Чёртов угол

– Вот, застрял чего-то, – сочувственно сказал Вадик, поглядывая на Варю. Та коротко посмотрела наверх и отвернулась. Загнала, значит, на дерево и не смотрит. Понятно, куда им, с их рылом-то, к городским…

Никита обнял дерево, прижавшись щекой к шершавой коре. Руки била крупная дрожь. Мимо по своим делам бежал муравей – деловой и сосредоточенный. Ему бы кепарик, совсем серьёзный товарищ будет. Он бы точно не парился, что эта рыжая в сторону смотрит. Хотя, может, и хорошо, что в сторону, – не видит, как он тут раскорячился. Никита с тревогой понял, что с его телом и правда что-то не так. Он никогда не боялся высоты. Он сто раз залезал на эту иву. Так какого чёрта с ним сейчас случилось? Это из-за Смирновой? Как там говорила Варя: слово королевы для муравья закон? То есть не слово, а феромон королевы. Да какая она королева… какой он муравей… чего-то у него мысли путаются.

– Может, помочь? – встревожился Вадик.

– Да щас я… – Никита окончательно разозлился. И на себя, и на Варю, и на Вадика с его суетливыми вопросами. Он торопливо опустил ногу вниз, зацепился ею за сук… точно зацепился, вот, он его чувствует. Отпустил ветку и сполз вниз, обнимая ствол.

– Не туда… ногу не туда! – крикнул Вадик.

В глазах у Никиты потемнело, подкатила невыносимая тошнота – он разжал руки и упал спиной вниз, прямо на старое кострище, откуда Варя выковыривала кирпичи.

– Никита, ты как? Никита!

– Помер, что ли? (О, это Вадик, добрый мальчик.)

– Щас врежу, сам помрёшь!

(А это, понятно, Варя.)

Мальчик открыл глаза.

– Живой, – выдохнул Вадик.

– Что болит?! Руками пошевели! Ноги чувствуешь?! – Варя отодвинула его и склонилась над Никитой. – Корнеев!

– А, больно же! – заорал Никита. – Ты зачем меня за попу щипаешь?

– Проверяю чувствительность! А на этой ноге?

– Да больно же! Вадик, убери эту садистку!

– Дурак, я тебя спасаю!

– Я из-за тебя навернулся, дура!

– Не вставай, у тебя позвоночник может быть повреждён!

– Да в норме я! – Никита сел, судорожно ощупывая себя. Улетел он знатно, но вроде бы ничего не сломал. А вот дрожь и белые точки перед глазами никуда не пропали.

– У вас тут ритуальные убийства? Мы помешали?

Варя обернулась. И как они не заметили подъехавший квадроцикл? Заляпанный грязью жёлтый аппарат был похож на агрессивную земляную осу. За рулём сидел долговязый белобрысый парень. Из-за его спины выглядывала девушка в джинсовом комбинезоне, панамке и синих солнечных очках. Волосы у неё были длинные, каштановые и текучие. Варя поморщилась – никогда таких девчонок не любила. По её опыту, всякая девочка, которая заморачивается с тем, чтобы отращивать волосы ниже плеч, опасна. Если ей хватает терпения таскать такую палатку на голове, мыть и ухаживать за ней, можно представить, на что она ещё способна. За спиной у девочки был аккуратный кожаный рюкзачок, на руке фитнес-браслет, и Варю совсем закачало. Единственное, что делало это создание похожим на человека, так это пятна травяного сока на комбинезоне и грязь на кроссовочках, розовых, как пяточки котёнка.

– Помощь нужна? – спросил парень.

– Да нет, всё нормально. – Никита улыбнулся, но тут же поморщился. Присмотрелся к парню. – Антон, ты, что ли? Федотов? Обалдел по полю катать? Арам-агроном, если увидит, прямо тут закопает.

– А кто ему скажет? – усмехнулся парень. – Привет, Никит. Вы чем тут занимаетесь?

Мальчики задумались.

– Несчастный случай, – быстро сказала Варя. – Никита вот сорвался.

Никита поймал взгляд Антона, развёл руками – да вот, сорвался.

– А ты ему помогала спускаться, ага, – саркастически сказал Антон. – На всё поле было слышно.

Варя, покраснев, встала. Отряхнулась, подцепила шлейку и подтянула Рыжика, который обнюхивал колёса квадроцикла.

– Пора нам.

– Да и нам тоже, – сказал Вадик и протянул руку, помогая Никите встать.

Тот поднялся, но едва выпрямился, как его вновь повело. Он замотал головой, сделал шаг.

– Никита, ты как? – встревожился Вадик. Он подскочил к другу, взял за плечо. С другой стороны Никиту подхватила Варя, а он выбросил руку и опёрся об иву.

Едва пальцы его коснулись шершавой коры, произошло нечто необъяснимое. Стало очень тихо. Ветер, шептавшийся с зелёным морем ячменя, стих. А потом Варя вздрогнула – Никита почувствовал это по её пальцам, которые сжали его плечо. Он обернулся.

Огибая старую иву, вверх по склону, сквозь зелёное поле, медленно приближалась полоса. Казалось, нечто массивное движется, раздвигая стебли ячменя и приминая их к земле. Нечто невидимое. В звенящем шелесте злаков эта полоса обогнула иву, прошла мимо Вари, Никиты и Вадика, мимо Антона и девочки на квадроцикле и пошла дальше, вверх по склону.

И едва полоса миновала дерево, как он увидел, что в воздухе над бороздой в море ячменя проступает силуэт. Сперва зыбкий, а потом всё более плотный, явный. Чёрный конь выходил из воздуха, воплощаясь на глазах. На его спине сидел белоголовый мальчик в тёмных штанах и белой рубашке. Он небрежно управлял конём чуть заметными движениями ног.

Солнце сместилось, теперь оно висело не над головой, а прямо над полем, било в глаза, вынуждая щуриться и отворачиваться.

И поле, само поле будто вставало на дыбы, с каждым шагом коня оно становилось всё круче, загибалось перед ними неприступным зелёным склоном горы, по которому неторопливо продвигались чёрный конь и белоголовый всадник. Вот они добрались до вершины. Остановились, охваченные пламенем солнца… И исчезли.

Ветер ударил в лицо, овеял, зашумел, зашептал. Вернулись и звуки, и запахи, и солнце вновь сияло, где ему должно сиять, и поле было прежним.

Несколько мгновений никто ничего не говорил. Потрясённые, они не смотрели друг на друга, а отводили глаза, пытаясь успокоить разум движением трав и шёпотом ветра.

– Это чего такое… – нарушил молчание Вадик.

– Я сваливаю, – очнулся Антон. – Ты как? – обернулся он к пассажирке.

Девочка что-то неслышно буркнула, Антон кивнул, включил зажигание и рванул к краю поля. Никита, Варя и Вадик смотрели друг на друга, не зная, что сказать. Грохот мотора почти разрушил странное гипнотическое состояние, в котором они находились, но что-то незримое висело в воздухе, что-то завязывалось в невидимые узлы. Рыжик залаял, и ребята очнулись.

– Мы тоже пойдём… – быстро сказал Вадик. Он подхватил Никиту. – Двигаем, Ник.

Никита взглянул на девочку и пошёл, мерно переставляя ноги.

Варя хотела что-то сказать, но не смогла. Девочка опустила руки и просто смотрела, как друзья уходят по прокатанному в ячмене следу. Налетел ветер, закружился вокруг, и ей стало зябко, несмотря на жару. Она поёжилась и пошла вслед за парнями быстрым шагом. Рыжик бежал чуть позади. Пару раз он обернулся, недоумённо поводя носом, но потом припустил за хозяйкой.

История вторая

Ульяна, Антон и дед-дождевик

1. Хорошая девочка Уля

Ульяна Хвостова всегда была послушной девочкой. Да, я доем кашу. Да, я не буду бегать с пацанами, я же девочка, – поиграю в песочнице. Да, бабушка, я надену шапку. Да, я вернусь с дня рождения вместе с подругой в восемь. Да, я поеду с тобой на дачу дедушки, которого не видела никогда в жизни, потому что вы с ним развелись ещё до моего рождения и ты никогда о нём не рассказывала, а потом оказалось, что он отписал дачу на меня.

В смысле, на внучку Ульяну.

Она никому не доставляла проблем. Отличные оценки, рисование, английский и итальянский, чтение, чтение и ещё раз чтение, шахматы и никаких избыточных физических нагрузок, ведь у Улечки бронхиальная астма.

Казалось, так и будет дальше: они с бабушкой и мамой пошли в детский сад, поступили в хорошую школу к сильной учительнице, выиграли олимпиаду, успешно сдадут ОГЭ и ЕГЭ, поступят в вуз и потом, наверное, все вместе выйдут замуж за мальчика из хорошей семьи. Из тех, с которыми можно играть.

И мама, и бабушка уверены, что Ульяна движется по правильной траектории, как шар для боулинга, брошенный уверенной рукой, и никуда со своего пути не сойдёт.

Вот только в прошлом году у неё появилась тетрадка, о которой никто не знал. Тетрадка, в которой Ульяна могла позволить себе всё. Можно было сказать, что это фэнтези-эпопея про юную школьницу из Чертаново, которую межпространственный шторм занёс в магический мир Эхинацеи, где она оказалась обладательницей короны Бессмертия – одного из четырёх предметов, созданных Древними богами. Можно сказать, что это история восхождения девочки из другого мира к Янтарному трону империи Трёх лун и одного Солнца. История, в которой она преодолевает препятствия и проходит испытания, обретая настоящих друзей. История, в которой она постоянно сражается со злой волей короны Бессмертия, что жаждет её подчинить, и только юноша-полуэльф, которого она спасает из лап минотавров, в силах помочь ей. Короче, обычный исэкай, история про попаданцев и в целом романтическое фэнтези.

Но для Ули эта тетрадка значила гораздо больше. Шестьдесят четыре листа эскизов, сотня заметок в телефоне, девять глав первого романа мира Эхинацеи, десятки персонажей и сюжетных линий, любовь, предательство, интриги и убийства, магия, кровь, война и древние тайны богов – и над всем этим только её воля и взгляд. Она хозяйка этого мира, она полностью в нём свободна.

Тот, кто не был узником в своём доме, никогда не поймёт радости этой тайной свободы. И власти, конечно же, власти над персонажами, которых она сотворила, вытащила из небытия и безжалостной рукой отправляла на смерть.

Джордж Мартин, почитав тетрадочку Ули, свалился бы в жёсткий творческий кризис. Кровь хлестала бы со страниц и брызгала в глаза читателям, если бы они были.

Слава всем Древним богам, никто из родных не интересовался Улиным творчеством. И Ульяна бы сильно удивилась, если бы заинтересовались, – она давно поняла, что следует жить, скользя мимо родных. Как тот самый шар для боулинга, катись, находя в самой себе основания для жизни, в своей железной сердцевине.

Если ты не доставляешь неудобств и не обращаешь на себя внимание, то жизнь твоя довольно комфортна – в тех зазорах и изгибах общего семейного организма, куда не достаёт взгляд старших.

Поэтому завещание дедушки выбило её из колеи. Ульяну стало видно, её обсуждали, с ней оказалась связана какая-то и-с-т-о-р-и-я. А Уля ненавидела истории, в которых не являлась автором.

Бабушка предлагала продать дачу немедленно и деньги положить на счёт Ули, раз уж блудный дед решил ей оставить наследство. Мама была за, папа – человек хозяйственный и владелец строительного магазина – тоже был не против, но сказал:

– Может, для начала поживём там летом, посмотрим, что к чему? Надо ж понимать, что мы продаём?

Бабушка Лера поджала губы, но согласилась. Вот так они с Улей и оказались в СНТ «Мороки».

Название было странное, но, как объяснила бабушка, пока они тряслись в электричке, раньше рядом с СНТ был хутор Мороки, вот в его честь и назвали.

Они вышли на остановке и долго брели по разбитой лесной дороге. Сначала под ногами попадался кусками асфальт, потом его сменили выщербленные бетонные плиты. Склоны глубоких кюветов заросли борщевиком и крапивой выше Ули, а дальше начинался серый лес, полный тонких, дрожащих на ветру осин. Гулять в таком лесу не хотелось.

У калитки бабушка завозилась, отпирая замок. Полная женщина на соседнем участке пропалывала клубнику. Подоткнув платье, она, нагнувшись над грядками, медленно переступала бледными полными ногами и быстро-быстро обрывала сорняки и лишние усы в клубнике. Увидев бабушку и Ульяну, женщина выпрямилась, утёрла лоб и присмотрелась.

– Лера! – воскликнула она. – Это ты, что ли? Валерия Михална?

Бабушка нехотя повернулась и всплеснула руками.

– Нина?

– Ну точно, Лера. – Женщина бросила клубнику, подошла к забору. – А я думаю, кто это к Фёдорычу приехал. Это внучка твоя?

– Да, Ульяна. – Бабушка тронула её за рукав, и Ульяна вежливо поздоровалась.

– Надо же, какая большая! – восхитилась Нина. – А вы чего тут?

– Да вот Николай дачу отписал на Ульяну, приехали разбираться, – пояснила бабушка.

Нина посмотрела на девочку жадным любопытным взглядом.

– Да разве он её видел? Вы ж разошлись когда ещё!

– Не видел, но вот – отписал. – Бабушка покачала головой, словно и осуждая деда Николая за развод, и одновременно одобряя его последнее решение.

– Я открою пока, бабуль. – Ульяна взяла ключи и отвернулась к калитке. Нина ей не понравилась – болезненно полная, с толстыми щеками, вздёрнутым носом и липким взглядом бледно-синих глаз, она ей напоминала какое-то противное животное. Возможно, магическое.

Дача дедушки Николая Фёдоровича Ульяну не впечатлила. Шесть соток, небольшой дощатый домик, обитый сайдингом, с мансардной ломаной крышей. Небольшой сарай. Яблони и груши на участке. Мангал, дорожки из квадратной плитки. Ровная лужайка с невысокой шелковистой травой. Аккуратно сложенные поленья в дровнике. Топор, воткнутый в колоду. Возле колоды его и нашли, как говорили вполголоса родители. Дрова колол, и сердце прихватило. И вот топор в колоде, в отличие от дачи, Ульяну поразил – как будто дедушка знал, что сердце откажет, и воткнул его, чтобы не оставлять беспорядка. Хорошая деталь, подумала она, надо бы использовать.

В остальном ничего необычного, типичная пенсионерская дача. Только забор оказался странным: сетка, окружавшая его, не была похожа на привычную рабицу[1]. На забор натянули тонкие серебристые листы со сложным, не повторяющимся рисунком. Словно сотни тонких расходящихся дорожек текли, сплетались и расходились вновь. В некоторых местах она находила логику и знакомые символы – как ни странно, символы магические и древние: многоконечные звёзды, магические квадраты, – в других будто бы проступали руны, но тут же превращались в древний кельтский огамический алфавит, клинопись и иероглифы. Конечно, всё это ей только казалось, просто игра воображения, но забор был очень загадочным. Уля указала бабушке на эту странность, когда та закончила погружение в прошлое и попрощалась с Ниной. Но бабуля только фыркнула.

– Да Господи, Улечка, эти дачи когда строились? В восьмидесятые! Я ж помню, ничего не достать было – люди тащили с работы всё что могли. Что охраняешь, то и имеешь.

– Как это?

– А так. У одного на производстве краска есть, много жёлтой краски, например, – он всё и выкрасит у себя на участке в жёлтый. А у другой друг в таксопарке, так у него полно старых покрышек, он из них и клумбы делает, и лебедей вырезает, и от зайцев деревья покрышками обшивает, и черепицу на сарай тоже из покрышек вырезает.

– Так они что, крали все эти вещи?

– Не крали, а доставали! Купить невозможно ничего было! Я помню, один сосед себе дом из списанных железнодорожных шпал построил, они же раньше были деревянные, это сейчас стали бетонные. Ну и помер скоро.

– Почему?

– Потому что они креозотом пропитаны были, для сохранности. А он ядовитый.

Пальцы у Ульяны зачесались. Тетрадочка звала к себе. История человека, который построил себе ядовитый дом из украденных шпал, и дом его убил, засела у неё в голове. Никаким японским мангакам такие сюжеты не снились.

– А однажды, я в другом СНТ видела, один мужик себе забор поставил из алюминиевых листов. В которых были выбиты вилки.

– В каком смысле? – оторопела Уля.

– Ну ты же видела алюминиевые вилки? Как их делают? Из цельного тонкого листа выбивают прессом заготовки. Остаётся такая рамка из алюминия, в которой пустые места в форме вилок.

– Он построил себе забор из отсутствующих вилок? – сообразила Ульяна. – Такой антивилочный забор? Офиг… то есть удивительно. А дедушка тогда что охранял? Откуда у него… это?

Ульяна даже затруднялась с определением формы забора.

– Не знаю, – отмахнулась бабушка. – Давай в дом зайдём, чаю выпьем. Уболтала меня эта Нина, хочу передохнуть.

Они забрались на крыльцо (у входа лежал чёрный резиновый половик и стояли красные резиновые сапоги) и вошли внутрь.

С порога девочку ошеломила пустота и чистота этого дома.

Дедушка Николай жил скупо, даже аскетично. Комната, в которой они оказались, была одновременно прихожей и кухней. Слева от входа – вешалка, на которой три куртки: лёгкая льняная для лета, спортивная ветровка для осени-весны и дублёнка для зимы. Две кепки на крючках, обувь у стены. Холодильник, шкаф для посуды, плита, стол, два стула. Часы на стене. Дверь в соседнюю комнату, узкая лестница на мансардный этаж. Ни пылинки. Ни грязных чашек, ни непомытой посуды. Ни брошенного носка, ни забытых вещей на столе.

Уля заглянула в холодильник. Пусто.

– А тут кто-то убирался? После смерти дедушки?

– Да кто тут будет прибираться, – сказала бабушка, распахнув шкаф и разглядывая посуду. – Надо же, я помню эти чашки. Мы их в восемьдесят втором купили, югославский сервиз…

А ещё здесь не было телевизора. Нет, серьёзно. Какой пенсионер без телика?

Ульяна заглянула в две жилые комнаты, но там были только кровати, печки-буржуйки и книжные шкафы. Книг оказалось много, но все какие-то непонятные. Эволюционная биология, введение в структуры мозга, системные механизмы высшей нервной деятельности, проявления спонтанной биоэлектрической активности, какие-то звёздчатые ганглии и прочие гормоны и гипофизы. И отдельная полка с книгами про какую-то эзотерику – но не такую, какую любила Ульяна. Нет, там были старые, рассыпающиеся брошюры, блёклые от старости томики на плохой газетной бумаге и даже самодельные рукописные книги. Ульяна не поверила глазам – реально распечатанные на каком-то древнем принтере и вручную переплетённые книжечки про диагностику кармы, биолокацию, иглоукалывание и прочие битвы экстрасенсов.

Она подняла глаза и вздрогнула – со стены на неё смотрела чёрная маска резного дерева. Африканская? Австралийская? В общем, какая-то этническая. Жёсткие складки рта, хищный нос, высверленные зрачки в тёмном дереве и сложная, из переплетающихся жил, корона на голове. Очень странная вещь, совсем не подходящая для этого дома.

– Уля, чай готов! – позвала бабушка, и девочка с облегчением вышла из комнаты.

– А чем он вообще занимался? – спросила Ульяна, когда они сидели за столом, застланным старой клеёнкой в крупную красно-белую клетку. – Что охранял?

– Ничего Николай не охранял, – сказала бабушка, устроившись в кресле. Она пила обжигающий чай мелкими глотками из старинной пузатой ребристой чашки. – Он в НИИ биологии мозга работал. Доцент был. Изучал эволюционные возможности. Оклад триста двадцать рублей и продуктовый набор на Новый год: сервелат «Финский» и конфеты «Мишка на Севере».

– Но ты же сказала: что охраняешь, то имеешь. А этот забор…

– Да забудь ты про него! – махнула бабушка. – Достал где-то по знакомству. Тогда всё так было: ты мне, я тебе. Договорился с кем-то на каком-нибудь производстве.

– А что он взамен дал? Чьи-то мозги?

Бабушка Лера поперхнулась чаем.

– Уля, что ты несёшь! Какие мозги. Заплатил, вот и всё. Дался тебе этот забор!

– Но…

– Хватит, – отрезала бабушка, и Уля послушно замолчала. Встала, чтобы сполоснуть чашку – водопровод дед Николай обустроил уже по стандартам двадцать первого века и поставил насосную станцию.

– Пойду разбирать сумки, – сказала бабушка.

Уля поставила чистую чашку обсыхать на полотенце, посмотрела на окно и поняла, почему дед Николай развёлся с бабушкой. На подоконнике стояли квадратные бумажные коробочки. В одной лежали спички. А в другой, так же аккуратно, обгоревшие. И ни одной на подоконнике. Для бабушки, которая не могла без суеты даже стол протереть, такого аккуратиста, конечно, вытерпеть было невозможно. Наверняка это она с ним развелась.

Уля прошлась по прихожей и поднялась в мансарду. Здесь тоже стояла печка, пристроенная к дымовой трубе, которая вылезала из пола и уходила в потолок. Одна кровать. И книжные шкафы вдоль стен. Уля провела пальцем по тёмным корешкам и наугад вытащила книгу – Джозеф Кэмпбелл «Тысячеликий герой».

Девочка открыла и прочла пару абзацев. Захлопнула книгу, положила её на журнальный стол, заботливо накрытый кружевной салфеткой, достала следующую. Александр Афанасьев «Поэтические воззрения славян на природу». В задумчивости спустилась на пару ступенек.

– Ба, а можно я буду наверху спать?

– Да пожалуйста, – отозвалась бабушка. Судя по звукам, она заполнила холодильник привезёнными продуктами и теперь разбиралась с посудой в шкафу.

Ульяна затащила наверх рюкзак, потом принесла чашку какао, распаковала все привезённые книжки, добавила к стопке на журнальном столике ещё пару дедовских, поставила планшет на зарядку и завалилась на кровать читать.

От старого тканого покрывала на кровати чуть пахло пылью, от стен – деревом. Свет из мансардного окна ложился на страницу тёплыми мазками.

Ульяна грызла карамельки и засовывала фантики в пустую чашку, плотно, чтобы ни один не выпал. Может, она и не зря приехала. Библиотека у деда любопытная. Зачем биологу книжки по фольклору и мифологии?

День прошёл, за ним опустилась ночь. Ульяна спала прекрасно и видела во сне свой мир – Эхинацею, которая почему-то была юной девочкой с зелёными волосами. И одновременно древней старухой. Девочка жила в странном доме, разделённом на две части, и, переходя из одной в другую, то старела, то молодела.

Ульяна бродила по её дому, где пол в каждой комнате менялся местами с потолком. По стенам текла тёмная чистая вода, и серебристые рыбки плавали вверх и вниз – от пола к потолку и обратно. Их было так много, что стены походили на заставку из старого фильма «Матрица», в котором герой видел, как всё в его мире было составлено из потоков зелёных цифр. А тут всё из рыбок. Но не страшно. Абсолютно.

Сон был необычный, но совсем не тревожный. Девочка вложила ей что-то в ладонь – непонятное, но очень важное. Ульяна проснулась и немедленно посмотрела, но в руке была лишь щепка, упавшая с потолка. Нельзя снам верить, всё это игры воображения и чушь полная.

Первую неделю Ульяна читала, писала, читала, выписывала какие-то удивительные факты, думая, как их пристроить в свою книжку, и снова читала. Она и не знала, что существует столько мифологических существ, богов и демонов.

Спускалась девочка вниз, только чтобы перехватить еды: оладьев, яблочко, какао, печенья, котлетку. Иногда, увы, мерзкий борщ, который в неё впихивала бабушка. Ульяна морщилась, но послушно ела, капая свекольной кровью на страницы справочника по славянской мифологии. Иногда бабушка выводила её на прогулку, как хилого больного зверька, но Уля не страдала – она прокручивала в голове сюжетные линии и говорила сама с собой на разные голоса. У неё как раз юная волшебница Алина (правда же, имя намного круче, чем Ульяна?) добралась до столицы королевства тёмных эльфов и думала, как вытащить из тюрьмы своего товарища-полуэльфа – Азафена, Синтамицина, Колгеля – Уля ещё не определилась с именем. А меж тем коварная королева тёмных эльфов Дульсинея явно вознамерилась использовать запретные силы короны Бессмертия для победы в войне с кланами зверогномов из Хрустальных гор. В общем, замес намечался масштабный, и Алине надо было делать ноги, но как же бедный полуэльф Дюфалак, он же погибнет! Если его не убьёт подлая Дульсинея, то прикончит кровожадный зверогномский хан Хулахуп. Такой жёсткий писательский забег продолжался до субботы, а потом безжалостные музы покинули её. И всё. Тишина. Недописанные черновики, брошенные эскизы, застывшая на половине эпическая битва с участием орлов, сильфид и героического карлика-минотавра. Врагу не пожелаешь. Только что ты держала целый мир на кончиках пальцев, горела в огне, чувствуя, как под ручкой рождаются персонажи, тебя швыряло в адреналиновом шторме, по телу прокатывались жаркие волны и каждый волосок вставал дыбом. В тебе танцевала жгучая звезда, свитая из сотен воплощающихся судеб. И вот ты пуста и лишена жизни, как череп, из которого жестокие зверогномы хотели сделать кубок, но просто выкинули. Потому что не понравился. Чокнуться можно. И книги не спасают, ещё хуже становится.

От тоски Ульяна даже дрова пробовала поколоть, но бабушка отобрала у неё топор и отправила погулять: «Сделай кружок, купи молока в магазине и обратно».

Девочка взяла сумку-шопер и ушла шататься по пустынным улицам СНТ и пугать дачников впалыми глазами и бледным лицом. До магазина она честно добралась, молока купила, а затем кривая вывела её на край посёлка.

Девочка постояла, посмотрела на протоптанную тропинку, которая вилась между двух покосившихся железных столбов. Подёргала в задумчивости волосы и двинулась в лес. Совершенно самоубийственное решение. Вот в чём она совершенно не разбиралась, так это в выживании в дикой природе. Какие грибы есть, каких зверей бояться, куда в лесу ходить можно, а куда совсем нет – ничего этого Ульяна не знала. Да что там звери, она мох не распознает, если тот на ней вырастет.