Светлый город детства

Бабушка позвала меня обедать.

– Чуть попозже, бабуль!, – крикнула я в ответ.

А может ничего говорить и не надо? Тактично промолчать? Посмотреть сначала, что он скажет и как себя поведет? Наверно, это правильнее всего.

Как только я пришла к такому решению, раздался звонок в дверь.

– Заходи, Юрец!

Он смущенно улыбался, и я поняла, что ему неудобно! Но я не стала задавать никаких вопросов. Просто вообще ни слова не сказала про эту нашу встречу на улице. И он ничего не сказал. И поняла, что он благодарен мне за это. Я не устраивала сцен, не задавала вопросов, не подкалывала его. Мы поговорили на нейтральные темы, он забрал сочинение и долго смотрел на меня в дверях. О чем он думал – кто его знает. Взял мою руку в свои и долго –долго не отпускал.

– Ну, пока, Юрец, – я первая прервала затянувшуюся паузу и закрыла дверь.

Глава 9

В день просмотра стоял ясный солнечный день. Даже довольно теплый, несмотря на конец октября. Мы с мамой доехали на автобусе до театра Навои и пошли пешком к Дому Знаний по шуршащим осенним листьям. Мучительные мысли о Юрке отступили на второй план в предвкушении предстоящего события.

В малом зале уже толпился народ, суетились организаторы. Я посмотрела программу – действительно, мой фильм будет в самом конце. Участники с шумом рассаживались в зале, приветствовали знакомых. Подошел руководитель нашей киностудии «Сириус» Борис Павлович, поздоровался с мамой, мне пожелал удачи. С ним были в основном взрослые участники. Из детской группы – только те, чьи фильмы представлены – я и Димка Трофимов, остальные в школе.

– Что, прогуляем школу?, – подмигнул мне Димка, садясь рядом. Он на год младше меня. Недавно мы работали вместе над фильмом «Разоблачение».

Там по сценарию мальчишки, начитавшись шпионских книг, следили за кинолюбителями, подозревая их в шпионаже. Герои должны были передавать друг другу пачку денег. Мы сделали «куклу» – для верхней и нижней части которой с трудом нашли две настоящие десятирублевки у взрослой группы. А середину нарезали из газеты. Но не учли, что черные края будут бросаться в глаза при цветной съемке. Пришлось купить в «Детском мире» красную тушь, налить ее лужицей на чье-то крыльцо, обмакнуть края, а потом бежать оттуда без оглядки, пока не вышли хозяева. Но, в итоге, фильм имел успех. Меня тогда наградили дипломом за лучшую режиссерскую работу.

– Говорят, в Москве на осенних каникулах будет детский кинофестиваль, – прервал мои воспоминания Димка.

Я неопределенно пожала плечами. Мало ли где что будет.

– И туда поедет кто-то от нашей студии, – продолжать гнуть свое Димка.

– И кто именно?, – спросила я без особого энтузиазма. В осенние каникулы я надеялась на какие-нибудь совместные мероприятия с мальчишками.

– Кто– это покажет сегодняшний просмотр.

В это время в зале погас свет, и на экране появились титры первого конкурсного фильма. Кинофестиваль был посвящен предстоящему съезду КПСС, поэтому на несколько часов мы погрузились в созерцание хлопкоробов, сталеваров и текстильщиков, стоящих у станков.

– Неужели даже про такие скучные вещи нельзя снять интересный материал?, прошептала я Димке, который согласно закивал.

Мама толкнула меня в бок.

– Помолчи. Обсудите это потом в узком кругу.

Приятным исключением был фильм «Вожаки» взрослой группы нашей студии. Он был посвящен работе вожатых заводского пионерского лагеря.

Если ты вожатый настоящий,

Значит ты всегда впередсмотрящий

Значит ты всегда вперед идущий

Ты ребят готовишь в путь грядущий.

Стремительный век двадцатый

Живет в чудеса не веря.

И все-таки наш вожатый

Волшебник в какой-то мере.

На экране возникли горы и заводской пионерский лагерь «Ак-Таш». И вожатый Алик Хамраев со своим отрядом, он же оператор нашей съемочной группы в фильме «Разоблачение».

– Смотри, вон Сережка Федько!, – сказал Димка.

Мальчик из нашей детской группы смешно надувая щеки, трубил в пионерский горн. Фильм смотрелся живо и интересно. После окончания мы громче всех хлопали и кричали.

Потом был Димкин «День первый» про маленького мальчика. Дети на экране – всегда выигрышная тема. Но сюжет как-то философски закручен и мне не очень понятен. Но хлопала я все равно громко – надо же своих поддерживать!

Вот, наконец, и мой фильм. Я чувствую, как холодеют руки и меня начинает бить нервная дрожь. На экране в большом зале фильм смотрится как-то непривычно солидно. Я сжимаю челюсти, чтобы не стучать зубами.

Судя по реакции зрителей, фильм, похоже, нравится. Стихли разговоры. Вот появились инопланетяне в марле. Слышен смех и аплодисменты.

Мой фильм самый последний в программе просмотра. Вот он закончился и в зале зажегся свет. Зрители долго аплодируют, кричат и топают (громче всех, конечно, наши студийцы). Ледяной ком в груди потихоньку отходит, и я успокаиваюсь. Знакомые подходят ко мне с поздравлениями.

Жаль, что Юрка с Сережкой не видят моего триумфа.

– Наташа, в 6 вечера в Большом будет награждение, – подходит ко мне Борис Павлович.

Я молча киваю в ответ.

– Наточка, пойдем обедать в «Голубые купола», – говорит мне мама и мы пробираемся к выходу.

Пропуская народ, столпившейся у выхода из зала, я чувствую чей-то пристальный взгляд. Поворачиваю голову и застываю в изумлении. Возле двери стоят Юрка, Сережка и с ними еще какой-то розовощекий мальчик с темными кудрями.

– Поздравляю, – Сережка первый сделал шаг ко мне.

А то мы так и смотрели бы с Юркой друг на друга до самого вечера.

– Здорово, нам понравилось!, – сказал розовощекий мальчик.

– А вы успели на фильм?, – мне наконец удалось взять себя в руки.

– Да, да, – закивали все трое.

– А как же школа?

После неловкой паузы Сережка сказал:

– Сейчас побежим. Мы всего один урок пропустили..

– Да, хотелось посмотреть, как тут все будет, – добавил Юрка.

– Надеюсь, я вас не разочаровала?

– Нет, что ты, – тихо сказал Юрка.

И они быстро распрощались и убежали.

Мы с мамой вышли на улицу и пошли в сторону «Голубых куполов». Домой съездить не успеем, пообедаем и погуляем в городе.

– Ну и что ты скажешь?, – спросила я маму.

– У меня просто нет слов, – ответила она.

Глава 10

– Мам, а как же я без тебя буду? У меня же экзамены и выпускной…, – в десятый раз повторяла я, сидя рядом с чемоданом, куда мама упаковывала вещи.

– Доченька, ну так получается. Это же работа. И в Афганистан специалистов не каждый день посылают…

Да, я знаю, что мама и ее коллеги целый год проходили разные проверки, прежде чем определился окончательный состав группы. Мама укладывает в чемодан упаковку пакетных супов-концентратов и рыбных консервов. Это чтобы не тратить на еду драгоценную валюту, а привезти нам побольше джинсов и разного другого барахла. Моему брату мама пообещала кассетный магнитофон, и он уже в предвкушении. А мне не надо ничего, лишь бы мама не уезжала.

– Я уверена, что ты все экзамены сдашь на отлично, – продолжает мама, – а к моменту твоего поступления в институт я уже вернусь. Ну, не грусти. Я буду тебе письма писать. Мама обнимает меня. Слезы стоят у меня в глазах, я вздыхаю и отхожу к окну.

За окном шелестят листвой огромные дубы. Их кроны раскинулись выше нашего дома. Бабушка зовет меня к столу. Убедившись, что на лице не видно следов слез, иду к столу, где собралась вся семья. После прощального ужина мы поедем в аэропорт провожать маму.

В аэропроту я держусь из последних сил. Вот объявили посадку на рейс «Ташкент-Кабул», и мама долго машет нам из-за загородки паспортного контроля.

– Поедем домой, или будем ждать пока взлетит самолет?, – спрашивает нас папа. Обычно мы любим смотреть, как взлетают и садятся самолеты, но сегодня настроение у всех грустное и мы с братом молча жмем плечами.

– Ну тогда поехали.

Дома Витюшка убегает во двор играть с друзьями, бабушка поливает цветы, папа возится в гараже. У меня завтра экзамен по литературе. Я открываю учебник и смотрю в него невидящим взглядом. Слезы капают прямо на портрет Маяковского. От неожиданного телефонного звонка я аж подпрыгнула. И, поскольку дома никого не было, пришлось подойти к телефону.

– Наташк, привет!

– А, Юрец. Привет.

– Маму проводили?

– Угу.

– Наташк, ты что, плачешь?

– Нет, – говорю я и шмыгаю носом.

– А у меня завтра экзамен по литературе, – говорит он.– У тебя есть стих «Прозаседавшиеся»?

– Да. Ты что, приедешь?

– Нет, некогда. Я буду прямо по телефону учить.

– Как это?

– Ну ты мне читай, а я буду повторять.

Я сбегала за книгой и стала с выражением читать:

–Чуть ночь превратится в рассвет,

вижу каждый день я:

кто в глав,

кто в ком,

кто в полит,

кто в просвет,

расходится народ в учрежденья.

– Ну, повторяй! Или еще раз прочитать?

– Не надо, я запомнил.

– Ну расскажи, – говорю я и с удивлением замечаю, что слезы у меня совсем уже высохли.

– Чуть ночь превратится в день

Иду в учрежденья.

Глав ком полит бюллетень

Заседает до обалденья.

Я слабо улыбаюсь.

– Юрка, ты что рассказываешь? Маяковский в гробу перевернется!

– Ничего, давай дальше читай!

Я с выражением читаю:

– Исколесишь сто лестниц.

Свет не мил.

Опять:

"Через час велели прийти вам.

Заседают:

покупка склянки чернил

Губкооперативом".

Ну, что, готов повторить?

– Исколесив сто лестниц

Не найдешь чернил,

Будь ты слепой или зрячий

И тебе уже свет не мил,

И все эти стихи бред собачий.

Я хохочу во весь голос.

– Юрка, ты обалдел? Как ты завтра будешь отвечать на экзамене?

– А, как-нибудь отвечу. Мне по литературе все равно больше тройки не поставят никогда. Главное, что тебя развеселил. Ты ведь не грустишь уже?

– Нет, – улыбаюсь я .

– Ладно, пойду, а то от предков попадет.

Я сажусь за стол и достаю свой личный дневник. Пишу: «28 мая. Проводили маму. Юрка, я тебя люблю».

Глава 11

– В Кабуле очень жарко, и я все время спала с открытой дверью на балкон, который находился на 3-м этаже, – рассказывала мама, а мы слушали, затаив дыхание. Я сидела рядом и держала ее за руку. Наконец-то она приехала, моя мамочка, моя родная! Чемодан уже распакован, подарки вручены, и теперь мы сидим всей семьей вокруг стола. Даже братишка отложил пока свой долгожданный кассетный магнитофон.

– Вдруг как-то ночью я проснулась, и увидела фигуру в чалме, – продолжает мама, – которая тянулась к утюгу. Может, обладатель чалмы хотел украсть утюг, а может стукнуть меня им по голове. Но тут я вскочила и заорала изо всех сил по-русски: «Убирайся отсюда, скотина!». Фигура метнулась к балкону, и исчезла за перилами.

– Что, спрыгнул вниз с третьего этажа?, – не поверил Витюха.

– Нет, скорее всего перелез через перила на соседний балкон, – сказала мама.

А я закрыла балконную дверь на все засовы, несмотря на жару.

– Ничего себе порядки в гостинице «Кабул», – вздыхает бабушка.

Я вспоминаю, что в этой гостинице около года назад убили американского дипломата, но не говорю об этом вслух.. Вместо этого спрашиваю:

– А как на это отреагировали остальные ваши?

– Спали в своих комнатах и ничего не слышали.

– А ты им рассказала?

– Утром рассказала. Они посетовали, почему не разбудила. А зачем? Где бы мы его искали и как бы доказали? Все они в чалмах на одно лицо, тем более я его в темноте толком и не рассмотрела.

Все замолчали. Через открытые окна террасы падал лунный свет.

– А где вы еще были, кроме Кабула?, – спрашивает папа.

– Планировали поездку в Кандагар, но она не состоялась. Слишком в стране неспокойно. Даже в Кабуле часто слышались выстрелы. Мы проектировали хлопкозаводы в Кабуле, не выезжая на их предполагаемые площадки.

В тот летний вечер мы не могли знать о том, что через несколько месяцев в Афганистан войдут советский войска. И что эта война коснется многих наших знакомых, друзей, соседей….

На следующее утро меня разбудила мама.

– Наточка, вставай, мы с тобой сегодня идем в институт!

Я сразу вспомнила, что сегодня мы собрались подавать документы в приемную комиссию. Несмотря на то, что мне предлагали направление во ВГИК от Союза кинематографистов Узбекистана, родители не захотели отпускать меня туда. И далеко от дома, и богемная обстановка, и вообще кинорежиссер – это для женщины не профессия. Куда поступать, мне было все равно, только бы не в медицинский. Даже от экскурсии в ТашМи, которая проводилась от школы, я категорически отказалась. Боюсь крови до сих пор.

– Может, поступай в политех на строительный факультет?, – сказал папа.

– Да, в Ташкенте 26 проектных институтов, никогда без работы не останешься, – подхватила мама.

Я пожала плечами. Политех так политех.

Откуда было знать моим родителям, что через какой-то десяток лет не будет СССР, почти все проектные институты Ташкента закроются из-за отсутствия работы, а сама я окажусь там, куда Макар телят не гонял.

Но если бы все знать наперед, наверно и жить было бы скучно.

– Ой, – вдруг вспомнила мама, – я же тебе еще подарок привезла. Камень тигровый глаз, он приносит удачу.

– Талисман что ли?

– Может и так. Только надо носить его все время с собой.

Я недоверчиво покрутила в руках маленький коричневый камень в черную полоску. Теплый, как будто сделанный из дерева, с дырочками с обеих сторон. Куда бы его деть, чтобы всегда носить с собой? Не долго думая, я взяла иголку с ниткой, и пришила к лифчику. Перед вступительными экзаменами в вуз все средства хороши.

Инженерно-строительный факультет был недалеко от нашего дома, на Асакинской. Обычное четырехэтажное здание, слегка облезлое, с высоким крыльцом, возле которого толпились студенты, настоящие и будущие, и их родители. В вестибюле я с интересом оглядывалась по сторонам, мне же предстоит 5 лет здесь учиться. О том, что я могу не поступить, у меня даже мысли не возникло. Мы с мамой зашли в приемную комиссию, написали заявление и сдали документы. Первый экзамен – письменная математика. Я медалистка, и если получу за него пятерку, сразу поступлю, а если нет, то буду сдавать остальные три: математику устно, физику и сочинение.

Отметив это важное событие в моей жизни в кафе-мороженом, мы с мамой вернулись домой. Я, как человек ответственный, сразу села повторять математику. Вскоре позвонил Юрка и рассказал, что тоже подал документы, и тоже в политех, только на инженерно-физический факультет. И Сережка подал документы туда же, только на другую специальность.

– А что-то его не видно и не слышно?, – спрашиваю.

– У него страстная любовь.

У меня на языке так и вертелся вопрос: «А у тебя?», но я благоразумно перевела разговор на другую тему.

– Все, Наташк, побежал я к репетитору по физике, – сказал Юрка.

– Мама переживает за поступление?

– Не то слово. Если я не поступлю, то весной пойду в армию. Маме, конечно, этого очень не хочется.

Только успела я положить трубку, телефон зазвонил опять. Звонили из приемной комиссии. В этом году проводится эксперимент, по которому медалисты зачисляются на некоторые факультеты без экзаменов. В том числе на наш. Так что я уже студентка. И послезавтра меня ждут на сельхоз.работах. Вот это новость!

– Мам, это наверно камень мне помог?, – спрашиваю.

Мама молча улыбалась.

Я тут же отложила учебники и пошла с мамой пить чай. Другие парятся, готовятся, а у меня уже все позади! Единственное, что омрачало мою радость, были предстоящие сельхоз.работы. Ехать куда-то с незнакомыми людьми, расстаться с мамой, не знать, как Юрка сдает экзамены….

Но выбора не было, и в назначенный час я стояла с рюкзаком возле главного корпуса института на улице Навои, где уже выстроилась вереница автобусов. Рядом в строю стояли такие же новоиспеченные студенты, мальчишки и девчонки. Еще пару минут, и объявят посадку в автобусы.

Вдруг я увидела, что вдоль нашего студенческого строя идут парень с девушкой с комсомольскими значками. Некоторые студенты по мановению их руки выходили из строя и отходили в сторону. Мне комсомольские вожди тоже дали знак выйти из строя. Оказалось, те кого они отобрали, не поедут на сельхоз.работы, а останутся в Ташкенте работать в комсомольском штабе по трудоустройству.

Работа наша заключалась в следующем. Сидя в приемной комиссии своего факультета, мы агитировали абитуриентов, получивших двойки и забирающих документы, идти работать на Ташкентский тракторный завод или текстильный комбинат, то есть на предприятия, где ощущалась нехватка рабочих кадров.

Это было для меня здорово по всем статьям. Я осталась дома, познакомилась со многими преподавателями, работавшими в приемной комиссии и со студентами.

– Мам, твой камень помог мне во второй раз, – сообщила я маме, – может теперь Юрке его отдать? В смысле на время. Как сдаст экзамены – назад заберу.

– Твой камень, делай с ним что хочешь, – ответила мама.

Я задумалась, как же передать счастливый камень Юрке. Телефона у него нет, а сам он позвонить может и через месяц, или после окончания экзаменов. Тогда уже эффекта от камня не будет. Дома я у него никогда не была, но адрес знаю. Хотя не совсем представляю, где эта улица Укчи. Где-то в маххале за Пахтакором. Я отпорола счастливый камень от лифчика, положила в карман и отправилась в путь. После некоторых усилий и расспросов нашла нужный дом. Я была настолько уверена в правильности своей миссии, что не беспокоилась о том, как меня встретят. Хотя Юркиных родителей знала только с его слов, ни разу не видела.

После звонка в калитку долго никто не открывал. Потом открыл полный пожилой мужчина, наверно Юркин папа, и с любопытством уставился на меня.

– А Юра дома?

– Нет., – дядька продолжает рассматривать меня.

Я вынула из кармана тигровый глаз и протянула ему.

– Передайте Юре.

– А что это?, – удивился тот.

– Счастливый камень. Мне помог в институт поступить. Хочу теперь Юрке его отдать.

Дядька сделал шаг назад и камень не взял:

– Такие вещи надо лично передавать. Заходи, подождешь его.

Мы прошли по двору мимо двух огромных собак, которые лаяли до хрипоты за загородкой вольера. Навстречу нам вышла женщина, я догадалась, что это Юркина мама.

– Вот, Надя, это нашему Юре принесли волшебный камень для поступления в институт.

– Талисман, – подтвердила я.

Женщина улыбнулась, улыбка у нее была очень добрая.

Юрка, придя домой, застыл на пороге: я сидела за столом и пила чай с его родителями. Оказывается, он ходил в институт узнавать оценку за первый экзамен.

– Четыре, – сказал он, в ответ на наши расспросы.

Потом он провожал меня до метро.

– Смотри, носи камень все время с собой, – инструктировала его я.

На другой день Юрка позвонил.

– Представляешь, я за первый экзамен, оказывается, получил 5, а не 4. Что-то там в списках перепутали.

– Вот видишь, камень-то работает!!!

Глава 12

Я рассматриваю белый потолок больничной палаты. Вставать не разрешают, на улицу выходить – тоже. Книги в инфекционном отделении тоже запрещены – их невозможно продезинфицировать. Тоска смертная. И где меня угораздило подхватить гепатит? Впрочем, в Ташкенте эта болезнь косила людей массово, вроде ОРЗ.

Мои однокурсники сейчас собираются на хлопок в Джизак. В прошлом году мы просидели там всю осень, почти до Нового года. Жили в бараках в чистом поле, спали на нарах в два этажа, отгораживаясь от мальчишек одеялами. Норму в 80 килограмм бывшим городским детям собрать было практически невозможно. Это в кишлаках детишки собирали хлопок с девяти лет и к восемнадцати по скорости сбора опережали хлопкоуборочный комбайн. Ну а мы пускались на хитрости. Высыпали хлопок на землю, обильно «солили» – присыпали землей, и мочили водой из ближайшего арыка. Этот «пирожок» прятали в самую середину сдаваемой кучи, чтобы не заметил учетчик. Иногда воровали хлопок из оставленных без присмотра комбайнов, и перемешивали с собранным вручную, чтобы не бросалось в глаза – собранный комбайном хлопок выглядит по-другому. Тех, кто не выполнял норму, вызывали вечером на заседание комсомольского штаба, ругали, заставляли чистить картошку до полуночи, а в случае злостного невыполнения исключали из комсомола и потом из института.

Зато уж скучно там не было! То песни у костра, то дискотека возле барака в сапогах и телогрейках….Хлопковые приключения мы вспоминали в институте весь год.

Мои размышления прервал стук камешка в окно. Я тихонько встала, несмотря на слабость и головокружение, и подошла к окну. С высоты второго этажа я увидела больничный двор, усыпанный опавшей листвой, пустые скамейки, и под самым моим окном Юрку, который махал мне рукой.

Как пишут в романах, мое сердце пропустило один удар и упало куда-то в пятки. Несмотря на то, что мы знакомы уже четыре года, про наши отношения трудно сказать что-либо определенное. Юрка безотказно вскапывал грядки у нас на даче и строил туалет, но никогда не приглашал меня на свидания и не выходил за рамки дружеских отношений. В кино мы ходили изредка, обязательно с толпой друзей. Он мог приходить каждый день в течение недели, потом пропасть на месяц-два, и снова появиться, как ни в чем не бывало. В компании и на дискотеки он ходил без меня, но всегда писал мне письма из стройотряда и привозил подарки. И сейчас, увидев его, мне показалось, что солнце засветило ярче, голова перестала кружиться и тоска куда-то отступила.

Юрка тем временем стал делать какие-то знаки, показывая на часы. Я пожала плечами – не понимаю. Он сложил ладони вместе и приложил к щеке, наклонив голову, как будто спит. Тихий час, догадалась я, посетителей не пускают. Я быстро оторвала кусок от рулона туалетной бумаги, и написала карандашом: «Юрец, принеси мне книжки почитать» и бросила записку в форточку. Записку закружило ветром и понесло в сторону больничной прачечной, но Юрка ловко поймал ее на лету, прочитал, покивал в знак согласия и исчез за больничной проходной.

Я доковыляла до своей кровати и села. Откуда Юрка узнал, что я в больнице? Наверно, от мамы, позвонил мне домой. Мама приходила ко мне каждый день после работы, несмотря на то, что автобусы ходили очень плохо – вывозили людей на хлопок. Она приносила мне приготовленные бабушкой манты с картошкой, лепешки с медом и ненавистный творог, который я, давясь, впихивала в себя только из-за его лечебных свойств. Нагруженную кастрюльками и мисками маму мне не хотелось просить еще и о книжках. Ее и так выматывали эти ежедневные поездки ко мне, и вообще она сильно сдала после смерти папы.

В коридоре послышался какой-то шум, открылась дверь в палату, заглянула медсестра и назвала мою фамилию. Я поковыляла за ней мимо процедурного кабинета к двери, ведущей из отделения на лестницу.

– Куда мы идем?

Молодая медсестра-узбечка махнула рукой в сторону лестницы и зашла в ординаторскую. Пока я стояла в раздумье перед дверью, не зная, что делать и зачем меня сюда позвали, дверь открылась, Юрка схватил меня за руку и вытащил на лестницу.

– Юрец…, – удивленно протянула я, а сама подумала, что надо было хоть причесаться, – как ты в тихий час пробрался сюда?

– Сказал, что срочно уезжаю.

– Так это ты в коридоре шумел?

– Вот твои книжки, – поспешил он сменить тему, – и тут соки разные..

– Спасибо. Где бы книжки спрятать? Тумбочки у нас проверяют.

– Спрячь под матрац, – посоветовал Юрка.

И я поймала себя на мысли, что безумно рада его видеть. Он какой-то свой, родной. Юрка облокотился о лестничные перила и долго смотрел на меня не отрываясь, так, что мне захотелось броситься ему на шею, и прижаться, и обнять. Но вместо этого опустила глаза и стала рассматривать свои тапочки. Он снял куртку и накинул мне на плечи.

– Наташка….

Я подняла глаза.

– Я завтра на хлопок уезжаю. Прости, я только вчера узнал, что ты в больнице…Я тебе обязательно напишу оттуда.

Он взял меня за руку.

– Юр, я же заразная!,– говорю, но убрать его руку у меня не хватает силы воли.

Так и мы и стояли, взявшись за руки и глядя друг на друга, пока на лестнице не показался дежурный врач, и не прогнал меня обратно в палату.

– Выздоравливай! Береги себя!, – кричал Юрка мне вслед.

– Чокнутый, – ворчала медсестра, разнося таблетки.

Я спрятала книжки под матрац, легла и тут же уснула.

Глава 13

Болезнь тянулась бесконечно долго. Под стать моему настроению была и погода за окном. На смену теплой золотой осени пришла ветреная дождливая погода. Голые ветки деревьев стучали в окно палаты, всякий раз заставляя меня вздрагивать, будто от условного сигнала. Но, увы, никто ко мне не приходил. Все друзья, однокурсники, знакомые поголовно были на хлопке. Даже руководителя нашей киностудии отослали в поля увековечить подвиг хлопкоробов. Жалея маму, я попросила ее приходить через день. Она устала, под глазами легли тени, а в глазах перестали мелькать веселые смешинки. Но она все равно приходила, и пересказывала мне события в мире и новости с «воли». Телевизора в больнице не было. Наверно, ничто не должно было нас отвлекать от важного процесса выздоровления.