скачать книгу бесплатно
– Брак, который нам так кстати предложили, введёт Торна в число старой знати и сделает его законным владельцем герцогства Рэйв, – довольно проронил имперотор. – Ну разве это плохо?
– О! Меня это несказанно утешает! – Сезар вонзил кинжал в окорок с таким видом, будто ему не терпелось кого-нибудь прикончить. – А вы не думали, отец, что за те десять лет, что Тигрица воевала с нами, её поданные изрядно обнищали? Видели вчера платье этой девочки? У неё потрёпанные манжеты. Ваши надежды пополнить нашу казну подобным образом могут потерпеть фиаско. Конечно, девчонка с удовольствием выйдет замуж за одного из нас, но разве пустая, номинальная корона, висящая над её головой, способна сделать нас более могущественными или менее уязвимыми?
Гаитэ видела, как перекосилось от бешенства лицо императора. Так что даже на щеках набухли багровые вены.
– Ты осмеливаешься давать мне советы?! Пытаешься манипулировать мной?! Жалкий мальчишка! – рявкнул он на Сезара.
Отец и сын уставились друг на друга, как два врага. Гаитэ даже показалось, что напряжение между ними можно потрогать руками.
Сезар с холодной, преднамеренной чёткостью, произнёс:
– Исполни желания этой девчонки, и мы все об этом пожалеем.
– Ты точно пожалеешь и прямо сейчас, если не прикусишь свой поганый язык!
– Ты словно разум потерял! Эта женщина не может быть нашим другом. Не забывай, какой непримиримый яд, вместо крови, струится по её жилам? Её мать не смогли смирить даже железные кандалы.
– А она не похожа на свою мать! К тому же твой брат, когда захочет, умеет обращаться с женщинами.
– Воля ваша. Я не могу помешать вам пустить к себе в овчарню волчицу, жаждущей нашей крови.
Гаитэ кипела от гнева. Вчера этот лицемер вёл себя с ней совсем иначе! Был галантен и предупредителен, а за её спиной пытается настроить отца против неё.
Она стояла не прячась, в ожидании, когда же хоть кто-то из Фальконэ одарит её своим вниманием.
Император заметил Гаитэ первым. Хотя, может быть, Сезар просто игнорировал?
– А, вот и вы, сеньорита! – натянул он на себя маску добряка и благодетеля, которого так любил из себя изображать. – Подходите, душенька, присаживайтесь, – пригласил он её к столу.
Несмотря на ранний час, на столешнице стояло множество аппетитных блюд с жареной дичью, свежими салатами и горами фруктов.
– Воспользуюсь случаем и передам вам радость Торна по случаю известия о возможности союза между нашими домами, – пафосно заявил император.
От Гаитэ не ускользнуло едва уловимое движение плечами у Сезара, будто он собирался пожать ими и лишь в последний момент сдержался.
Её охватила душевная борьба. Хотелось выплеснуть в лицо этим невыносимым людям всё то, что она думала об их милостях и фальшивом лицемерии, об их масках, которыми они столь небрежно прикрывали свои пороки.
Хотелось, ой, как хотелось!
Но жить хотелось ещё сильнее.
– Нужно сказать, узнав о вашем браке, мой сын был глубоко потрясён.
От ироничного смешка со стороны Сезара Гаитэ пробрала дрожь.
– О! Я могу дословно передать вам то, что кричал тут полчаса назад мой драгоценный брат, – улыбка, как кинжал, рассекла его рот. – «Вы решили, что так можно?», – причитал он. – Я, Торн Фальконэ и – дочь опальной Тигрицы? – передразнил он того, кто, видимо, действительно получасом раньше имел несчастье причитать по этому поводу. – Батюшка сказал ему то, что вы уже и сами слышали: мол, союз с вами нам якобы очень важен. Но Торн продолжал стенать, что сыну самого императора не по чину жениться на опальной герцогине…
– Сын, довольно! – с пугающей страстностью прорычал император. – Не заставляй меня стыдиться тебя.
– Чтобы ни делал я, вы всегда будете стыдиться меня. И – гордиться Торном. Хотя, в последнем случае, гордиться явно нечем. Моё почтение, сеньорита.
Отбросив салфетку, Сезар порывисто поднялся и покинул их общество.
– Не обращайте внимания. Я бывал слишком снисходителен к моим мальчикам, из-за этого оба вышли изрядные олухи. Но вы ни к чему не притронулись? – нахмурился Алонсо. – Почему не едите?
Как он не старался, маска заботливого, добродушного старца то и дело норовила соскользнуть. Она была ему не по размеру, и тут неважно, мала иль велика.
– Стоит ли мне предположить недоверие с вашей стороны? – продолжил Алонсон. – Я знаю, о нашей семье ходят упорные слухи якобы мы отменно пользуем недругов ядами. Надеюсь, вы ни в чём подобном меня сейчас не подозреваете?
Гаитэ покачала головой:
– Конечно, нет. Использовать яд в данном, конкретном, случае расточительная трата ценного ресурса. Вы можете запросто придушить меня гарротой в любой удобный для вас момент. Дешевле и эффективнее.
Император посмотрел на неё, задумчиво прижимая палец к губам.
– Откровенно говоря, услышав отзывы Сезара обо мне я просто потеряла аппетит, – призналась Гаитэ. – Моё положение так шатко и неясно, что о еде думается в последнюю очередь.
– Молодость, дитя моё, молодость. Лишь с годами начинаешь понимать, что нельзя пренебрегать ничем из того, что сможет пополнить запас твоих духовных или физических сил. А что касается вашего положения, то даю вам слово, что пока вы не попытаетесь предать моих интересов я буду блюсти ваши. Так что ешьте, душенька, ешьте. Фазаны восхитительны. А вино привезено из лучших виноделен Жютена.
– При всём уважении, не люблю вино, ваше высочество.
– Тогда налегайте на фазанов и фрукты. Попробуйте вот этот виноград.
Гаитэ покорно взяла протянутую ей тарелку с императорскими угощениями. Отказаться было бы невежливо.
– Я знаю, какие сплетни распускают обо мне и членах моей семьи наши враги. Мол, эти Фальконэ вероломны, им нельзя верить, они коварны, они жестоки. И все как-то забывают, что жестокость и вероломство мы проявляем лишь в ответ на такую же жестокость и вероломство в нашу сторону.
Здесь бы императору следовало бы произнести небольшой спич о том, что к друзьям Фальконэ относятся иначе, чем к врагам, да выходила маленькая неувязка – друзей у них не было. Только союзники и прихлебатели.
Алонсо откинулся на спинку кресла, устало прикрыв глаза:
– Когда поднимаешься на вершину горы, дитя моё, то видишь весь мир, а мир видит тебя. И всем, стоящим внизу, кажется, что это необыкновенно здорово – стоять выше всех. Тебе завидуют, на твоё место хотят попасть, а ты сам готов на всё, лишь бы не допустить этого. Потому что, когда стоишь на вершине, знаешь, с такой высоты есть лишь одна дорога – падение вниз. И это падение смерти подобно. Чтобы этого не случилось, ты готов заплатить любую цену.
Гаитэ слушала очень внимательно. Ей всегда было интересно, как рождается эта неуёмная страсть к власти? Ничего привлекательного для неё самой во власти не было. А Фальконэ будто целого мира мало?
Что движет их бесконечно алчущей, не способной насытиться, натурой? Почему им мало всего, сколько не дай?
– Никто не рождается чудовищем, душенька, никто. И хотя про моих детей, даже про Эффи, говорят, что они прямо из чрева матери выскочили с зубами и когтями, это не правда. Просто им приходится платить ту же цену, что и мне, за возможность остаться на вершине.
Гаитэ не знала, что ответить.
Не знала, должна ли вообще что-то отвечать? Ждут ли от неё этого? К чему эти странные разговоры?
– Выйдя замуж за моего сына, вы войдёте в нашу семью, станете её частью, ещё одним кирпичиком, укрепляющим цитадель. Наши интересы должны стать выше ваших.
Наконец она поняла, куда клонит старый интриган и греховодник, с трудом переводя дыхание от внезапно охватившего её гнева.
– Я поставлю интересы вашей семьи наравне с моими, но стоит ли мне так далеко заходить в своём лицемерии, чтобы объявлять их выше собственных? Вы этому поверите?
– Вольнодумство и дерзость не красят женщину. Я ожидал большего от воспитанницы Святого Ордена.
– Вам не по нраву искренность? Вы же прекрасно понимаете, что, если я сейчас с пеной у рта начну доказывать мою вам преданность – это будет ложью. Откуда такой преданности взяться? Вы уничтожили всю мою семью, всё наше имущество; ваши сыновья ненавидят меня за одно моё происхождение и только одно примиряет их со мной – чувство выгоды и осознание того, что, если что-то пойдёт не так, в любой момент меня можно будет бесцеремонно устранить.
– Подбирайте выражения!
– Я подбираю, – заверила его Гаитэ. – Вчера вечером я имела, нет, не честь, к сожалению, а огромное несчастие столкнуться с тем, кого столь опрометчиво попросила сделать моим мужем. Впечатление, оставленное им, крайне неприятное – настолько неприятное, что участь узницы в темнице уже не кажется такой страшной. Ваши дети необузданные, безнравственные и алчные чудовища…
– Молчать! – прорычал Алонсо, поднимаясь. – Вы, видимо, совсем ума лишились, что смеете так говорить со мной?!
– Я в полном рассудке, ваше величество, – дрожащим голосом проговорила Гаитэ. – Просто я хочу быть честной. Я не могу обещать вам преданности. Я не могу обещать вам отстаивать ваши интересы, если они будут диаметрально противоположны моим.
Алонсо смотрел на неё немигающим, змеиным взглядом:
– Хватит. Я не люблю, когда мне дерзят! Не будь вы женщиной, я бы взыскал за подобную дерзость, но, памятуя о том, кто вы и что у вас действительно может быть повод для недовольства… – Алонсом поморщился. – Сезар говорил, что вчера вы едва не подверглись насилию? Это был Торн?
Мгновение поколебавшись с ответом, Гаитэ спокойно встретила пронзительный, вопрошающий взгляд Алонсона:
– Видимо, Сезар что-то напутал. Ничего подобного я не припомню. Просто вчера немного заблудилась. Здесь так много комнат.
– Ну, и отлично. А в комнатах у вас ещё будет время разобраться, ведь вы останетесь здесь до самой вашей свадьбы. Вашу матушку уведомят о наших планах.
– Сомневаюсь, что она согласится дать родительское благословение.
– Ну, вы недооцениваете силу убеждений. У меня есть парочка аргументов, которые, я надеюсь, сделают нашу неукротимую тигрицу куда более сговорчивой, – перехватив испуганный взгляд Гаитэ, император вскинул руки в примиряющем жесте. – Я помню свои вчерашние обещания и вовсе не намерен угрожать. Напротив, сделаю выгодное предложение. Если Стелла проявит благоразумие, за свадебным столом мы будем пировать все вместе.
В это слабо верилось. Но о политическом гении Фальконэ тоже ходили легенды, так что – вдруг?
– Душенька, ваше дело развлекаться да хорошеть, чтобы в брачную ночь муж мог сполна насладиться вашей красотой. А все политические и прочие дрязги оставьте нам, старикам. И да, ещё – я бы хотел, чтобы, несмотря на ваше предубеждение против Сезара, вы попытались бы с ним помириться.
– У меня нет предубеждения против Сезара. И ещё вчера мне нравилось думать, что и он относится ко мне вполне дружественно, – со вздохом закончила Гаитэ, отодвигая от себя тарелку с едва надкушенным крылышком фазана.
– Лёгким человеком его не назовёшь, – согласился Алонсон. – Что ж? Если вы закончили завтракать, можете идти. Надеюсь слышать ваше имя только в связи с приятными слуху новостями, – сказал он, протягивая руку для поцелуя.
На бледном безымянной пальце, с отлично ухоженным ногтем, красовался перстень с кроваво-алым глазком, прикрывающим почти всю фалангу – знак неограниченной императорской власти, которой невозможно не подчиниться.
Глава 5
Краем глаза Гаитэ заметила тень, порывисто повернулась и оказалась перед лестницей, поднимающейся наверх из внутреннего дворика. Словно зачарованная, она положила руку на мраморные перила, почти до горяча разогретые жарким полуденным солнцем.
Наверху лестницы кружевом возвышалась аркада, казавшаяся смутно знакомой. Где она видела это место? Запах краски и гипса? Отсутствие мебели? С каждой ступенькой чувство, словно Гаитэ бывала здесь раньше, усиливалось, хотя она твёрдо знала, что пришла сюда впервые.
На втором этаже всюду после ремонта валялся мусор: деревянные балки, ведро с засохшей краской, сломанные молотки и мастерки. Тёмный длинный коридор освещался единственным чадящем факелом.
Словно молнией озарило – этот коридор она точно видела, но не наяву, а во сне! Зачарованная этим открытием, потерявшая чувство реальности Гаитэ брела вперёд, будто кто-то невидимый вёл её за руку.
Вот она, та самая дверь!
Едва толкнув её, Гаитэ вздрогнула от скрипа несмазанных петель. С удивлением осмотрела мебель, незамеченную во сне: открытые кофры, разбросанные стулья, полусорванные со стен гобелены. Канделябр с обломанными, оплывшими свечами, наполовину оплетённый паутиной.
А вот и ещё дверь. В точности такая же, как первая, а на ней – глазок.
Мистический страх охватил Гаитэ. С ней давно не было ничего подобного.
«Увижу ли я ту сластолюбивую парочку, что преследовала меня ночью?» – задалась она вопросом. Узнать можно было одним способом – сдвинув металлический кружок с места, чтобы заглянуть в соседнюю комнату.
В ней царил полумрак. Пришлось напрягать зрение, чтобы различить… нет, хвала небесам, не красную кровать и обнажённых любовников, а обыкновенный стол. На столе графины, кубки и большой хрустальный шар, какой часто используют гадалки на ярмарках.
Человек сидел на стуле, а у его ног, согнувшись, стоял другой мужчина и что-то нащупывал у него в паху.
Гаитэ замутила от отвращения, когда она узнала Торна. Неужели и в мужеложстве его тоже обвиняли не зря? Хотелось завизжать и выдавить себе глаза. Ночное видение и то было лучше! Но потом разум отметил не стыковку в общей картинке. Выражение лица Торна отнюдь не напоминало любовный экстаз, а мужчина, стоявший перед ним на коленях, был плешив. В его движениях не наблюдалось ничего возбуждённого, скорее – осторожное, суховато-деловитое, как у врача, осматривающего пациента.
Первое же сорвавшееся слово подтвердило правильность догадки.
– Плохи ваши дела, сударь – скрипящим голосом сообщил коленопреклонённый эскулап. – Очень плохи. Я давно предупреждал, что ваша похотливость до добра не доведёт. И вот, пожалуйста!
Доктор, поднявшись с колен, направился к своим колбочкам и скальпелям, разложенным между мерцающих свечей.
– Это правда, что, якобы, болезнь разрушает мозг? – тихо, низким сдавленным голосом спросил Торн.
– Ну, что вам сказать, сеньор? Разрушение вашего мозга началось задолго до начала болезни. Она скорее следствие, чем причина терзающих вас демонов.
Торн опустил голову. Влажные волосы скрыли выражение его лица.
Доктор всё перебирал и перебирал колбочки на столе, пока не достал тёмную баночку с плотно завинченной крышкой.
– Эту болезнь лечат ртутью, – прокомментировал он свои действия. – Вернее, её солями. Их полагается вдыхать. Использовать можно только малыми дозами, иначе само лекарство убьёт вас раньше, чем недуг. А ещё вам придётся время от времени использовать вот этот скромный предмет.
Доктор продемонстрировал нечто, что Гаитэ с первого взгляда показалось похожим на металлический гвоздь или пипетку.
Торн поднял голову. На красивом лице отразились ярость и отвращение:
– Что это? – прорычал он.
– Сейчас объясню, – кивнул доктор. – Инструмент вводится в ваш детородный орган. Это больно, – услужливо пояснил он для непонятливых. – Потом я нажимаю вот на эту кнопочку, и зонд раскрывается, подобно зонтику.
Гаитэ вздрогнула, когда на конце гвоздика вышло множество маленьких металлических волосков.
Можно было только догадаться, какие эмоции это вызвало у Торна, которому лечебная процедура предназначалась, если её и то в дрожь бросало.
– Затем инструмент извлекается, соскребая и увлекая за собой скопившийся гной, – завершил речь доктор. – Ну что, мой сеньор? Вы готовы?
– Нет, – с кривой усмешкой покачал головой Торн, нервно сглатывая.
Однако он мужественно держался, пока доктор обеззараживал металл. Будь Гаитэ на его месте, у неё бы сейчас, наверное, сейчас истерика случилась.
– Вот, возьмите, – протянул доктор дощечку, обёрнутую войлоком.
Торн взял, с недоумением повертев её в руках.
