скачать книгу бесплатно
Я наклоняюсь ближе, цепляясь за его плечо. В ответ он меняет позу, чтобы нам было удобнее, и скользит здоровой рукой по моей спине. Наши лица так близко, что я чувствую его дыхание на своих губах.
Вдруг снаружи раздается громкий стук в стену кабинки.
– Э-э-эй! Вы закончили? Мы тоже хотим сделать фото!
Я отскакиваю на другой конец фотобудки, что, впрочем, не такое уж достижение, учитывая ее размеры.
– Школьницы, – пытаясь отдышаться, роняю я – для студентов у них слишком высокие голоса – и тянусь, чтобы отдернуть шторку.
– Подожди…
Я оборачиваюсь.
Джеву указывает взглядом на сенсорный экран.
– Может, сфотографируемся?
Я медленно сажусь обратно.
– Конечно.
Мысли путаются, поэтому я просто нажимаю на пару каких-то кнопок, и автомат делает четыре быстрых снимка один за другим. На первых двух я выгляжу испуганной, как олень в свете фар, но на остальных успеваю улыбнуться. Затем на экране появляется предложение добавить рамку или другие эффекты, но я сразу выбираю печать.
На выходе из фотобудки в нас упираются осуждающие взгляды ватаги шестиклассниц.
– Вы сломали будку, – жалуется одна из них.
Она права: когда я проверяю нишу для выдачи, там оказывается только одна из двух полосок с фотографиями, а на экране чуть повыше мигает сообщение: «Ошибка печати».
Школьницы уходят к игровым автоматам. Я протягиваю свой трофей Джеву.
– Распечаталась только одна.
– Я сфотографирую, – успокаивает он и достает телефон из кармана куртки.
Стоит ему включить мобильник, как тот начинает беспрерывно пиликать и вибрировать от сообщений.
Джеву встревоженно сжимает губы в тонкую линию и переворачивает телефон – оказывается, фронтальная камера разбита.
– Совсем забыл про это. Наверно, она сломалась тогда же, когда и рука.
– Тогда давай я сделаю фото и пришлю тебе?
– Да, пожалуй, так будет лучше. – Он убирает телефон обратно в карман и берет мой, вбивая свой номер в контакты.
Когда Джеву возвращает телефон, я замечаю, что он добавил к номеру +82 – код страны для звонков в Южную Корею.
Мы поднимаемся на эскалаторе и выходим на главную улицу.
Джеву хлопает по карману куртки, где все еще надрывается его мобильный.
– Скоро они будут здесь, раз снова могут отслеживать мое местоположение по телефону. Скорее всего, прочесывают округу и поджидают меня.
Это звучит… жутковато.
– Похоже, мне пора возвращаться.
– Ты правда в порядке? – спрашиваю я.
Он ласково улыбается:
– Теперь да.
Мое сердце замирает.
– А ты? – Он вглядывается в дальний конец улицы. Фестиваль уже закончился, поэтому там почти никого нет. – Уже за полночь.
– Мне только что написал дядя, – вру я. – Он меня заберет.
В конце концов, я могу пройтись пару кварталов до караоке-бара, который не закроется до трех, или вызвать машину.
Вдали на дороге появляется и начинает приближаться фургон с затонированным окнами. Джеву мягко берет меня за запястье и отводит в тень под козырьком ближайшего здания.
– Подожди здесь. Не хочу, чтобы они тебя увидели.
– Джеву, я волнуюсь за тебя, – мой голос прерывается, заставляя его посмотреть на меня.
– Все не так, как ты думаешь. Я напишу тебе как только смогу. – И на его лице расцветает улыбка, которую я не забуду никогда в жизни. – Спасибо, Дженни. Благодаря тебе мне было очень весело сегодня.
Развернувшись, он выходит из тени. Фургон, который до этого медленно ехал в нашу сторону, ускоряется, наконец завидев цель, и останавливается прямо у тротуара. Задняя дверь отъезжает в сторону, и я успеваю заметить внутри еще одного парня, прежде чем она закрывается за Джеву.
Когда фургон выруливает обратно на дорогу, я выхожу из-под козырька и смотрю ему вслед, пока он не исчезает из виду, затерявшись среди городских огней.
Глава шестая
Фотобудка выдала серию из четырех мини-фотографий, распечатанных вертикально в том порядке, в каком они были сделаны. На самой верхней я хмурюсь, тогда как у Джеву, прижавшегося спиной к стенке кабинки, закрыты глаза – похоже, он моргнул. На второй он успел их открыть и слегка улыбнуться, а вот я все еще хмурюсь.
Третья получилась хорошо: мы оба довольные и смотрим в камеру. Я вспоминаю, как старалась сохранять это выражение лица, твердо решив улыбаться и держать глаза открытыми. Какое облегчение, что мне удалось и то, и другое! Я выгляжу нормально, даже симпатично.
Что до Джеву, то он больше не прислоняется к стене, а чуть подается вперед, наклонив голову, и смотрит вовсе не в камеру. Он не то улыбается, не то смеется, глядя на меня.
Мое сердце начинает трепетать в груди.
Достав телефон, я делаю снимок наших фото. На фоне кухонного стола получается слишком бледно, поэтому я пытаюсь снова.
Когда результат меня наконец устраивает, я открываю номер Джеву в своем мобильном.
«Вот наши фотографии,» – печатаю я. – «Кстати, это Дженни».
И нажимаю «отправить».
Ну вот. Вышло прямолинейно и непринужденно.
Мои сообщения мгновенно читают, а под ними появляются три точки. Он печатает ответ! Неужели ждал? И, кстати, почему у него включены уведомления о прочтении?
«Сажусь в самолет, отвечу, когда приземлимся».
Джеву вылетает сегодня? Конечно, я помню, что он живет в Сеуле, но не ожидала, что вернется туда так скоро.
«Хорошо. Приятного тебе полета!»
На моем сообщении загорается «галочка», а потом…
«Спасибо ?».
О боже, он прислал смайлик. Как мило!
Снаружи ко входу приближаются шаги, следом за которыми слышится звон ключей. Пока мама открывает дверь и заходит в квартиру, я прячу фотографии в карман и остаюсь сидеть за кухонным столом.
Снимая обувь, мама бросает на меня взгляд и спрашивает:
– Ты еще не спишь?
Она вешает пальто в шкаф и надевает домашние тапочки, которые, вообще-то, принадлежат мне. Но тут нетрудно ошибиться: у нас один размер обуви, рост, одинаково овальные лица… Окружающие часто говорят, что мы очень похожи.
– Я думала, сегодня ты останешься на работе, – отвечаю я.
Мама часто берет дополнительные дела по выходным и ночует в офисе: у юристов иммиграционной службы в Лос-Анджелесе всегда хватает работы.
– Планы поменялись. – Она заходит в кухню, но вдруг останавливается, присмотревшись ко мне. Я осознаю, что на мне до сих пор та же одежда, что и утром. – Ты что, только что вернулась?
На мгновение в голове воцаряется пустота: я не могу понять, стоит ли поделиться с мамой тем, как я провела этот вечер.
– Боми надо было срочно поработать над заданием по учебе, – определяюсь я наконец, – поэтому я задержалась допоздна, чтобы помочь дяде Джею, а потом он подвез меня домой.
По крайней мере, вторая часть – действительно правда.
На меня накатывает чувство вины: я редко лгу маме, обычно мне просто незачем это делать. У нас буквально одна и та же цель: чтобы я поступила в музыкальную школу в Нью-Йорке. И последние лет пять у нас были только мы сами да дядя Джей.
Но если я все ей расскажу, она будет беспокоиться, что я не смогу как следует сосредоточиться на занятиях музыкой. Мы еще не говорили про «отношения с мальчиками», но она явно считает, что я должна подождать с этим до колледжа.
Мама подходит к рисоварке, открывает ее и вздыхает, ничего не найдя внутри.
– Ты не поела в офисе? – спрашиваю я.
– Было некогда.
Я указываю на кухонную стойку, где оставила пакет с едой.
– Миссис Ким передала нам немного панчхана, можешь поесть его. Там есть чанджорим, как ты любишь.
Мама цокает языком.
– Лучше бы миссис Ким не совала свой нос в чужие дела. Иногда она слишком любопытна.
– А по-моему, это было мило с ее стороны.
– Только не пытайся меня убедить, что она не отпускала ехидные комментарии о том, как я тебя воспитываю.
Я честно пытаюсь вспомнить все, что говорила миссис Ким, но на ум так ничего и не приходит.
– Там и чапчхэ[21 - Корейский салат на основе крахмальной лапши и овощей, но иногда добавляют и мясо.] есть.
– Ладно, можешь приготовить рис? Я пока схожу в душ. И, раз уж ты еще не спишь, нам надо кое о чем поговорить.
Когда мне заявляют, что «нам нужно поговорить», я всегда начинаю нервничать. Почему бы просто сразу все не выложить? Я сразу напрягаюсь: вдруг разговор пойдет о чем-то плохом. Хотя серьезные новости мама не станет так на меня обрушивать – только не после случившегося с папой.
– Конечно, – отвечаю я.
Мама уходит в свою комнату – они у нас в противоположных концах квартиры, хотя это все равно, что прямо по соседству.
Я высыпаю в чашку два стакана риса и промываю его под водой, после чего закидываю в рисоварку.
Наконец, я достаю из морозилки дынное мороженое и сажусь за стол, пытаясь нагуглить, сколько занимает перелет из Лос-Анджелеса в Сеул.
Четырнадцать часов.
Затем я проверяю разницу во времени между Кореей и Калифорнией.
Шестнадцать часов.
Минут через двадцать мама возвращается на кухню в халате, тщательно обернув волосы полотенцем.
Когда рисоварка пищит, возвещая о готовности, мама накладывает рис в чашку и садится за стол напротив меня.
Она никак не реагирует на количество панчхана, оставшееся в контейнерах, поэтому я тоже ничего об этом не говорю.
– Утром мне позвонили из Сеула, – начинает она. – Насчет… моей матери.
Я выпрямляюсь на стуле.
– Она же в порядке?
Стоило только упомянуть о ней в разговоре с Джеву! Может, мы никогда и не виделись, но она – часть моей семьи, и я бы не хотела, чтобы с ней случилось что-то плохое.
– С ней все хорошо, – успокаивает мама. – Настолько хорошо, как может быть у человека с раком кишечника. Мне звонил ее врач – мама достаточно здорова, чтобы выдержать операцию через несколько месяцев, но она отказывается. Это будет еще нескоро, пока ей требуется тщательное наблюдение, но я подумала, что могла бы слетать в Сеул на пару месяцев, провести с ней какое-то время и убедить согласиться на операцию.
В моей голове проносятся сотни мыслей: у бабушки рак, не такой, как у папы, но она все равно больна. И мама полетит в Сеул, чтобы позаботиться о ней. Без меня.
