Отрекусь от матери

Ксюша с достоинством проходила мимо, не обращая на задиру никакого внимания.

Зато потом я обнаружила, что его внимания по отношению ко мне становится слишком много. Он мог подойти и обнять меня то за талию, то за плечи. Один раз и вовсе попытался прилюдно поцеловать. Когда на перемене я мыла доску, этот дурачок подошел сзади и ущипнул меня за попу. Ох и взбесилась я тогда! Схватила ведро, в котором полоскала тряпку, и вылила на него грязную воду, до последней капли. Петька смотрел на меня несколько секунд выпученными глазами, затем развернулся и выбежал из класса. Больше он ко мне не подходил, боясь, что я еще чего-нибудь с ним сделаю.

Маме было все равно, что меня в школе хвалили. Она воспринимала это как должное, словно всеми своими успехами я была обязана ей. Иногда мне казалось, что она не в себе: смотрит куда-то в одну точку, что-то бормочет. Однако, как только я подходила к ней с каким-нибудь вопросом, мама рыкала на меня так, что пропадало всякое желание даже вспоминать о ней. И я уходила либо в огород, либо к Ксюше, чтобы отвлечься.

Баба Маня научила меня владеть иголкой, и благодаря этому у меня появились новые колготки. Правда, не совсем новые, но…

Помню, в конце восьмидесятых-начале девяностых начали продавать в городах капроновые колготки. Некоторые были просто гладкие и очень тонкие, однотонные, а были и цветные, с ажурным рисунком, которые мне казались верхом совершенства. Девочки из моего класса посмеивались надо мной из-за того, что я была единственной, кто на школьные мероприятия приходил в обычных трикотажных колготах. Они были с жутко растянутыми коленками и смотрелись ужасно, но других у меня не было. Я мечтала о капроновых, но мама бы никогда мне такие не дала, потому что берегла свои две пары как зеницу ока. Именно в них она выходила устраивать личную жизнь, цепляя на себя все лучшее, что только у нее было.

Это я сейчас понимаю, что ничего иного она не могла придумать. Потому что сама выросла, как сорняк в поле, и толком не знала, что к чему. Поэтому и носила обтягивающие короткие платья, либо блестящие кофточки ядовито-яркой расцветки. Вещи были уродливы, но мне тогда они казались просто немыслимой роскошью. Ах да, не забыть бы и про мамины шпильки, упав с которых я чуть не сломала себе ноги. Ядрен батон, как в них вообще можно ходить? Я слышала, как мама хвасталась перед зеркалом, что выпросила эту красоту у соседской дочки-студентки. Это были туфельки с немыслимо узким носом и высоченным тонким каблуком. Мама пробовала в них пройтись, но вскоре поняла, что эта задача ей по плечу. Она напоминала динозавра с подогнутыми коленками, при этом ее зад оттопыривался, а туловище слегка подавалось вперед. От этого мама реально становилась похожа на какого-нибудь диковинного прямоходящего зверька с торчащими вверх рыжими волосами.

Когда-то мама прочитала, что рыжеволосые женщины считаются роковыми и самыми желанными для мужчин. Поэтому она не могла успокоиться до тех пор, пока не нашла самую дешевую краску, которая превратила ее русую шевелюру в огненно-красную. Такую, что за километр видно было, и все знали, что идет красотка Лида собственной персоной. А уж для меня как было лестно слышать подобные слова… самыми мягкими были те, которые предсказывали мне пойти в будущем по стопам мамы – родить в шестнадцать лет. Зато мама ходила и в ус не дула. Ей было плевать на всех и вся, включая меня. Главное, что она была занята поисками того мужчины, который обязательно ее осчастливит. Мама искренне считала, что с ее внешностью все обязаны падать перед ней ниц и умолять ее выйти замуж.

Чтобы повысить свои шансы на удачное и скорое замужество, мама перестала что-либо делать по дому. Она берегла руки и лицо от солнца, временами жестко морила меня голодом.

–Это чтобы ты не растолстела, как твоя Ксюша, и смогла найти себе нормального мужика. Неужели собралась всю жизнь сидеть на моей шее?

Однажды она вернулась жутко злая и наорала на меня. Оказалось, что ее новый ухажер так хотел перейти к близкому знакомству, что порвал ее колготки прямо посредине, по шву. Мама была в таком гневе, что еще полдня материлась во весь голос, а я боялась показываться ей на глаза. Мало ли, что ей в голову взбредет.

Мама сняла с себя рваные колготки и швырнула на пол. Затем, шмыгая, завалилась на диван и накрылась старым одеялом с головой. Через двадцать минут я услышала, что она похрапывает…

Я подняла глаза и увидела валявшиеся на полу колготы. Это были те самые, которые мне очень нравились. Понятное дело, что просить у мамы ценную для нее вещь я бы никогда не посмела. Сквозь сон мама пробормотала:

–Ненавижу… пропадите все пропадом, кобели поганые…

Повернувшись к стене, мама скомандовала:

–Выбрось их к чертовой матери.

Я обрадовалась и тихо, как мышь, проскользнула к дивану и схватила мамино испорченное сокровище. Унеся колготы к себе в комнату, я внимательно их осмотрела. Увиденное меня очень сильно обрадовало: они были порваны только посредине, все остальное было совершенно целым.

–Спасибо, баба Маня…—прошептала я. Старушка научила меня ловко штопать, и я была готова привести колготы в божеский вид. Вооружившись тонкой иголкой и контрастными нитками, я принялась за работу. Черед десять минут я с довольной улыбкой натянула на себя уже целые колготы.

–А ноги у меня ничего, —пробормотала я, изучая свое отражение в старом зеркале. Выпуклые ажурные цветочки на моих стройных бедрах и округлых коленках мне очень даже понравились.

Еще через неделю я увидела, как соседка, тетя Вера, выбрасывает всякое барахло во двор. Она собиралась все это рассортировать и сжечь все, что ей покажется ненужным. Но я заметила в этой куче несколько пар колгот, таких же ажурных, как у мамы, только с другим рисунком. И упросила тетю Веру отдать их мне.

–Да я хотела в них лук складывать, – с жалостью вздохнула она. – Но если тебе надо, забирай.

Я отремонтировала их, а потом ждала подходящего случая, чтобы блеснуть обновками, сделанными моими собственными руками.

Когда я появилась в новых колготах на школьной дискотеке, мои одноклассницы с удивлением рассматривали меня. Появился Петька, не пойми откуда, и начал хватать меня за плечи.

–Вик, пойдем на улицу. Разговор есть, —твердил он. Я учуяла от него запах спиртного и оттолкнула, но Петька не отставал.

Тут появился Антон Ромащенко. Он мне давно нравился, но я бы скорее умерла, чем призналась в этом. Антон при виде меня заулыбался:

–Привет, Вика. Ты куда такая красивая? Пошли, посидишь с нами.

Я сделала невозмутимое лицо и последовала за ним.

«Вот с таким парнем было бы нестыдно показаться на людях», —думала я, разглядывая широкую спину и мускулистые плечи Антона. Он занимался спортом всю жизнь, играл за сборную района по футболу и считался подающим большие надежды спортсменом. Девочки на него вешались пачками, а он никого не выделял. С чего это вдруг он решил обратить на меня внимание, я не поняла. Но мне было приятно, что он сам обратился ко мне и даже попросил составить ему компанию.

Мы вышли из школьного вестибюля и направились к небольшой пристройке в школьном дворе. Там местный сторож, которого все называли просто Игнат, устроил себе что-то вроде комнаты отдыха. Поставил железную печурку, деревянную кровать, стол, шкаф и пару стульев. То есть на одного человека места было достаточно.

Когда мы открыли дверь, Антон сделал жест рукой и позвал меня:

–Вик, ты где? Добро пожаловать в нашу скромную обитель.

Войдя внутрь, я остановилась. Здесь было нечем дышать из-за паров спиртного.

«Вот где Петька успел нализаться»,– поняла я. И тут же решила уйти, но Антон закрыл своим мощным телом дверь и с усмешкой посмотрел на меня. Кроме меня, других девочек там не было. Я начала паниковать, но старалась этого не показывать.

–И что дальше? —как можно нахальнее спросила я, садясь на потрепанный стул. Всего в комнате было человек семь, включая меня. Антон встал рядом и обнял меня за плечи.

–Расслабься, Вика, – предложил он, сверкая белозубой улыбкой и садясь на кровать. При других условиях я была бы готова расслабиться, но сейчас мне его поведение никак не нравилось. Я заметила рядом с собой массивную большую бутылку, на которой виднелась этикетка с надписью «Портвейн». Антон сделал широкий жест в сторону молчаливо смотревших на меня парней.

–Наши ребята давно хотели узнать тебя поближе, только ты нас не замечаешь. Неужели такая гордая? Мы тебе не ровня?

–Вы же сами никого не замечаете, кроме своего футбола, —искренне удивилась я.

–Сама подумай – мы уже десятый класс, почти взрослые. Скоро выпускаться будем, а ничего серьезного ни у кого из нас еще не было, —проникновенным тоном начал Антон. – Вот скажи мне правду, Вик… я тебе нравлюсь?

–Такие вещи надо обсуждать один на один, а не с целой толпой, —насмешливо ответила я. Только сейчас до меня дошло, что Антон выпивши. Может, ему захотелось женской ласки, вот он мне зубы и заговаривает. От собственных подозрений мне стало плохо… вспомнила слова мамы, которая только и делала, что угрожала мне, если услышит про меня разные нехорошие слухи. Судя по мрачным физиономиям этих доморощенных спортсменов, именно нехорошее и было у них на уме. Антон начал ерзать и нервно посмеиваться, хватая меня за руки. Только я быстро давала ему по пальцам, чтобы не позволял себе лишнего.

Мои подозрения превратились в уверенность, когда один из парней подошел к дверям и выглянул наружу. Повернувшись к нам, небрежно сказал:

–Никого.

–Здорово, – промямлил Антон и посмотрел мне в глаза. – Ты девочка?

– А что, не видно? —насмешливо спросила я, незаметно для всех поглядывая на бутылку. Я поняла, что было у него на уме, но упорно косила под дурочку.

–Да какого лешего ее спрашивать, так мы до утра просидим и ничего не получим, —вмешался парень, который казался старше, чем другие. Я его раньше в школе не видела. Скорее всего, он не из наших. Его темные глаза шарили по моему телу, и он непрерывно облизывал свои толстые губы.

В голове мелькнули слова бабы Мани, которая как-то поделилась историей времен своей молодости. Во время свадьбы двоюродной сестры кто-то из гостей попросил девушку помочь добраться до туалета, но по дороге оглушил и потащил в пустой сарай. Туда, как заметила баба Маня, молодежь относила пустые бутылки. Как только поняла, что он хотел с ней сделать, мгновенно схватила бутылку и чуть не разнесла череп незадачливому насильнику.

–А рука-то у меня всегда была тяжелая, —посмеивалась она. – Упал и даже пикнуть не успел. А я убежала, словно ничего и не было. Потом смотрю, сидит с разбитой головой…

–Сама разденешься или помочь? – самый старший смотрел на меня голодными глазами, а сам в это время расстегивал ширинку на джинсах…

Я завопила:

–Пожар, горим! – с такой силой, что чуть сама не оглохла.

–Держи ее, —скомандовал Антон. Я уже была возле двери, когда меня схватили сзади и закрыли рот. В руках у меня была бутылка, которую я тут же обрушила на голову того, кто стоял ближе всех ко мне. Им оказался Антон… я в оцепенении смотрела, как кровь стекает по его лицу и шее, смешиваясь с красным вином…

За дверью раздался резкий звук свистка и громкий крик:

–Откройте, милиция!

–Гаси свет, валим отсюда! —я уже не понимала, кто кричал. Когда все разбежались под звуки свистка, заглянула Ксюша. Я была так напугана, что не могла стоять на ногах, и буквально упала подруге на руки…

Глава 3

Глава 3

–Ох ты, мать твою, зараза такая, – я еле стояла на ногах. Точнее, висела на руках Ксюши, на шее которой болтался пластиковый желтый свисток.

–Это ты такой шум подняла? —поняла я и показала кивком на свисток. Подруга улыбнулась:

–Ну да, никакой милиции не было. Мне Петька сказал, что тебя Ромащенко увел к своим. Ну, и я поняла, что от этого гада хорошего не жди.

–А где ты Петьку встретила? – я хотела понять, что произошло.

–Понимаешь, там твоя мама опять не в себе. Пришла к нам и давай орать, куда я дела тебя. А я дома была, уборку делала. Потом подумала, что, если твоя мамаша припрется в школу в таком виде, никому мало не покажется. Только она спать пошла, я сама видела. А я все бросила и прибежала, смотрю, тебя нет. Тут Петька приперся и так обиженно говорит, что он хотел как лучше, а его выставили. Ну, я его приперла к стенке, и он сознался. Сказал, что Антон давно хочет с кем-нибудь переспать, да только никто не дает. Вот и решил с тобой попробовать.

–Ну он и… – я дико разозлилась, когда поняла, чем был вызван его внезапный интерес ко мне. Стало быть, трусы ему стали жать. Только с чего он решил, что я обязательно сдамся? Он ведь не один был, а с целой толпой. Видимо, они сами боялись, поэтому и не решились сразу наваливаться на меня.

Ксюша помогла мне добраться до дома и даже посидела со мной полчаса. Мама спала без задних ног, ее сонное бормотание было хорошо слышно. Наконец, подруга собралась и помахала мне рукой:

–Ну, бывай. Завтра увидимся после занятий.

На следующий день, когда я пришла в школу, на меня с нескрываемым любопытством смотрели все старшеклассники. Я чувствовала, как они сверлят меня любопытными взглядами, но никто ничего не говорил. Наконец, ко мне подошла компашка из трех девиц: Милы, Юли и Гали. Юля была без тормозов и первой выпалила:

– Ну как? Больно было?

–А что со мной должно было случиться, чтобы было больно? – я не сразу поняла, о чем они говорили.

Лицо Гали вытянулось:

–Не притворяйся. Мы же все видели, что ты с Антоном пошла.

–И что с того? – я холодно посмотрела на сплетниц.

–Он не сделал тебя женщиной? – вырвалось у Милы, которая смотрела на меня так, словно у меня на лбу было выжжено свежее клеймо с надписью «Шалава» или что-то еще в этом роде.

–Моя милиция меня бережет, —ухмыльнулась я. Потом добавила:

–Ромащенко сейчас с разбитой башкой дома лежит, можете проведать его, если не верите. Он еще слишком молод, чтобы залезать на кого-то. Ничего не получилось. Увы и ах, как говорится.

Под гробовое молчание троицы я прошла в класс и замкнулась в себе до конца уроков. На меня продолжали косо смотреть, но желающих что-то спрашивать больше не находилось.

Зато после уроков меня вызвали в кабинет завуча, где долго и нудно спрашивали, какое отношение я имею к вчерашней драке между девятыми и десятыми классами. Вот насчет этого я была не в курсе, о чем честно сообщила завучу. Поняв, что ничего нового от меня не услышать, завуч отпустил меня восвояси.

По дороге меня нагнал Петька и с заметным волнением спросил:

–Эээ… тебя точно никто вчера не трогал? Тоха тебе ничего не сделал?

–А ну-ка, минуточку, – я схватила Петьку за ворот и впечатала в кирпичную ограду, мимо которой мы проходили в этот момент.

–Ты вчера меня вывел к этому гаду, – я не сводила с этого дурака горящих глаз. – Вы заранее все спланировали, да? Тоже хотел принять участие в этом приключении?

–Да успокойся, ничего такого не было, – глаза Петьки забегали, а лицо было явно перепуганным.

–Ты, кусок говна, если еще раз тебя увижу рядом, тебе не жить, понял? —рявкнула я и ударила Петьку по лицу. – Тохе я голову разбила, а тебя вообще на ремешки порежу. Пошел вон, скотина!

Петька, хоть и на голову выше меня, всегда был трусом. Поэтому молча убежал, стараясь исчезнуть в ближайшем переулке, чтобы я не пошла за ним.

Антон показала себя в этой истории во всей красе. Дебил чертов, он пустил слух, что я обслужила и его, и его приятелей, и что ко мне можно обращаться за пачку сигарет или бутылку вина.

–Она же в мамку свою пошла, —охотно говорил он всем желающим послушать его небылицы, – вот и отрабатывает. Ноги раздвигает так быстро, даже раздеться не успеваешь. Скоростная давалка, такую драть одно удовольствие.

Если раньше на меня не особо обращали внимание, то после слов Антона я попала под пристальное нездоровое наблюдение. На меня косились не только мои ровесники или ребята постарше, но даже члены их семей. Особенно лютовали бабушки, мамы и тети, которые в один голос твердили, что яблочко от яблоньки недалеко падает.

А я шла и думала, что меня все здесь так достали, что при первой же возможности надо уехать отсюда. Слава богу, мне уже восемнадцать! Сбежать, хоть на край земли, лишь бы больше не видеть этих сплетников. Им плевать, что мама и я – два разных человека, с совершенно непохожими характерами. И я была уверена, что никогда не пойду по пути, проложенному моей непутевой родительницей. Но, как говорится, хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах…

Мамин последний ухажер, Гоша, который с бритой головой, появился через две недели после своего внезапного исчезновения. Мама была тогда очень грустная, но придраться ко мне не могла. Потому что я добросовестно старалась выполнять свои обязанности: приведу дом в порядок, приготовлю чего-нибудь и сваливаю с глаз долой. Чтобы не мешать маме весело проводить время, я даже уходила ночевать в дом Ксюши, где мы полночи болтали о разных пустяках.

Гоша пришел, когда мама ушла в контору мыть полы. Здесь я не могла ее прикрывать, потому что она и так ходила на грани увольнения за частые опоздания и прогулы. Сначала она хотела меня подрядить, чтобы мыла вместо нее, но бухгалтер запротестовала:

–Хочешь деньги? Тогда мой сама, нечего таскаться просто так да на мужиков заглядываться.

Маме пришлось подчиниться, и за это она меня еще больше невзлюбила. Но зато она была полностью освобождена от другой домашней рутины, хвасталась всем, что научила меня полезным умениям. Соседки после того случая с Антоном только хихикали ей вслед:

–Да уж, очень полезным навыкам научила. Тоже ловко ноги раздвигает, скоро бабушкой Лидку сделает.

Первое время я лезла с кулаками на всех, кто говорил обо мне подобные гадости. Потом поняла, что никому ничего не докажу. Мне верили только Ксюша и ее мама, но остальным было по фигу, что у меня ничего не было с Антоном или с кем-то еще. Все были уверены только в том, что я – обычная малолетняя шалашовка, с которой нужно обращаться соответствующе.

Гоша, судя по его словам, тоже наслушался сказок про мой любовный пыл. Он пришел, когда я дописывала реферат по истории – хотела получить дополнительную оценку. Никого дома не было, но через минуту ситуация резко изменилась…

Я почувствовала, как чья-то тяжелая рука легла мне на спину, потом услышала сиплое дыхание вперемешку с алкоголем:

–Привет, лапочка… Соскучилась по мне?

Я хотела вырваться, но этот Гоша был силен, как горилла. Он просто скрутил мне обе руки, схватил в охапку и потащил в мамину комнату, где стояла старенькая двуспальная кровать с продавленным матрасом. Скрип стоял на весь дом, когда Гоша кинул меня на кровать и с довольной плотоядной ухмылкой смотрел на меня сверху вниз.

–Какая ты куколка, —пробормотал он, хватая меня за щиколотки и рывком притягивая к себе. – Лидку сто лет не видел, но и ты ничего… даже лучше, свежее молодое мясо…

Я орала, как резаная, но меня хватило только на пару секунд. Кулак Гоши вонзился мне под дых, и я захлебнулась собственным криком. В глазах потемнело, я судорожно ловила ртом воздух, когда мужчина тихо прошипел мне в ухо:

–Закройся, сучка. Еще раз пикнешь, шею сверну. И Лидку порежу, чтобы не болтала почем зря. Мы договорились?

Я кивнула, понимая, что сейчас произойдет… Гоша так разошелся, что чуть не сломал кровать, пока скакал на мне, а я от боли и отвращения не чувствовала ничего, кроме желания умереть на месте. Не могу сказать, сколько времени все это длилось, но Гоша был удивлен, заметив следы крови:

–Вот те раз… А я думал, мне тебя учить нечему, такое про тебя слышал…

Подумав, полез в карман брюк, вынул оттуда пухлый бумажник и достал несколько крупных купюр.

–Держи, это тебе компенсация за мою шалость. Только никому не говори, а то мамка пострадает. Спалю дом к чертям собачьим, если тявкнешь.

Я пообещала молчать и пошла приводить себя в порядок. Простынь тут же застирала, чтобы мама не подняла ор, как она обычно делает. Гоша, сделав свои грязные дела, тут же ушел с таким видом, словно ничего не произошло.

Я спрятала полученные от маминого и теперь моего любовника деньги, не зная, что с ними делать. Чувство жалости к себе прошло сразу же, как только я обдумала случившееся. С такой мамой, как моя, рано или поздно кто-нибудь бы сделал со мной такое, я это понимала. Да еще и басни Антона дали всем пищу для пересудов. Если кому-нибудь удастся сделать со мной то же, что и Гоша сегодня, то все будут знать, что Ромащенко был прав, рассказывая обо мне всякую непотребщину.

–Сбегу отсюда, как пить дать, сбегу, —думала я, собирая книги в сумку. Кстати, она у меня дышала на ладан, не сегодня-завтра порвется. У мамы, разумеется, ничего не допросишься. Раньше нам кто-нибудь давал что-то из своих старых вещей, но в последнее время уже не дают. При виде меня, мамашки и тетушки отводят глаза и делают вид, что спешат куда-то по сверхважным делам. Хотя раньше все отвечали на приветствие и выражали сочувствие. Но в последнее время только и слышу в спину:

–Лидкина лярва идет. С кем на этот раз была?

Даже моя классная руководительница, Елена Викторовна, и та стала косо смотреть в мою сторону. Оценки у меня были нормальные, я училась без троек, но она все чаще стала заваливать меня. Один раз я даже не вытерпела и обратилась к ней при всем классе:

–У меня диктант без ошибок, ни одного исправления. За что поставили тройку?

–Не твоего ума дело, —жестко ответила она. – Значит, было, за что. Я не должна отчитываться, кому и за что ставлю оценки. Тебе все ясно?

Я поняла, что она сама по себе до такого бы не дошла. Раньше, по крайней мере, я не замечала за ней желания так явно грубить. Подождав, когда класс разойдется, я подошла к Елене Викторовне после уроков:

–Извините. Мы можем поговорить?

Она слегка вздрогнула, потом сказала:

–Только дверь закрой.

Когда я села перед ней, учительница посмотрела на меня долгим изучающим взором и глубоко вздохнула.

–Тебе придется уйти из школы без аттестата.

–Почему? —машинально спросила я, хотя причину понимала.

–Я не знаю, что произошло между тобой и Ромащенко, —ответила она таким же тихим голосом. – Но на меня давят и его родители, и школьная администрация. Говорят, что ты своим аморальным поведением портишь репутацию всей школы. Я пыталась тебя защищать, но поставили вопрос ребром. Прости, Вика, но мне нужно кормить свою семью. Так что…

Она не стала договаривать, но я и так прекрасно все поняла.

–А я могу перевестись в другую школу? —спросила я на всякий случай.

–Скорее всего, нет, —ответила Елена Викторовна после паузы. – Мне звонили из других школ, спрашивали, правда ли, что ты такая проблемная. Я не знала, что ответить…

–Мне осталось каких-то полгода до окончания школы, —прошептала я, вытирая слезы.

Ответом мне был виноватый взгляд и тихий вздох. Я представила, как отреагирует мама, которая уже строила планы на мое будущее.

–Ты же хорошо учишься, может, попадешь на бюджет, – представляла она. – Получишь диплом, станешь человеком. И отблагодаришь меня за то, что столько лет своей жизни я потратила на тебя.

–Отблагодарю, можешь даже не сомневаться в этом, – я вытерла слезы и посмотрела на учительницу. – Я могу забрать документы?

–Пусть мама придет и напишет заявление, – ответила Елена Викторовна.

Я молча вышла из ее кабинета и пошла домой. Ксюша ездила учиться в город из нашего села, потому что найти жилье там не получилось. На ее счастье, дядя Толя работал механиком в автосервисе и сам подвозил ее к месту учебы. Ксюша поступила в торговый техникум, и с учебой у нее был полный порядок.

Если я пойду сейчас к ней, то, скорее всего, подругу там не найду. Она обычно возвращается после семи вечера. Придется поговорить с мамой…

Но разговора у нас не вышло. Как только я появилась на пороге, мама начала кричать на меня, осыпая грубыми ругательствами:

–Ах ты, малолетняя шалашовка! От кого идешь? Где деньги?

–Мама, ты в своем уме? Какие деньги? – я ничего не понимала. Мама продолжала орать:

–Какие деньги, говоришь? Все знают, что ты на трассе стоишь, шоферюг всяких привечаешь. Неужели даром? Где деньги, которые они тебе заплатили за «работу»? У мамы, значит, ни сапожек приличных нет, ни теплой одежки на зиму, а ты из себя бедняжку строишь?

Как я тогда орала на нее в ответ, не передать словами. Припомнила ей все: и папин уход, и ее бесчисленных любовников, и пьянки, и безделье, и всегда наплевательское отношение ко мне, причем с самого детства. Сказала, что из-за ее славы недалекой шлюховатой мымры ко мне относятся хуже, чем к собаке, и приписывают подвиги, которых я не совершала.

–Тебе всегда было по фигу, что со мной! – кричала я, размахивая руками. —Тебя интересовало только одно – как бы самой потеплее устроиться. Забыла, как свалила на несколько дней, оставив меня в холодном доме одну? Мне было тогда десять лет, стерва! Десять лет! И жрать дома было нечего. Если бы не Ксюша, я бы тогда с голоду подохла. Я с пяти лет на тебя батрачу, а тебе все мало. Вместо того, чтобы выцарапать глаза тем, кто про меня такие слухи распускает, ты требуешь с меня деньги? Какая ты мать после этого? Ты никогда меня не защищала, только старалась добить. Из-за того, что ты сама ведешь себя по-блядски, ко мне так и относятся. Только и слышу, что пойду по твоим стопам, что тоже рожу́ в шестнадцать. За что я должна быть благодарна тебе? За это? Из-за всяких слухов меня выгоняют из школы. Завтра же сходи и напиши заявление, чтобы я могла забрать документы. Слышишь? Завтра же!