Перекресток Миров. Зверь

Перекресток Миров

Зверь

Олег Кузьмин

© Олег Кузьмин, 2025

ISBN 978-5-0065-7974-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Какой-то мудрец древности сказал, что утром люди могут исполнить любые желания, но почему-то он не уточнил, что желания у каждого человека разные. И что еще чаще – с ожиданиями они не сходятся. Кто-то хочет просто выспаться, кто-то проснуться на берегу моря, да чтоб рядом обязательно загорелая дама или загорелый кавалер. Кто-то, наоборот, хочет просто встать пораньше, чтобы свершить больше полезного в этом забавном мире. А кто-то просто ловит злобный сигнал будильника.

Серега не был исключением. Утро застало его там, где он уже давно погряз в своей жизни, словно навозная муха. Потянувшись за телефоном, чтобы выключить будильник, спросонья сбил на пол кружку с остатками уже прокисшего пива. Вонь остатков кислятины и хмеля начала разливаться в комнате, унося за собой весь немногий оптимизм и радость будущего дня. Будильник уже успел отыграть свои семь мерзких нот от которых хочется умереть, и затыкаться явно не собирался. Кое-как нащупав телефон и нажав заветную кнопку отключения, Серега открыл глаза и попытался поднять свое туловище горизонтально. Мутные глаза попытались раскрыться, а остатки вчерашнего пиршества вихрем пронеслись в пьяной голове и отчаянно просились наружу. Из тела вырвался лишь старый приятель кашель, который угомонить получилось спустя минуты.

Поднявшись, Серый схватил в темноте зубную пасту и полотенце, попутно что-то сбив, и побрел к обшарпанным умывальникам. По дороге встретил вчерашнего собрата по веселому вечеру, который мирно дремал на кресле в коридоре, небрежно накрывшись халатом на голое тело с прилипшей сигаретой к губам.

– О! Спит тело! Так, посмотрим, богат ли ты куревом? Вчера мои расстрелял, а сам скорее всего закрысил, – с этими словами руки залезли в карманы халата, а тело лишь недовольно хрюкнуло. – Ну да, как обычно, целая пачка!

Умывание отошло на второй план. Сергей, он же Сергио, он же Серый, он же Аморалес, он же Аморальный Сергей, он же Чепуха Албанская для своих друзей алкоголиков, печально вздохнул и забросил сигарету в рот. Руки сами собой потянулись к зажигалке. Утро всегда было противным временем для него, а после вечных пиршеств и попоек всегда нужно было рано вставать. Серый тяжело вздохнул, потому что как ни крути, но нужно ползти на работу. Веселый огонек осветил тусклую кухню и позволил дать малую радость утра. Затяжка и острый дым словно нож пролетел сквозь нутро, выходя обратно совсем остывшим. Серый грустно вздохнул и принялся рассматривать грязную кухонную плиту. Мысли тоскливо зудели и были каждое утро схожи: «Все же отлично начиналось, разве нет?», «Молодой дипломированный специалист, работа по специальности, что еще нужно?», «И ведь так будет дальше всегда?». Смачный плевок на грязный пол общежития эхом отозвался в пустой кухне, и только муха противно бьется в единственную целую лампочку на кухне.

– Может кофе сварить? – сам у себя спросил Серега, глянул в телефон и посмотрев на время, сам себе ответил. – А один хер не успеваю. Надо глянуть не осталось ли чего у Лариски из мелочи, а то на такси не хватит. Ладно, это будет немного позже, пока халявная сигарета.

Молча, пиная бычки от сигарет, и ковыряясь пальцем в старой штукатурке, которая вот-вот рассыплется, Серый добил сигарету и небрежно бросил окурок куда-то между оконных рам. Безопасность в этом заведении с гордым названием семейное общежитие мало кого заботила и за рамой было одно из многочисленных кладбищ для окурков и бычков. Вообще, стоило кому-то запихнуть остатки табачной продукции в место интересное для соседа, там моментально появлялось такое новое кладбище. Так было организованно за газовой плитой, затем появилось в духовке – потому что все равно ей никто не пользуется, потом стихийно появилось между оконных рам – в основном из-за того, что пьяное тело не могло метко бросить окурок в окно, а затем в одном из треснувших плафонов, который кто-то любовно снял после очередной драки. Все это добро копилось годами, пока в определенный момент какой-нибудь алкоголик не обращал на это безобразие свое мутное внимание, и в пьяном угаре не убиралось и не выкидывалось. На трезвую голову в этом месте всем было все равно на мусор.

Пройдя весь коридор и резко рванув дверь, Аморальному Сергею ударил в нос запах перегара, табака, остатков алкоголя и чего-то уже пропавшего. В небольшой комнате творилось царство бардака, на границе с хаосом. На столе и под столом валялись с десяток кружек и бутылок самого разного калибра и размера. Со скатерти что-то капало – возможно остатки вчерашнего пива, возможно сока, сейчас уже разбирать и принюхиваться не было ни смысла, ни желания. Из покосившегося шкафа нависли вещи и почти вываливались огромной кучей, но каким-то чудом еще держались. На импровизированной кухонной зоне, (а если быть совсем точным, столе в углу, отгороженным шкафом от основного бедлама) на кухонной доске лежал растерзанный батон. А на диване дремала она – та, которая в древних легендах воодушевляла на подвиги, та, что посвящали стихи, и та, что называли любимой женщиной. Женщина же Сергея несмотря на то, что почти в полтора раз была его старше и выглядела как средняя обитательница общежития, удивительно гармонично вписывалась в этот беспорядок. Каким-то чудом они давно пересеклись во время пьяных посиделок, познакомились и жизнь свела их в единую алкогольную вакханалию. Из своей комнаты в общежитии Серый плавно переместился к ней и с умилением пытался наладить хоть какой-то, но быт. Быт этот подчеркивался криками, руганью, драками и алкогольными примирениями, которые после очередного круга алкогольных приключений начинались заново с еще большими потрясениями для творческой аморальной натуры.

Лара крепко спала. Ей было далеко за тридцать, с полным отсутствием даже намека на фигуру, с непонятной короткой стрижкой, вечно противным писклявым голосом и инфантильным характером. Как эта женщина смогла найти общий язык – для всех это оставалось загадкой, но Серому было все равно. Какой бы она ни была, ему было не важно – она была рядом, она могла поддержать разговор, правда частенько переводила разговор на две низменные темы.

– Лар! Ларис! Есть наличка? Я опять проспал и на работу опаздываю, – громко шептал Сергио.

Кое-как разлепив заплывший глаз, женщина только смогла выдавить писклявым голосом:

– Глянь в тумбочке, там что-то оставалось. И хватит суетить, спать мешаешь.

Пожав плечами с мыслью «А что еще можно было ожидать?» и схватив пачку мятых денег, Серый направился к шкафу, резко его открыл, тем самым нарушив и без того хрупкий баланс в нем. Ворох вещей резко вывалился, заодно чуть не похоронив половину комнаты. Махнув рукой на новый бедлам и наскоро собравшись, схватив рабочую сумку и напялив куртку, Серега пошел в хмурое октябрьское утро.

Октябрь выдался холодным, сырым и безумно тоскливым. Хрущевки на окраине редко подмигивали окнами таких же работяг. Одинокие автобусы проползали мимо и даже не думали останавливаться, но это было ни к чему. Еще не до конца промерзшие пальцы выхватили телефон из кармана куртки и привычным движением набрали в приложении заказ такси. Движение, отработанное до автоматизма, словно вызов старого друга. Такси обещало приехать через пару минут. Неприятно и долго в сырое утро, но все же лучше, чем совсем ничего. Достав последнюю сигарету, Сергей закурил. Кашель снова напал и начал бить по легким со всей своей силой, словно профессиональный боксер. В один из таких ударов чуть не сломало бойца, согнув пополам, отчего кожаная кепка (гордость студенческого времени) слетела на землю, обнажив взъерошенную голову с небольшой плешью. Подняв и отряхнув кепку, Серый натянул на голову и проворчал что испачкал почти новую вещь, хотя почти новая в понимании владельца – это около четырех или пяти лет. После завершения университета и устройства на работу время побежало совсем иначе. И если в студенческом общежитии было много песен под гитару в собственном исполнении, скромные попытки собрать группу и немного поэкспериментировать, то в семейном общежитии гитара стояла в самом почетном месте – далеко в комнате самого Серого. Местный контингент не очень любил песни под гитару, а за неподходящую песню вполне мог и более близко познакомить владельца с инструментом. Различные увлечения моментально рассыпались в прах – либо их не разделяла Лара, либо они были недостаточно интересными для окружающих. Так быстро наступала и поглощала рутина, которая разбавлялась алкогольными вечерами с последующими и ожидаемыми продолжениями в пьяном угаре в виде драк, ссор и примирений.

Такси быстро примчало и приняло в себя Серегину тушу. Сделав лихой маневр, таксист вырулил на пустую окружную трассу и попытался заладить сонный разговор:

– А вы частенько бываете по этому адресу. У вас там родственники?

– Да. Там общежитие недалеко, езжу по делам, – зачем-то соврал Аморальный.

Таксист помолчал, оценивая в зеркало собеседника, но все же добавил:

– Давно бы взяли себе какое-нибудь авто. Уже давно бы отбили все.

– Да зачем? Это же сколько денег на нее надо… – тут снова соврал Сергей.

Таксист понимающе вздохнул:

– Ну да, денег много… но зато сел и доехал. Кстати, и мы почти приехали.

Сергио быстро расплатился и дожидался, когда водитель укатит с улицы. Таксист же наоборот, словно специально, что-то возился и стоял в стороне. Возможно, ему было самому интересно, возможно он просто что-то делал по своим водительским делам. Серого это сильно взбесило, и он решил обойти общежитие вокруг, а заодно зайти в ларек и после такого маневра двинуть прямиком на завод за рабочее место.

Каждая работа имеет свою специфику. Например, если человек занят в торговле – у него проявляется синдром презрения к потенциальным покупателям. Если человек занят в сфере высоких технологий – то это не обязательно постоянно сидеть и кодировать за компьютером, а скорее разобраться в техническом задании, а заодно понять почему именно так и возможно ли обойти эту систему. Если человек занят в медицине – это, почти всегда какие-то попытки вырвать себя из реальности и полное безразличие к людским характерам, принижая их до уровня механизмов, которые неправильно работают. Что же касается заводов и его рабочих, то их можно приравнять к санитарам в доме отдыха для душевнобольных. Как ни странно, но на ожидаемой стабильности в виде однообразной работы появляется огромный ворох проблем, что при наступлении именно той самой однообразной смены, человек вздыхает с облегчением. Работа на производстве подходит далеко не всем людям и если ты в первый раз не прошел проверку – то вряд ли прикоснешься снова к этому дерьму.

Серый прошел эту проверку заводом. И каждую новую смену клялся самому себе, что покинет это заведение, что в гробу он видел все начальство, все инструменты, все обязанности, весь этот молокозавод и всю молочную промышленность. И каждый раз как приползал в комнату, падая от усталости как вол, говорил сам себе – ну ничего, прорвемся. День же как-то прошел. Вот и сейчас он брел в сторону проходной, спокойно отметился электронным пропуском, и турникет проглотил Серегу ради его же трудовых подвигов. После подготовки самого себя к этим самым трудовым подвигам, а именно переодевания в рабочую робу, головной убор, снарядившись ключом, телефоном и табаком, Аморальный направился в цех, где ждала очередная разнарядка на работы. Минуя кучу коридоров, пройдя мимо всевозможных кабинетов, Серый наконец-то добрался до своего цеха, точнее к закрытой его двери. А возле двери в цех собралась толпа и не решалась войти, слушая крики и возню из-за железной двери.

Бригадир Авдеев, низкий, грузный мужчина басом громко кричал. Крики перемешивались с руганью более молодых людей. Авдеев кричал, плевался, но молодые все равно перекрикивали и посылали бригадира куда подальше. Надавить на свой стаж тоже не вышло, его молодые завернули и попросили пораньше уйти на пенсию. В ход пошли крики о лишении зарплаты и премии. Что-то очень громко прилетело в дверь, отчего все, кто был по ту сторону подскочили, и испуганно осмотрелись по сторонам. Как итог, дверь резко открылась и из нее вышли два молодых высоких парня в синей робе инженеров-холодильщиков. Оба были красные, взъерошенные и что-то бурча под нос, легким движением, словно нож масло разделили толпу надвое и ушли куда-то в сторону рабочих мастерских. Народ ошарашено поплелся в цех, выслушивать задания от начальства, а заодно скрыться с глаз долой, чтобы спокойно провести день.

Аведеев негодовал. Невысокий, в потертом пиджаке, больше походил на какого-то плантатора из островной колонии, нежели на человека, который отработал на заводе больше тридцати лет. Не хватало соответствующей шляпы, которую заменял колпак белого цвета и трости. Трость никто предлагать не стал, боясь крутого нрава начальника, хотя между собой в курилках и за глаза начальника называли Педро. Начальник мог той же тростью запросто кого-то огреть, мог покрыть слоем мата хоть взрослого, хоть молодого, так что старались сильно не возмущать ранимую душу начальника. Логика была проста – наверняка был рабовладелец с этим испанским именем, да и очень часто отражал его горячий нрав.

Раздав кучу заданий и поручений подчиненным, Авдеев вдруг заметил Серого. Две горячие крови взыграли, но Авдеев уже потратил свой запал и начал тактичнее обычного:

– Сереженька, – по лицу Аморального прокатилась мина, словно съел целый ящик лимонов, запив все это огуречным рассолом. – Где ж ты был, дружочек-пирожочек, когда я задания всем раздавал?

Мозг не успел сообразить и выдал первое, что пришло на ум:

– Да я тут, чай пил, пока время было…

– Ах, время значит было, – вспыхнул Педро. Он прекрасно видел работягу в стороне, спокойно изучающим один из станков, а не пьющим чай. Глубоко вздохнув, начальник принял, как ему показалось мудрое решение. – Ну раз мы успели попить чай, вот тебе задание на сегодня. Простое, как грабли. Холодильщиков я уже отчитал, так что весь их косяк будешь расхлебывать ты. Ребята сегодня отличились и полностью обесточили один из танков для молока. Он скис, с чем я тебя и поздравляю. Мчишь мухой к двадцать третьему танку, это тот, что возле двадцать второго, так на всякий случай тебе уточню, сливаешь, моешь его, а заодно уберешь за собой! Я тебя знаю, как обычно насвинячишь и сбежишь. Премии не жди если не сделаешь – два веселых гуся уже лишились ее, так что можешь стать третьим претендентом. Все понял?

Аморальный лишь угрюмо хрюкнул и направился в соседний молочный цех. Вдоль стен шла вереница хромированных труб, которые словно нитки сшивали цеха завода. Диаметр был самый разный, самые тонкие для пара и воздуха, шли вверху, чем толще был диаметр, тем ниже шла труба. Навечно побледневшие от молочной пленки, постоянно капающей и льющейся со всех возможных мест, трубы были настоящими артериями завода. Все новички проходили проверку трубами в виде игры «найди начало и конец какой-нибудь магистрали». Новичок, часто подогретый и воодушевленный мчал из цеха в цех, искал эту иголку в стоге сена и очень часто приходил на точку старта. Так мог пройти не один круг побега, пока кто-то из работяг не сжалится и не скажет, что сия труба кольцевая и предназначена для мойки. Особо провинившихся Авдеев любил отправлять тряпочкой натирать эти трубы чтобы было красиво и чисто. Занятие глупое, неблагодарное и бессмысленное, но против плантатора мало кто восставал. Восставших наказывали санитарными уборками цеха, занятием снова глупым и ровно таким же бессмысленным. Весь смысл рассыпался словно карточный домик от простой аксиомы – все время, в любом месте где-то да будет капать и образовываться грязь и плесень, тараканы будут бегать, ноги будут прилипать, а вся уборка будет сводиться до обычного смыва водой. Под подобные раздачи попадали все, не важно, насколько было чисто или грязно – зависимость была прямой и уходила корнями в настроение плантатора-Педро.

На молокозаводах редко задерживается продукт и от разных направлений для производства используются свои сорта. Полностью не всегда все уходило, поэтому часто остатки перетекали в небольшой танк-сборник, который с надеждой оставляли на потом, авось как-нибудь да сработается. Будь то в кефир, творог, ряженку – остатки обычно сливались в канализацию. Капитализм привнес свои коррективы в производство и стало уже абсолютно все равно какой будет продукт, главное, чтобы он приносил хоть какие-то, но деньги, поэтому очень часто пытались выкрутиться, хоть и не всегда это получалось должным образом. С двадцать третьим танком такой финт ушами не вышел, и он пропал. Аморальный был немного даже рад такому раскладу – работа не самая приятная, но долгая по времени, а значит меньше шансов попасться начальнику на глаза.

Пройдя вдоль одинаковых рядов с танками-бочками, которые были опоясаны и обшиты трубами и различными датчиками, Сергио добрался до нужного ему сборника. Бочка очень удачно располагалась – в самом углу цеха, где трубы давали поворот, и отлично все скрывали от чужих глаз. До ближайшего проходного коридора необходимо было вернуться долгим маршрутом, обойти целый ряд бочек и пролезть через вереницу трубной обвязки завода. Лишний раз к нему вряд ли кто придет, но неожиданно для себя, возле танка он оказался не один. Из пробоотборника набирая в большую мерную кружку, стояла и морщилась лаборантка Женя.

– О, привет Сереж. А ты тут зачем?

– Привет. Да Педро послал меня это дерьмо сливать. Совсем у него шансов не осталось?

Невысокая полная рыжая девчушка улыбнулась и сунула кружку с содержимым под нос Сергио. Тот только отвернулся и сплюнул, пытаясь избавиться от вони кислой капусты и недельных носков, что прочно засела в носу.

– И это все там внутри? – со слабой надеждой спросил Аморальный.

– Угу. И по ходу ты выиграл в сегодняшнюю лотерею танков. Ладно, я побежала, а тебе удачи. И захвати что ли противогаз, в этом углу вытяжка не тянет.

Девушка подмигнула Сереге и побежала бегом дальше по рабочим делам. Где-то раньше он видел ее, где-то до рабочих будней, в старой универско-общажной жизни, но где, память упрямо отказывала. С этой мыслью он побрел в сторону рабочего инвентаря, хотя сколько бы ни силился, все никак не мог вспомнить. Знакомые черты лица, нахальные зеленые глаза, чуть вздернутый нос. Да хоть убей не вспомнить, сколько не тужься и не пытайся.

Серый пришел к «кладбищу заводских шлангов». Авдеев потребовал, чтобы все шланги для всех возможных целей, будь то перекачки, сливы, мойки и прочее хранились в одном месте. Возможный эстетически-хозяйственный подход тут же разбился о лень рабочего персонала. По замыслу начальника человек должен был взять шланг, размотать, использовать, помыть, свернуть обратно и положить на место. В суровых реалиях производства, где все требовалось быстро, люди бросили бесполезный набор занятий в виде смотать и размотать, принося и сбрасывая в одну общую кучу, которая теперь напоминала сплетение очень толстых змей, которые не имеют ни начала, ни конца. Затруднялись раскопки и толщиной этих змей – шланги имели разный диаметр и самый маленький начинался от толщины руки взрослого человека. Схватив шланг, Аморальный попытался его выдернуть, резко дернув на себя. С первого раза не вышло, хотя и смог освободить часть из общей кучи. Немного помявшись, выпрямив спину и вытерев ладони, Серега потянул один из концов. С усилием, один из концов подался и начал постепенно выползать, приводя всю кучу в движение, словно разъяренный ком змей не хотел отпускать собрата.

– Да успокойтесь, верну я вам эту кишку, попользуюсь и верну, только отдайте! – взмолился Серый.

Резко рванув, один из концов вырвался из кучи и лязгнул железным наконечником по полу. Дело за малым, схватив этот конец и перевалив через плечо, Серега потянул шланг словно канат. И вот спустя мгновение второй конец весело позвякивает о бетонный пол цеха. Не меняя положения, Аморальный потащился в сторону танка, весело звеня на весь цех шлангом. Уже на месте один из концов шланга был смело сброшен в канализационный выход, а второй прикручен к выходу у дна бочки. Мысленно перекрестившись, рука потянулась к крану слива. Приоткрыв его немного, Сергей отошел в сторону. Шланг издал утробный вой и с глухим бульканьем начал изрыгать содержимое бочки. Слегка желтоватого цвета жидкость, некогда бывшая молоком, начала медленно стекать в канализацию, постепенно раскрывая весь свой букет, который томился в танке. Запах скисшего молока, с тонким оттенком кислой капусты, недельных носков и еще чего-то очень пропавшего заполонял все собой вокруг. С каждым вдохом этой смеси мозг начинал протестовать. С каждым выдохом улетучивался тот немногочисленный кислород, который был необходим для жизни. С очередным вдохом его поступало все меньше и меньше. И с каждым вздохом мозг активно сигналил телу что идет отравление, подкатывая с каждым вдохом новый сигнал «СЕРЕЖА, ТЫ ОТРАВЛЕН! СРОЧНО ОЧИСТИТЬ ОРГАНИЗМ ОТ ОТРАВЫ!». Очередной вдох и сигнал к очистке приводится в исполнение – подкатывая рвотную массу к горлу. В судорогах Серый придерживал рот и смотрел в канализацию, в надежде что содержимое бочки уже кончилось. Но нет, содержимое заканчиваться не собиралось и к гнилостным запахам, добавлялись и запахи канализации, гнилых грибов и тухлых яиц. Еле сдерживая себя, чтобы не раскрасить цех своим содержимым, Аморальный постарался засунуть как можно глубже шланг в самый канализационный выход, почти полностью забив все пространство в нем. Отчасти это помогло, мерзкого запаха стало меньше – резиновый шланг неплохо герметизировал неприятные запахи, но лучше от этого не становилось.

– Была ни была! – решил про себя Серега и сделал рискованный шаг, который не был лишен логики. – Чем раньше закончится содержимое бочки – тем быстрее можно будет уйти и подышать свежим воздухом, а заодно спрятаться от взора начальника. Шланг отлично вставлен в слив, так что открываем краник на полную, и идем на перекур! – с этими мыслями руки бодро потянулись к крану и дернули его в сторону, открывая полностью.

Шланг, до этого спокойно изрыгавший вонючую жижу, не был готов к такому плану. Сильно изогнувшись, он с ревом вылетел из своего места и жадно начал поливать и забрызгивать все вокруг. Танк и соседние с ним емкости, трубную обвязку, пол вокруг и сам Сергей моментально стали покрыты вонючей молочной жижей. С криками и руганью Сергио попытался подскочить к крану чтобы закрыть его, но неудачно поскользнулся и упал в лужу, которая медленно стекала в сток канализации. Спустя время работяга дотянулся до крана и перекрыл его. Молча встал, отряхнулся, и не выдержав, опорожнил содержимое желудка тут же на пол. К бежевым оттенкам прокисшего молока добавились оттенки цвета желчи и остатки от вчерашнего скудного ужина, которые, к слову, не сильно отличались по запаху от общей массы.

– Да ну его нахер! Что ни день, то дурдом! Надо идти курить! Но сначала искупаться и сменить форму.

Дурно пахнущий, весь мокрый, но безумно гордый, Аморальный поплелся в сторону раздевалки, чтобы сменить форму, а заодно из вредности приобнять кого-нибудь из лаборатории. Сегодня ему не очень везло – по дороге он встретил только ребят по цеху, которые дружно освистали и предложили переводиться в сыроделы, где он с этим запахом лихо сойдет за своего. В раздевалке снова ожидала неприятность – в бойлере закончилась горячая вода, поэтому пришлось мыться в холодной. Омывшись, насколько хватило сил, Серега переоделся, собрал телефон, ключи и побрел в сторону заводской курилки.

На каждом предприятии отдельными пунктами стоят курилки и туалеты. Именно по ним можно понять, насколько плохо или хорошо обстоят дела, как относятся к обычному работяге и что ждать от этого заведения простому люду. На молокозаводе курилок было несколько, но выглядели они одинаково тоскливо – словно наскоро сколоченная автобусная остановка из металлических уголков и профлиста, чтобы лишний раз не сдувало ветром работяг. Никаких лавочек и прочей роскоши – рассиживаться никак нельзя, производство стоит, нужно поднимать его с колен. Многие шутили по этому поводу, немного подумали и принесли несколько кирпичей, да постелили несколько кусков картона чтобы совсем не замерзнуть. Изредка выползали охранники, которые с видом понимания и сочувствия высматривали различных нарушителей среди рабочих, а заодно слушали последние заводские сплетни

Аморальный еще на подходе увидел охранника и даже попытался приготовить какие-то слова, но тот почуяв запах, мгновенно собрался и ушел в конуру на проходную. Сергио же не стал лишний раз нарываться и подкалывать охранника, лишь сел на одну из стопок кирпичей и закурил. Сигарета залетела в рот, кремень высекает из зажигалки искру и зажигает огонь. Затяжка и дым снова проносится ураганом по легким. А с выдохом проходит волна успокоения. Опершись головой о стенку из профлиста, Серега поднял лицо вверх. На часах не было еще и десяти утра, а уже приключений, словно прошел целый день. Очередная затяжка и краем глаза замечается забавное движение вверху. Там, в высоте свисает паук. Жирный такой, размером с половину большого пальца. Спускается на паутине и поднимается, занимаясь своей бессмысленными паучьими делами. Серега затянулся и выдохнул жирное облако дыма в сторону паутины. Облако плавно накрыло насекомое, отчего паук качнулся, затряс лапами, пытаясь отмахнуться от никотинового яда, но что-то пошло не так и не удержавшись, сорвался с паутины вниз, прямиком на руку Серого. Спикировав точно на правую кисть, которая еще и держала сигарету, паук зашевелил лапами и уставился на курильщика. Что-то в этом показалось странным Сереге, но что, он так и не понял – то ли абсолютная чернота, то ли излишний интеллект, то ли поднятые две лапки вверх, Серый так и не понял. К сожалению, страх победил интерес. Быстрым движением руки Сергей размахнулся и хлопнул по руке, стараясь прибить неожиданного гостя. Вместо ожидаемого хруста от большого паука, по телу прокатилась волна боли, а разум захлестнула белая пелена. Волна оказалась настолько резкой и сильной, что снесла на пол курильщика и выбила из сознания.