Читать книгу Лана из Змейгорода (Оксана Анатольевна Токарева) онлайн бесплатно на Bookz (4-ая страница книги)
bannerbanner
Лана из Змейгорода
Лана из Змейгорода
Оценить:
Лана из Змейгорода

5

Полная версия:

Лана из Змейгорода

– Заходите, гости дорогие! – с радушной улыбкой как ни в чем не бывало приветствовал ящер пришедших.

Словно не врывался под берестяной скуратой творить бесчестие на посиделках.

Лана отметила, что изба выглядела достаточно запущенной и больше напоминала берлогу дикого ящера, нежели жилище, достойное потомков бессмертных. Видимо, в отсутствие хозяйки домовой совсем разленился, а Яромир не считал необходимым ему указывать. То ли его все устраивало, то ли не имел досуга и желания налаживать быт.

Впрочем, Лану сейчас интересовало другое. Пробежав взглядом по лавкам, на которых в беспорядке валялись смятые рубахи, шкуры, одеяла, заготовки, ножны, ремни, столярные и кузнечные инструменты и еще какой-то непонятный хлам, она с досадой отметила, что не видит никаких следов Горыныча и тем более Забавы. С другой стороны, дверь в ложницу, располагавшуюся с другой стороны от печки, была закрыта.

– Не откажите отведать пирогов, медов да браги моей попробовать, – изображая само радушие, продолжал Яромир. – Хмельная она у меня удалась!

– Верно, ты ее уже столько отведал, что в голову она тебе ударила! – набравшись храбрости, проговорил распаленный гневом на обидчиков Путята, который, провожая дочь на посиделки, конечно, не думал о том, что будет ее по всему городу разыскивать.

– С чего бы такие речи? – не поведя бровью сделал вид, что удивился, ящер. – Я в своем доме и обиды тебе не чинил.

– Зато пришел с товарищем, аки тать, на посиделки, – поддержали несчастного отца парни.

– И урон моей семье нанес! – добавил Путята.

– Не понимаю, о чем вы?

Яромир по-прежнему сидел за столом, не подавая вида. Оприходовал пирог с дичью, потом взялся за окорок.

– Где моя дочь? – не выдержал Путята.

– А мне-то это откуда ведомо? – нахмурился Яромир. – Я с посиделок ушел один. Все видели.

– А куда твой товарищ делся? – осмелев, спросил Медведко, готовый хоть перед судом ответить за свои слова. – Где Горыныч? Все видели, это он под маской охотника приходил.

– Откуда мне знать? – теряя терпение, возвысил голос Яромир. – Я ему не соглядатай и не нянька. Меня попросили уйти, я и ушел, а куда направился Горыныч, откуда мне знать.

Смертные загалдели, размышляя, как еще к ящеру подступиться. Лана понимала, что негоже им, девкам, вмешиваться в разговор мужей. К тому же она сама сказала, что не хочет Яромира видеть. Но не уходить же ни с чем.

– Поклянись именем батюшки Велеса, что в твоем доме Горыныча и Забавы нет! – потребовала она.

– Я, когда пришел, никого не видел, – не моргнув глазом осклабился Яромир, торжествуя, что ловко обошел расставленную для него ловушку.

Смертные, включая Путяту, понуро подались к выходу, видя, что тут ничего не добиться. Не творить же бесчестие в чужом доме. Мало ли что там эта русалка увидела в своем зеркале. А если ошиблась или нарочно сказала? И тут из ложницы донеслись возня и сдавленный женский крик.


Глава 9

Горыныч


Яромир попытался преградить вход, готовый, если потребуется, принять истинный облик, но смертные сейчас настолько разошлись, что не испугались бы даже огнедышащего дракона. Да и Даждьроса с Ланой чего-то да стоили. Распахнув дверь, они застали картину, которую посторонним лучше бы не видеть. Но лишь в том случае, когда все происходит по обоюдному согласию и по чести.

И чем уж бестолковому Горынычу эта Забава так приглянулась, что понадобилось ее силком волочь? Не мог, что ли, кого посговорчивее найти? Впрочем, как говорила матушка, все ящеры по природе хищники, и иногда кровь диких предков и привычки охотников берут верх. Но то, что уместно в походе, в большом городе, где надо учиться ладить со всеми, может не только навредить, но даже погубить.

– Батюшка! – кое-как оттолкнув опешившего от вторжения Горыныча, бросилась к отцу Забава.

Вид она имела испуганный и несчастный. Коса растрепалась, глаза и нос распухли от слез, разорванная едва ли не до пупа рубаха годилась только на тряпки, понева с растерзанными завязками и душегрея валялись на полу. Одно дело хихикать с подружками, обсуждая достоинства мужчин-ящеров, а другое – оказаться с предметом вожделения в ложнице, да еще и против воли.

– Почто вы здесь?! – даже не пытаясь поправить одежду, двинулся в сторону вошедших Горыныч.

– Он еще спрашивает! Что ты с дочерью моей сотворил, окаянный? – пылая праведным гневом, закутал поскорее обретенную кровиночку в плащ Путята, пока девки поднимали ее одежду и пытались успокоить.

Забава плакала навзрыд, кляня лихую недолю, волею которой едва ли не весь город стал свидетелем ее позора. Горыныч вину не собирался признавать.

– Да убыло от нее, что ли? – в досаде проговорил он. – От таких дел случается только прибыток! Лучше надо было смотреть за своею кровиночкой. Можно подумать, она не первая, когда погасили свет, у меня на шее повисла?

– Так повисла, что ты ее из горницы утаскивал, запрятав в кожаный мешок? – найдя в ложнице орудие преступления, подступил к Горынычу Медведко.

– Так это ж для тепла! – нашелся Горыныч. – На улице, чай, мороз, а шубу надевать недосуг было. Сгреб, куда сумел.

– Еще скажи, она сама туда залезла, – тряхнул светлыми вихрами Медведко.

Не ожидавший такой прыти от робких смертных Горыныч повернулся к Забаве, ища поддержки. Но та только плакала, прижимаясь к отцу. Трудно сказать, о чем они сговаривались на гульбище, но сейчас девчонка явно жалела о своей неосмотрительности и все отрицала.

– Да что там говорить! – махнул рукой кто-то из соседей Путяты. – Надо к старейшинам идти и виру требовать.

– И с сообщника тоже! – мстительно добавил Медведко.

– Да я-то тут при чем?! – возмутился Яромир.

– Нешто не в твоем доме бесчестие свершилось? – загудели жители посада. – В старые времена за такое из города прочь выгоняли.

– Да кто б толковал о старых временах! – с презрением глянул на смертных, проживавших, по его мнению, невозможно короткий век, Яромир. – Нешто вы их помните?

– То, что мы их сами не застали, не значит, что Правду не ведаем и не чтим, – строго глянул на него Путята. – Разве ящеры когда-нибудь видели от жителей Среднего мира обиды?

– Похвалялась калина, что я с медом хороша! – с вызовом рассмеялся Яромир. – Попробовали бы вы нас обидеть. Забирайте свою девку дурную и идите прочь из моего дома!

Он подался вперед, и смертные мужи нерешительно попятились, понимая, что в этом споре, коли дело дойдет до кулаков, им всем против двух ящеров не устоять. И это хорошо, если Горыныч и Яромир не примут истинный облик.

Лана, стоявшая чуть в стороне вместе с другими девками, испытывала жгучий стыд. Конечно, Яромир говорил правду. Что людям оставалось делать, живя все время бок о бок с более сильным соседом? Но разве это повод, чтобы кичиться? Смертные, конечно, жили мало, но из поколения в поколение науку передавали и знания не только сохраняли, а совершенствовали, тогда как ящеры, заставшие изначальные времена, куда крепче держались за традиции. К тому же по Змейгороду упорно ходили слухи, что одолеть Кощея под силу лишь смертному мужу.

Вот и сейчас державшийся молодцом Медведко, который единственный не сошел с места, выслушав угрозу, горько усмехнулся:

– Мы-то уйдем, только Правда за нами останется. Смотри, ящер, как бы твое своеволие не сыграло с тобой злую шутку. Кощей тоже поначалу жил мирно среди людей, но потом решил, что он лучше других.

– Вон отсюда! – взревел Яромир, и смертные, даже Медведко, повиновались.

А ведь если бы ящер повел себя иначе, если бы Горыныч по чести предложил родителям Забавы выкуп, очень многое могло бы пойти совсем по-другому.

Выходя из ложницы, Лана глотала слезы обиды, думая о том, что в эту избу никогда не захочет больше войти, ни гостьей, ни тем более хозяйкой. К Яромиру она испытывала презрение и едва ли не гадливость, а его поцелуи хотела не просто стереть в бане жесткой мочалкой и речным песком, но вытравить каленым железом, словно скверну Нави. Другое дело, что покинуть постылый дом оказалось не так просто.

Хотя в вечевой колокол никто не звонил, разбуженные шумом соседи пытались дознаться, уж не Кощеева ли это рать напала, воспользовавшись праздником, на честный град. Поэтому весть о том, что Горыныч с Яромиром опять сотворили непотребство, распространилась очень быстро. Путята с дочерью и остальные участники злополучных посиделок еще не успели выйти в сени, как дверь распахнулась и в избу вошел, опираясь на костыль, сопровождаемый сестрой Велибор.

Лана знала, что ящер, хотя и потихоньку начал вставать, передвигался ползком даже по горнице, а на двор выходил чаще всего в сопровождении брата. Конечно, изба Яромира располагалась неподалеку, как и другие дома кузнецов, но для раненого ящера и такой короткий путь мог оказаться губительным, задержав выздоровление до весны. Уже сейчас стягивавшие раны повязки промокли от крови, а лицо даже в неверном свете факелов и фонарей выглядело восковым.

Когда Велибор, едва отдышавшись, поднялся на крыльцо, Путята и остальные смертные, притихнув, расступились, а Лана с Даждьросой кинулись к Дождираде, готовые в любой момент прийти на помощь раненому. Он же, словно никого не замечая, двинулся в избу.

– Где он? – спросил Велибор у Яромира, и тот, словно нашкодивший мальчишка, отступил, указывая на Горыныча.

С дерзкого охальника мигом слетела вся удаль, а раскрасневшееся лицо в обрамлении черных волос и огненной бороды приняло страдальческое выражение.

– Ты зачем пришел, брат? – начал он с искренней тревогой. – Раны ведь растревожишь!

– Не о моих ранах тебе сейчас надо печься, паскуда! – проговорил Велибор тихо, но так отчетливо в мертвой тишине, что казалось, каждое слово падает, как камень на могилу, или звучит оглушительнее ударов молотка, приколачивающего крышку к домовине. – Ты опять за свое?

– Да чего они тут шум подняли? – обиженно пробасил Горыныч, словно и вправду надеялся, что брат его утешит. – Подумаешь, решили маленько пошутить! Щедрые ведь вечера стоят! Разве Даждьбог-солнышко и Велес-батюшка не уважают плотские утехи?

– Может быть, и уважают, но только для продолжения рода и по обоюдному согласию, как велит Правда, над которой ты снова глумишься!

– Ни над чем я не глумлюсь! – начал было Горыныч.

– Не глумишься? – прищурился Велибор. – Тогда бери девку в жены. Проси, как у предков заведено, благословения у бессмертных богов!

Бедный Путята при таких словах обмер, прижимая к себе дочь и не зная, как реагировать на предложение. Вне всяких сомнений, Велибор говорил всерьез.

Горыныч явно не ожидал такого поворота. Даже головой затряс, словно пытаясь сбросить морок.

– Мне, ящеру, жениться на смертной? – на всякий случай переспросил он. – Да у тебя, брат, часом, не жар?

На лбу Велибора и в самом деле выступила испарина, а на скулах начинал разгораться румянец, предвестник злой лихорадки. Вот только воевода вовсе и не думал бредить или шутить.

– Не называй меня братом! – проговорил он безжалостно. – Правда велит за свои поступки отвечать! Я тебя предупреждал уже не раз, и когда ты на Купальских игрищах никакой меры не находил, и когда на всех гульбищах только и знал, как по углам девок тискать, и даже когда ты во время последнего похода лазил в окошко к княжеской жене. На этот раз ты одной вирой не отделаешься! Либо поступай, как Правда велит, либо убирайся, куда хочешь, с глаз моих долой. И этого горе-воина, своего дружка, с собой забирай!

– Братик, миленький, что такое говоришь? Куда же ты его гонишь? – со слезами на глазах кинулась к старшему из братьев Дождирада.

Юная русалка, конечно, понимала, что Горыныч неправ и его беспутство в Змейгороде уже не раз становилось предметом обсуждений и разбирательств. Но она же лучше других видела добрый нрав младшего из братьев, его стремление помочь. Как он последние дни ходил за хворым Велибором! Не каждая жена так заботится. Возможно, он сейчас и сорвался именно потому, что устал по глотку вливать в горло беспамятного от потери крови брата целебный отвар, менять его постель, подпитывать магией. А может быть, его подначивал Яромир?

Лана, переглянувшись с Даждьросой, тоже собиралась просить за Горыныча. Хотели напомнить об угрозе, неуклонно наползавшей с Ледяных островов. Если разбрасываться лучшими воинами, кто встанет на защиту Змейгорода? Смертные, включая Путяту, тоже стушевались. Не стоил проступок такого сурового наказания. Девушек, удостоившихся внимания ящеров, женихи брали с особой охотой даже без приданого. Но Велибор оставался непреклонен.

– Мир велик, найдет себе пристанище, – обнимая Дождираду, вымолвил он. – А наш дом и славный род ящеров я ему больше позорить не позволю. Мне тебя еще замуж выдавать.

И нет бы Горынычу смолчать или прощения попросить. Но в нем, видимо, тоже взыграла гордость. Не в последнюю очередь из-за того, что отчитывали его, точно маленького, перед всем честным народом. И не старейшины Змейгорода, а родной брат.

– Пускай будет по-твоему! – проговорил он, окаменев лицом, словно огненная жила, которая даже в человеческом облике временами вспыхивала у него под рыжей бородой, мигом погасла. – Больше я никому в Змейгороде докучать не стану.

Он оправил одежду и на прямых ногах вышел из горницы, бросив потрясенному таким оборотом Путяте кошель серебра. Велибор, похоже, не поверив в решение брата, двинулся было следом, но, словно запнувшись о невидимую преграду, начал медленно оседать на руках Дождирады и подоспевших Даждьросы с Ланой, которые втроем не могли его удержать.

Подоспел Яромир, хотел подхватить на руки, перенести на лавку или домой. Велибор из последних сил его оттолкнул.

– Тебя только, окаянного, не хватало, – прохрипел он кое-как, опираясь на руки сестры и Даждьросы с Ланой, добравшись до лавки. – Ни помощь твоя не нужна, ни сам ты не нужен! Из-за тебя я брата лишился!


Глава 10

Красная горка


Велибор прохворал всю зиму, страдая не только из-за открывшихся ран. Лана, которая вместе с Даждьросой снова помогала его выхаживать, видела, что паче всех телесных немочей ящера гнетет утрата. Отторгнув и отвергнув Горыныча, которого любил не меньше сестрицы Дождирады, он словно отрубил себе правую руку и теперь метался в бреду, страдая от фантомной боли. При этом речи о том, чтобы вернуть брата или хотя бы подать ему весть и узнать, где он нашел приют, при Велиборе даже заводить не стоило.

– Что же это за времена настали? Брат ополчается на брата! – кряхтел, точно пожилой смертный, испытанный воин Боривой, заходивший проведать Велибора. – С кем будем Кощея бить, коли под стены Змейгорода пожалует?

– Али у нас бойцов, окромя Горыныча, нет? – только еще больше томился от досады раненый ящер. – Взять хотя бы сына боярина Змеедара.

Землемысл и вправду достаточно быстро оправился от ран. Вот только своего обидчика он в городе уже не увидел. Боеслав и Боемысл, зашедшие утром после той злополучной ночи проведать Яромира, застали только одинокого домового, плачущего возле погасшей печи. Ящер наказал его ждать, но пояснил, что вернется нескоро, поскольку ушел с Горынычем. Лане дозорные, стоявшие в карауле и выпускавшие двоих добровольных изгнанников, тоже передали его слова:

«А что мне тут оставаться? Я никому в Змейгороде не мил. Была одна зазнобушка, так она меня теперь видеть не желает».

– А может быть, это к лучшему, что Яромир с Горынычем ушел? – пыталась утешить Дождираду с Ланой Даждьроса. – Вместе они точно не пропадут.

Дочь Хозяйки Медных гор чувствовала себя чуть ли не виноватой из-за того, что ее возлюбленный остался в Змейгороде. Разве что, удрученный ранами и потерей, на нее внимания по-прежнему не обращал.

Лана за изгнанников почти и не переживала. Это смертные действительно боялись суровой кары, поскольку за околицей им чаще всего грозила гибель. Хотя и они, случалось, приспосабливались к жизни в лесу, добывая себе пропитание охотой, или добирались до других поселений и находили пристанище там. Что касалось ящеров, то, кроме Кощеевых слуг, они врагов не имели и могли не только прокормиться, но и за себя постоять.

Да что там говорить, даже хрупкие русалки, принимая честь и обязанности Хранительниц, уходили в леса, возводили терема на берегах вверенных в их попечение рек. Жили тем, что в благодарность приносили лесные духи и обитатели угодий. Лана и сама мечтала о такой жизни, только не ведала, как отделаться от постылого сватовства Кощея.

О Яромире она старалась не думать. Однако мысли сами возвращались к мятежному ящеру, у которого из-за его прихотей все шло не так, но по которому болело сердце. Неужели она больше никогда не увидит рыжей копны волос, неужто душу не растревожит дерзкий взгляд синих глаз, к губам не прикоснутся требовательные и горячие уста? О чем-то похожем, но уже в отношении любимого непутевого братца горевала и Дождирада.

– Неужели ж Горыныч даже весточки в Змейгород не пришлет? – делилась она с подругами, когда Велибор ее не слышал. – Ведь мы же с ним тогда толком и не попрощались. А Яромир вообще тайком ото всех, считай, ушел.

– Только бы Кощеевы слуги до них обоих не добрались! – вздыхала Лана, слышавшая рассказы о том, каким страшным пыткам подвергают на Ледяных островах тех ящеров, которые добровольно не хотят переходить на службу, приняв черную магию смерти и вытравив на оружии проклятые руны Нави.

– Злые супостаты и до стен Змейгорода могут дойти, – напоминала Даждьроса.

Втайне от Велибора она создала из капель подвластной ей росы для подруг зеркало, спрашивая о судьбе изгнанников. Матушка-водица долго не хотела подчиняться, то шла рябью, а то и вовсе рассыпалась каплями, обдавая влагой всех трех русалок. Наконец зеркало показало поросшие редколесьем обрывистые утесы, нависшие над берегом реки, и обширную пещеру, ставшую домом для двоих ящеров.

– Да это же Сорочьи горы! – узнав памятные с детства места, расположенные в нижнем течении великой Вологи, удивилась Лана.

– Далеко наши добры молодцы забрались от Змейгорода, – не без труда удерживая изображение на поверхности, покачала рыжеволосой головой Даждьроса.

– Так это и от земель Кощеевых данников далеко, – с облегчением выдохнула Дождирада. – Почти что на краю пустыни. Где они себе там пропитание-то найдут?

– В степи тоже дичь разнообразная водится, – успокаивала подругу Лана, которой доводилось летать над теми краями, посылая вместе с матушкой нечастые, но обильные дожди. – Да и смертные там уже давно поселились. Городов они, правда, не строят, кочуют за своими стадами. Тем и живут.

Она подумала о том, что кочевая жизнь и новые земли подходят для беспокойного нрава Горыныча и Яромира. Оба ящера тяготились укладом Змейгорода, где старейшины свято блюли традиции древних времен, надеясь на защиту батюшки Велеса. Тогда как на Ледяных островах искусные маги и кузнецы постоянно изобретали новое оружие, напитывая его запретной магией крови, против которой мощь великих стихий зачастую оказывалась бессильна. Вот только что нового могли узнать скитальцы в безводной степи среди диких кочевников, которые только и умели, что пасти своих овец? С другой стороны, не искусные ли ремесленники Янтарного побережья безропотно платили Кощею кровавую дань?

– Думаешь о нем? – имея в виду Яромира, спрашивала у Ланы Даждьроса, когда они после русалочьих посиделок оставались вместе ночевать в том из домов батюшки Водяного, до которого было ближе идти.

– Стараюсь забыть! – честно признавалась Лана, хотя и ночи не проходило, чтобы дерзкий ящер не явился ей во сне.

Все девичьи гадания указывали на него. О нем пелось в подблюдных[13], его профиль застывал в расплавленном воске. А на положенном под подушку с новой наволочкой вычищенном, вымытом гребне поутру обнаруживались жесткие рыжие волосы.

Меж тем вслед за Колядой минула Громница, а там уже и Велесова седмица, которую смертные еще называли Масленицей, махала мокрым хвостом. Снегопады сменились дождями, сугробы скукожились и почернели, утратив всю свою красоту, сосульки утекли ручьями. В горах грохотали лавины, так что смертные старались туда не заходить, а ящеры опасные участки предпочитали преодолевать в истинном обличье. Тем более что караваны с пушниной, булатом и узорчатой кузнью в Гардар и Княжий град еще только собирали, ожидая, когда освободится ото льда Свиярь – полноводный приток Дивны, на котором стоял Змейгород.

Земледельцы с надеждой смотрели на отдохнувшие за зиму пашни, пестревшие проталинами с клоками прошлогодней соломы и напоминавшие лоскутное одеяло. А Лану с сестрами манила бескрайняя лазурь, звеневшая голосами возвращающихся с юга птиц. Русалки не могли дождаться дня, когда в первый раз соберут облака теплых дождей, чтобы прогнать с полей остатки снега и пробудить дремлющую в земле робкую жизнь. А пока они вместе со смертными пекли печенье в виде жаворонков и пели веснянки.

Поднимаясь впервые после долгой зимы в небеса, Лана думала, что не сбудется ее мечта о том, чтобы рядом, рассекая воздушные потоки, мчалась похожая на спустившееся с небес солнце гигантская фигура покрытого золотистой чешуей ящера. Конечно, лебединые стаи управляющих облаками русалок редко отправлялись в полет без охраны воинов Змейгорода. И все же совместные парные полеты у крылатых потомков Велеса считались важной частью брачного ритуала, временами даже более сокровенной, чем сама близость. В каких далях летал сейчас Яромир, Лана узнавать не пыталась, но понимала, что вместе им не быть.

– А мне кажется, он обязательно вернется, – тщилась обнадежить сестру прозорливая Даждьроса.

– А Велибор забудет про свою угрюмость и пришлет сватов к батюшке Водяному, – в тон ей отзывалась Лана.

Впрочем, чем увереннее весна заявляла о своих правах, тем меньше времени для досужих разговоров оставалось. Приближалась Красная горка, знаменующая начало пахоты и первого выгона скота на пастбище. Хозяйки уже окурили застоявшихся за зиму отощавших буренок можжевеловыми ветвями, прося у добрых богов, чтобы избавили их от скотьих немочей. Парни и девки обошли дворы с пением обрядовых песен.

Оставалось дело за пастухами, соревновавшимися в наигрышах. Кого рожок лучше других послушается, тому артелью и командовать. Вот уже без малого полвека верховодил на выгоне старый Ждан, и не видали смертные пастуха надежнее и опытнее. Лучше других он разбирал, на какие луга перегонять коров. Всегда чуял приближение опасности, да и животных с полуслова понимал. Вот только на этот раз самый заливистый, звонкий и вместе с тем задушевный наигрыш вышел у бойкого и толкового Медведко. Словно сам батюшка Велес ему мелодию в уста вложил.

– Неужто его выберут? – с интересом спросила у подруг наблюдавшая за соревнованием Лана, которая, конечно, узнала белоголового парнишку, что жарче прочих товарищей Горыныча с Яромиром на злополучных посиделках изобличал.

Увы. Старейшины то ли не услышали, то ли не захотели Ждана обижать. Оставили верховенство за ним, а он, хотя и внимал каждому звуку наигрыша молодого пастуха, не стал спорить. Да и Медведко воле людской общины покорился. Вот только пару дней спустя увидела поднявшаяся в небо Лана парня в лодке, идущей по не до конца очищенной ото льда Свияри прочь от Змейгорода и явно не по торговым делам. Неужто решил попытать счастья в чужих краях?

Приглядевшись повнимательнее, Лана примерила, что парус надувает не попутный ветерок, который в лесу достаточно быстро стих, а заговоренная дудочка. На этот раз Медведко играл не на рожке, с помощью которого пастухи сигналы друг другу подают, а на свирели. И эту нехитрую, но идущую из самого сердца мелодию, слышали лесные и речные духи, готовые молодому пастуху помогать. Похоже, парень был не так прост, и в нем текла кровь потомков Велеса. А что же старейшины? Неужели ослепли, раз такими даровитыми ребятами разбрасываются? Впрочем, и Яромир в Змейгороде находил одни обиды. А ведь тогда со своей безумной петлей он братьям-ящерам новые способы ведения боя хотел открыть.

Внезапно Лана почувствовала чье-то недоброе, если не сказать, враждебное присутствие. Солнце, почти как во время затмения, закрыла тень, обернувшаяся черной тлетворной снеговой тучей. Ветер с Полуночи повеял не просто зимним, но почти загробным хладом. Дыхание пробуждающихся трав сменило зловоние.

Готовые раскрыться почки съежились, цветы поникли или застыли, схваченные инеем. Птицы, которые не успели попрятаться, упали замертво. Белки, барсуки и куницы кинулись к дуплам и норам. Духи в панике разбежались, ища заступничества у русалки. А Лана ничем не могла им помочь, чувствуя, как ее крылья сковывает невидимая ледяная сеть.

bannerbanner