Развод. Любовь была слепа

– Оставайся здесь. Мы с тобой поговорим позже, – здесь его тон становится суровее, взгляд из некогда растерянного становится грубым и предвзятым. Ах да, ведь Боря вспомнил, что якобы видел, как я била Арину в живот, поэтому ему нужно срочно включать роль злого и грозного мстителя, чтобы не спалиться перед Тамарой.

Порываюсь ответить хоть что-то, но Борис со свистом шин срывается с места, едва не сбивая меня с ног. Успеваю отскочить в сторону, наблюдая за тем, как авто уезжает все дальше и дальше.

Долго смотрю им вслед, пока не понимаю, что замёрзла. На улице уже начинает темнеть.

Возвращаюсь обратно в дом.

В глаза бросается накрытый стол, за котором мы прямо сейчас должны были сидеть с подругой, пить вино, смеяться, делиться друг с другом последними сплетнями… Сердце ударяет очередной нож, когда до меня доходит реальный исход нашего времяпровождения.

Сердце болит, перед глазами мельтешат разноцветные пятнышки. Медленно присаживаюсь на кресло, которое мы с Борисом так долго и тщательно выбирали, когда обустраивали дачу.

Кладу голову на ладони, ощущая, как в ней снова начинает заражаться неприятная пульсация.

Это все нервы. Пытаюсь найти оправдание своей очередной головной боли, которая уже стала для меня обыденностью.

«Вот, Любонька, пожинай плоды своих извечных головных болей!»

Неужели Борис и в самом деле нашел себе девицу на стороне из-за того, что я в последнее время так часто стала себя плохо чувствовать? В таком состоянии мне и в самом деле было не до секса, да и вообще, мне казалось, что мы с Борей уже далеко не влюбленные подростки, считала, что уже давно прошло то время, когда мы могли часами напролет не вылезать из постели.

Но, как оказалось, мой муж ненасытен в интимном плане. Его душа потребовала более молодое и стройное тело. И в качестве любовницы он решил выбрать дочь моей подруги и подругу дочери в одном лице. Ту девушку, которая часто пребывала в нашем доме. Видимо, присматривался. И присмотрелся. Да так, я что я сегодня воочию наблюдала их пламя страсти.

Не верю, что это все происходит со мной. Не верю…

Услышав звонок телефона, резко подрываюсь с места, чтобы ответить на него. Может, это звонит Борис, чтобы сказать о состоянии девушки? Хотя какая мне разница, если честно, плевать. Возможно, это прозвучит жестоко, но я буду рада, если Арина потеряет этого ребенка.

Нет, это точно не Борис. Даже если звонит он, я не возьму трубку! Ощутив резкую боль в затылке, замедляюсь, жмурю глаза, думая о

том, что сейчас спазм отпустит. Медленно, практически вслепую движусь в сторону звука мобильного. Почти добираюсь до сумочки, открываю глаза. Зрение пропадает. Вижу лишь размытый облик сумки и разноцветные пятна, которые хаотично пляшут перед глазами.

Боль увеличивается, давит в виски болезненной пульсацией. Да что со мной?

Мне кое-как удается достать свой гаджет, но не вижу, кто именно звонит.

В любом случае, кто бы это ни был, нужно ответить на звонок и попросить помощь. Меня пугает моё состояние. Звонок прекращается. Черт, не успела!

Нужно разблокировать телефон, но я ничего не вижу!

Боль усиливается и становится практически невыносимой. Протяжно мычу, медленно опускаюсь на пол, в надежде перетерпеть. В надежде, что сейчас отпустит и я вернусь к своей привычной жизни. Как сказать, привычной. К новым реалиям, так больше подойдёт.

Ощущение, будто бы в голове что-то лопнуло, раскололось на тысячи осколков, пронзая мозг острыми, нестерпимыми уколами боли. Не могу сделать и вдоха. Телефон снова начинает звонить, но все звуки отдаляются, заглушаются, теряются в нарастающем гуле… И следом наступает кромешная, всепоглощающая темнота. Она обволакивает меня подобно пуховому одеялу, унося в куда-то в бездну.

Глава 6

Любовь

Сознание возвращается медленно, словно густой туман пытается рассеяться под первыми лучами солнца. Мир вокруг размытый, окутанный плотной белесой пеленой. Звуки доносятся до меня приглушенно, как будто из-под толщи воды.

Я слышу чьи-то разговоры, но не могу уловить суть.

Тело кажется невероятно тяжелым, словно налито свинцом, каждая мышца ноет, протестуя против малейшего движения. В голове пульсирует тупая боль, отдающаяся резкими вспышками в висках. Веки тяжелые, как будто на них положили камни, приходится приложить невероятные усилия, чтобы приоткрыть их.

Постепенно контуры предметов становятся четче, звуки обретают ясность, а туман в голове начинает рассеиваться. Однако ощущение дезориентации сохраняется. Где я? Что случилось?

Вопросы без ответов вихрем носятся в моей голове, усиливая нарастающую в ней боль. Мир кажется каким-то нереальным, словно сон, из которого невозможно проснуться.

Попытка пошевелить рукой вызывает прилив тошноты и головокружение. Дыхание прерывистое, неглубокое. Пытаюсь понять, что случилось до и почему я нахожусь… Здесь. В белых стенах больницы.

В горле стоит ком, мешающий глотать. Холодный пот выступает на лбу, а тело бьет неконтролируемая дрожь. Ощущение собственного тела возвращается постепенно, начиная с кончиков пальцев и постепенно распространяясь по всем конечностям. Это подобно тому, как онемевшая рука начинает "отходить", сопровождаясь покалыванием тысячи мелких иголочек.

Постепенно, фрагмент за фрагментом, начинают всплывать обрывки воспоминаний, словно пазл, который кто-то пытается собрать в темноте. Картина происшедшего проступает медленно, неохотно, но с каждым моментом становится все яснее, что же именно привело к потере сознания.

И это осознание обдает мощной ледяной волной, которая сшибает все на своем пути. Задыхаюсь ещё сильнее, сердце стучит в бешеном ритме, ощущаю себя птицей, которую заточили в клетку и я не понимаю, как найти из неё выход.

Наша дача.

Измена Бори с Ариной. Её беременность.

Грубый осуждающий взгляд Тамары.

Они вдвоем уезжают спасать ребёнка Арины. Я остаюсь одна. А после случился приступ, после которого я потеряла сознание.

– Милая, наконец-то ты пришла в себя, – с приторной мягкостью проговаривает Боря, осторожно берет меня за руку. Она ощущается шершавой, холодной, какой-то ненастоящей, чужой – как у манекена. Предатель смотрит на меня испуганно и тревожно, словно ему и в самом деле на меня не наплевать. Врет.

– Мамочка, мы так за тебя испугались, – рядом раздается звонкий голосок Лики. Дочка смотрит на меня с улыбкой, а в глазах затаилась глубокая печаль. Тяжело вздыхаю, на миг прикрываю глаза. Пытаюсь собраться с мыслями, чтобы выдавить из себя хоть что-то.

Голова трещит по швам, и мне, честно говоря, страшно за свое состояние. Что со мной произошло и почему мне стало так плохо? Вспоминаю свои предшествующие этому приступу головные боли. Они случались часто, но я не придавала им значения.

И, как оказалось, очень зря.

Мне хочется вырвать свою руку из захвата Бори, хочется высказать ему все, что я о нём думаю. Обругать последними матерными выражением и прогнать прочь из своей жизни. Но я слишком слаба, чтобы проявить сопротивление. Да и присутствие дочери заставляет притормозить с бурным потоком речи, рвущимся наружу.

– Как ты, любимая? – Боря смотрит на меня… С жалостью. Так смотрят на людей, которые находятся на какой-то критической стадии болезни. И Лика… Дочь вся бледная, словно, черт возьми, мне жить осталось считанные дни и они с Борисом пришли сюда, чтобы попрощаться. Становится ещё страшнее. Да что происходит?! Почему они так на меня смотрят?

Взяв себя в руки, собираю силы в кучу.

– Ч-ч-ч-т-т-о с… с… С-со мн-ной?

Не понимаю, что стало с моей речью. Почему она такая прерывистая и сбивчивая? Чтобы произнести эту фразу мне потребовалось неимоверное количество сил. Ощущаю, как следом тут же сдуваюсь, больше не способная произнести ни слова.

Мое состояние меня дико пугает. Сердце колотится на износ. Ладошки и стопы леденеют. Кончики пальцев неприятно покалывает.

Боря и Лика украдкой переглядываются друг с другом.

Предатель, обреченно вздохнув, принимается растирать пальцами переносицу, будто бы нарочно растягивает образовавшуюся паузу. Хочу поторопить его с ответом, но не могу. Просто не получается. Замираю в ожидании, боясь услышать что-то страшное. Тот самый диагноз, который впоследствии может навсегда изменить мою жизнь. Заранее догадываюсь, что мерзавец не скажет мне ничего хорошего. Его взгляд прямо указывает на то, что со мной все… Очень плохо.

– Люба, у тебя произошел инсульт.

Глава 7

Любовь

– Пап, вообще-то, микроинсульт! – топнув ногой, высказывается Лика, переводя на меня полный сожаления взгляд.

– Лик, это не имеет значения, – устало выдыхает Боря, ощущаю, как его грубая рука гладит мои пальцы. Пытаюсь ее убрать, но предатель нарочно усиливает захват. В данном состоянии я не могу сопротивляться ему. И это удручает.

У меня случился инсульт. Или, как выразилась дочь, микроинсульт. Наверное, Боря прав, это уже не имеет значения. Я чувствую себя… Ужасно.

Голова… Она будто бы не моей стала. Словно отделилась от моего тела. Прикрываю глаза, болезненно морщусь. Да, как я и догадывалась, диагноз неутешительный. Он страшный. Пугающий до озноба. Хочется кричать от отчаяния, но я не могу.

Моя речь меня пугает. Когда я пытаюсь сказать что-то ещё, получаются лишь жалкие, ничего не значащие, обрывки фраз.

– Эт-то в-все из-з-з-з-а т-теб-бя… – с уроком смотрю на Бориса, ощущая, как в груди болит сильнее из-за его подлого предательства.

Лика недоуменно хмурит брови, кажется, она не поняла, что я имею ввиду. Не потому что не хочет понимать, а потому что моя речь настолько бессвязная и несуразная, что я и сама себя толком не понимаю.

Когда обращаю внимание на Бориса, ловлю его безжалостный взгляд. Он понял. Он, в отличие от дочери, понял, что я имею ввиду. Но виду не показывает. Я это понимаю по его лживым глазам.

– Люб, тебе лучше сейчас не напрягаться. Отдыхай, набирайся сил. Будем надеяться на лучшее, – Боря натягивает на лицо подобие утешительной улыбки.

– Пап, а что пыталась сказать мама? – Лика подходит ближе и садится на край моей кровати.

Чувствую, как меня знобит. Кончики пальцев рук и ног немеют от холода. В голове стучат тяжелые молоты, в горле стоит плотный вязкий ком. Наверное, мне и в самом деле лучше помолчать. Когда я слышу свою речь, мне хочется плакать.

– Лик, сейчас у твоей мамы проблемы с речью… И то, что мы с тобой её не понимаем, это нормально.

Дочь устало вздыхает, бросает на меня сопереживающий взгляд. – Мам, все будет хорошо, – дочь пытается подбодрить меня, но

я вижу в её глазах застывший страх и осознание неопределенности. Никто не знает, что будет дальше. – Пап, а она теперь всегда… – дочка переводит испуганный взгляд на Бориса, шумно сглатывает, делает короткую паузу между словами. – Всегда будет так разговаривать?

Боря вдыхает со свистом. Затем также шумно выдыхает.

– Я не знаю, Лик. Надеюсь, что нет, – безжизненно произносит предатель, выказывая своё фальшивое глубокое сочувствие. В голове закрадывается шальная мысль, что моё состояние может быть ему на руку. В данном случае я мало что смогу сказать. И это угнетает. Даже пошевелиться сложно, наверное, мне предстоит долгое и муторное восстановление.

– Кстати, дочь, сходи позови врача. Скажи, что мама пришла в себя, – Борис дает команду Лике и она, молча кивнув, выходит из палаты.

– Г-гад-д… Т-ты з-за в-се зап-платишь… – собираю в кучу остатки сил, чтобы выказать свое истинное отношение к предателю, пока мы остались наедине.

Взгляд Бори сразу же меняется. Становится суровым, стальным. – Ты с-спиш-шь… с Ар-рин-ной… – несмотря на свое жалкое

состояние, хочу внушить предателю страх. Страх, что однажды эту правду узнают все. Наша дочь, сын, окружение. Я не буду молчать.

Да, сейчас я физически не могу выплеснуть все, что думаю, в его сторону, но я хочу надеяться и верить, что так будет не всегда. Однажды я приду в норму и смогу зажить полноценной жизнью. И я скажу все в первую очередь Лике. Чтобы она знала, какая у неё подлая и лживая подруга.

Пускай у дочки слабое больное сердце, я постараюсь ей все рассказать как можно мягче, так, чтобы эта правда понесла за собой минимум последствий для неё.

– Т-ты м-мне с н-ней из-з-з-мен-нил…

Борис резко подается вперёд, и на этот раз уже грубым захватом сжимает мою руку.

– Нет, Люба. Ничего не было. Тебе это все приснилось. Это плод твоего больного воображения. И врач это подтвердит, – он сурово хрипит, наклонившись к моему уху. – А вот, кстати, и он, – услышав щелчок двери, Борис резко отстраняется от меня и выпускает мою руку, натягивая на лицо маску любящего и сочувствующего моей беде мужа.

Глава 8

Любовь

В палату входит худощавая женщина примерно моего возраста. Её черные волосы затянуты в тугой высокий пучок, открывая бледное, немного вытянутое лицо.

Тонкие, словно нарисованные, брови изгибаются изящной дугой над карими глазами, в глубине которых мерцает смесь профессиональной отстраненности и толики сочувствия. На ней надет белоснежный, накрахмаленный медицинский халат, а на груди поблескивает бейджик с едва различимой издалека надписью. Женщина двигается бесшумно, ее длинные, изящные пальцы нервно перебирают край планшета, который она держит в руках. Следом за ней семенит и Лика, издав шумный вздох, она садится на стул, так же как и я, ожидая вердикта врача.

Напрягаюсь, потому что боюсь, что услышанное добьет меня окончательно. И я помню слова Бори о том, что в случае чего, врач подтвердит моё невменяемое состояние, и все вокруг поверят в то, что я несу бредни. Я бы все отдала, чтобы все было так. Чтобы та подлая измена с Ариной, наезды и упреки Тамары, ребенок, судьба которого мне вряд ли будет известна в ближайшее время, чтобы это все было просто дурным сном или плодом моего больного сознания. Но как бы Борис не пытался меня в этом убедить, я всё-таки ещё не сошла с ума. Я все помню. И воспоминания эти довольно реалистичные. Нет, это все было наяву. Я точно помню.

– Любовь Фёдоровна, как вы себя чувствуете? – деловитым врачебным тоном спрашивает женщина, её губы искажаются тенью доброжелательной улыбки.

– Яяя… Н-не з-з-знаю, – моя прерывистая речь раздражает слух, кажется, уж лучше мне и вовсе молчать. Взгляд врача выражает сочувствие, издав тяжелый вздох, она что-то записывает себе в планшет.

– Видите, у нее проблемы с речью, – Боря небрежно взмахивает рукой в мою сторону, изображая глубокое расстройство. Лика молча наблюдает за сложившейся картиной, вижу, как дочка плотно сомкнула ладони, растирает их пальцами, что свидетельствует о её нервозности. Один лишь Боря, кажется, ведет себя ровно и расслабленно, искажая на лице гримасу тревожности. Но зная его истинную сущность, теперь я понимаю, насколько была слепа и как же сильно ошибалась в своем муже. Я издалека чую его фальшь, и его неестественное поведение вызывает острый приступ тошноты.

– Да, такие последствия после инсульта вполне ожидаемы, – вполголоса произносит женщина, переводя взгляд от планшета в мою сторону. – Любовь Федоровна, меня зовут Ирина Александровна – я ваш лечащий врач. Нам с вами предстоит впереди сложная работа, поэтому предупреждаю сразу – будет непросто. Но если вы запасетесь терпением и будете выполнять нужные рекомендации, то положительный     исход не заставит     себя     ждать, – Ирина Александровна миловидно улыбается, чем вселяет в меня надежду на лучшее.

– Значит, мама будет такой не всегда? Она поправится? – Лика резко вскакивает со стула, смотрит в глаза женщины с надеждой, затаив дыхание.

– Мы сделаем для этого всё возможное, – тактично отвечает врач. – А вам, – она взглядом указывает на Бориса и Лику, – также важно быть терпеливыми и окружить вашу маму и жену заботой.

Боря с видом героя качает головой. – Несомненно.

– Любовь Федоровна, двигаться можете? Попробуйте поднять правую руку, – командует Ирина Алексеевна, и я её послушно выполняю. Медленно поднимаю руку, и она, слава богу, поддается.

– Замечательно. А теперь левую.

С таким же усилием выполняю нужное движение.

– Прекрасно, – хвалебно произносит врач, ободряюще улыбаясь. – Значит, как я и думала, опорно-двигательный аппарат не нарушен. Только проблема с речевой деятельностью, – задорно пропевает она, делая пометки на планшете.

– Любовь Федоровна, вам очень повезло. Хорошо, что в момент приступа вы находились не одна, – бодро произносит женщина, а я хмурю брови. Качаю головой, заставляю свой язык послушаться меня и то, что я собираюсь сказать.

– Н-нет… Я б-был-ла од-дн-на… – голос впридачу ко всему еще и садится. Вот черт!

По взгляду женщины я догадываюсь, что она ничего не поняла.

А я в точности помню, как все произошло. Боря с Тамарой уехали в больницу, спасать Арину и её ребёнка, а я осталась на даче совершенно одна. Даже боюсь представить, сколько часов я провалялась там без сознания. И ещё в больнице. Какой сегодня вобще день? Время суток? Все это ещё предстоит выяснить, чтобы сложить пазл воедино.

– Что вы говорите? Одна? – Ирина Александровна переглядывается с Борисом. В её взгляде застыло замешательство.

– Да нет же, любимая, с тобой была твоя подруга Тома. Помнишь её? – лукаво ухмыляется подонок. – Так вот, я с Васей уехал на рыбалку. А вы с Томкой решили на даче досуг провести. Уже ближе к ночи мне позвонила Тамара и сказала, что тебе стало плохо. Я сразу же сорвался к тебе…

Его ложь вызывает приступ удушья. Особенно то, с какой ловкостью и филигранным умением он заставляет меня в нее поверить. Лика хмурит брови, её размытый взгляд скользит вдоль меня, затем снова возвращается к Боре.

Муж, в свою очередь, поднимает испуганный и тревожный взгляд на врача.

– Ирина Александровна, дело в том, что… Моя жена думает немного по другому, говорит о тех происшествиях, которых не было. Скажите, такое ведь может быть? Может, пока она находилась без сознания, эти события могли ей… Присниться? А она принимает свой сон за реальность? – кривая улыбка мужа больше напоминает злобный оскал.

– Борис Аркадьевич, наш мозг очень сложная вещь, поэтому такой вариант не исключен, – слова женщины звучат как приговор. Прекратив записи, она отлучается, заверив в том, что зайдёт ко мне ещё чуть позже и мы с ней обсудим дальнейших план лечения.

Мы снова остаемся втроем. В глазах Бориса плещется выражение победителя. Он услышал то, что хотел услышать. И теперь ловко будет пользоваться этим в своих интересах.

– Мам, а что ты имела ввиду? – встрепенулась Лика, ожидая от меня ответа, который я при всем желании не смогу ей озвучить. Моя заторможенная речь тяжелым камнем тянет меня вниз. За меня решает ответить предатель:

– Лик, если сказать простым языком… То твоя мама немного не в себе.

Глава 9

Любовь

– Ч-что т-ты… – пытаюсь выразить свое возмущение и несогласие, но Боря резко вскидывает руку вперёд, призывая меня замолчать. Хочется выть от бессилия. Если бы я только могла нормально разговаривать! Если бы имела на это силы! Я бы все сказала разом. Но судьба словно насмехается надо мной, лишая, казалось бы, такого элементарного навыка, как членораздельная речь.

Замолкаю. Голосовые связки печет от того, что я уже на протяжении получаса жестоко их насилую. Проговаривая каждое слово, я вкладывала неимоверное усилие. По итогу все равно оказалось непонятой. Неуслышанной.

Решаю приберечь силы. На будущее.

Мне нужно остаться наедине с дочерью. Как, правда, я это сделаю, ещё не придумала, но думаю, такой момент настанет, и я им воспользуюсь. Дочка мне поверит, поймёт. У нас с ней довольно близкие доверительные отношения, поэтому я уверена, что Лика поможет мне раскусить Бориса. Пускай ей тоже будет больно, но она хотя бы узнает, какая на самом деле её подружка. Та ещё змея. Хочу оградить свою дочь от общения с ней. Единственное, что не даёт покоя, это ребенок. Удалось ли его спасти? И если да, что они собираются с ним делать?

– Лик, у твоей мамы серьезный недуг, поэтому она, первое время, может говорить несуразицу. В общем, не принимай близко к сердцу ее слова, – уже мягче добавляет Боря, положив руку на плечо дочери. Лика бросает на меня жалостливый взгляд. Её глаза полны боли и отчаяния. Сердце сжимается оттого, что дочка страдает, переживая за меня.

– Послушай, Ликусь… Ты можешь ехать домой. Присмотри там за Кириллом, ему тоже сейчас нелегко и необходима поддержка. А я побуду с твоей мамой, – дает наставление предатель, и Лика одобрительно кивает. Черт, оставаться наедине с этим подлым мерзавцем мне вовсе не хочется. Зуб даю, он сейчас снова будет угрожать и пользоваться моей уязвимостью.

– А если мама будет хорошо себя вести, то завтра и Кирюша придет в гости, – нарочито задорно пропевает предатель, издевательски подмигивая. – Ты же хочешь его увидеть, не так ли? – с нажимом выдает мерзавец, нарочно играя на моих нервах. Как же я его ненавижу.

– Ладно, мамуль, я поеду, – грустно улыбается Лика, подходят ко мне и целует в лоб. Киваю, пытаясь выдавить из себя улыбку. – До завтра.

Лика уходит, оставляя нас снова наедине. Тишина давит, едва различимое тиканье часов действует на нервы. Борис молча расхаживает вдоль палаты, бросая на меня косые взгляды. Лишь сейчас я догадываюсь, что он великодушно выделил мне отдельную, скорее всего, платную, палату. Здесь есть телевизор, микроволновая печь, холодильник, отдельная уборная. Надо же, как постарался.

– Р-реб-бён-нок… – хриплю я севшим голосом. Боря замирает, стоя ко мне спиной. Затем медленно разворачивается в мою сторону. Его лицо искажает изумление. И все же он понял, что я имею ввиду.

– О чем ты, Люб? – искусно изображает искреннее удивление. – Реб-бенок Ар-рины, – на этот раз у меня удается более четко

вытолкнуть из себя два слова, и я мысленно себе аплодирую, радуюсь такой маленькой, но все же, победе.

Борис хмурит брови. В глазах зарождается злоба.

– Ты снова за свое… – устало вздыхает предатель. – Люба, не зли меня. Хватит нести свои бредни. Ничего не было. Ты все придумала! Как мне это ещё тебе доказать?

И пусть Боря мастерски пытается убедить меня в собственной невменяемости, я знаю, что тот кошмар происходил со мной наяву. Я никак не могла спутать сон с реальностью. Как же мне это доказать? Стараюсь оттолкнуть подальше мысль о том, что он все-таки может быть прав. Нет, я не поддамся. Теперь я раз и навсегда убедилась в том, что верить можно только себе.

– Б-был-ло… – стою на своем, и когда Борис резко подбегает ко мне и больно хватает за запястье, пугаюсь, ощутив, как сердце подпрыгнуло к горлу. Сейчас ещё убьет меня, мало ли, чтобы не мешалась.

– Люба, я тебя умоляю. Хватит. И только попробуй рассказать свои бредни дочери. У неё больное сердце. Хочешь потащить её на дно за собой? Хочешь, чтобы она потом лежала в соседней палате?! – Борис издает угрожающий рык, и я с болью осознаю, что он прав. Каким бы он не был мерзавцем в моих глазах, он, черт возьми, прав. Если из-за меня пострадает дочь, я никогда себе этого не прощу. Через несколько месяцев для Лики обещают выделить квоту на операцию, осталось подождать совсем немного, чтобы моя дочь забыла о проблемах с сердцем и начала жить полноценной жизнью. Черт, в данной ситуации эти несколько месяцев будут казаться вечностью. Это значит, что до операции лучше не подвергать дочку лишним стрессам. Вот теперь понимаю, что я не только лишена голоса, у меня, в придачу, со всех сторон связаны руки.

– Боюсь, если ты не прекратишь нести эту чушь, мне придется рассказать об этом врачу. Вполне возможно, что помимо невролога и логопеда, с тобой будет заниматься ещё и психотерапевт. Я не позволю тебе очернять мою репутацию! Кем ты меня хочешь выставить перед детьми?! И да, кстати, если я подключу ещё и психиатра, то срок твоего пребывания здесь может быть затянут на неопределенный срок. Я бы этого, не хотел, конечно. Но если тебе не станет лучше… – последнее слово произносит двусмысленно. Я понимаю, на что он намекает, и что имеет ввиду под словом «лучше». – То мне придется применить меры, – Борис пытается исказить сочувствующую гримасу, а по итогу выходит какой-то неприятный кривой оскал, от которого на коже выступают колкие мурашки.

– Так что, Люба, теперь поняла, что тебе лучше молчать? – грубовато шипит Борис, наклоняясь к моему уху.

Шумно сглотнув, вместо ответа всего лишь киваю.

– Вот и славно. Такой ты мне нравишься больше. Тихой, смирной и послушной. Продолжай в том же духе.

Глава 10

Любовь

В какой-то момент я поняла, что мне в самом деле лучше молчать. И хотя бы делать вид, что я поверила Борису. Как бы я хотела, чтобы те картинки с его изменой, были всего лишь плодом моего больного сознания.

Одна лишь надежда согревала мою душу – врачи давали положительный прогноз, а уже на следующий день со мной начал заниматься логопед, у меня даже начинало получаться говорить чуточку быстрее и более внятно. Молодая девушка, её звали Илона Эдуардовна, сказала, что если я буду также упорно стараться, то моя речь сможет восстановиться за несколько недель. Это, с одной стороны, радовало, с другой же, я понимала, что пока не смогу осмелиться и рассказать дочери правду. Нужно будет, как минимум, дождаться операции.