скачать книгу бесплатно
Виктор Евгеньевич сделал шаг навстречу профессору, забрал записку и смял в кулаке.
– Подожди пока, – сказал он тихонько Белопольскому и продолжил, уже обращаясь к майору: – Тем более он здесь, в Москве. И время на поиски специалиста тратить не нужно!
Майор стоял с таким недовольным лицом, как будто у него просили деньги в долг. Он в нерешительности качнул головой из стороны в сторону и выпалил:
– Ну хорошо! Только под вашу ответственность! – его указательный палец настолько приблизился к лицу Виктора Евгеньевича, что чуть не ткнул ему в нос. – И в случае чего сами будете объяснять… – он указал глазами наверх и, не прощаясь направился к лестнице.
– Непременно! – бросил Виктор Евгеньевич ему в спину.
– Они, конечно, ещё поупрямятся, но в целом можно считать, что ты остаёшься, – пожал он руку опешившему Аркадию Константиновичу. На пол упала скомканная записка. – Ах да. Пойдём провожу тебя до бухгалтерии.
Профессор ликовал, но старался не подавать виду. Его мальчишечий восторг выдавала лишь крепко стиснутая рука Виктора Евгеньевича.
– Тише, тише ты, – почувствовал он настрой профессора и улыбнулся. – Руку сломаешь мне сейчас.
– Слушай, ну спасибо! Я же чуть было не взвыл тут, – эмоции били фотонами света из глаз профессора.
– Да ладно, мелочи. Возвращаю долг, так сказать…
– Перестань, – перебил его профессор. Как бы ему не хотелось омрачать чудесное настроение разбором кто, когда и перед кем был виноват, но тем не менее пыл поубавился. С лица Виктора Евгеньевича тоже пропала улыбка. Но профессор вспомнил свой недавний конфуз и, чтобы ещё раз не пришлось жалеть, попытался быть дружелюбнее. – Тебе точно не влетит за это?
– Пустяки. Не бери в голову, – махнул рукой Виктор Евгеньевич.
– Я рад! Ты, если вдруг начнут доставать, сразу скажи, я всё понимаю, соберу манатки и…
– Перестань, – теперь перебил Виктор Евгеньевич, – я действительно не знаю людей более достойных этого дела. Это твоя судьба, он прилетел для тебя.
Оба тепло улыбнулись. На лестнице появилась Таня.
– Виктор Евгеньевич! У вас на двенадцать запланировано.
– Я помню, – вздохнул он. – Пора бежать. – Виктор Евгеньевич посмотрел вниз на скомканный листок. – Да, кстати.
Он поднял бумажку и развернул.
– Имелось в виду двести первый.
С этими словами он коротко поклонился и направился к ожидавшей его девушке.
В этот день профессор, полный грандиозных ожиданий, гулял до позднего часа, и весь мир будто улыбался ему. Он дважды звонил соседке, предупредить, что задержится и чтобы она была построже с котом, поинтересовался делами Юры и раскошелился на томик современного автора фантастики. Вечером того же дня он получил сообщение о следующей встрече.
Глава 2
Первый шарик максимально отклонился, замер, затем начал опускаться и с треском ударился в остальные. Импульс потенциальной энергии от него пронёсся через остальные и передался крайнему, пятому. Тому, в свою очередь, передать импульс было некуда и он, преобразовав потенциальную энергию в кинетическую, взлетел на ту же высоту что и первый недавно. Затем всё повторилось в обратном направлении.
Вот уже час как профессор от скуки играл настольными сувенирами в своём кабинете. Ровно как вчера и позавчера, и позапозавчера, выполнив рутинную работу до обеда, он досиживал остатки рабочего дня развлекаясь подручными средствами.
Три дня назад зарубежные коллеги поинтересовались ходом наблюдений за аномалией. Точнее, они запросили недостающие у них сведения и попросили подтвердить их наблюдения. Тоже посчитав происходящее занимательным, они, очевидно, поздно активизировались. Об этом говорили имеющиеся у них в распоряжении урывочные крупицы информации без какого-либо хронологического порядка. Противоречие этих сведений устоявшимся законам и накопленным знаниям и вызывали сомнения. В Германию, Великобританию и США был отправлен отчёт, реакция на который не заставила себя ждать. Пусть и не тайно, но не поднимая шумихи решено было немедленно собрать консилиум, результатов которого Аркадий Константинович и ожидал в кабинете.
В свой первый рабочий день в качестве члена специальной комиссии профессор фанатично взялся за отведённые ему задачи. Он пытался выяснить, с какого направления прибыл гость и почему его не обнаружила система раннего обнаружения угроз астероидов. Сведений было катастрофически мало. Собственно, только угол траектории его, объекта, движения. Направлена она, если её продлить от наблюдаемого участка, касательно к нему, до бесконечности, высоко в пространство над плоскостью эклиптики нашей системы. На поверхности ответ: родина астероида – далёкие миры, и путь его занял миллиарды лет. Если же рассуждать более приземлённо, объект пусть и не межгалактический, но межзвёздный точно. Малая пологость траектории указывает на гиперболическую орбиту, и похоже, что объект имеет очень высокий показатель эксцентриситета, на нашем веку рекордный. А значит, он никогда не был связан гравитацией с Солнечной системой. Спрашивается, в какой из трёхсот шестидесяти плоскостей окружности, перпендикулярных к плоскости эклиптики, лежит эта орбита. А также где у этой орбиты фокус. Если он вообще есть. Ведь никакой орбиты может и не быть, в случае, например, если астероид – следствие какой-то катастрофы в ближайших или не очень окрестностях и движется, как осколок, в случайном направлении. Но все эти логичные рассуждения перечёркивает поведение астероида непосредственно в Солнечной системе. Беспорядочное перемещение, противоречащее общепринятым законам гравитации, и огромная скорость, склоняют сочинить для аномалии новый термин, с созданием новой главы в каталоге. И раз явление новое, то и старые знания и опыт использовать нельзя, либо нужно их корректировать.
В общем, процесс поиска вероятной области вылета – это поиск иголки в стоге сена. Вообще, Аркадий Константинович часто ловил себя на мысли, что объект как будто – раз! – и есть. Но ведь так не бывает.
– А если оба крайних шарика одновременно отпустить?
Профессор поднял глаза. Милого вида молодая девушка сидела перед ним, положив руки на стол, как прилежный ученик за партой, и опустив на них подбородок. Тугая коса чёрных как уголь волос спускалась по плечу и исчезала под столом. Из-под сбившейся чёлки за маятником на столе следили карие глаза, подведённые маленькими чёрными стрелочками. Они тикали из стороны в сторону вслед за качающимися шариками. Казалось, что эти самые шарики вот-вот щёлкнут по маленькому, слегка вздёрнутому носику.
– Катя, не сидела бы так близко, глаза испортишь. – сказал профессор, и раскрытыми ладонями приглашающе указал на маятник. – Попробуй.
Девушка выпрямилась и двумя руками остановила качание. Затем она синхронно отклонила шарики и отпустила. Они с треском стукнулись об остальные и ничего не произошло. Катя вопросительно подняла глаза.
– Приложенная с двух сторон потенциальная энергия не находит выхода для преобразования в кинетическую и преобразуется в тепло.
В кабинет беспардонно зашёл Виктор Евгеньевич. Он вышагивал руки в брюки, пожал ладонь профессору и подмигнул Кате. Девушка хотела было ему уступить место, но он, положив ей на плечо руку, отказался. Он дошёл до подоконника, потеснил горшок с каким-то растением и уселся. Аркадий Константинович кряхтя повернулся на стуле.
– Comment tout s’est passe? («Как всё прошло?» – франц.)
– Да ничего особенного, – махнул рукой Виктор Евгеньевич. – Мусолили то же самое.
Он вздохнул и встал с подоконника. Горшок вернулся на место.
– Решено более осознанно и обстоятельно всё обсудить. Позже, естественно. Зачем было ехать?
Теперь вздохнул профессор. Он повернулся обратно и запустил маятник.
– У тебя есть какие-то результаты? – спросил Виктор Евгеньевич.
Аркадий Константинович молча потянулся к стопке бумаг на краю стола. Стащенный им недавно снимок титульно лежал сверху. Профессор достал два листка, скреплённых скрепкой.
– Вот.
На первом листке больше места, чем текст отчёта, занимала вступительная шапка. Второй был исписан наполовину.
– Негусто.
Профессор сценически закатил глаза.
– Да ладно, я же шучу, – сказал он, – Что я не понимаю, что ли… – фразу он не закончил.
Он достал из нагрудного кармана пиджака ручку и расписался в конце документа.
– Ершов Е В., – вслух комментировал он расшифровку подписи.
В кабинет в сопровождении майора быстрым шагом зашёл полковник. В уголке рта у него дымилась сигарета, из ноздрей вырывались мощные струи дыма. По мере движения, обволакивая голову военного, тучи дыма вытягивались в густой шлейф. Игнорируя все правила этикета, он дошёл до стола, где, не глядя на учёных, грозно сопя, исполнил требовательный просящий жест. В этом жесте было столько пренебрежения и надменности, что профессор растерялся и только глядел на то сгибающийся, то разгибающийся указательный палец здоровенной ручищи. Майор замер позади и выглядывал из-за широкого плеча.
Ершов первый догадался, что требовал «паровоз» и протянул отчёт. Полковник взял бумагу. С конца сигареты на листки упал пепел, тут же струя дыма сдула его в разные стороны. Уголёк тлел почти у самых губ и коптил щёку, отчего полковник щурил правый глаз. Левым же шерстил текст. Дочитав, он, всё также щурясь, посмотрел на Ершова. Виктор Евгеньевич было потянулся забрать документ, как лапа полковника просто выпустила его, и он шлёпнулся, сначала на край стола, затем на пол.
– Похвально, – усмехнулся полковник.
Развернувшись на месте, «паровоз» так же быстро ретировался. Майор только и успел увернуться, пропуская его, и увязался следом.
Все проводили взглядом исчезающие в сизом тумане кители.
– Надо лететь туда, – выпалил в стол Аркадий Константинович. – Надо направить зонд.
Отчёт вернулся на стол.
– Уже думали об этом. – Виктор Евгеньевич задумчиво смотрел на дверь. – Уверяю тебя – так и будет! Скорее всего, вопрос поднимется на следующем сборище.
Профессор давно проснулся и лежал, слушая непрекращающееся настырное мяуканье. Фобос требовал завтрак. Фобосом звали толстенного кота, не имеющего ничего общего с сыном олимпийца, но названным так в честь спутника Марса. Такой же круглый и серый. Хотя, как будто бы понимая значение своего имени, Фобос держал в страхе соседских детей, потому что прослыл кусакой и разбойником.
Террор не прекращался.
– Ай, да встаю я, встаю!
Аркадий Константинович откинул одеяло. Кот, только и успевший поднять пухлую гузку, был схвачен в охапку. Мужчина уткнулся лицом в мягкую шерсть кошачьей грудки. Каким бы не был кот вредным, профессор души в нём не чаял. Фобос протестующе упёрся в много позволяющее себе лицо передними лапами. Хвост предупредительно вильнул. Как только все четыре лапы коснулись пола, кот грациозно, насколько позволяло качающееся из стороны в сторону пузо, пошёл к кормушке.
Дома было хорошо. За окном уже во всю падал снег. Хоть профессор и счастлив был всего себя посвятить работе, домашний уют был необходим. В особенности для старика. Аркадий Константинович отметил, что даже как-то нехотя думает о сегодняшнем возвращении в Москву.
Профессор лениво готовил завтрак. Фобос, умяв всё содержимое своей кормушки, запрыгнул на стол, где недвусмысленно смотрел на тарелку с колбасой. Мужчина нагнулся над любимцем, его нос упёрся в кошачий лоб.
– Не жирно вам будет?
Фобос спрыгнул со стола, мол, не очень-то и хотелось, и подняв хвост ушёл в комнату, где улёгся среди бумаг на столе.
У подъезда стоял автомобиль. Аркадий Константинович спохватился и посмотрел на часы. Трансфер прибыл вовремя, только профессор совершенно не был готов. Тут же постучали в дверь – это соседка пришла за котом.
Спустя шесть часов профессор распаковывал чемодан в том же самом привычном номере и украдкой, машинально, поглядывал в окно на вечерний небосвод. С недавних пор это вошло у него в привычку, ведь где-то там, в темноте, безответно ожидал странник.
На следующее утро профессора разбудили мерзкие звуки прикроватного телефона. Его, профессора, устраивало всё в этом номере, кроме дьявольского глашатого. Ей богу, будь у Аркадия Константиновича ружьё, он бы точно выстрелил в тренькающий механизм.
– Да!
– Вас ожидает Силина Екатерина.
Мужчина намеренно сильно бросил трубку, предварительно не случайно стукнув раздражитель об тумбочку.
С тех пор как Аркадия Константиновича включили в ячейку астрофизики спецотдела, ему в помощь выделили помощницу – Силину Екатерину Андреевну. Не выделили, а даровали, считал профессор. Катя была очень сообразительной, и они быстро сработались, чему профессор был несказанно рад. Компанейская и лёгкая в общении, Катя с удовольствием могла обсуждать не только рабочие темы, но и отвлечённо болтать. Особенно девушку затягивали рассказы профессора простым языком о сложных вещах.
Приятным бонусом было её умение водить машину, и Аркадий Константинович перестал пользоваться служебным транспортом.
Хоть сегодня профессор и проспал, приготовленное с вечера обмундирование сократило время сборов и уже через десять минут он, умытый, одетый, но не позавтракавший, сел в авто.
Катина машина не была оборудована мигалкой и не могла ловко маневрировать среди дорожных заторов. И вот, проехав буквально пару сотен метров, машина уткнулась в пробку.
Катя поворачивала голову, набирала в лёгкие воздух, но ничего не решалась сказать и отворачивалась обратно. Через пару таких попыток краем глаза наблюдавший за этим профессор отвлёкся от ароматного кофе и сам повернулся к ней, показывая свою открытость. Она коротко улыбнулась в ответ, посмотрела на дорогу и наконец решилась.
– А вот вы не думали, – она стеснялась, делала паузы, подбирая слова, – ну вот что, например, это, допустим, корабль. И, ну, вот он там, или они, ну те, кто им управляет. Почему они проигнорировали нас, землян. Гипотетически, конечно.
У неё покраснели щёки, но взгляд сделался решительным.
Профессор приподнял одну бровь.
– Скажем так, абстрагируйся от мысли, что ты землянин. Поставь себя на их место и порассуждай.
Глаза девушки остекленели, она ушла в глубокое раздумье. Затем оживилась и нахмурилась.
– Вообще не знаю. Мы же единственные разумные существа в Солнечной системе. Как минимум. Да что там разумные – единственные живые существа. И насколько я знаю, на ближайшие пару-тройку десятков световых лет у нас нет соседей. Неужели мы не достойны внимания? Даже как-то обидно. Будь я на их месте, то обязательно бы заинтересовалась. Может, они просто не засекли нас?
– Ну если их технологии позволяют преодолевать расстояния меж звёзд, то, наверно, нашлось бы что-то, способное установить наличие жизни на планетах. Если даже мы, земляне, глядя в телескоп, можем по степени сходства условий небесного тела с земными условиями теоретически окрестить его обитаемым.
– Тогда что же? – требовательно спросила Катя.
Машины не собирались двигаться. Профессор накрыл крышечкой стаканчик и зажал его между колен.
– Человек испоганил единственную кислородную планету, твоими словами – на пару-тройку десятков, а я бы даже не побоялся сказать, сотен световых лет вокруг. Мусорные кучи в океанах и на суше, огромные озоновые дыры, вырубленный лес и разрушенные экосистемы. О братьях наших меньших, чьи виды по вине человека исчезли насовсем, я вообще молчу. И на этой куче мерзости монументом похабного отношения к окружающему миру – человек, почему-то гордо заявляющий: «Я венец творения!». Наш разум – блестящий результат сложнейшего процесса эволюции, действительно венец творения. У нас нет ни когтей, ни маскировки, ни ядов. У нас есть сила, превышающая всё это вместе взятое. И сила эта велика. С помощью силы разума мы можем сделать себе и когти, и маскировку, и яды. И сделали! С этим прекрасно справились наши предки, развиваясь способствовали ускорению эволюции ума. Они выбрались из пещер, перестали бояться диких зверей и темноты. Человек начал подчинять себе мир благодаря этой великой силе. Но чем она больше, тем больше ответственность. И, хорошо обустроившись, человек, будем говорить разум человека, должен был способствовать процветанию окружающего мира, гармонично сосуществовать с ним. Как долгожданный младенец, человек должен был лелеять свою колыбель. Но что-то пошло не так. Этот самый младенец обделался в своей колыбели. Больше того, он извозюкал в этом всю кроватку, всё, до чего смог дотянуться.
Профессор вздохнул и продолжил:
– Безусловно, процесс разрушения был необходим, без него мы не добились бы таких высот прогресса технологий. Дым заводов и вырубка леса и тому подобное – все эти жертвы были нужны. Но человечество давно перешло черту нужды варварского потребления. И сейчас обленившаяся масса движется по инерции, вяло пытаясь что-то исправить. Но, кажется, я отвлёкся.
Аркадий Константинович оттянул воротник рубашки. На разгорячённых висках проступили вены. Переведя дыхание, он взял стаканчик и отхлебнул кофе.
– Это я всё к тому, что будь ты представителем высокоразвитой, выбравшейся в космос цивилизации, захотела бы ты связываться с замыкающейся в себе, деградирующей молодой расой? И я нет.
Пару минут в машине царила тишина.
– А может, нам просто нужна помощь? – спросила Катя.
Вопрос застал профессора в момент, когда он делал глоток, и вызвал непроизвольный смешок.
– С чем же? С устранением последствий или с прогрессом? – улыбался он, вытирая пенные усы.
– Да хоть с чем-нибудь.
– Вот ещё! Шесть миллиардов наших собратьев считают, что проблемы экологии – это миф, очень заняты или находят мысли о глобальных проблемах пустыми, или верят самой закостенелой верой, что придёт спаситель, учёный-гений, который скажет во всеуслышание: «Вот! Если посыпать этим порошком мусорную кучу, то она превратится в чистейший воздух и нефть!» – и снимет с нас груз заботы и очистит нашу многострадальную совесть. Кто-то же в самом деле отчаянно борется своими силами, надеется только на себя, но подавляющее большинство по ту сторону фронта палец о палец не ударит, чтоб хотя бы затормозить, снизить вред, не говоря уж о прекращении вредить совсем. А если нам помочь, то мы убедимся в своей правоте, правота эта станет устойчивее законов физики, и мы вконец обленимся и сядем на шею помощникам. Что касается прогресса, то и здесь речи быть не может о помощи. И дело даже не в огромной пропасти в технологиях, а в пропасти в мышлении! В прямом смысле свалившиеся с неба фантастические материальные блага и пособничество у доброй части людей вызовет шок, а пока ротозеи со страхом ходят вокруг да около, кто-то приватизирует доставшийся даром прогресс и, закатав рукава, начнет бездумно чинить в свою угоду такое, что это даже близко не будет напоминать прогресс. И опять, от осознания того, что всё это досталось нам без умственных усилий и каких-нибудь особенных затрат энергии, мы пойдём в обратную сторону до тех пор, пока попы на площадях не будут жечь учебники физики за одиннадцатый класс.
Катя не сразу заметила загоревшийся зелёный свет, и, спохватившись, резко тронулась. Профессор успел отстранить от себя стаканчик. Капли кофе пролетели в опасной близости от штанин и упали на коврик.
– Облились? Прошу прощения.
– Нет, ничего страшного.
Машина миновала привычную арку. На парковке была уйма транспорта. Аркадий Константинович ожидал увидеть роскошные кортежи из дорогих машин, с мигалками и широкомордыми охранниками, но вместо этого площадку занимали неприметные микроавтобусы. Свободное место нашлось только у самого выезда из двора. Катя припарковалась, и они вместе направились внутрь.
Собрание длилось уже час. Средний по размерам греческий зал с высоким сферическим потолком был наполнен членами делегаций нескольких стран. Ровно половину его занимала ступенчатая трибуна, разбитая на четыре секции. У её подножия, в центре, стояла одинокая кафедра, за которой стоял ряд из трёх обычных офисных столов, от которых во все стороны по полу, а затем по столам трибуны, расходилась паутина проводов. За столами сидели Аркадий Константинович, Катя, Ершов, военный в папахе и двое людей из администрации. За ними вдоль полукруглой стены были расставлены большие экраны.
Помещение не было рассчитано на приём такого количества людей, и за дугообразными деревянными столами, тесно сбившись, сидели только главы делегаций с первыми помощниками. За ними, как попало ютясь, стояли, облокотившись на края столов и стульев, на стены, сидели на ступеньках между секциями, размещались остальные члены. Условия сохранения тайны не позволяли пока собираться на широкую ногу.
