился отец, – не путай рабочий труд с бл…..ом.

–А я и не путаю. Я жениться хочу.

–Феденька, —взмолилась мать, – на кой она тебе, девка эта? Что с нее взять? Маленькая она еще, зеленая. Ей сейчас замуж – это себя в хомут запрячь, узкий-узкий. Она ж – обуза. Ты пойми, сынок, тебе нужна другая жена, постарше, да поумнее. А с этой, что взять? Там, небось, в голове еще игрушки гуляют.

–Только другого формата, —уточнил Алексей Владимирович.

И Клавдия расплакалась.

–Не такую жену я тебя хотела. Не о такой мечтала. Да если б они зажиточными были, а то ж голытьба.

–Мам, ты не обижайся, но я уже всё решил. Женюсь, приведу сюда, а там и научишь ее и как подобает жене хозяйство вести, и всему остальному. Не плачь, мам, лучше порадуйся за сына.

Клавдия подняла на него покрасневшие глаза и подумала:

«Сама уйдет, здесь она не приживется».

Глава 10

Вскоре будущие сваты обсудили совместное проживание молодых в доме Кучкиных. Больше всех радовалась Вера Петровна за Аню. Ну как же, избавилась-таки от нелюбой внучки. Теперь все блага только Гришеньке и достанутся. А Анька что, отрезанный ломоть. Накуролесила, пусть хлебает большой ложкой.

Настал день прощаться с Аней. Мать весь вечер собирала скромное приданое для дочери. Где платок без дырок нашла, где полотенце еще не застиранное. Подушку ей вручили, одеяло, матрас, ложку с тарелкой и пару наволочек. Больше дать дитю нечего. За все годы ничего не нажито, богатств Ивановы не имеют. Отправлять Аню было решено темной ночью. Чтоб соседи все глаза не поистерли. Округа и так слухами поросла, как болото камышом. Каждый норовит подойти и спросить – правда ли, что Анька под сердцем ребенка носит? Светлана только рукой махнет, да улыбается. А у самой перед глазами живот беременный, аж на пять месяцев.

Когда прилично стемнело, пришел Федя, привел лошадь, запряженную в телегу. Погрузили приданое, посадили Аню на старую солому рядом с ее скромным скарбом.

–Господи, – бабушка смотрела на испуганную внучку и чувствовала, как сердце в пятки уходит, – ну дитя дитем!

Впервые Вера Петровна ощутила жалость к родной кровиночки, но не показала этого. Спрятав лицо в платок, развернулась и ушла в хату. Светлана, стоя у телеги, шепотом науськивала непутевую дочь:

–Гляди там, работай до первой звездочки, свекрови не перечь. Слушай ее, как мамку родную. Ведь ты теперь… жена.

Вздохнув, Света поцеловала дочь в щеку, перекрестила девчонку и кивнула Федору. Взяв поводья, Федя крикнул лошади:

–Пошла!

И старенькая кобылка медленно поплелась в сторону дома Кучкиных, увозя еще несмышленую девочку в логово сердитой Клавдии Степановны.

***

–Что ты притащила? —разглядывала женщина бедное приданое. —Зачем мне весь этот хлам??

Брезгливо подняв двумя пальцами серый облезлый платок, она бросила его на пол.

–Это что? Насмешка? Издевательство? Или они думают, что мы позаримся на это барахло? Быстро выноси всё на улицу, —обратилась она к Ане, стоящей у входной двери. —Что стоишь? Мне тут моли еще не хватало! Небось, в этой подушке моль и завелась. А завтра поутру встанем, а она нам тут все платки пуховые поела! Божечки мои, —уставившись на побледневшую девчонку, Клавдия сморщила нос, —и как только совести хватило в таком-то возрасте. Тьфу!

–Мам, чего кричишь, —Федя занес последний «подарок» – матрас.

Встав рядом с Аней, он подмигнул ей. Аня смотрела на него во все глаза и чувствовала непреодолимую неловкость. Её жутко тянуло домой, да так, что вот-вот развернется и даст стрекоча.

–А как тут не кричать, когда посадили на мою шею чужую приблуду? – поставила руки на бока Клавдия. —Дать бы вам обоим подзатыльника, —рыкнула она. —Какой пример Лильке подаете, а? Еще не хватало, чтоб она у вас всякому непотребству научилась. Спать будешь в Лилькиной комнате! – гаркнула на Аню. —И чтоб я вас тет-а-тет не видала, —пригрозила женщина доморощенной парочке, уходя в комнату Лилии.

Лишнего спального места, естественно, для Ани не оказалось. Федя положил на пол Анькин матрас в комнате сестры, кинул на него подушку и ушел к отцу, вывозить навоз из сарая. Лиля сидела за письменным столом, втянув голову в плечи, и с опаской смотрела на свою подругу. То, что она узнала о ней, заставило девочку впасть в ступор. Анька поступила, как взрослая женщина! Ой, страшно-то как… А вчера мама сказала, что Анька скоро принесет им еще один рот. И что бы это значило? Кота, что ли, притащит или собаку?? Лиля смотрела на Аню и ёжилась. Страх, подступивший к ее горлу, заставлял задерживать дыхание. Теперь Аня для нее, как больная рожей беспризорница – дотронуться боязливо, да и заговорить с ней тоже. Лиля отвернулась, чтобы продолжить работу над домашним заданием. Аня, подойдя ближе, коснулась ее плеча:

–Теперь мы с тобой будем жить вместе. Как сестры, —довольным тоном сказала Аня.

Покосившись на одноклассницу, Лиля фыркнула:

–Не трогай меня, ты заразная.

–С чего это? —сложила на груди руки Аня. —Сама ты заразная. Вообще-то, я теперь жена Феди.

–Чего-о? —развернулась на стуле Лиля. —Какая ты жена? Нос не дорос.

–Это у тебя не дорос, а мы поженимся, когда я подрасту. А еще все говорят, что у нас ребеночек будет.

–Какой еще ребеночек, глупая? Ты чем-то заразилась, а тебя, видимо, подальше от родителей сплавили, чтоб их не заразила.

–Сама ты… дурочка заразная, —обиделась Аня. —Мне сказали, что у меня там, —она показала пальцем на живот, —ребенок.

–Ты что, совсем? —покраснела Лиля. —У тебя не может быть там ребенка, потому что ты еще маленькая. Только у взрослых дети бывают, а у тебя не будет.

–Да! Будет! —с надрывом крикнула Аня.

–Нет!! – еще громче ответила ей Лиля.

–Да!!

–Нет!!!

В комнату ворвалась Клавдия Степановна и заставила всех замолчать.

–Быстро легли спать и чтоб без звука мне тут!

–Мам, —насупилась Лиля, —я не хочу с ней в одной комнате… Мне страшно.

–Не занимайся дурью, —рыкнула Клавдия, закрывая за собой дверь.

Не успела прикрыть ее плотно, как вновь просунула голову в дверной проем:

–В школу Анька ходить не будет. Пусть дома сидит. Нечего на людях показываться.

–Ого! —обрадовалась Аня.

–Не огокай. Всю жизнь в доярках будешь, потому как туда без образования всех берут. И да, Лиля, не разговаривай с подружками о ней, —Клавдия показала глазами на Аню.

–Родит, а там пусть идет на все четыре стороны.

Глава 11

Через несколько дней в хату Кучкиных как ураган влетела Светлана. Запыхавшись, она держалась за дверную ручку и разъедала холодным взглядом Клавдию, сидевшую за столом.

–Чего пришла? —Клавдия ела конфеты, складывая невзрачные обертки в свой карман.

–Где она? —громогласно спросила гостья.

–Кто? —Клава сделала вид, будто не понимает ее.

–Анька!

–Тут она, что с ней сделается? —равнодушно ответила хозяйка, причмокивая от удовольствия.

–Заболела? —также истошно спросила Света.

–Нет, а что?

–Как что? В школу не ходит! Уроки не учит!!

–Не ори, не дома, —Клава встала, дожевывая размякшую сладость, и выпятила обвисшее пузо вперед. —Нечего ей там делать. Читать-писать умеет, и хватит с нее. Авось, не в бухгалтерши опосля школы пойдет, а на дойку.

–Мне плевать, куда она пойдет, но в школу обязана ходить! Ко мне Валентина Яковлевна подошла и спрашивает о ней, а я и не знаю, чего ей ответить. Меня могли вы предупредить? Или я уже мамкой ей не являюсь?

–Слушай, милая моя, —Клава украдкой глянула на закрытую дверь, за которой сидели девчонки, —ты хотела, чтоб твоя шлында была пристроена – мы уважили, а теперь тебе подавай сплетен целый короб? Так тут я тебе не товарищ. Вот родит и пусть катится, а сейчас я за нее думать буду, надо ей брюхом перед учителями светить или не надо.

–Клавка, ты мне тут не указывай. —Зашипела Света, подавшись вперед. —Иначе без Федьки останешься. И проведет он свои молодые годы в неволе. Потом локти сама кусать будешь. Или переводи девку на вечерний, или я еду в милицию.

–Если на то пошло, —прищурилась Клава, сделав шаг навстречу Светлане, —то можешь смело жаловаться, куда хочешь. Анька твоя ничем не докажет, что мой Федька на нее злой умысел имел. Вот тогда точно всей деревней над вашей семейкой и покочевряжимся. Будешь знать, как в моем дому указывать.

–Ишь ты, как запела, —хохотнула Света, выпрямив спину, – прям напугала, что аж поджилки трясутся. Не докажу я, видишь ли. А вот хрен тебе! —Сложив пальцы в незамысловатую фигуру, женщина сунул ее под нос Клавке. —Кто у Федьки лучший друг, а? Не Юрка ли Куцый?

–И дальше что? —нахмурила брови Клава.

–А то! Твой Федька ему всё об моей Аньке докладывал, ясно тебе?

–Вот дурень языкастый, —прошипела Клава, сообразив, что Юрка – и к бабкам не ходи – все выболтал своей молоденькой женушке, которая (дать голову на отсечение) донесла своей матушке, а та, чтоб ее распластало, по всей округе растрепала. Ведь Тоська, сплетница поселковая, ой как любит языком почесать.

–М-да-а-а, дал бог родственничков, – пробормотала Клава и села на стул.

–Вот так-то, милая моя, —с ухмылкой произнесла Светлана и вышла вон.

Клава, думая о Тосе, злилась на нее, как на злейшего врага. Когда Тоська перебралась сюда из поселка Хвойная, то Клава сразу поняла – спокойное житье ей только снилось. Не общались столько лет, не виделись, а тут вдруг именно сюда ее потянуло. И не важно, что ее муж на работу был приглашен, могла бы и без него в своем поселке проживать.

–Глазья свои как вылупит, аж тошно на душе, —забубнила Клава, представив вытаращенные глаза Тоськи, – того и гляди, сглазит.

Тося приходится Клаве внучатой племянницей по линии матери. Ну если глубоко копнуть, то чуть ли не половина поселка – ее родня. Да куда далеко ходить, по всей Новгородской области родственничков, как пшена в мешке. Тут уж дядька Клавки постарался, по отцовской линии. Да и дед когда-то набедокурил вместе со своими братьями, вот вся округа и заполонилась родственными узами. Старшее поколение уже и забыло, кто кому приходится, а младшему и невдомек. Никто ни с кем не общается, потому как за родню друг дружку не считают. Мало ли, кто там много лет назад в любовь заигрался, что теперь всех родней величать?

–Придется Аньку на вечернюю переводить, —со вздохом сказала Клава и поднялась со стула. —Анька! Неси доку́менты, мамке твоей отдам. Пускай сама этим делом занимается.

Аня была переведена в вечернюю школу, но окончить ее так и не успела, потому что в апреле родила мальчика, которому дали имя Семен. Клава Степановна не понимала своих чувств, то ли рада рождению внука, то ли он раздражает ее. Вот если б Федя женатым был, да на той, которая постарше да поумнее, вот тогда порадовалась бы за сына, а тут чему радоваться, когда теперь и девка Иванова на шее сидит, а еще и мальчонку крикливого на макушку пристроили.

–Чего сидишь и глазом не ведешь? —в комнату пришла Клава. —Не видишь, надрывается?

–Я не знаю, что он хочет, —глаза Ани заслезились от растерянности.

–Жрать он хочет! – прикрикнула на нее Клавдия. —На руки бери! Да быстрей ты телись! —нервничала женщина, в ушах которой звучал детский крик, разливаясь по венам на висках тягучей пульсацией.

–Я не хочу, —слезы отчаяния потекли по щекам Ани.

–Да кто тебя спрашивать будет, – подняв ребенка из кроватки, Клавдия сунула его в руки бестолковой молодой мамаши. —Вынимай! —Дала команду, со злостью расстегивая ее халат. —Суй! Да не так, неумеха.

Сделав всё, как полагается, Клава ткнула кулаком в лоб Ани и ушла готовить ужин. Аня сидела, слушая чмоканье новорожденного, всхлипывала и вспоминала тот ужас, который ей пришлось пережить буквально на днях. Когда начались первые схватки, Аня не поняла этого. Болит живот и болит, в туалет по большому забегалась, а Клавдия Степановна ругается, мол, съела что-то не то, вот и поносит. Промучившись с ноющей болью до трех часов ночи, Аня легла. Но через пятнадцать минут вдруг закричала на всю хату. Лиля и Федя всполошились, а Клавдия Степановна и ухом не повела:

–Первый, родится не скоро. Нечего тут орать, как бешеная. Потерпит.

Но Федя, одурев от криков Ани, все же сбегал и позвонил в больницу. Аню увезли, и разродилась она лишь к ночи следующего дня. Чтобы в больнице не началась суматоха по поводу несовершеннолетней роженицы, хитрая Клавдия поехала вместе с Аней. Там договорилась с врачом, и девчонку поселили в отдельную палату, которая до ее приезда была что-то вроде кладовой. Вспоминая облезлые стены без умывальника, с метлами и лопатами в углу, Аня содрогалась и думала, что больше никогда не захочет иметь детей, потому что достаются они в страшных муках.

Но человек предполагает, а Бог располагает. Через три месяца после родов Клавдия заметила, что Аня вновь ждет ребенка.

–Да когда ж вы успели, ироды!! – кричала она на сына, размахивая руками. —Неужели так приспичило?? Федя!! Ты смерти моей хочешь?? За что ты так с матерью?? Чтоб завтра же выскребла, а не то я сама это сделаю!!

Глава 12

Аню так тошнило, что она была согласна на всё, лишь бы избавиться от участившейся рвоты и бесконечных криков Семена, который отказался от груди матери буквально вчера, когда Аня упорно пыталась накормить его. Клавдия, собрав всё необходимое, схватила в охапку Аню и повезла ее в больницу. На аборт. Радуясь, что скоро ее мучения закончатся, Аня и представить не могла, на какие жертвы согласилась. Придя в смотровую, Аня услышала:

–С утра не ела? Раздевайся, ложись. И смотри, язык себе не откуси.

–А я не и собиралась, —опешила Аня, снимая платье и поглядывая на строгую женщину в белом халате и колпачке.

–И куда ты так спешишь, глупенькая? —Качала головой пожилая врач, надевая резиновые перчатки. —Мать свою пожалела бы.

–Она не моя мать, —надув губы ответила Аня, —это мама моего мужа.

–Какого еще мужа? Тебе лет-то сколько, девочка. Ой, только родила и вот опять… И что за мания пошла, у самих еще волосы не везде выросли, а уже к мужчинам тянутся. Мамка-то у тебя щедрая, за роды оплатила, теперь и за аборт. Ох, девочка, разоришь ты ее, чувствую. Ну все, ложись, ноги поставь, зубы сцепила, и не орать. А то всех тут перепугаешь…

***

К вечеру, когда всё уже было позади, у Ани поднялась температура. Клавдия нервничала, ругала ее, потому что пришлось самой возиться с плачущим внуком и еще прыгать вокруг ненавистной девахи:

–Все бабы, как бабы, встали и в поле, а ты лежишь, поплохело ей, видишь ли. Это обычное дело – выскребсти кусок грязи. Да, грязи! Потому что от тебя другого и не родится! Семен тоже какой-то не такой. Орет постоянно, от бутылки отказывается. Свалились на мою голову!! А всё ты, зараза, принесла нам беду, а теперь валяешься тут и глядишь на меня. Что зенки разлупила? Еще раз под моего Федю подлезешь, голову оторву!!

–Мам, ну что ты кричишь на нее? —Лиля принесла вёдра с водой. —Ей и так плохо.

–А под мужика ложиться – хорошо?? А ты слышала, что она мне вчера выдала? Свадьбу ей подавай!! Обнаглела! Какая тебе свадьба, ты что у нас, невеста? Мы тебя сватали или, может, договаривались о чем-то? Не будет ни свадьбы, ни семьи у вас не будет. Да кто ж тебя распишет? Законов таких у нас нету. Вот дождемся, когда паспорт получишь, и катись к черту на куличики! Сил моих нет каждого любопытного усмирять!! Ходят и спрашивают, почему Анька тут живет, какого лешего Федька так осрамился? А как там ваши молодые, уживаются ли? Слава богу, от тюрьмы уберегли, а так бы прощай молодость моего Феденьки! Ишь ты, Светка мне угрожать вздумала, всё на страх берет, а я не из боязливых! Добрая я, поэтому Аньку к себе взяла, чтоб не срамила родителей своих!

Лиля не стала спорить и ушла доделывать домашние дела. Аня лежала вся в поту и слушала, как Клавдия Степановна кричит со слезами в голосе. И почему она такая злая? В чем Аня перед ней виновата? Ведь все рано или поздно женятся, детки у них появляются, а этой женщине всё не нравится. Только и знает, что орать.

Три дня Аня лежала в постели, справляясь со своим недугом. Клавдии пришлось взять выходные, чтобы ухаживать за внуком. Тот вопил, как сумасшедший, плохо ел, почти не спал и не давал продыху своей назойливой бабке. Клавдия вымоталась до предела. Стала еще злее и всё больше приставала к Ане, которая уже начинала ненавидеть ее.

Оправившись, Аня занялась ребенком. Удивительно, как только она взяла его на руки, Семен сразу замолчал, закрыл припухшие от слез глазки и уснул. Клавдии не понравился этот момент, и она высказалась в грубой форме:

–Вот и думай, чей он сын, если родную бабушку не признает. Федя! Задумайся, дорогой мой! Уверена, что чужого растишь!

Федя сидел в кухне за столом и ужинал. Услышав мать, бросил ложку в тарелку с супом:

–Ты мне это уже три месяца талдычишь. Не верю я, что Семен не от меня!

–А ты поверь! Мать больше тебя знает! – еще громче закричала Клава, подойдя к Феде, который уже стоял у двери и собирался выйти на перекур. —Он же и в твоих руках как уж на сковородке выкручивается. Вот ты и Лилька всегда спокойными были, хоть батька, хоть бабка с дедом с вами нянчились. А тут, только подойду, уже хай на весь дом стоит. А? Как тебе?

–Никак. У многих ребятишки орут, сам видел. А Семен еще маленький, потом привыкнет.

–А что ему привыкать-то, а? К родному батьке привыкать? Вот потому и горлопанит, что ты ему не отец. Понял? У-у, – ткнув кулаком в лоб сына, Клава первая вышла в сени. —И так видно, что не похож, а ты отверчиваешься. Надо было свою палку гнуть, когда про вас нам доложили. Никто б ничего не доказал, если бы умнее был, дурачок. А теперь смотри, как растет чужой приблудок, и радуйся.

Хлопнув входной дверью, Клава ушла в огород, поливать грядки. Федя постоял, подумал и, махнув рукой, вышел на крыльцо. Покрутил в руке пачку сигарет, пощелкал зажигалкой, а затем спустился по ступеням.

–Анька ни с кем, кроме меня, не была, – сделал выводы он и пошел помогать по хозяйству.

Прожив в доме Клавдии Степановны полгода, Аня начала понимать, что здесь она не сможет больше находиться. Постоянные скандалы, упреки в ее адрес сделали из нее пугливую девчонку, которая от каждого шороха готова забиться в угол. В родном доме хоть и орали, даже раздавали тумаки, но все же ощущения были другими. Там было нестрашно жить, а тут…

–Я домой хочу, —прошептала Аня, глядя на сына, спящего на ее руках. —Не буду тут жить, всё надоело. Лучше с бабкой, которая меня не любит, чем с этой Клавкой дурной.

Пока дома никого не было, Аня встала, прижала сына к груди и отправилась к отцу с матерью, проситься обратно. Не обсудив этот момент с Федей, она была уверена, что если мать пустит, то и Федя перейдет к ним навсегда. По дороге Аня встретила одноклассниц, поболтала с ними, выслушала, какая она смелая, что так рано стала матерью. Надо же, изменили своё мнение насчет Ани, а зимой отворачивались от нее, сторонились, будто она заразная. Попрощавшись с девчонками, Аня двинулась дальше. Заметив издалека отца, идущего со стороны мастерских, Аня помахала ему. Тимофей остановился, присмотрелся. Чем ближе подходила Аня, тем улыбчивее становился Тимофей.

–В гости идешь? —крикнул он, радуясь, что сейчас впервые увидит внука.

Аня не ответила. Прибавив шагу, она чувствовала, что отец точно скажет «оставайся», и жизнь Ани станет прежней. Почти.

–А мы на той неделе Гришу в армию проводили, – в голосе отца появились нотки грусти. —Чего не пришла? Он же приходил к вам, чтоб позвать на проводы.

–Что? —Ане показалось, что она ослышалась.

–Гришу, говорю, в армию забрали. Весело было, ребята приходили провожать. Правда, посидели недолго, а потом ушли в клуб.