Во имя искусства

Ника устроилась рядом с Германом, наблюдая за тем, как тот поглощает свой завтрак. Пища ей была безразлична, хотя последнее время девушка всё чаще задумывалась о том, что почти не помнит вкуса даже самой элементарной еды, вроде яичницы… А ведь раньше она готовила отличную глазунью… Даже тот ублюдок Денис, лишивший её жизни шесть лет назад, по достоинству оценил её кулинарные навыки, пока Ника прислуживала ему и его шайке извращенцев в доме у озера…

– Что будем сегодня делать? – спросила она, разглядывая кусочки яичницы на тарелке своего спутника. Отчего-то ей захотелось прикоснуться к ним рукой…

– Придется потрясти всякие архивы в интернете, – ответил Герман. – Что ты делаешь? – он внимательно посмотрел, как рука девушки тянется к пище.

– Да так… – Ника отдернула ладонь. – Что-то нашло…

– Если тоже хочешь, то я могу ещё пожарить, – улыбнулся писатель.

– Очень мило с твоей стороны, – ответила девушка. – Но ты же знаешь, что я на диете.

– Ладно. Как хочешь, – рассмеялся он. Крепкий сон помог ему собраться с мыслями после вчерашней ночи. Лицо следователя Волкова ещё надолго останется в его памяти, но, в целом, Герман был в порядке. Умение быстро перестраиваться после нервотрепки и потрясений пришло к нему за последние четыре года.

– Тебе не кажется, что всё это очень удобно? – спросила Ника.

– В каком смысле? – Герман проглотил кусок жареной колбасы и запил его кофе. В желудке постепенно начинала разливаться приятная тёплая тяжесть.

– Сначала этот псих убивает девушку, а потом, каким-то необъяснимым образом, она не может ничего сказать даже после своей смерти, – пояснила его спутница.

– Повторю то, что говорил вчера – мы с тобой очень многого не знаем, – произнёс Герман.

– Ещё ты вчера говорил, что этому убийце не повезло, что за дело взялись именно мы, – напомнила Ника.

– Да, – кивнул писатель. – Но одно не отменяет другого.

– Пока что создаётся впечатление, что этому психу наоборот очень сильно повезло, – сказала девушка. – Впервые за четыре года нам попадается молчаливый призрак и случилось это именно в тот момент, когда его слова нам были очень важны. Я бы даже сказала необходимы.

– Согласен. Совпадение очень странное.

– А ты не думаешь… – Ника чуть наклонила голову. – Что это вовсе никакое не совпадение?

– Ты имеешь в виду – молчание призрака? – переспросил писатель. – Если этот псих знает, как это делается, то я готов это послушать.

– Очень смешно, – прищурилась Ника. – Я, конечно, рада, что тебя это так веселит, но мы с тобой имеем дело с убийством и похищением.

– Ты прекрасно знаешь, что если бы я всё время оставался серьезным, то сошел бы с ума ещё после случая в доме у озера, – ответил Герман.

Они умолкли, думая каждый о своём, пока писатель заканчивал с завтраком.

– Я тоже считаю, что это довольно странное совпадение, – нарушил молчание Герман, опуская тарелку в раковину. С яичницей было покончено и пришло время для кофе и булочек.

– И что ты по этому поводу думаешь? – спросила Ника.

– Сложно сказать, – Герман вернулся за своё место за кухонным столом и взял в руки чашку с кофе, делая большой глоток. – Либо во время убийства этот псих смог случайно лишить призрака голоса, либо… Он сделал это специально. Хотя я склоняюсь к первому варианту.

– Звучит как-то… не очень воодушевляюще, – сказала девушка.

– Это первое что приходит в голову, – ответил писатель. – Конечно, есть ещё вариант, что само здание построено на каком-то проклятом месте, которое повлияло на призрака.

– Но со мной же ничего не случилось, – возразила Ника.

– Я тоже об этом подумал, но мы с тобой были там совсем недолго, – парировал Герман. – Помнишь случай с тем кладбищем?

– Которое не выпускало призраков?

– Да. Тогда ведь дело оказалось именно в самом месте.

– Это да, но тогда и я не смогла оттуда уйти пока ты не решил проблему. Да и все остальные там чувствовали себя вполне неплохо, – сказала Ника. – Не считая того, что они были мертвы, разумеется.

– Я же говорил, что мы многого не знаем, – ответил Герман. – Может вчера нам попалось одно из проявлений с которыми мы до этого не сталкивались. Может если ты пробудешь там дольше, то с тобой случиться тоже самое, что и с той несчастной.

– Давай, пожалуй, не будем проверять, – поморщилась Ника.

– Я и не собирался.

– А что, если убийца на самом деле знает, как заставить призраков молчать? – озвучила висящий в воздухе вопрос девушка.

– Тогда у нас большие проблемы, – ответил Герман.

– Почему?

– Потому что в таком случае он может знать куда больше нас с тобой и дело становиться намного опаснее, чем мы предполагали, – произнёс писатель.

Впервые соприкоснувшись с так называемой «другой стороной», Герман довольно часто задумывался о том, а есть ли в мире другие люди такие же как он? Те, кто способен видеть мертвых и вести с ними диалог. Наверняка писатель не был единственным. Случай в доме у озера наглядно продемонстрировал ему насколько ничтожны его знания об устройстве мира и как много в нем таится тайн сокрытых от взглядов простых обывателей, одним из которых Герман был до всего случившегося. Нет, определенно есть и другие говорящие с призраками. Кто они? Как используют свой дар? Возможно, они попросту стараются его игнорировать? Или же считают болезнью? А может сходят с ума от свалившихся на них паранормальных способностей? За прошедшие четыре года Герману не доводилось встречаться с другими такими же, как он, а повидать писателю пришлось немало. Конечно, способность видеть мертвых это не то, чем можно похвастаться на дружеской вечеринке или где-нибудь в соцсетях, так что вполне очевидно, что другие медиумы (как их иногда называли в Сети) держат такое в тайне. Герман и сам старательно хранил свой секрет от остальных, дабы не сойти за сумасшедшего. Тем не менее, вопрос про других медиумов всё время оставался открытым… Сама мысль о том, что кто-то имеющий похожие способности может применять их во зло претила писателю. Он считал, что мертвые и так достаточно настрадались, поэтому самым логичным будет даровать им покой. В то же время, Герман прекрасно осознавал, что вполне могут найтись люди, которые не разделяют его альтруистических взглядов. Меньше всего ему хотелось встретить маньяка, способного мучить своих жертв как до, так и после их смерти. Да, мертвые не любят живых. Да, может показаться, что мертвым уже всё равно. Однако, их неприкаянные души всё ещё несут в себе яркий отблеск человечности и их страдания практически ничем не отличаются от страданий живых. Герман на личном опыте знал, что боль даже одного призрака может превратить того в самого настоящего монстра. Яростного и кровожадного, жаждущего приносить живым лишь страдания и смерть. Подобная мертвая сущность способна искажать сознание людей, погружая их в мир мучительных грёз, благодаря которым призрак может долгое время кормится, высасывая из человека жизненную силу и закусывая страданиями на десерт. Так что если им с Никой выпало встретиться с маньяком, способным истязать не только живых, но и мертвых, то это может грозить катастрофическими последствиями для очень многих ни в чём не повинных людей. Если этот убийца действительно медиум – осознает ли он последствия собственных поступков? Вполне возможно, что он даже не догадывается об этом. За четыре года Герман узнал довольно много разного о призраках и природе их существования, но тем не менее всё равно ощущал себя слепцом, бредущим в полной темноте в поисках хоть какого-то намека на свет. Писатель совсем не кривил душой, когда говорил своей спутнице о том, что они ещё очень многого не знают. Он готов был повторять это бесконечное количество раз, если потребуется. За четыре года им удалось лишь прикоснуться к самой вершине этого айсберга, не имея ни малейшего представления о том, что может скрываться в холодных тёмных водах их незнания. Даже Ника, будучи призраком, не могла просветить своего спутника о каких-либо нюансах своей загробной жизни. Оказалось, что мертвым душам не выдают методичку после того как их тела прекращают своё бренное существование на это грешной земле. Герман не исключал, что где-то в мире могут существовать книги или эксперты по призракам, способные пролить свет на многие из его вопросов, но в их странствиях им никого или ничего из подобного не попадалось. Приходилось копаться в интернете, перебирая тонны фольклора самых разных народов мира, который довольно часто нёс в себе весьма и весьма много полезной информации. Писатель на собственном опыте убедился, что многие из древних сказаний или страшных сказок, на самом деле, оказывались правдой, а не вымыслом дремучих людей, испугавшийся чего-то неизведанного. Подобное одновременно завораживало и пугало… Ибо в таком случае, помимо призраков, в мире существовало куда больше сверхъестественного, чем того хотелось бы Герману.

– Ты ведь не думал, что всё будет так просто? – спросила Ника, прервав ход мыслей писателя.

– Конечно, нет, – ответил он. – С мертвыми никогда не бывает просто, уж я-то знаю… Я не рассчитывал, что придется иметь дело ещё и с живыми, которые могут знать что-то о призраках.

– Ты так уверен, что этот псих действительно знает о мертвых?

– Мы не можем знать наверняка, – ответил Герман. – Но и нельзя исключать такой вариант. Слишком уж странные совпадения.

– Может это действительно всего лишь совпадения, – пожала плечами Ника.

– Хочется надеяться, – отозвался писатель. – Меньше всего меня радует мысль, что этот псих может оказаться таким же, как я.

– В том смысле, что он тоже видит призраков?

– Именно. Вполне возможно, что в его распоряжении есть что-то, что может вредить, как живым, так и мёртвым. Может это он сам, а может и что-то другое.

– Чёрная магия? – усмехнулась девушка.

– Мы с тобой сами видели, что она существует, – ответил писатель. – Ни разу не видели её в действии напрямую, разумеется. Хотя, лично у меня, никогда не было такого желания.

– Мне слабо верится в то, что какой-то псих будет пользоваться чем-то подобным, – возразила Ника. – Я скорее поверю в то, что у него всё получилось случайно.

– И снова повторюсь – мы с тобой знаем крайне мало, – ответил Герман. – Я уже давно перестал сильно удивляться тому, что страшные сказки оказываются совсем не сказками и стараюсь готовиться к чему угодно. Чёрт побери, да я в этот самый момент сижу и разговариваю с девушкой, которая умерла больше шести лет назад. Не так давно я бы вообще в такое не поверил. Посчитал бы это выдумкой или сумасшествием, но вот мы с тобой здесь – ты сидишь рядом, а я пью кофе и меня вообще ничего не смущает.

– Стадию смущения мы с тобой прошли уже очень давно, – улыбнулась ему в ответ Ника, невольно вспомнив один эпизод из их совместного времяпрепровождения.

– Меня просто немного удивляет как ты, будучи призраком, порою отказываешься верить в сверхъестественное, хотя сама буквально представляешь прямое доказательство его существования, – усмехнулся Герман.

– Что поделать? – пожала плечами Ника. – Видимо во мне осталось куда больше человеческого, чем ты думаешь и мне сложно поверить в вещи, которые я не видела собственными глазами. Вот этими моими призрачными зенками, – девушка вновь улыбнулась писателю. – В любом случае, зачем кому-то всё это? Убивать, мучить, потом снова измываться, но уже над призраком?

– Тут может быть бесконечно множество причин, – покачал головой Герман.

– Например?

– Например этот психопат действительно был каким-то деятелем искусств, – ответил писатель. – Учитывая его тягу к скульптуре такое очень даже вероятно. Хотя в любом случае это всего лишь мои догадки. Подключаю, так сказать, воображение.

– Хорошо. И что дальше?

– Дальше? – Герман потёр подбородок. – Возможно, он творил что-то слишком агрессивное или противоречивое, или вовсе настолько концептуальное, что понимал это только он сам. Разумеется, никто не смог оценить такое по достоинству. Отвергнутый аудиторией подобный псих мог посчитать себя незаслуженно непризнанным гением и обозлиться на весь мир. По сути, любой творец в какой-то мере считает себя гениальным, так что…

– Даже ты? – перебила его девушка, слегка усмехнувшись.

– Я тоже не без греха, – кивнул Герман. – Но всё-таки у меня хватает ума и здоровой самокритики, чтобы уметь воспринимать собственные неудачи в правильном ключе.

– То есть ты думаешь, что для кого-то критика или неприятие общественности могли стать мучительными настолько, чтобы это послужило оправданием для жестоких убийств? – уточнила Ника.

– Если почитать биографии серийных убийц, то это ещё довольно веская причина, – ответил Герман. – Многим требовалось и того меньше. Ну и не будем забывать одного австрийского художника, которого тоже как-то отвергли, и он устроил самый страшный геноцид в истории человечества.

– Да уж, – мрачно протянула Ника.

– На деле же причины могут оказаться куда прозаичнее – тяжелое детство, издевательства в школе, безразличные родители, неудачи в личной жизни… Гадать можно бесконечно.

– Гадать, конечно, не хочется, но нам нужно понять, что им движет, – сказала Ника.

– Согласен, – кивнул писатель. – Так будет проще предугадать его следующее действие, но, к сожалению, сейчас у нас с тобой нет никаких зацепок, чтобы хоть самую малость приблизиться к этому.

– Почему же? Одна зацепка у нас есть, – возразила девушка.

– Ты имеешь ввиду ту несчастную девушку-призрака в подвале?

Ника кивнула.

– Что ж… Она, конечно, может рассказать нам что-нибудь полезное… – Герман замялся.

– Подожди, подожди… – остановила его девушка. – Чего это ты бубнить начал? Только не говори мне, что ты передумал ей помогать?

– Не передумал, – ответил писатель. – Просто теперь всё усложнилось. Причем настолько, что я не имею ни малейшего понятия, как это всё разгрести. Ничего не имею против полиции, но встреча с ними лишь всё запутала. Теперь нам с тобой будет куда сложнее вернуться в то здание, чтобы помочь этой девушке.

– Не припомню, чтоб ты когда-то пугался таких мелочей…

– Я и не боюсь, – произнёс Герман. – Просто во второй раз будет довольно сложно объяснить следователю Волкову, что я забыл в том здании. Это при том, что у меня, в принципе, нет никакого желания встречаться с этим майором снова. Скажем так – после себя он оставляет весьма «яркие» впечатления, которые, лично мне, очень не хочется вновь испытывать. Я понимаю, что это его работа и, судя по всему, следователь из него первоклассный, но, пожалуй, мне будет проще, чтобы наши с ним пути больше никогда не пересекались.

– Значит ты всё-таки немного испугался… – вздохнула Ника.

– И да, и нет, – ответил Герман. – Мне сложно это описать. Раньше нам с тобой не приходилось контактировать с полицией в таком ключе.

– Это в каком?

– Раньше меня никто не подозревал в убийстве.

Ника молчала.

– Даже когда я указал полиции то детское захоронение меня никто не стал подозревать, хотя могли бы, – продолжил писатель.

– Там были останки, которым больше шести лет, – произнесла девушка. – Даже самый ушлый полицейский, желающий получить звездочку на погоны любой ценой, не смог бы притянуть тебя к тому делу при всём своем желании.

– Неважно, – улыбнулся Герман. – Так или иначе – для полиции я всегда оставался законопослушным гражданином.

– Они просто не знают, где мы с тобой бывали и что нам приходилось делать, – рассмеялась Ника.

– Пускай это так и остаётся для них тайной. Тем более, что от наших дел всегда было больше пользы, чем вреда.

– Мы вроде бы и сейчас хотим только добра, – сказала девушка.

– Да, но… Этот следователь теперь точно будет за мной следить. Любой мой сомнительный поступок может лишь укрепить в нём подозрение по поводу моей скромной персоны.

– Мне кажется ты чересчур драматизируешь, – махнула на него рукой Ника. – Как только он позвонит хозяйке клоповника, который ты снимал в том Мухосранске, как с тебя сразу снимут все подозрения. Ты ведь физически не мог быть тут в момент убийства. Так что успокойся.

– Я-то спокоен, – ответил Герман. – Просто у меня возникло ощущение, что этот Волков каким-то образом понял, что я его обманывал.

– Это его работа, вообще-то. Да и из тебя получается очень плохой лжец. Хотя… Ты не то чтобы прям сильно соврал, когда он тебя опрашивал.

– Ты наверно хотела сказать «допрашивал», – поправил её писатель.

– Сути дела не меняет, – отмахнулась Ника. – Сказать ему правду ты всё равно не мог.

– И он это прекрасно понял, – добавил Герман. – Даже если меня и перестанут подозревать, то мой визит в это здание плюс моё враньё всё равно выглядят очень странно.

– После всего, что ты ему наплел ты и так теперь стал чудилой в его глазах.

– Может и так, но согласись, что мой визит в это здание вкупе со всем вышесказанным тянут на очень странное совпадение. Вряд ли такой профессионал, как майор Волков пропустит нечто подобное мимо.

– Ты теперь прям его фанат, как я посмотрю, – улыбнулась Ника.

– Отнюдь, – покачал головой Герман. – Просто я умею ценить и уважать компетентность в любом ремесле.

– Можешь ему позвонить и назначить встречу, – предложила девушка. – Раз уж он тебе так понравился.

– Ты можешь и дальше смеяться, но такой союзник, как следователь Волков, нам бы и вправду пригодился. При других обстоятельствах, разумеется.

– Ага, только сначала пришлось бы убедить его в том, что призраки реальны.

– Это не самая сложная часть, – произнёс Герман.

– И что же может быть сложнее?

– То, что я не особо горю желанием снова его видеть, – ответил писатель. – От него слишком сильно веет опасностью, а мне этого теперь и так хватает с головой.

Герман наконец-то доел свой завтрак, прикончив булочки с кофе, и закурил.

– Ладно, – сказал он. – Мы с тобой можем ещё долго тут думать и гадать, но от этого толку мало. Нужно браться за работу.

– Всегда готова, капитан! – отсалютовала Ника.

Герман лишь улыбнулся ей в ответ, поднялся со своего стула и двинулся в сторону спальни, где его терпеливо дожидался ноутбук. Пора было вновь открыть окно в бездонную пропасть информации под названием «Интернет», имея лишь самое слабое представление о том, что там нужно искать. Впрочем, за последние годы, такое для писателя стало уже привычной практикой.

***

Расследование откровенно буксовала на месте. И Волкову это совсем не нравилось… После сообщения о том, что на место преступления проник неизвестный, следователь даже слегка воодушевился, хотя виду не подал. Казалось бы, вот оно – преступник действует по шаблону, возвращаясь туда, где совершил своё кровавое убийство. За долгие годы службы майор периодически сталкивался с подобными случаями, но чтоб в них чувствовалась подобная кинематографичность – такого на его памяти ещё не случалось. Обычно преступники возвращались обратно не от большого ума – либо забыв что-то во время своего преступления, либо считая, что никому нет дела до их персоны. С другой стороны, Волкову не приходилось прежде иметь дело с чем-то хоть отдаленно похожим на случай с этой жуткой скульптурой. Он уже знал, что имеет дело с серийным убийцей. Только, в отличии от Германа, майору были доступны подробности предыдущих преступлений. Всего похожих случаев оказалось четыре. Три, если не считать, произошедшее в юрисдикции самого Волкова. Остальные случились в Питере. Не такие умелые, как последний, но не менее жуткие. Общий почерк проследил бы даже совсем неопытный специалист. Вряд ли даже в такой большой стране одновременно могли объявится двое психов, одержимых скульптурами настолько, что готовы превращать в них мёртвые тела. В первых двух случаях, к счастью, неизвестный злоумышленник использовал свежие трупы, похищенные из морга, поэтому особой огласки эти дела не получили. Приятного, разумеется, мало, но люди уже были мертвы, так что максимум что могло грозить этому извращенцу – это несущественный срок, который, скорее всего, оказался бы условным. Возможно в то время у неизвестного «скульптора» ещё не хватало смелости, чтобы решиться на настоящее убийство, или же он попросту решил начать с чего-то попроще. Назвать скульптурами, то что этот псих сотворил с мертвыми телами, тоже получалось с большой натяжкой. Это скорее были непонятные груды плохо сшитых конечностей, которые кто-то сваливал по подвалам северной столицы. Либо преступник не имел ни малейшего представления о том, что делает, либо набивал руку… В третий раз всё приняло куда более жуткие очертания… Найденная скульптура уже больше напоминала хоть что-то, хоть часть конечностей и отвалилась к тому моменту, как её обнаружили. И в этот раз преступник решил не тратить время на похищение трупа из морга. Вместо этого он похитил и убил молодую студентку, чем и привлек к себе повышенное внимание. Теперь всё стало куда серьезнее. Из извращенца этот псих превратился в полноценного убийцу. И вот этот ублюдок приехал с «гастролями» сюда, где его дело попало на стол к старшему следователю Волкову… Получить информацию от коллег из санкт-петербургского отделения полиции было несложно. Волкову даже показалось, что они рады наконец-то сбагрить это дело кому-то другому. В какой-то мере их можно понять. Такие жуткие убийства привлекают много внимания общественности, а уж если никаких подвижек по ним нет, то внимание лишь усиливается. Начинаются обвинения сотрудников уголовного розыска в некомпетентности и лени. Приятного мало, но это та часть работы, которую приходится терпеть. Самому Волкову было плевать на мнение гражданских в подобных вопросах. Он прекрасно знал, что делает свою работу гораздо лучше многих из своих коллег и каждый раз прикладывает максимум усилий для раскрытия даже самого простого, на первый взгляд, дела. То, что о нём будут говорить, преимущественно в интернете, его не волновало, покуда не найдется смельчак способный высказать все свои претензии следователю в лицо. Вот тогда уже стоит задуматься над методами своей работы. Однако за все годы службы такого ни разу не происходило. Чаще всего люди попросту теряли всю свою напускную уверенность под цепким и бесстрастным взглядом серо-голубых глаз майора Волкова. Следователь прекрасно понимал, что людям порою бывает непросто и им жизненно необходимо обвинить хоть кого-то в собственных бедах и довольно часто, не имея возможности выместить всё своё негодование на преступниках, повинных в их проблемах, они пытаются отыграться на сотрудниках полиции. Волков это понимал, да… Но не допускал такого в свой адрес или в адрес своих подчиненных. Подобная эмоциональность мешает в работе. Расследование куда лучше вести с холодной головой. В этом майор убедился на личном опыте. Он старался об этом не вспоминать, но иногда… Лишь иногда его память, словно издеваясь, возвращала ему видения того печального случая…

Проникновение на место преступления оказалось пустышкой. Волков, ещё до того, как позвонил, знал, что рассказ этого писателя подтвердится. Следователь видел, что Герман не лжет. По крайней мере, в этом он был искренен. Что касается остального… Волков не мог быть уверен на сто процентов, но его чутьё (а ему он доверял практически так же, как фактам) подсказывало майору, что здесь явно всё не так просто. Проверить слова писателя было совсем не сложно. Так или иначе, тот являлся довольно публичной фигурой, хоть и не часто светился на людях. Благодаря интернету и соцсетям, Волков с легкостью узнал, что Герман Отт действительно совершил самый настоящий тур по «проклятым местам». Причём неоднократно. Так что в этом писатель тоже не лгал… Однако внимание следователя привлекло другое. Четыре года назад гражданин Отт купил себе дом у озера, неподалеку от маленького городка, где-то на юге. И с того момента его биография резко изменилась… Герман и до этого в глазах окружающих представал неким затворником. Даже проживая практически в самом центре столицы, его редко можно было заметить в общественных местах. Своё уединение писатель обычно нарушал только ради встреч с читателями или же если его присутствие требовалось на каких-то чересчур важных встречах. Точной информации на руках у следователя не имелось, но по всему складывалось ощущение, что гражданин Отт весьма редко покидал собственную квартиру. Всё изменилось после покупки того дома. Спустя какое-то время писатель обратился в полицию. Оказалось, что он обнаружил в окрестных лесах безымянное захоронение, в котором хранились останки детей и одной местной девушки, пропавших более шести лет назад. Каких-то внятных объяснений сотрудникам правоохранительных органов о том, как ему удалось найти нечто подобное писатель дать не смог. Сказал лишь, что совершенно случайно наткнулся, гуляя по лесу. Хоть захоронение находилось в глуши, каких-либо подозрений в сторону Германа это не вызвало. Найденным останкам самое меньшее было около шести лет. В то время Герман проживал в столице и не имел никаких связей с тем городком. После этого писатель на долгое время пропал с радаров. Ни разу не объявлялся в своей квартире в столице, а купленный дом у озера спустя какое-то время сгорел. Писатель к тому времени давно там не появлялся. В отчетах причиной возгорания значился поджог. Кому могло понадобиться сжигать одинокий, стоящий на отшибе, дом – неясно. Злоумышленники так и не были пойманы. Волков не смог найти в записях фамилии следователя, занимавшегося этим делом, но факт поджога, если верить файлам, был доказан экспертной комиссией. Здание оказалось застраховано, и писатель получил за свою пострадавшую недвижимость кругленькую сумму, намного превышающую рыночную стоимость дома.