Падение Солнца

– Хорошо, но если что, ты знаешь, к кому обратиться.

Мы с Микой взялись за проверку заданий по физике, когда в класс зашли Нацу и Рей, а вслед за ними – Хидеки. Только через несколько минут появился Такеши. Я вдруг почувствовала, как по спине пробежали мурашки, и сдавленно хихикнула. Мгновенно нахмурившись над тетрадью, я попыталась скрыть смущение. Надеюсь, это сработало.

Он прошел мимо, не удостоив меня ни взглядом, ни словом, и уселся за свою парту. Что это может означать? Неужели он решил, что наше общение было ошибкой, и теперь хочет его прекратить? Я изо всех сил впилась взглядом в учебник, стараясь не смотреть в его сторону и делая вид, что мне все равно. Но внутри все сжалось в тугой, болезненный комок.

Едва прозвенел звонок, я краем глаза заметила движение: Такеши направлялся к парте слева от меня. Он наклонился к нашему однокласснику и что-то тихо прошептал ему на ухо. Тот в ответ лишь закивал и тут же начал судорожно сгребать вещи. Едва Такеши отошел, парень уже пулей вылетел из-за стола и последовал за ним. А через мгновение на освободившемся месте уже сидел сам «виновник перестановки», с гордо поднятым подбородком. Вот уж действительно – человек дела.

Хиде ворвался следом, ворча и жалуясь. Он бросил вещи на стол рядом с Такеши и плюхнулся на стул, не замечая недовольства одноклассницы, которая до этого сидела здесь.

– Может, объяснишь, что мы тут делаем, или мы дальше будем играть в твои шарады? – ругался он.

– Нам нужно стремиться к знаниям, не так ли? Пожалуй, начнем с перестановки, – спокойно ответил Тако.

– Аааа, вот бы тебя черти побрали! – вспыхнул Хиде.

Дружба Хидеки и Такеши всегда поражала своей парадоксальностью. Взрывной шутник Хиде и молчаливый, хладнокровный Такеши, казалось бы, совершенно несовместимы, но именно в этом и заключалась сила их тандема. Меня всегда умиляли их неизбежные споры: слова Хиде, полные негодования, будто проходили сквозь Такеши, не находя отклика и не порождая видимых эмоций. А в ответ на самые неожиданные поступки Такеши Хиде отзывался лишь короткими всплесками ярости, которые тут же сходили на нет, не оставляя и тени обиды.

– Чего это они удумали? – удивленно прошептала Мика, не отрывая глаз от неожиданных соседей.

Я пожала плечами, стараясь сообразить.

– Такеши что-то говорил про учебу… Наверное, поэтому они и пересели.

– И как это связано? – не унималась подруга.

– Не знаю, – честно призналась я. – Думаю, лучше спросить напрямую.

Мика на секунду задумалась, а затем ее лицо просветлело.

– Да, ты права.

Едва голос Мики смолк, как за моей спиной раздалось приглушенное шушуканье. Притворившись, что поправляю блузку, я бросила взгляд на задние парты. Почти все ученики перешептывались, прикрывая рты руками. Ичиро, сидевший прямо за мной, скривил губы и сверлил глазами спину Такеши, явно недовольный сложившейся ситуацией. А Нацу, поджав губы, скрестила руки на груди и бросала на Такеши испепеляющие взгляды, пока Рей что-то настойчиво нашептывала ей на ухо, и с каждым словом в глазах Нацу вспыхивала новая волна ярости. Очевидно, текущий порядок вещей вызывал у нее резкое неприятие. Ее взгляд метнулся в мою сторону, и мне пришлось прекратить анализ ситуации.

Я решила понаблюдать за реакцией Тако. Он сидел, почти развалившись на стуле, опираясь руками о перекладину под сиденьем, с совершенно невозмутимым выражением лица. Внезапно уголки его губ медленно поползли вверх. Он улыбается? Или мне показалось? Неужели он заметил мой украдкой брошенный взгляд? Этот парень поражает меня снова и снова.

***

Последний танец стал настоящим испытанием. После того как тренер Кацу обрушился на меня и Тою с гневной тирадой из-за нашего падения на фестивале, нам пришлось выкладываться по полной. Почти все занятие он посвятил нам, безжалостно препарируя каждое наше движение. «Впереди соревнования!» – гремел его голос, пока он не переключался на других танцоров, давая нам возможность отдышаться. Я вышла из зала, чувствуя себя абсолютно опустошенной, будто из меня не просто выжали сок, словно я лимон, а вывернули наизнанку.

Легкая усталость в ногах и ноющая спина едва не заглушали болтовню Ами о недавно прочитанной манге. Мы уже сворачивали в темный коридор, когда у лестницы на второй этаж мой взгляд зацепился за знакомую фигуру. Мы замерли. Ами осеклась на полуслове. Там стоял Такеши. Увидев нас, он медленно вынул руки из карманов и поправил пиджак.

– Привет, – его голос прозвучал негромко, но отчетливо.

Я едва слышно ответила: «Привет».

– Разреши проводить тебя до дома? – настойчиво, но вежливо предложил Тако.

Я перевела взгляд на Ами. Та стояла как вкопанная и лишь хлопала ресницами, пытаясь осознать происходящее.

– Ты не против, если я… – начала я, но она меня тут же перебила.

– А? Нет-нет! Все в порядке! Мне как раз… мне пора! – залепетала Ами и, махнув рукой, пулей вылетела за дверь.

– Что с ней? – удивленно спросил Тако.

Я не сдержала смешка.

– Ами – твоя поклонница.

– Правда? – на его лице не промелькнуло и тени смущения.

– Если быть точной, одна из многочисленных, – пояснила я. – Тех самых, что не пропускают ни одно из ваших соревнований по кэндо.

– Хм, а я всегда полагал, что они приходят из-за Хиде.

– У Хидеки своя, отдельная гильдия обожательниц, – парировала я.

На губах Тако дрогнула улыбка.

– Принял к сведению. Пойдем? – он сделал шаг вперед, а затем обернулся: – Дай я донесу твою сумку. – Его рука потянулась ко мне.

Я сдалась и передала ему портфель. Такеши сначала просто покрутил его в руках, но потом застыл, уставившись на брелок, болтавшийся на ручке.

– Что ты нашел? – не выдержала я.

– Знаешь, я уже очень давно мучаюсь одним вопросом. Что изображено на твоем брелоке, Нина? Не скажешь? – рассматривая проволочную безделушку, спросил Тако.

– А на что похоже?

– Не знаю… На какое-то животное. Лиса или кошка, – задумался он.

– Почти угадал. Это «ласка», – выговорила я по-русски.

– Лазка? – попытался повторить он, и это рассмешило меня. – Почему ты смеешься? Что такое «лазка»?

– Как же это будет по-японски? – задумалась я. – Кажется, «итати»!

– Итати? – его глаза округлились.

– Это прекрасные животные. Чему ты так удивляешься?

– Итати? – переспросил он. – Но они же озорники, обманщики и к тому же оборотни!

– С чего ты это взял?

Мы вышли за школьные ворота и свернули на тихую аллею.

– Существуют довольно мрачные мифы об этом демоническом создании, – начал он.

– Демоническом? – не удержалась я.

– Итати – существа хитрые и проворные. Говорят, они могут затуманить разум человека, и тот, поддавшись их чарам, совершит что угодно. Если стая итати соберется ночью, они способны вызвать огненный смерч, испепеляющий целые деревни. А услышишь их лай – жди беды, – он произнес это с такой уверенностью, будто сам был свидетелем.

Меня бросило в дрожь.

– Какой кошмар! Но в славянской мифологии ласка – хранительница дома. В ней воплощена душа хозяйки. Это совсем не опасный зверек.

– Совсем разные истолкования, – тихо произнес Такеши. – Прямо как мы с тобой.

От этих слов у меня перехватило дыхание, и я не нашлась, что ответить. В наступившей тишине было слышно лишь шуршание наших шагов.

– Интересный ты выбрала талисман, – наконец прервал он молчание.

– Я его не выбирала, – поправила я его. – Этот брелок сделал для меня папа. Он рассказывал об этих животных как о чем-то удивительном. Ты знал, что этот зверек, несмотря на крошечные размеры, невероятно юркий и отважный? Он может броситься на горло даже волку или лисе. А еще летом их шубка песочная, а зимой – белая, как снег.

– Прямо как твои волосы, – тихо вставил он.

Щеки мои вспыхнули, и я кивнула:

– Да… подходящее сравнение. Так вот, я всегда восхищалась их смелостью и ловкостью.

– Теперь мне ясно, почему ты тогда не отступила перед Ичиро, – на губах Такеши играла понимающая улыбка. – Я как будто вижу ту самую ласку, готовую вцепиться в глотку любому, кто во много раз больше нее.

– Ох, – я смущенно опустила взгляд. – Ты, наверное, тогда решил, что я ненормальная.

– Вовсе нет, – его голос стал твердым и ясным. – Я понял, что та ситуация тебя задела, и ты приняла решение – не отступать.

– Возможно, я и сама еще не до конца понимаю свои эмоции, – пожала я плечами. – А уж контролировать их и вовсе не получается.

– Правда? – удивился Такеши. – А я, глядя на то, как ты выступаешь перед классом, всегда думал, что ты абсолютно уверена в себе. Выглядела ты именно так.

– На самом деле, внутри у меня все сжимается от страха, – призналась я и неожиданно рассмеялась.

Такеши вдруг остановился. Он медленно обошел меня, встав между мной и слепящим светом единственного фонаря на этом участке, и пристально взглянул мне в лицо. Мой смех резко прекратился. Что он задумал?

– Ты чего? – выдохнула я.

Его взгляд медленно изучал мои черты, задерживаясь на глазах, затем на губах, и снова возвращаясь к глазам. Казалось, он искал в них ответ на невысказанный вопрос. Когда его взгляд наконец замер, он произнес тихо, но с такой ясностью, что каждое слово отчетливо прозвучало в вечерней тишине:

– Ты очень красивая.

От этих слов у меня подкосились ноги, и мир на мгновение поплыл перед глазами. Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не выдать, какой хаос вызвали во мне его простые, но такие оглушительные слова. Единственным якорем в этом внезапно растворившемся мире остались его глаза.

Глава 11. Симэнава.

– Осталось совсем немного, – сказал я, шагая по лестнице.

– Хочется в это верить, – выдохнула она.

– Здесь всего 377 ступеней. Мы прошли больше половины.

Обернувшись, я увидел, как щеки девушки пылают румянцем, словно спелые яблоки. Так и подмывало ущипнуть одну из них, но я сдержался. Честно говоря, я и сам запыхался еще на середине пути, но не мог этого показать: рядом шла упрямая и энергичная Нина. Оплошать перед ней – вот чего я боялся больше всего.

Наконец мои ноги ступили на площадку у ворот тории, и я смог хоть немного перевести дух.

– Мне тоже нужно поклониться? – спросила Нина, увидев, как я это делаю.

– Желательно. Мы сейчас у ворот тории – на границе между священной территорией и обычным миром.

– Ох, хорошо, – с легким удивлением произнесла она и тут же совершила почтительный поклон.

Алые ворота остались позади, но путь к алтарю лежал через очередную каменную лестницу. На вершине, под сенью резного деревянного навеса, нас ждала чаша тэмидзуя, наполненная чистой водой для ритуального очищения. Я кивнул Нине и повел ее к источнику.

– Я покажу тебе, как провести омовение, – сказал я, беря в руки бамбуковый ковш.

– А зачем это нужно?

– Прежде чем предстать перед божеством, нужно очистить тело и разум. Смотри: берешь ковш в правую руку, наливаешь воду на левую, а теперь – наоборот. Затем набираешь немного воды в ладонь, чтобы прополоскать рот. Главное – не глотать, – объяснил я. – Все понятно?

– Да, – робко произнесла она и осторожно приняла ковш. Холодная вода обожгла ее пальцы. – Ух, какая холодная! – проронила Нина.

Я не отрывал от нее взгляда, завороженно наблюдая, как она, с трогательной осторожностью, выполняет обряд. Закончив, она стряхнула с ладоней капли воды и быстрым движением спрятала руки в карманы куртки.

– Замерзла?

– Что? А, да… – она сжалась еще сильнее.

– Дай их сюда, – я протянул к ней руки.

Она смиренно вложила свои ладони в мои. Пока я медленными движениями согревал ее покрасневшие пальцы, Нина вертела головой, с любопытством разглядывая окрестности.

– Пойдем к алтарю, – сказал я, возвращая Нине ее руки.

Каменное строение с изогнутой крышей и яркими фресками внутри должно было освещаться двумя уличными фонарями, но сейчас они безмолвствовали. Массивные конструкции поросли мхом и больше не излучали свет. Я так давно здесь не был, что сразу это заметил. Что ж, “длинные пальцы” трудных времен дотянулись и до богов.

– Опусти монету в ящик для подношений, – она послушно склонилась, и монета проскользнула через узкое отверстие. – А теперь позвони в колокол, чтобы поприветствовать божество доблести и долга, Такэминакату.

Хрупкие пальцы Нины с трудом обхватили толстый плетеный канат. Она приложила усилие, и колокол над нами медленно пришел в движение, извергнув чистый, звенящий звук. Лишь тогда мы смогли продолжить ритуал.

– А теперь нужно дважды поклониться, дважды хлопнуть в ладоши, и можно переходить к молитве.

– А какую именно нужно читать? – спросила она.

– Нина, четких текстов нет. Просто мысленно обратись к божеству, расскажи ему о своем желании или попроси о чем-то важном.

Она выполнила все условия ритуала и, сложив ладони вместе, принялась о чем-то тихо шептать. Я старался расслышать, но так и не смог разобрать ни слова. Кажется, она молилась по-русски.

Мы стояли у самых перил, нависших над долиной реки Кумы. Ощущение было двойственным: страх и восторг одновременно. Стоять на краю обрыва и смотреть, как далеко внизу, поблескивая на изнеможенном солнце, течет река… завораживало.

– Такеши, ты часто сюда приходишь? – спросила Нина.

– Нет. Раньше – да. Вернее, мама меня часто приводила.

– А сейчас почему не ходишь? Из-за мамы?

– Нет, не из-за нее. Просто желание что-либо просить… оно меня покинуло. Отпала сама необходимость, – я замолчал, потому что и правда впервые задумался об этом.

– Но ты ведь верующий?

– Верующий? – переспросил я. – В богов?

Захлопав ресницами, она кивнула.

– Не знаю… Может, и верю во что-то… Иначе зачем бы я тебя сюда тащил? Наверное, где-то там, внутри, еще тлеет уголек надежды, – я осекся, словно не собирался этого говорить. – А ты веришь в богов? Хотя, подожди, не с этого нужно было начать. К какой религии ты себя относишь?

Она на мгновение задумалась, а затем выдала:

– Родители ходят в православный храм и верят в единого Бога. А вот что до меня… тут все как-то запутанно.

– Поясни, что ты имеешь в виду.

– Я думаю… нет, чувствую, что есть нечто большее, чем физический мир. Нечто, что говорит с тобой на своем языке – подчас непонятном, а порой и мучительном. Оно находится где-то бесконечно далеко и в то же время так близко, что от этого становится одновременно одиноко и радостно на душе. Верить, что это некое человекоподобное существо, довольно нелепо. А вот думать, что это – сам мир, живущий и вокруг, и внутри всего сущего… это куда логичнее. Наверное, поэтому для меня нет разницы, где молиться.

– Хм, вот оно как… И часто ты опираешься на логику?

– И как, по-твоему, мне стоит ответить?

– В твоих словах – одни противоречия. Я не могу сложить из них хоть сколько-нибудь ясную картину, – от неразберихи в голове я стал терять нить собственных мыслей. – Объясни, как можно ставить в один ряд логику и чувства?

– А что именно тебя смущает? Если бы человечество научилось совмещать логику и чувства, а не цеплялось за одну сторону медали, в мире, возможно, было бы куда больше любви и доброты. И меньше той грязи, на которую сейчас все предпочитают закрывать глаза. Возьмем, к примеру, наш класс. Почему Ичиро и Нацу присвоили себе право унижать других? Ими движет что-то одно, не так ли? Или слепое следование правилам, или чистая, неомраченная рассудком неприязнь. Но соедини они в себе эти, казалось бы, противоположные начала – внутренние переживания и здравый смысл, – разве решились бы они переступить через нравственность? Не думаю.

– Или могла произойти катастрофа. Ведь ты совмещаешь понятия, где в паре одно из них со знаком плюс. А что, если с минусом перевесит, что тогда получится?

Ее лицо застыло, брови сошлись на переносице, зрачки устремились вверх. Я понял: она приступила к анализу. Секундное напряжение сменилось осознанием, и тихим, упавшим голосом она произнесла:

– Вот здесь я учла только свой ход мыслей и не подумала, что у других может быть другая отправная точка.

– Выходит, кое-кто все-таки прилип к одной стороне медали? – не удержался я от легкой ухмылки.

– И что, теперь будешь надо мной издеваться?

В ответ я лишь покачал головой.

– Кстати, Ичиро больше не беспокоил тебя?

– Нет… Как думаешь, он испугался твоего вмешательства в нашу с ним перепалку?

– Вряд ли. Скорее, выжидает. Ищет, за что можно зацепиться. С парнем можно было бы разобраться в драке, но ты… ты же не парень. С тобой все тоньше.

– Правда? – ее голос прозвучал тихо и взволнованно. – Твои слова меня пугают.

– Чего ты боишься? Теперь я рядом, тебе не о чем переживать.

Облокотившись обеими руками о перила, она отвернулась, но перед этим ее взгляд, пронзительный и теплый, задержался на мне. Сквозь прядь белых волос, упавшую на ее лицо, я увидел, как на раскрасневшейся коже заиграли ямочки. Тут же возник вопрос: кому она улыбается? Почему не мне?

– Пойдем, – предложил я, протягивая ей руку.

Мы уже спустились к площади с алыми воротами, как вдруг Нина, сжав мою ладонь, резко остановилась на каменных ступенях. Мне пришлось рывком последовать за ней, едва удержав равновесие. Ее взгляд был прикован к ториям – то ли к нижней перекладине (нуки), то ли к верхней (касаги). Через мгновение она повернулась ко мне:

– Такеши, а скажи, для чего эти веревки? Они такие массивные.

– Не думал, что именно они тебя заинтересуют.

– Ты скажешь, что это?

– Это часть одной легенды о… – начал я.

– Какой? – не удержалась она.

– Если ты перестанешь меня перебивать, то я ее расскажу, – тихо сказал я, подойдя к ней ближе.

– Прости, – она тут же прижала пальцы к губам. – Буду молчать.

Я не смог сдержать улыбки, глядя на ее любопытный взгляд. Взяв себя в руки, я все же решил удовлетворить ее интерес.

– Эта легенда связана с богиней солнца Аматэрасу и ее братом Сусаноо, богом бури и ветра. Однажды Сусаноо в порыве гнева устроил на Небесном поле разгром, перевернув рисовые поля и осквернив священные покои сестры. Испуганная и оскорбленная Аматэрасу скрылась в небесной пещере, и мир погрузился во тьму. Чтобы выманить ее, боги устроили у входа шумное празднество, а перед пещерой установили большое зеркало. Когда любопытная Аматэрасу приоткрыла вход и увидела в нем свое отражение, приняв его за другую богиню, бог силы Амэ-но-Тадзикарао вытащил ее из укрытия. А саму пещеру тут же огородили священной веревкой – симэнавой, – чтобы богиня света больше никогда не могла скрыться от мира, – закончил я.

– Вот это да! Значит, эти веревки служат оградой для богини Солнца?

– Именно так, – кивнул я, глядя на симэнава, свисающие с тории. – Та самая священная ограда, что не пускает тьму обратно в мир, – я сделал паузу, давая ей осмыслить мои слова. – Считается, что проход под ториями символизирует вход на территорию, где восторжествовал свет. Симэнава же служит напоминанием об обещании: рассвет обязательно наступит.

Она еще раз окинула взглядом верхушку тории и с воодушевленным лицом начала спускаться по лестнице вместе со мной. Все время, пока мы шли, я не отпускал ее руку. Она была такой теплой и хрупкой, что казалось, будто сама Аматэрасу вложила в мою ладонь частицу своего солнечного света. Мне так не хотелось отпускать Нину, ведь впереди нас ждала неделя учебы, где я мог бы лишь украдкой смотреть на нее, не имея ни единого шанса прикоснуться.

Глава 12. Разлад.

Сегодня утро было по-особенному туманным. Даже свет фонарей не мог рассеять плотную, насыщенную влагой пелену. Такая погода напоминала мне сон – тот, в котором видишь лишь часть воображаемого мира, а рука, протянутая, чтобы коснуться неведомого, проваливается сквозь серую, бездонную дымку. Не успела я отойти от папиной машины и дойти до школьных дверей, как с ужасом осознала: от влажного утреннего воздуха мои волосы неплохо так распушились, и я стала похожа на пухлощекий одуванчик. Хорошо, что расческа всегда лежит в рюкзаке. Быстро собрав непокорные пряди в тугой пучок, я с облегчением направилась в класс.

Прошло совсем немного времени, прежде чем в дверях появился Такеши и занял место за соседней партой. Несмотря на то, что мы сидим так близко, это не приносит мне никакого облегчения. Это приятное соседство без права на прикосновение лишь обостряет чувства, навеянные разлукой. Иногда я замечаю, как он украдкой поглядывает на меня, при этом пряча улыбку. От этого на душе становится тепло, а в груди будто подбрасывают несколько лучин в и без того пылающий костер.

Уже три недели я придумываю отговорки для родителей и Мики, чтобы провести больше времени с Тако. И за этот короткий срок я с изумлением поняла нечто важное: он стал для меня «тихим местом». Рядом с ним я чувствую себя настолько уверенно, что могу без страха признаваться даже в собственных слабостях. Меня бесконечно восхищает то, как он формулирует и выражает свои мысли. Я никогда не задумывалась, что кто-то может размышлять о таких, казалось бы, простых вещах: почему одни люди – «жаворонки», а другие – «совы»? Или почему стыдливую мимозу называют именно стыдливой, а не, скажем, скромной или, на худой конец, цветком-гаптофобом?

Резкий толчок в спину грубо вернул меня из мира лирических мыслей в реальность класса. Я обернулась. Позади, с самодовольной ухмылкой, сидел Ичиро и протягивал сложенный клочок бумаги. Моя рука на автомате потянулась и взяла его. Я развернула листок. Всего два слова: «Такеши и Нина?» горели на бумаге, словно обвинение. По спине пробежал не просто холодок – будто мою кожу долго и мучительно натирали льдом. Этот хитрец каким-то образом раскусил нас, хотя даже Хиде, лучший друг, ни о чем не догадывался.

Мы договорились хранить все в секрете – казалось, так будет спокойнее. Но теперь каждый случайный взгляд одноклассников вгонял меня в состояние неловкой напряженности, заставляя задаваться вопросом: кто еще знает?

Я крупно вывела на том же листке иероглифы отрицания и, смяв его, бросила обратно Ичиро. В ответ он лишь усмехнулся, словно все и так было ему ясно, а мой гневливый отпор лишь подтверждал его догадку. Эта самоуверенная усмешка пугала куда сильнее, чем прямое обвинение. В ней читалась непоколебимая уверенность, что рано или поздно все всплывет наружу, и мне придется отвечать на прямые вопросы, против которых бумажные записки покажутся детской забавой.

Едва я начала успокаиваться, как вдруг Мика протянула мне карандаш. Когда я потянулась за ним, она наклонилась ниже и тихо спросила: "Что Ичиро хотел от тебя?"Я лишь беспомощно открыла рот. Мне совсем не хотелось разжевывать эту ситуацию и извиваться, в поисках оправданий. И тогда я решилась ей обо всем рассказать.

– Объясню на физкультуре, – прошептала я Мике, делая вид, что поправляю гольфы.

Учитель физкультуры разделил нас на команды, и мы с Микой оказались по разные стороны волейбольной сетки. Почти все занятие она бросала на меня вопросительные взгляды, безуспешно пытаясь сохранить бесстрастное выражение лица. Я-то прекрасно понимала: она ждет не дождется конца урока, чтобы засыпать меня вопросами о той злополучной записке. Снежная королева с горячим сердцем – вот как она мне сейчас видится.

Когда урок наконец окончился, и мы потянулись в раздевалку, Мика схватила меня за запястье и, не говоря ни слова, отвела в самый дальний угол – туда, где даже у самых любопытных ушей не было ни малейшего шанса подслушать наш разговор.

– Не томи! Чего хотел Ичиро? – выдохнула она, вся во власти любопытства.

– Да как бы тебе покороче все объяснить… – я замялась, отводя взгляд.

– Нина! – она прошептала с упреком, и в этом шепоте слышалась настоящая угроза.

Чуть переведя дух, я сказала:

– Ичиро думает, что мы с Тако встречаемся.

– С чего вдруг? – округлила она глаза.

– С того, что это правда, – выдала я.

Мика серьезно на меня посмотрела, шагнула назад, создавая впечатление девушки, которую пытаются надурить, и бросила:

– Да ты шутишь!

– Вовсе нет, – подтвердила я, стараясь говорить максимально спокойно, хотя сердце отчаянно колотилось.

– Так это… правда? – выдавила она после небольшой паузы, и в ее глазах читалось уже не подозрительность, а чистое изумление, смешанное с обидой, что ее не посвятили в секрет сразу. – Вы… вы же даже не общаетесь на виду у всех!

– Этого нам и не нужно.

Она замерла, пытаясь осмыслить услышанное. Внезапно ее взгляд упал на Нацу, которая заливалась искренним смехом в компании Рей.

– Ты хоть представляешь, к чему это может привести? Нацу расшибет тебе голову, если узнает.

– Ты хочешь, чтобы я ее боялась? – возмутилась я, не веря своим ушам.

– Суть не в этом. И как долго вы уже вместе?

– Чуть меньше месяца.

– Лучше бы ты не влипала в эту историю.