Палермитанский лимон

Дофамина – вновь про себя, упёрто и по слогам, поправил старика я, разглядывая плешь почти разгаданного кроссворда. Занудство в вопросах точности и правдивости – моя вторая натура, ничего не могу с собой поделать.

Оставалось действительно немного. Требовалось лишь понять, что именно остановило старика.

– Вот. Вот это задание. – Старик торжественно еще довернул ко мне висящий над столом в синмо слабосветящийся образ, улучшив его фактуру.

Я всмотрелся. Внизу красным горело задание-вопрос. «Старинная физическая головоломка, вторая часть названия которой включает в себя наименование древесного растения». Четырнадцать и пять букв. Вопрос был действительно непрост, и включал в себя два словарных поля, разделенные заштрихованной клеткой.

Не будучи ограниченным принципами, которые исповедовал старик в своих схватках с чудовищами-кроссвордами, еще раз окинув взглядом свободные или полузаполненные поля, я уже знал решение. Вместе с решением мой квантовый мозг, подчиняясь неведомой аналогии, тут же выхватил из недр памяти дело, которое проявилось ассоциацией этой древней и поучительной головоломки.

Помнится, завершался третий год моей юридической практики. Дела шли более чем успешно, что позволило мне к тому времени обзавестись собственным секретарем – обаятельной и деловитой рыжей бестией Зоуи. А также экспертом-специалистом Мраа, представителем Рангранской цивилизации. Оба моих, без преувеличения, компаньона (я их про себя полагал таковыми, однако вслух о подобном никогда не заявлял), с течением времени стали незаменимыми помощниками. Причем их обретение не было мною запланировано заранее. Просто так уж случилось. Таковы были извилистые пути рока, сведя нашу такую разномастную компанию воедино. Позволив отныне сообща добиваться результатов и решать проблемы клиентов, любого, замечу, уровня сложности.

Зоуи блистала не только своими внешними данными перед клиентами и секретарями служб. Она чувствовала себя в работе как рыба в воде. Да что там! Зоуи была сущим осьминогом, безукоризненно выполняя безобразно многочисленный и бессистемный набор поручений и инструкций. Случавшиеся временами горы рабочей волокиты и болота документарной архаики она неуловимыми усилиями превращала в радующее глаз сверкающее и прозрачное плато завершенных дел.

Как секретарь Зоуи стала воплощением перфекционизма. И в этом она в чем-то напоминала мне меня. Надо ли говорить, что спустя короткое время совместной работы понимали мы друг друга с полуслова, с полувзгляда, с микрорасширения зрачка. Зоуи превратилась в мой самый надежный тыл. В фундамент. Правда, с одним незначительным изъяном. Скорее даже, предохранителем.

В-общем, если я, в силу моих внутренних инструкций, не способен, не мог говорить ложь, я лишь мог умолчать о правде, то Зоуи… Зоуи смолчать не могла. И если нечто нарушало и искривляло ее тонкую душевную организацию, то о причине «пронзавший» узнавал немедленно. В самых прямых и неудобных выражениях. Бывало, я сам попадал под тяжелые удары ее безапелляционного мнения.

С Мраа дела обстояли проще, поскольку этот инсектопод являл собой воплощение исполнителя. Ему требовался четкий, полный и достоверный алгоритм, которому бы он мог следовать. Любые внесения изменений в выработанный план, в схему, погружали его в пучину стресса, утраты ориентиров, смены приоритетов и, как результат, отмены дальнейших мероприятий, в чем бы они не заключались. Однако паники Мраа никогда не испытывал. На любой сбой у него имелись резервные алгоритмы. Как минимум возврата в исходную точку или исходное состояние. Как максимум – отмены изменений и возвращения на курс. Что случалось реже. С Мраа требовалось умение работать. Зоуи умела, наловчилась, я пока отставал. Скорее, делая это осознанно, нежели отказавшись от своих расширенных когнитивных возможностей андроида. И да, то, что я являл собой искусственного человека, мои напарники не знали. Это было ни к чему.