
Полная версия:
Твердислав, княжич с острова Руяна
– Будогост требует пояс, – напомнил Твердислав.
Мать раскрыла сундук, в котором хранилась реликвия. Княжич бережно вынул его, развернул на столе, разгладил мягкую ткань с золотой бахромой и жемчужными блестками.
– Может, не отдавать его? – с сомнением спросил он.
– Если б на то была наша воля! – вздохнула княгиня. – Но твой отец этому поясу не хозяин. Пояс принадлежит самому Святовиту, и никому, кроме него. Мы лишь храним его, но не владеем, и обязаны возвратить его храму по первому требованию.
– А его не храм требует, – нашел предлог княжич. – Просьба пришла от старейшины, а не от великого волхва. Пусть за ним настоятель приходит – тогда отдадим.
Он убрал пояс в сундук и решительно захлопнул крышку. Гери перестал вертеться под ногами и уселся рядом, как сторож, занявший пост.
В Арконе, зажатой между морем и земляным валом, до любого места было рукой подать. Гомон народной толпы, собравшейся на площади перед храмом, долетел до слуха Твердислава сразу, как только он вышел за ворота в сопровождении Хотовита, Страхини и близнецов.
За хозяином увязался и Гери, который никак не хотел отставать. Волк бежал рядом неторопливой трусцой, словно демонстрируя, что он выше людей. По пути к Твердиславу присоединился еще добрый десяток гребцов с ладьи его отца. Они величали его по имени-отчеству, к чему он совсем не привык, и справлялись о самочувствии князя. К площади он подошел уже в окружении целой команды, которая приняла горделивый вид, показывая, что это не просто толпа, а дружина, главнейшая среди всех на Руяне.
Такие же дружины Твердислав разглядел вокруг своего стрыя и Мечислава, с которым он встретился взглядом. Воевода сверкнул на него глазами, поджал губы, и обернулся к своим людям, заморская одежда которых выдавала в них викингов. Даже Домажир, и тот собрал вокруг кучку сторонников, которые вели себя с показным нахальством, громко смеялись, и всячески привлекали внимание.
Внезапно гомон затих. Щуплый сухонький старичок с седой бородой вышел из ворот, отделяющих двор храма от площади. В руках у него трепетало багряное знамя, с которого взирал вышитый лик Святовита.
– Будогост вынес Станицу! – благоговейно проговорил Хотовит.
Твердислав и сам ощутил прилив суеверного восторга, который охватывал ранов при виде этого знамени, имевшего собственное имя. С выноса этого символа начинались важнейшие обряды. Ценнее его считался только конь, на котором невидимый Святовит выезжал на гадания, и этого коня вывел за собой в поводу почтенный волхв, настоятель храма Велибор.
При виде скакуна, безупречно белого, с расчесанной и лоснящейся гривой, народ разразился бурными возгласами. Шума конь не испугался, но подозрительно покосился на Гери, который, как ни в чем не бывало, уселся у всех на виду и задней лапой принялся чесать свой загривок, показывая свое отношение к восторгам и аханьям двуногих.
Последним из храма вышел помощник настоятеля Рогволод – он нес в руках жердь, на верхушке которой колыхался резной деревянный орел, готовящийся ринуться на добычу. Все трое вышли на середину площади и развернули регалии так, чтобы они были видны сразу всем.
– Дорогу княжичу! – Хотовит полез сквозь толпу в первый ряд и потащил за собой Твердислава.
Шапочка с перьями карачун-птицы поплыла над головами: княжич был и выше большинства из своих соплеменников, и шире в плечах, так что даже в толпе его можно было заметить издалека. Дружина потянулась за ним, расталкивая ротозеев, не успевших убраться с пути. Рослый викинг нарочно не пожелал уступить – так он давал знать, что не признает первенства княжьих людей, но стоило Твердиславу пропустить вперед себя Гери, как датчанин перестал упираться и затесался в толпу.
Дружина прошла в первый ряд и заняла место рядом с людьми Властимила, который явился в сопровождении целой свиты из слуг и гребцов со своей ладьи. Княжий брат держался с достоинством, а его роскошный немецкий мятль на соболином меху, золотистого цвета, с вышитым черным орлом на груди, выделялся даже среди праздничных нарядов знати и богатых гостей.
Нездила позаботился о том, чтобы его хозяин не стоял, как простонародье: он подставил своему господарю деревянное кресло, застеленное покрывалом. Властимил опустился в него, как на царский престол.
Твердислав переглянулся со своим дядей, но подходить близко не стал, чтобы никто не подумал, будто они в сговоре. Нездила сунул волку под нос вяленую рыбу, Гери величественно отвернулся, давая понять, что это угощенье ниже его достоинства. Пожав плечами, закуп сам принялся грызть рыбий хвост – его не смущала ни торжественная обстановка, ни праздничное настроение толпы.
– Руяна в беде, – заговорил щуплый старейшина Будогост. – Мы рассердили богов, и они наслали на нас морского змея. Чудище топит ладьи и рвет сети, рыбаки боятся выходить в море. Разбушевавшись, змей может поднять такую волну, которая смоет половину острова. Ярополк пытался защитить нас, но его сил не хватило. Теперь наш князь при смерти, и душа его вот-вот отправится в небесный чертог Перуна. Нам нужен новый защитник. Выбирайте его, мужи ранов.
– Погодите! Мой отец еще жив. Не торопитесь его хоронить, – возмутился Твердислав.
Взгляд старейшины остановился на княжиче.
– Принес ли ты, отрок, пояс, который твой отец клялся сберечь? – спросил он.
– Пояс в целости и сохранности, ничего с ним не случилось. Он останется в нашем доме до тех пор, пока отец дышит. И сам я давно не отрок, а муж, как и все, кто собрался на вече.
– Пояс принадлежит храму, а не Ярополку и не его семье, – вступил в разговор волхв Велибор. – Он вообще не может принадлежать людям – лишь одному божеству. По древнему обычаю он хранится у князя в знак того, что Святовит признает его вождем племени ранов. Но если князь сменится, то сменится и хранитель пояса.
– Кто-то должен защищать остров от напасти, – добавил Будогост. – Ярополк отравлен змеиным ядом, и никто не знает, что будет с ним дальше. Он может скончаться в любой день, а может пролежать без сознания еще год. Князь нужен нам прямо сейчас. Давайте решим, кто возьмет на себя ратный труд и возглавит дружину.
Велибор успокоил коня, который от нетерпенья начал рыть землю копытом, и заявил:
– У всех славянских племен князю наследует его сын, а если сын еще недостаточно зрел, то младший брат. Во главе дружины должен стать старший мужчина в роду. В княжеском роду за старшего остался Властимил Гостомыслович. Обычай велит выбрать его. Тем более, что молодой Ярополчич вообще не желает никаких перемен.
Толпа, сгрудившаяся вокруг кресла, поддержала эту речь громкими криками. Даже Нездила перестал грызть рыбью кость и заголосил, отчего едва не поперхнулся. Страхиня похлопал его по хребту. Только сам Властимил невозмутимо сидел в кресле и лишь безмолвно взирал на толпу, охваченную страстями. Если он и испытывал в этот миг какие-то чувства, то на лице его они не отразились.
– Никто не хочет нарушить обычая предков, – выходя в круг, проговорил Мечислав. – Но князем может быть только тот, кто привык воевать. Прости меня, Властимил Гостомыслович, ты знаешь, с каким уважением я к тебе отношусь. Но встать во главе дружины должен воевода, опытный в ратном деле. Я водил в бой ратников Ярополка, мне и быть новым князем.
Воевода выхватил из рук Будогоста знамя и встряхнул им так, что вышитый лик Святовита ожил. Кучка пришедших с ним викингов разразилась гортанными воплями. Послышались возгласы на немецком наречии, понятные лишь тем, кто их издавал.
– Попридержи своих коней! – раздался насмешливый возглас.
Толстенький Домажир ворвался в круг и отнял знамя у воеводы. От волнения борода купца встала торчком, а длинные рукава ферязи раскатались.
– Пусть иноземцы говорят на словенщине, иначе Святовит в их речах ни слова не разберет, – потребовал купец. – С какой стати они вообще заявились на вече? Здесь вещают только мужи ранов.
Викинги приумолкли.
– Дорогие мои, вы все меня знаете, все у меня покупали кто зерно, кто ладейные снасти, кто диковинки, которые я привозил вам из дальних краев, – обратился к собравшимся Домажир. – Я повидал мир, я знаю жизнь, и могу встать во главе княжества.
– Где это видано, чтоб купцы лезли в князья? – усомнился Мечислав.
– Если можно безродному воеводе, то можно и мне! – парировал Домажир. – Я водил караваны за тридевять земель. Я и дружину проведу в такие края, где она добудет пуды серебра, аксамиты, шелка и красавиц, каких ваши глаза с роду не видали!
Не меньше десятка человек с разных сторон загомонили – эти сказочные посулы поразили их воображение.
– Мы привезем неслыханные богатства, и отдадим вам! Всем вам, вольные раны! – напирал Домажир.
Народ оживился: рыбаки и пастухи, не вошедшие ни в одну из дружин, почуяли, что запахло большой добычей. Твердислав протолкался к креслу своего дяди и склонился над его ухом.
– Этим двоим нельзя верить, – горячо зашептал он. – Мечислав пытался меня запугать, а Домажир – подкупить.
– То же самое они могут сделать с народом, – Властимил показал ему на толпу, переставшую прислушиваться даже к верховному волхву. – Если кто-то из них сядет на княжеский стол, нам всем придется туго. Давай так: я заявлю свои права, а пояс останется в твоем доме.
– Идет! – согласился Твердислав.
Властимил поднялся, его желтый мятль расправился, все замолчали.
– Следуя обычаю наших дедов, я соглашаюсь принять стол после моего брата, – произнес он.
Нездила вскочил и так затряс рыбьим хвостом, что Гери шарахнулся от него.
– Властилу в князья! – завопил он так громко, что у Твердислава заложило обращенное к нему ухо.
– Ты-то чего выступаешь? – накинулся на закупа Будогост. – Холопам слова никто не давал.
– Я не холоп, а закуп. Это огромная разница.
– Все верно, – подтвердил Властимил. – Еще недавно Нездила был вольным мужем, но взял у меня купу и не смог расплатиться. По старинному праву, я забрал его в работу до тех пор, пока он не вернет долг.
– Закуп – то же, что раб, – возразил старейшина.
– Но я скоро освобожусь! – выкрикнул служка.
– Вот когда освободишься – тогда и подашь голос. А пока молчи и слушай, что говорят вольные мужи!
«Вольные мужи» тем временем так разошлись, что угомонить их не удавалось даже их предводителям. Сторонники Домажира и Мечислава завязали драку, началась свалка, возбужденная толпа пришла в движение и заколыхалась, как море.
– Остановитесь! – заревел Велибор так оглушительно, будто набрал в грудь ураганного ветра. – Если не можете договориться, то доверьтесь гаданию.
Волнение улеглось – гадание о воле богов считалось у ранов важнейшим обрядом, в истинности которого никто не сомневался. Настоятель храма взял коня под уздцы и повел его по кругу. Раны верили, что на коне восседает сам Святовит, пусть его и не видно, поэтому драки тотчас же прекратились. Бесчинствовать в присутствии божества не решались даже самые оголтелые буяны.
Рогволод вынес связку копий и начал втыкать их в землю крест-накрест, так, чтобы конь легко смог перешагнуть через крестовину. У него сразу же нашлась целая компания добровольных помощников – каждому хотелось принять участие в таком важном событии. Всего получилось три пары копий, на первую повесили изображение медведя, вставшего на задние лапы – личный значок Домажира, на вторую – белый флажок с черной рукой, поднимающей меч, это был герб Мечислава, и на третью – желтый платочек с орлом, под каким ходила ладья Властимила.
– Твердята, потребуй, чтоб и на тебя погадали! – зашептал княжичу Хотовит. – Если что, мы за тебя горой встанем.
– Ты – княжич. У тебя больше прав, чем у любого другого, – поддержал кормчего юный Страхиня.
– Да ведь я вовсе не собирался, – опешил Твердислав. – Я только хотел подождать, пока очнется отец.
– Зато они ждать не станут. Смотри, как роют землю, – сказал Хотовит и показал на Домажира и Мечислава, обхаживающих свои пары копий.
– Мне надо посоветоваться со стрыем, сам я к такому повороту не готов.
Твердислав снова приблизился к своему дяде и тихо сказал ему:
– Может, и мне поучаствовать?
– Как ты не понимаешь? – зашептал в ответ боярин. – Воевода с купчишкой против нас – пустое место. При честном голосовании они и половины не соберут от того, что возьмем мы с тобой. Гадание выгодно только им, но не нам. Решить исход дела может дурной случай, и он на их стороне.
Властимил встал с кресла и поднял ладонь.
– Я возражаю! – громко заявил он. – Выбор князя – дело земное. Незачем беспокоить богов из-за таких пустяков.
– Жизнь Руяны имеет смысл лишь до тех пор, пока боги с нами, – возразил Велибор. – Им до всего есть дело. Они наблюдают за нами через алмазную Зеницу, что у подножия Белой Вежи. Не сомневайся: они видят каждую мелочь, которая у нас происходит. Спросить у них лишний раз – вовсе не грех.
– К тому же, исход гадания – лишь совет, а не закон, – добавил старейшина Будогост. – Что бы оно ни показало, выбор придется сделать нам, людям. Но перед тем, как кричать, мы будем знать, на чьей стороне горние владыки – Святовит и Перун.
– Если гадания не избежать, тогда гадайте и на Ярополчича! – громко выкрикнул Хотовит.
– Он – сын и наследник князя. В него верит дружина! – подхватили Мирослав со Славомиром.
– Погодите! Я еще ничего не решил, – спохватился княжич.
– Зато мы все решили, – схватил его за грудки старый кормчий. – Пойми, Твердята, мы – княжеская дружина. Мы – первые на Руяне. Если сейчас уступим – о нас вытрут ноги. Не дай этим проходимцам унести пояс из своего дома.
Твердислав так вспотел от раздумий, что стянул с головы шапку и вытер ей лоб. Хотовит вырвал убор из его рук, решительно вышел на площадь, сам воткнул в землю пару копий, и сам повесил на острие шапочку, разноцветными перьями вверх.
– Обычай велит, чтобы конь сделал три шага, – недовольно сказал Велибор. – Убери лишние копья.
– Еще чего! – дерзко заявил кормчий. – Ярополчич – наш вождь. Мы пойдем за ним на край света. Правда, ребята?
Гребцы с княжеской ладьи закричали так дружно, что перекрыли гомон со стороны Домажира и Мечислава. Добрая половина народа присоединилась к их голосу, чтобы поддержать молодого княжича.
– Ну, если вы так хотите, – сдался Велибор и повел коня через копья.
Народ замер, крики стихли. Все уставились на скакуна, на котором незримо сидел Святовит. Даже Гери, и тот перестал чесаться и навострил ушки. Конь подошел к первой паре и осторожно переступил через крестовину, шагнув с правой ноги. Копыто легонько задело древко, шапочка на его конце дрогнула, перья заколыхались.
– Есть! Жребий наш! – горячо вскричал Хотовит и бросился обнимать княжича.
Близнецы Мирослав со Славомиром стиснули своего предводителя с обеих сторон. Но Велибор повел скакуна дальше. С той же аккуратностью конь перешагнул через копья Мечислава и Домажира, и каждый раз ступал с правой ноги, как того требовали давно устоявшиеся правила. Осталось копье Властимила, на котором трепыхался черно-желтый значок, но конь одолел и его.
– Святовит показал, что все соперники достойны его выбора, – объявил Велибор. – Первый проход завершен.
– Второй проход! Давай второй! – заорал Домажир, обращаясь к толпе.
Его поддержали со стороны Мечислава. Властимил нахмурился, вскочил на ноги и обнял племянника. Твердислав тревожно вгляделся в то, как Велибор разворачивается и ведет скакуна на второй круг.
Конь подошел к шапочке с перьями карачун-птицы, задумался и поднял ногу. Люди на площади затаили дыхание, и даже Нездила перестал грызть свою кость и, не глядя, швырнул ее на землю. Рыбий хвост угодил прямо в нос Гери. Волк отшатнулся, ощерился и зарычал. Конь испугался его рыка, шарахнулся в сторону и сбил крестовину. Копья рухнули на землю, шапочка шлепнулась и подняла тучку пыли.
– Провалились! Как же так? Вот досада! – воскликнул Хотовит.
Страхиня метнулся на площадь, поднял шапочку, отряхнул и вернул Твердиславу.
– Ты чего волка злишь? – рассердился кормчий на закупа.
– Прости! Я не нарочно, – пролепетал тот, и спрятался за кресло своего господаря.
Велибор подвел коня к копьям, на которых качался флажок Домажира. Гери не мог успокоиться, он вскочил и принялся расхаживать взад и вперед, хотя места для этого едва хватало. Мечислав показал волку кулак, обмотанный пахучей тряпочкой. Конь приготовился к тому, чтобы взять препятствие. Волк зарычал на воеводу, конь споткнулся и сбил вторую пару копий.
– Это нарочно подстроено! Так нельзя! – закричал Домажир, но его никто не стал слушать.
Велибор подвел коня к третьей паре со значком Мечислава.
– Уйми своего зверя! – Домажир протиснулся через толпу и схватил Гери.
– Не трогай его! Он не терпит чужих, – сказал Твердислав.
– Эй, потише там! – выкрикнул Мечислав.
Конь занес ногу над его копьями. Гери вырвался из рук Домажира и укусил его за ладонь. Купец заорал и затряс рукой. Конь резко прыгнул вперед, сбил значок Мечислава, и тут же, не глядя, снес оставшуюся пару копий, принадлежащих Властимилу.
– Гадание сорвано, – гневно произнес великий волхв.
Конь принялся носиться по кругу в поисках выхода, но народ так плотно обступил площадь со всех сторон, что деться ему было некуда. Он наткнулся на стену людей, встал на дыбы и заржал. Грива его разметалась, белые бока покрылись пылью и грязными пятнами. Рогволод бросился ловить и успокаивать скакуна. Толпа народа ожила и загомонила, отовсюду послышались недовольные голоса и возмущенные окрики.
– Домша, ты что тут устроил? – Велибор ткнул в купца пальцем.
– Я не виноват! Это все дикая тварь. Она меня покалечила, – принялся ныть купец, показывая всем прокушенную ладонь.
– Ты волка сам разозлил, – не остался в долгу Твердислав.
– А если б он покусал коня? – Домажир вышел на середину площади и принялся ораторствовать, как актер на сцене. – Святовит не перенес бы такого поругания. Он наслал бы на нас голод, мор и заразу. Ярополчич нарочно привел зверя, чтобы народ запугать. Только знай, злыдень: нас не запугаешь. Мы все равно будем кричать за того, за кого велит сердце.
– Как тебе в голову пришло привести волка на вече? – присоединился к нему Будогост.
– Гери ест из моих рук. Он никого не обидит, если его не трогать, – возразил Твердислав.
– Уведи своего зверя подальше, – сурово сказал Велибор. – И сам уходи.
– Может, по третьему кругу пройтись? – вылез вперед Хотовит.
– Погляди на коня! Он сам не свой. Такого поругания древних обычаев на моей памяти еще не бывало, – с гневом ответил ему Велибор.
Рогволоду удалось сдержать скакуна – тот больше не бросался на людей, но все еще метался по площади. Комья земли вылетали из-под его копыт.
– Сгинь, чтоб глаза мои тебя больше не видели! – велел княжичу волхв.
Толпа расступилась перед Твердиславом, образовав проход. Он взял Гери за холку и повел его к выходу.
– Ты нарочно натравил волка, чтобы не отдавать пояс, – крикнул Будогост ему в спину. – Но знай – вернуть его все же придется, и княжий стол займет кто-то другой.
– Придется, если только я сам в князья не пройду, – бросил Твердислав через плечо.
Сторонники Мечислава и Домажира осыпали его издевательствами и принялись улюлюкать ему вслед. Он поторопился убраться подальше, взобрался на земляной вал, возвышающийся над Арконой, и устроился на его склоне. Гери сел рядом и виновато ткнулся мордой хозяину в грудь.
– Ничего-ничего, – погладил его княжич. – Пояс мы все-таки сохранили. А там, если на то будет небесная воля, и батюшка придет в себя.
С высоты вала Аркона была видна, как на ладони. Вечевая площадь расстилалась перед ним, как сцена перед амфитеатром. Гул толпы и горячие споры доносились до его слуха, как будто он был зрителем на галерке театра.
Рогволод успокоил коня и увел его в храм. Велибор простер руки к народу и заговорил:
– Это было знамение. Боги все же явили нам свою волю. Конь принадлежит Святовиту, зато волк – зверь Перуна.
Во времена Первотворенья царь Перун поднял Руяну со дна моря. Он хотел, чтобы наш остров превратился в райский уголок, в котором народ будет процветать. Но Чернобог воспротивился ему и породил исполинского змея, который охватил остров кольцом. Людей и скотину, живших на острове, змей пожирал, а новых переселенцев отпугивал. Люди взмолились Перуну и попросили его о защите. Тогда громовержец надел свои блистающие доспехи, взял молоньи-блиставицы, сел на белого коня и выехал на облака. Впереди него скакала гончая свора, собранная из лютых волков. Перуновы выжлецы нашли змея, громовержец накинулся на него, осыпал блиставицами и рассек секирой. Руяна освободилась и вновь стала пригодной для жизни. Змей распался на части, но из кусков его тела родились мелкие змееныши, которые расползлись по всему морю. С тех пор Перун выезжает на небесную охоту, чтобы найти и добить их. Когда он стреляет в них горючими стрелами и мечет сулицы, гремит гром и сверкают молоньи. Змееныши, если и уцелеют, то пугаются и прячутся в пучине. А Руяна с тех пор процветает, и народ благодарит громовержца за защиту.
Во время гадания волк прогнал коня, это значит, что на битву с чудовищем должен выйти избранник Перуна, а не Святовита. А посему, объявляю вам волю небесных владык. Трое соперников – Властимил, Мечислав, Домажир – отправятся в море, найдут чудовище и отсекут его ядовитый рог. Кто принесет рог на вече – тот избранник Перуна. Ему и быть князем.
– А с самим чудищем что? – прокричал Хотовит. – Человек – не Перун, у него в рукаве нет блиставиц.
– Само чудище пусть прогонят обратно в морскую пучину, – ответил волхв. – Кто это сделает, тот докажет, что он настоящий народный защитник.
Толпа поддержала эту речь таким оглушительным криком, что Твердиславу показалось, будто над островом пророкотал раскат грома.
– Воля народа ясна, решение единодушное, – подвел итог Будогост. – Посмотрим, кто выиграет гонку и первым найдет змея.
Домажир оторопело слушал волхва со старейшиной, его лицо вытянулось от разочарования.
– А если кто-то не сдюжит и не поплывет его искать? – спросил он.
– Чтобы вече признало божий суд состоявшимся, на гонку за змеем должно выйти не меньше двух участников. У богов должен быть выбор, иначе соревнования не выйдет. Кто не найдет в себе сил – пускай остается дома, но другие должны занять его место и посоперничать за добычу.
Будогост свернул знамя и занес его в храм. Толпа начала расходиться. Хотовит, Страхиня, близнецы Мирослав со Славомиром разбрелись по своим дворам. Твердислав поднялся на ноги и погладил своего волка.
– Пойдем, Гери, домой, – сказал он. – Нам тут больше нечего делать.
От окончания веча не прошло и часа, как Нездила снова прибежал и, запыхавшись, сообщил:
– Властимил Гостомыслович убывает на большую землю, просит его проводить.
Твердислав, только-только сменивший праздничный наряд на повседневную льняную рубаху и шерстяные портки, отбросил все дела и побежал на пристань, которая расположилась на южном берегу мыса, у тихого залива, из которого удобно было выходить в море.
Ладьи под разноцветными парусами тихо покачивались у причалов. Парус богатейшего боярина бросался в глаза издалека – он выделялся на фоне моря ярким желтым пятном, на котором трепетал хищный черный орел. По сходням Твердислав поднялся на борт и оказался среди гребцов, рассевшихся на скамьях и уже готовящихся отплывать.
– Мне нужно поговорить с братаничем. Наедине! – строго прикрикнул на своих людей хозяин ладьи.
Гребцы беспрекословно сложили весла и спустились на деревянные мостки. Властимил сел на широкой корме и пригласил к себе Твердислава.
– Над нашим родом сгустились тучи, – заговорил боярин. – Стоило Ярополку выпустить вожжи из рук, как над поясом Святовита начали кружить стервятники. Ты и сам видел, что права на княжеский стол заявляет любой проходимец. Еще чуть-чуть – и они начнут рвать наследие моего брата, как одеяло на лоскуты.
– Батюшка учил меня, что нужно стоять крепко за други своя, – откликнулся княжич.
– За други своя стоять крепко, а за родню – еще крепче. Скажи мне, Твердята, о чем ты мечтаешь?
– Я хотел бы собрать дружину и отправиться с ней далеко-далеко. За море, к Царю-городу. А может, дошел бы до самого Индейского царства и увидел бы его чудеса.
– А ты не хочешь править Руяной? Твоя дружина так громко кричала на вече.
– Еще есть надежда, что батюшка придет в себя.
– Но князя выберут уже в ближайшие дни, и лучше, если это будет кто-то из нас. Погляди сам, Твердята – мы с тобой очутились в кольце врагов. Если дать им волю, они втопчут нас в грязь. Самое худшее, что мы можем придумать – это начать препираться друг с другом. Нам нужно стоять заедино.
Твердислав слушал дядю и кивал в знак согласия.
– Похвально, что ты хочешь повидать белый свет, – продолжал Властимил. – Но сегодня ты нужен родне. Я отплываю в Старгород, за Стрелу. Говорят, там есть сильный колдун, который знает, как сладить со змеем. Я привезу его, во что бы мне это не обошлось. Он поможет добыть змеиный рог. Но мне нужна и твоя помощь. Помоги мне разделаться с Домажиром и Мечиславом. Если кто-то из них получит княжеский стол, то всем нам придется несладко. Но если князем взамен брата стану я, то и тебе, и твоей матери с сестрами нечего будет опасаться. У вас всегда будет и дом, и тепло. Родная кровь крепит узы лучше любой клятвы. Ну как, примешь такой уговор?