Краснодар: годы испытаний 1942-1943 годы. Книга первая

Из десяти подпольных групп, оставленных в Краснодаре, документы архивов рассказали нам о гибели лишь некоторых подпольщиков из двух официально оставленных в тылу врага групп: руководителя подпольной группы конторы «Заготскот» Вагана Петровича Саркисова и членов подпольной группы масложиркомбината Свирида Свиридовича Лысенко и Гавриила Шмыкова. Если учесть, что остальным членам подпольных групп удалось избежать ареста, то можно не сомневаться в стойкости советских патриотов, попавших в руки врага и под пытками не выдавших своих товарищей279.

Жестокий массовый террор против подполья и мирного населения города, развязанный оккупантами, создавал дополнительные сложности К. А. Роговому проникнуть в лагерь советских военнопленных. Существовала прямая угроза быть схваченным гестаповскими палачами и быть повешенным, как десятки патриотов, на перекрестках города.

Из 16 бараков лагеря один был отведен под комендатуру и лагерную охрану, другой – под гестапо и казематы (по другим данным, там размещалась абверкоманда301, занимавшаяся вербовкой военнопленных для ведения диверсионной работы в тылу советских войск. – Прим. автора), в третьем бараке под названием «заразный» помещались «доходяги» – доведенные до дистрофии пленные, больные дизентерией и тифом. Впрочем, между собой военнопленные называли его «бараком смерти». Каждую ночь к нему подъезжали машины и увозили трупы.

Лагерь был окружен колючей проволокой в три ряда с вышками охраны и пулеметчиками. С внутренней стороны забора из колючей проволоки были вырыты канавы, в которых также хоронили расстрелянных и умерших от побоев военнопленных.

В тринадцати оставшихся бараках на двухъярусных нарах, изготовленных из штакетных заборов жителей города, размещались советские военнопленные, по 500–600 человек в каждом. Между бараками были вырыты сливные канавы для мусора и отхожих нужд…

Каждый военнопленный был обязан носить жестяную табличку с номером и обращаться к другому «господин». За слово «товарищ» следовало жестокое наказание.

Внутренний «порядок» в лагере поддерживала местная полиция (КАПО), состоящая из изменников Родине, вооруженная палками или плетками с вплетенной в них проволокой и металлической гайкой на конце.

С первых дней пребывания в лагере Роговой внимательно ознакомился с существовавшими там порядками: режимом охраны, сменой часовых, их вооружением и численностью, условиями содержания и контингентом заключенных.

Тщательная подготовка в партизанском отряде к выполнению этого задания помогла Климу Арсентьевичу обнаружить за собой слежку. Несколько пар глаз как бы невзначай внимательно следили за всеми его передвижениями.

По своему небогатому опыту пребывания в лагере военнопленных он знал, что среди узников, доведенных до отчаяния голодом и побоями, немало провокаторов – осведомителей лагерной администрации. Вывод напрашивался один: провал!

Вскоре ситуация прояснилась. К нему подошел один из военнопленных, представился Муравьевым. Называть фамилии и имена кроме «господин номер такойто» заключенным запрещалось. «Провокатор!» – мелькнуло в голове у Клима. Видя настороженность собеседника, Муравьев улыбнулся и продолжил разговор: «Мы давно наблюдаем за тобой. На простого «пастуха» ты не похож. Уж больно осторожен. Не спешишь обзавестись друзьями. Пытаешься залезть в каждую щель. Мои ребята дали мне добро открыться тебе».

Клим Арсентьевич внимательно посмотрел на собеседника. Их глаза встретились. На Рогового был устремлен изучающий, не менее настороженный взгляд собеседника. Помолчав некоторое время, Муравьев сообщил, что в лагере есть надежные, проверенные люди. Если чтото нужно, они всегда придут на помощь. На этом первая встреча закончилась.

Партизанразведчик в эту ночь не мог уснуть. В голове крутились разные мысли: провокация? раскрыт или на самом деле в лагере существует подполье? Время шло, а он так и не приступил к выполнению задания. Окончательное решение все же было принято: пойти на осторожный контакт с подпольем. Камень с сердца сразу упал. Незаметно для себя Клим провалился в глубокий сон и проснулся от толчков в бок дежурного по бараку: «Чего дрыхнешь? Ану, марш на построение!».

Было еще темно и зябко, на улице моросил осенний дождь. Пленные, ёжась от холода, кутаясь в грязные лохмотья, в которые превратились их гимнастерки, понурив головы, молча строились по командам. Струйки дождя стекали по их изможденным, впалым щекам. Роговой почувствовал легкое прикосновение к своему плечу. «Не поворачивайся! После работы у канавы между четвертым и пятым блоками тебя будут ждать», – тихо произнес незнакомый голос.

После переклички рабочие команды по очереди подходили к походным кухням, ранее изготовленными на соседнем заводе им. Калинина. Завтрак был традиционным: суп из проваренной до отделения волокон, дохлой конины и картофельных очисток, разбавленный сырой водой. От такой еды пленные страдали расстройствами желудка, дизентерией и тифом. Клим по привычке приготовил свою фуражку под непотребное пойло, однако чьято добрая душа сунула ему в руки жестяную банку. Не успев поблагодарить спасителя, Роговой услышал окрик повара: «Чего рот разинул? Подставляй посудину!».

На работу на бондарную фабрику команды пленных по сто человек немцы и полицаи гнали по улице Новокузнечной. Охрана с собаками шла по обочинам, а русские полицаи с плетками и длинными палками – вокруг колонны, как правило, по грязи. Как бы пытаясь выделиться перед военнопленными, полицейские громко матерились, щелкали кнутами по спинам несчастных, заставляя ускорить шаг. Изрядно озябнув от холода и утренней слякоти, пленные спешили на работу, где можно было согреться.

На высокие козлы пленные должны были взгромоздить толстые бревна и распиливать их на тонкие доски. В этот раз Клим работал наверху. Работа пошла спорно. Через некоторое время от спин пильщиков пошел пар. И тут напарник схватился за лицо и стал тереть глаза. Немецкий охранник со злостью крикнул: «Schneller arbeiten!» («Быстрее работать!»). Пленный виновато повернул голову в сторону немца и произнес: «Сейчас, господин охранник, только протру глаза!». Не раздумывая, немец выхватил пистолет и выстрелил в лицо обреченному. «Wegnehmen» («убрать»)», – стволом пистолета брезгливо указывая подбежавшим полицейским на труп, процедил сквозь зубы охранник. Те, подобострастно поклонившись господину охраннику, схватили за ноги военнопленного и поволокли к заранее вырытой траншее…

После работы, прождав некоторое время, Клим Арсентьевич вышел к зловонной канаве. Из соседнего барака появился Муравьев и устроился напротив спина к спине: «Слушайте меня внимательно. Я лейтенант Красной армии, командир батареи 642го артполка (по архивным данным, командир батареи 642го артиллерийского полка 13й армии лейтенант Евгений Матвеевич Муравьев пропал без вести 1 мая 1942 года280. – Прим. автора). В бою я был сильно контужен. Вынесли меня из боя мои бойцы Кондратьев и Шляховский. Выбраться из окружения нам не удалось. В лагере они меня не выдали. Теперь мы решили создать подпольную группу сопротивления. В нашу группу вошел и латыш Кучинксис (фамилия вымышленная, т. к. К. А. Роговой фамилию латыша не запомнил. – Прим. автора). Перед нами стоит задача с подходом наших войск поднять в лагере восстание».

– Что успели сделать? – спросил Роговой.

– Мало что. Раздобыли пять топоров, несколько лопат, – ответил лейтенант.

– Не спешите, при встрече с группой мы детально обмозгуем это дело.

Через два дня представился удобный случай. В ночном небе появились наши «ночные ласточки» – легкие ночные бомбардировщики У2. С их появлением в городе сохранялись тишина и полная светомаскировка. Понимая неуязвимость этих смертоносных машин, немцы скрывали свои объекты и огневые точки. Лишь тогда, когда, отбомбившись, бомбардировщики исчезали, небо озарялось грохотом зениток и пулеметных огненных трасс. В этот день и состоялось первое заседание подпольного комитета.

Слово взял Роговой. Присутствующие догадывались об истинных причинах появления этого человека в лагере. О том, что Красная армия вела решительное наступление на Сталинградском фронте, знали все. Эту информацию им поставляли краснодарские подпольщицы – женщина с десятилетним ребенком. Регулярно они приносили к колючей проволоке корзинку с булочками, в которые были спрятаны бумажки с текстом сводок Совинформбюро. Получив долгожданную булочку, пленный передавал ее в задние ряды тем, кому якобы не удавалось пробиться в первые ряды за долгожданным лакомством. Полицаи, как коршуны, с дубинами набрасывались на пленных, отгоняя их от изгороди и обыскивая карманы. Однако обнаружить у подпольщиков желанных сообщений с Большой земли им не удавалось.

– Для организации восстания нам нужна строжайшая конспирация,– начал размышлять вслух Клим Арсентьевич. – Среди пленных могут быть провокаторы и агенты абвера. Необходимо создавать «десятки», где только командир первой «десятки» должен знать нас. Последующие «десятки» должны знать только предыдущую «десятку». Пока немчура будет распутывать этот клубок, чтобы выйти на руководителей, мы поднимем восстание. Немцы выдохлись и думают только о том, как бы на Кавказе наши не устроили им новый Сталинград. В предстоящем наступлении партизанские отряды должны будут наступать вместе с передовыми частями, а для этого нам нужны опытные бойцы и командиры. Одними смелыми вылазками здесь не обойтись. Сбор вырвавшихся из лагеря будет у станицы Крепостной Горячеключевского района у горы Ламбина. Местные жители предупреждены и проводят к месту сбора. А пока особо тщательно нужно подобрать первую «десятку», особенно ее руководителя.

Вскоре к восстанию было готово 18 десятков военнопленных. Неожиданно в группу попросился один из полицейских. Он заявил, что хотел бы искупить вину перед Родиной. Это насторожило подпольщиков. Откуда полиция узнала о готовящемся восстании? Заявляя о своих серьезных намерениях, полицейский принес пистолет с патронами и две гранаты, а свою винтовку готов был передать в момент восстания.

Все вроде бы шло нормально. Арестов организаторов подполья не было. Ночью 22 января 1943 года было назначено выступление. Однако вечером подпольщики заметили в комендатуре подозрительное оживление. Стало понятно, что немцы чтото учуяли или среди военнопленных оказался предатель. Восстание пришлось на время отложить.

Тщательная проверка и слежка помогли выявить предателя, вышедшего ночью из комендатуры. От него исходил запах спиртного. Разбор дела предателя был коротким.

Теперь, казалось, ничто не мешало начать восстание в новые сроки. Оно было назначено на 22.30 24 января 1943 года. Бойцы «десяток» должны были распределиться по баракам, чтобы в 23.00 поднять людей. Заранее подготовленные узники должны были сделать проходы в проволочных заграждениях, разоружить охрану и убрать на ближайших вышках часовых.

Однако к намеченному часу в комендатуре опять началось движение. Стало окончательно ясно, что провокатор находится среди руководства восстанием. Но отменять начало выступления было уже поздно. Ровно в 23.00 из бараков выскочили узники. Фашистская охрана открыла по ним бешеный огонь. Военнопленным удалось проделать проход в проволочном заграждении, и 170 узников вырвались на свободу. Полицаи и немцы с собаками пустились вдогонку. Возле проходов осталось множество трупов советских военнопленных, которые позже были зарыты в канавах вдоль колючей проволоки. Сколько бойцов добралось до партизанской базы, установить не удалось281.

По следам преступлений фашистского зверя

Руками своих приспешников из абверкоманды301 совершено подлое убийство краснодарских мальчишекпатриотов прямо в день освобождения города, 12 февраля.

В этот день части Красной армии уже находились в городе, и, казалось бы, у фашистов была единственная забота – спасать свою шкуру. Но, убегая, они совершили еще одну жестокую провокацию в Краснодаре. Переодевшись в красноармейскую форму, абверовцы под видом формирования вспомогательной части наступающей Красной армии вошли на госселекстанцию (ныне ВНИИМК. – Прим. автора).

На ее территории их радостно встретила большая группа работников и жителей станции. Как впоследствии вспоминали очевидцы, «было их человек сорок – псевдомайор, «капитан», «лейтенант» и «рядовые». С ними – два «пленных немецких офицера». В санях находились два пулемета Дегтярева и один станковый пулемет «Максим». Советским гражданам, собравшимся возле них, «майор» сказал: «Надо отрезать фашистам пути к отступлению, для этого нужна помощь. Присоединяйтесь к нам все, кто может носить оружие». Собралось человек двадцать. Колонна направилась в сторону станицы Елизаветинской. По дороге к ним присоединялись новые люди, тоже человек двадцать. Теперь впереди шли: сам «майор» и десять автоматчиков. А замыкали строй остальные во главе с «капитаном». Присоединившиеся граждане оказались в центре, вроде как под конвоем.

Мемориал на территории селекцентра

Отошли километров пять. Кругом степь. «Майор» остановил колонну около домика дорожного мастера и дал команду построиться в две шеренги. Её исполнили, ведь никто не подозревал, что это была провокация. После команды «Кругом!» по советским гражданам был открыт пулеметный огонь. Потом добивали уже лежавших раненых в упор из автоматов. Палачи сняли с рук жертв часы, вывернули карманы в поисках ценных вещей и продолжили путь в сторону Елизаветинской».

Со стороны Краснодара показалась автомашина с советскими разведчиками. Подоспевшие советские воины бросились оказывать помощь раненым, но, узнав о злодеянии фашистов, поспешили в погоню. К великому сожалению, догнать абверовцев не удалось, так как машина сползла в кювет, и поэтому задержали только одного карателя. Командир разведотряда приказал ему снять красноармейскую форму. Под ней была гитлеровская одежда. Врага постигло суровое возмездие. Среди случайно оставшихся в живых оказался С. С. Квитко, а среди погибших – сын известного кубанского ученого Павла Пантелеймоновича Лукьяненко, Геннадий.

На черном постаменте, установленном в небольшом парке научноисследовательского института сельского хозяйства имени П. П. Лукьяненко, одиноко стоит памятник из черного мрамора, на нем высечены слова: «Памятник воздвигнут бойцам Красной армии, погибшим в дни Отечественной войны в боях за освобождение Краснодара, и нижепоименованным комсомольцам и рабочим Краснодарской госселекстанции, предательски убитым врагами 12.02.1943 года: Г. П. Лукьяненко, П. И. Калита, П. С. Черкашин, А. С. Мосол, А. Ф. Нестеренко, М. Н. Гиренко, П. Е. Тищенко, Г. В. Горобец, Г. К. Мороз, В. М. Хвостиков».

Так ночью 12 августа в поле пшеницы полицаи расстреляли Петра Федоровича Рыльского и Павла Ивановича Горбатенко (не позиционированный снимок)

После освобождения города от фашистов в местах массовых захоронений советских граждан проходили опознание жертв и перезахоронение останков на Всесвятском кладбище.

Среди могил погибших воинов немало советских чекистов. Далеко не у всех советских разведчиков благополучно сложилась боевая судьба. Многие из них пали в борьбе с врагом.

Всего чекистами Кубани с июля 1941 года по май 1945 года было разоблачено и арестовано 745 агентов немецких разведывательных, контрразведывательных и карательных органов. В том числе 39 заброшенных во время войны с территорий других государств и 704 агента, завербованных немцами на оккупированных территориях СССР, среди которых 179 агентов, оставленных в крае на длительное проживание после изгнания немцев282.

В государственном архиве кино, фотодокументов сохранились жуткие кадры, рассказывающие о злодеяниях фашистов в Краснодаре (ЦГАКФД №0154634)

Еще 3 августа 1942 года была сформирована разведывательная группа сотрудников УНКВД, получившая название «Кубанцы». Если вначале она предназначалась для заброски в тыл немецких войск на Украине, то теперь обстановка требовала оставить ее в Краснодарском крае.

Один из членов группы, старший оперуполномоченный УНКВД Виниченко Иван Емельянович (Петрунь) вспоминал: «Подполье для работы в городе Краснодаре начали создавать в октябре 1941 года. Были подготовлены конспиративные квартиры и примерно 120 разведчиков, которые должны были остаться в оккупированном городе с заданиями УНКВД»283.

Как мы уже отмечали, советская разведка не ограничивалась только гражданскими органами, но и активно работала в тайной полиции гестапо. Под видом зондерфюрера СС Георга Бауэра скрывался советский разведчик Виктор Николаевич Миронов.  Благодаря его деятельности советское командование хорошо знало имена всех фигурантов преступной деятельности карательных органов противника, был сорван ряд карательных операций врага.

После освобождения Краснодара от фашистской оккупации в городе приступила к работе Государственная комиссия по расследованию злодеяний жертв фашизма. Все, о чем ранее шепотом в присутствии родных и близких со страхом говорили краснодарцы, вырвалось наружу. Не было семьи, которой бы не коснулось горе. Жители Краснодара свидетельствуют: уже в первой половине месяца, 11 сентября, были расстреляны сорок заложников Пашковской, за то что на территории станицы был убит немецкий офицер. Среди расстрелянных были: 58летний гражданин Василий Игнатович Корецкий, проживавший на улице Базарной, 115, а также Андрей Захарович Кучмасов (1906 г. р.) и Федор Деревянко (1910 г. р.). В соответствии с актом комиссии от 6 октября 1943 года фашисты расстреляли 197 человек Пашковского района, из которых опознано только 18 человек.

В акте комиссии от 1 августа 1943 года приводится заявление гражданки Кошпаренко Анны Илларионовны о том, что 13 августа 1942 года она стала свидетельницей ареста своего мужа Григория Константиновича – рабочего завода «Октябрь».

16 августа у ворот своего завода он был расстрелян, а во второй половине августа 1942 года фашисты приступили к репрессиям граждан города. Так, 24 августа гестапо была арестована Валентина Андреевна Полякова. Судьба её да сих пор неизвестна.

27 августа 1942 года в своей квартире по улице Тихорецкой,49 три агента гестапо арестовали Владимира Андреевича Корсунова 1912 г. р. и 53летнего музыканта Георгия Ивановича Коробейникова. Вначале арестованных отправили в фельдкомендатуру на улицу Горького, а затем в гестапо, где через пять дней (4 сентября 1942 года) их отправили в душегубку.

В сентябре 1942 года фашисты схватили Евдокию Константиновну Скрыпникову, её дочь Александру и сына Олега, которому было всего 11 лет. В этом же месяце, 15 сентября, были арестованы Мария Афанасьевна Шамрина и гражданка Новикова.

26 сентября 1942 года по улице Пашковской, 260, кв. 6 была арестована 26летняя Капиталина Константиновна Шепелева за сочувствие семье евреев Ленчинских. В гестапо она находилась шесть дней. Её труп был опознан при эксгумации останков задушенных в душегубке.

В селе Калинино было обнаружено 7 траншей с захоронением в них 150 граждан. Среди них опознана 22летняя журналистка Тамара Гоговяз, арестованная полицаями 27 января 1943 года. До ареста она проживала в угловом доме улиц Наримановской и Гоголя. Опознана также и врач управления водного транспорта Татьяна Артемовна Нагабетова, проживавшая на улице Янковского, 1.

В акте № 8 комиссии по расследованию злодеяний фашизма от 15 сентября 1943 года говорится: «Волков Сергей Андреевич, член партии, для подпольной работы он прибыл в город еще в июле 1942 года. 3 февраля 1943 года контрразведка зондеркоманды СС 10А арестовала его прямо в доме на улице Клары Цеткин, 118. На следующий день после допросов и пыток, так и не выявив цель переброски в город и характер подпольной деятельности патриота, его повесили на углу улиц Пашковской и Красной. На грудь патриоту повесили табличку «За неподчинение германскому командованию. Саботажник».

Марфа Егоровна Попова сообщила комиссии о том, что 28 декабря 1942 года в их квартиру по улице Власова, 83 ворвались 3 гестаповца, арестовали 20летнего сына Алексея и увели в комендатуру на улице М. Горького. Оттуда он уже не вернулся.

Володя Головатый (ГАКК № 01666)

29 января 1943 года гестапо арестовало Николая Алексеевича Сорина 1896 г. р., члена партии, который был расстрелян.

1 февраля 1943 года солдатами немецкой воинской части № 205 была убита 30летняя гражданка Мария Ефимовна Дашкова, в районе Всесвятского кладбища.

2 февраля 1943 года фашисты изнасиловали гражданок Екатерину Степановну Каминскую и её 14летнюю дочь в их доме на улице Гоголя, 53. После этого девочка заболела нервными припадками.

25 декабря 1942 года в 3 часа ночи 3 немецких солдата ворвались в квартиру Л. Ф. Козаченко и пытались зарубить его и ребенка, а после учинили погром квартиры и уничтожили все его документы.

30 ноября 1942 года на улице Герцена, 78 был арестован и расстрелян Савелий Семенович Светличный за связь с партизанами.

3 ноября 1942 года в квартире на улице Кропоткина, 70 был арестован гражданин Иван Карпович Одереев 1892 г. р. по подозрению в связи с партизанами. После жестоких допросов и пыток он был отправлен в станицу Менгрельскую по прежнему месту жительства, а затем в штаб абвергруппы в станицу Абинскую, где и был расстрелян.

20 июля 1943 года в районную комиссию по расследованию злодеяний фашизма поступило коллективное заявление от граждан Леонида Ивановича Желтобрового и Александры Александровны Соколовской, проживавших по улице Шаумяна, 111, о массовом убийстве граждан города. В заявлении говорилось, что часть схваченных фашистами и их приспешниками людей привозились во двор дома по улице Красной, 111, где в комнате № 5 размещалась полевая жандармерия (гехаймфельдполицай), которой командовал полковник полиции Вилки Вилли. Этот орган был причастен к массовым убийствам советских граждан. «На другой день арестованные увозились душегубкой к противотанковому рву. Установлена лишь одна группа лиц, уничтоженных фашистами: