Действительность

Я хожу по магазинам часа два и прихожу домой с четырьмя полными пакетами.  Все по списку, ничего лишнего.

Жена на кухне что-то нарезает для салата и, увидев меня, как-то неловко прячет взгляд.

– Знаешь, нам давно надо было поговорить, – начинает она, неожиданно ласково.

– Я слушаю.

– Да… Так вот.

Она замирает с ножом в руках. Моя супруга все еще избегает моего взгляда. И не зная, как себя вести и что говорить она лишь глупо улыбается, прикусывая верхнюю губу.

– Я подыскала тут себе квартирку… Недорогую. И мы вот уже готовы съехать, – начала она.

– Зачем?

– Ну, мы ведь оба знаем к чему все идет, верно? Мы уже давно не близки… В общем, я думаю… Да, я прошу у тебя развод.

– У тебя кто-то есть?

– Нет, у меня никого нет, – в этот момент она, наконец, находит силы взглянуть на меня и даже улыбнуться. – Я не ухожу от тебя к кому-то другому. Вовсе нет. Просто я… Не знаю, даже… Я просто устала от всего этого. Мы давно не живем как семья, думаю, это плохо сказывается на нашем сыне.

– Да! А как мы поступим с сыном? Думаешь, развод меньше скажется на нем, чем наш разлад?

– Я думаю, что сейчас лучше быть с ним честными, чем мучить и себя, и его. Предлагаю разделить время поровну. Пускай он живет одну неделю у тебя, одну у меня. По очереди. – Она начинает нервно гладить пальцами рукоять ножа.

– Да, это справедливо.

– Ну, так как? – она снова отводит взгляд. – Предлагаю в конце января пойти подать документы. А съехать я готова уже сразу после праздников.

– Тебе надо будет обустраиваться на новом месте? Делать ремонт или что-то типа того?

– Наверно, не думала об этом.

– Тогда пускай сын поживет до конца января со мной, а потом уже будем чередовать.

– Да, разумно. Все в порядке? Ты так спокойно на это отреагировал, – она пытается заставить себя посмотреть на меня, но не может. В конце концов нож падает из ее рук на пол и она не торопиться его поднимать.

– К этому давно все шло. Наверно, даже хорошо, что весь этот разговор случился именно так.

– Да, согласна.

Я киваю и спокойно покидаю кухню.

Не зная толком, как вообще человеку подобает действовать в подобных ситуациях, я беру свои телефон и ноутбук и иду в ванную комнату. Я не чувствовал ненависти в адрес своей жены, ведь я даже не до конца был уверен, что знаю, как ее зовут. Я знал, что когда-то любил ее, но дело было в том, что я именно это знал, а не чувствовал. Она в свою очередь не заметила, как что-то сломалось в моей голове, из чего можно сделать вывод о том, что она тоже уже очень давно не обращала на меня внимания.

Наверно так и должно быть в современных семьях. В какой-то момент ты теряешь заработок и не можешь найти выход из сложившихся финансовых трудностей. Затем на фоне бесплотных попыток решить эти проблемы ты теряешь сон, память и координацию. И это, бесспорно, самый удачный момент признать тебя негодным и развестись. Естественный ход вещей, не более.

Теплая вода медленно заполняет ванну. Я прямо в одежде забираюсь в воду и набираю сейчас эти строки, смотря на постепенно запотевающий от пара экран ноутбука.

Как будто бы сам собой в моих руках оказывается телефон, и я почему-то решаюсь все-таки ответить на недавнее предложение и позвонить Надежде. В списке контактов я нахожу ее номер и жму вызов.

Надежда берет трубку после третьего гудка. Сперва я слышу в трубке чей-то дружный смех, затем Надежда словно бы куда-то идет и только теперь я, наконец, слышу ее голос:

– Привет, рада тебя слышать.

– Привет, и я рад, – слегка удивляюсь я ее благосклонности.

– Знаешь, я действительно рада, что ты снова позвонил.

– Снова?

– Ну да. Просто тогда, неделю назад, мы с тобой откровенно пообщались, и мне показалось, что мы рассказали друг другу немного больше, чем хотели. И я почему-то подумала, что ты после этого решишь прервать наше общение.

– Нет, все в порядке. Просто мне…

– Нужно было время, чтобы прийти в норму. Да, у меня было такое же ощущение. Знаешь, у меня потом было такое странное чувство, будто бы я прошлась по центральной улице, прямо в чем мать родила. Как ты сейчас? Смог поспать? Голова болит?

– Голова почти не болит, но я так и не смог поспать, – я абсолютно не понимаю, что происходит.

– Ты сходил к врачу, как я просила?

– Нет, я… Моя жена подает на развод.

– Уф-ф-ф-ф, – Надежда выдерживает долгую паузу, я, кажется, слышу, как где-то вдалеке веселятся люди, сидящие за столом. –  Слушай, я сейчас гощу у родителей. Вернусь в город седьмого числа и сразу тебе позвоню. Я помогу тебе, просто дождись меня и помни, о чем мы говорили в прошлый раз.

– Я этого никогда не забуду. С Новым годом и спасибо тебе.

– И тебя с наступающим, ты не представляешь, как я рада, что ты позвонил.

Я нажал на кнопку завершения вызова. При этом телефон выскользнул из моей руки и, издав громкий бульк, погрузился на дно ванны.

Теперь-то я, наконец, понял, что хорошее произошло со мной, и чем я с тобой поделился. Я позвонил Надежде… Наде, и у нас состоялся откровенный разговор. Вот только Надя помнила его в деталях, а я даже не помнил, как набирал ее номер.

Как я смогу теперь ей в этом признаться? Ведь судя по тому, что она мне только сказала, Надя излила мне всю свою душу, а я не только не смог сохранить в своей дырявой памяти этот день, но и нечаянно стер все те впечатления, что тщетно пытался сохранить.

Как ни в чем не бывало жена кричит мне с кухни: «Включи, пожалуйста, плойку! Пусть греется!». Я выполняю ее просьбу. Теперь я лежу в теплой воде, а на тумбочке рядом с ванной греется плойка, издавая при этом неприятный запах жженых волос.

Конец файла «Дневник.docx»

Приложение к анамнезу №2

Стенограмма беседы пациента (имя скрыто) с лечащим врачом Фромовой В.А.

– Здравствуйте, (имя скрыто).

– Добрый день, Варвара Андреевна. А мы должны вот так официально общаться или можно, как обычно?

– Лучше, как обычно. Это просто хроника для моей научной работы, будет здорово, если мы будем общаться, так как у нас заведено.

– Ну да, а лет через двадцать кто-то зальет это на видео хостинг и миллионы людей будут надо мной потешаться.

– Ты хотел бы прекратить?

– Нет, Варь, я просто так шучу, по крайней мере, пытаюсь.

– Хорошо, приступим. Ты здесь по своей воле?

– Серьезно? Тебе это надо на камеру зафиксировать или что?

– Просто есть определенный порядок…

(пациент смотрит в объектив камеры)

– Меня зовут (имя скрыто), я по собственному желанию прохожу стационарное лечение в данной клинике. На протяжении месяца я пребывал под постоянным наблюдением, ныне же я уже мог бы покинуть больницу, но предпочел продолжить лечение в рамках стационара.

– Кстати, почему ты решил остаться?

– Дело в руке. Она плохо заживает, и я хотел бы быть под постоянным наблюдением врачей. Я еще надеюсь, что смогу полностью восстановиться.

(пациент показывает оператору перебинтованную кисть левой руки)

– Да, а ты не мог бы еще раз рассказать, что случилось?

– Рассказать, что случилось с моей рукой? Да, почему бы и нет. Я так понимаю, что те, кто будет это смотреть, будут в целом в курсе той ситуации, что сложилась вокруг меня?

– Да-да. Лучше начать с самого эпизода.

– Хорошо.

(пациент нервно чешет перебинтованную руку)

– Канун Нового года, тридцать первое декабря. Это был тот день, когда жена сообщила мне о своем намерении подать на развод. Не знаю почему, но я решил, что мне просто необходимо сейчас принять ванну. Я прямо в одежде залез в теплую воду и принялся достаточно подробно фиксировать на своем ноутбуке то, что происходило со мной в тот момент.

И тут жена попросила меня включить плойку для волос, видимо, собиралась сделать себе к празднику красивую прическу. Плойка у нас была довольно старая и ей требовалось много времени для того, чтобы выйти на нужный температурный режим. Посему супруга обычно включала ее и еще какое-то время занималась своими делами.

Так вот, я включил плойку, отложил ноутбук и просто лежал в воде. Кстати, где-то там, в ванной, в этот момент плавал и мой телефон. В общем, я просто лежал и смотрел в потолок, а теплая вода поднималась все выше и выше. Одежда, что была на мне, вскоре промокла и довольно неприятно прилипала к телу. Но мне было плевать.

(пациент делает долгую паузу)

И тут я чувствую, что отделяюсь от этого мира. Вода из крана начинает течь чуть медленнее, а мои конечности в воде теряют чувствительность. Словно бы я лежу не в теплой воде, а замурован в бетон. Я лишился слуха, а заодно и возможности самостоятельно думать. И только одна мысль вертится в голове: «Я хочу, чтобы все закончилось». Это не моя мысль, но отогнать ее от себя нельзя, она слишком навязчива.

И тут мне на глаза попадается плойка, я смотрю на нее и не могу оторваться. Я соображаю, что это начало приступа. Но в тот момент я уже ничего не контролировал, да уже и не особенно-то и хотел…

Я не уверен, мне надо сейчас описывать сам характер приступов?

– Нет, это вовсе не обязательно.

– Я понял. Так вот, чья-то рука тянется к плойке. И я спрашиваю себя: «Это что, моя рука? Да, это определенно она». То есть я видел свою собственную руку, но мне требовалось, как бы уточнять не принадлежит ли она какому-то другому человеку.

И тут я словно бы попытался вступить в полемику с самим собой. Тот я, что сидит сейчас перед вами, попытался пересилить того я, что появился во время приступа…

Я не знаю, как это объяснить так, чтобы было понятно.

– Ты очень хорошо все объясняешь, продолжай, пожалуйста.

– В общем, я сказал сам себе: «Если это произойдет здесь и сейчас, то близкие увидят мой изувеченный труп. Жена и сын увидят меня мертвым, а я этого не хочу».

И моя собственная рука на секунду замирает, а затем резким движением я хватаю плойку. Очень странно, но это движение каким-то непонятным образом успокоило мое внутреннее смятение. Я чувствовал лишь эйфорию. При этом, беря плойку с тумбочки, я почему-то схватился именно за раскалённый конец, и мне было совсем не больно. Я занес прибор над водой. Кстати, только теперь я заметил, что ванна уже давно полна и вода вовсю переливается через борта.

Я разжимаю кулак, а плойка не падает. Она прикипела к мясу.

(пациент смотрит на свою руку)

Я несколько раз встряхиваю руку, чтобы она упала, наконец, в воду, но, к счастью, прибор намертво прилип к руке.

И тут кто-то резко хватает меня за руку. Время возвращает свой бег. Вместе с этим возвращается и слух.

– Что ты делаешь? Не надо! – слышу я крик своей жены.

Она выдергивает вилку из розетки, выключает воду и открывает слив. Супруга держит меня за руку, баюкая ее как младенца. Я чувствую сильный запах, запах горелого мяса, и не сразу понимаю, что он исходит от моей руки.

(пациент закашливается)

Простите.

На пороге ванной стоит сын и громко рыдает. Мальчик очень напуган. Он зовет меня. То по имени, то просто в ужасе кричит: «Папа!» Господи, бедный ребенок.

(пациент долго молчит, отвернувшись к окну)

Давай я расскажу вам о чем-нибудь другом, хорошо?

– Да, на этом остановимся. Расскажи, что было потом?

– Потом я сначала попал в ожоговый центр, а затем и сюда, в психдиспансер.

– И как ты себя сейчас чувствуешь?

– Замечательно. И это не шутка, не сарказм и не преувеличение. Знаешь, когда под действием лекарств я впервые лег спать в десять вечера и проснулся в восемь утра, то это было очень странно.

Я проснулся утром, и перед глазами у меня все плыло, будто бы накануне я крепко выпил. Голова была чугунной, и меня немного подташнивало, но я был невероятно рад. Я что-то чувствовал, какие-то мысли проплывали в моем сознании, и самое важное было в том, что все это впечатывалось в мою память. Словно бы кто-то, наконец, поставил пленку в диктофон и нажал на запись.

Я помню, что напугал…

(пациент внимательно осматривает людей, стоящих за камерой)

Вон того медбрата, да? Верно. Он зашел в палату, для того чтобы дать мне таблетки, и я помню, что сказал ему, что запомню его.

Глупо, конечно. Эта фраза чаще всего звучит в контексте угрозы, но вкладывал в нее абсолютно иной смысл. Я имел в виду то, что к вечеру не забуду о том, что он вообще существует.

Так что с тех пор, как я смог нормально спать мое состояние начало быстро улучшаться. Память в целом восстановилась, но что касается событий, описанных в моем «дневнике», можно лишь догадываться, что из написанного произошло именно так, как я это описал, а что просто плод моей больной фантазии. Мне ведь три раза казалось, что я видел сюжет о покончившей с собой молодой матери буквально накануне вечером.

– Она не покончила с собой.

– Что, прости?

– Следствие показало, что она лишь хотела помыть окна, но неудачно поскользнулась и сорвалась вниз.

– Правда? Я не знал.

(пациент смотрит на потолок)

– (имя скрыто), как сейчас обстоят твои семейные дела?

(пациент делает долгий вдох)

– Нормально. С женой мы с тех пор общались ровно два раза. В первый раз она позвонила сказать мне о том, что съехала с квартиры, и мы договорились оформить развод официально, когда я окончательно выпишусь из больницы. А второй раз мы по телефону условились о том, что пока я прохожу амбулаторное лечение, сын будет гостить у меня по воскресеньям. Кстати, спасибо тебе, что убедила ее в том, что я вовсе не буйный душевнобольной, и мне можно доверить ребенка. Так что теперь с понедельника по пятницу я пребываю в стационаре, а выходные провожу дома.

– А что насчет остальных родственников?

– Они… Кажется, для них я перестал существовать. Не в том смысле, что они обозлились на меня, вовсе нет. Просто у меня складывается такое впечатление, что они словно бы считают меня заразным. Что мол, если они будут со мной общаться, то тоже станут психами. Я теперь для всего мира в своем роде бракованный. Это неприятно, но я думаю, что со временем это забудется, думаю, все люди в моем положении проходят через это.

– А девушка, которая часто тебя навещает, кто она?

– Надежда. Она мой бывший начальник. Но сюда она, естественно, приходит не как мой начальник.

(пациент замолкает)

– Если ты не хочешь об этом говорить, то мы можем…

– Просто она оказалась единственным человеком, кто заметил, что со мной что-то не так. И единственным, что решилась мне помочь. Ни моя жена, ни мама, ни брат не увидели никаких изменений во мне, а девушка с работы увидела.

– Вы сейчас с ней близки с ней.

(пациент кивает и улыбается)

– Да, определенно. Недавно я познакомил ее со своим сыном и стал замечать, что после выходных она «забывает» у меня дома некоторые свои вещи. Полагаю это естественный ход вещей, и  я даже рад, что все идет именно так, как идет.

– Мне нравится, как ты улыбаешься, когда речь заходит о Надежде. Вам комфортно вместе?

– Да, определенно. Причем комфортно – очень удачное слово. Между нами нет какой-то необузданной страсти или сумасшедшей любви, как это было у меня с моей супругой. Но когда в пятницу вечером, будучи дома, я слышу, как она звонит во входную дверь, то я сразу чувствую себя лучше. Более целостным.

Единственная неприятность в том, что я так и не смог вспомнить самый первый наш с ней телефонный разговор. И хотя мы сейчас полностью открыты друг другу, мне кажется, что она где-то в глубине души рада, что этот наш диалог превратился в монолог, и она все-таки сумела сохранить в себе некую тайну.

Скажем так, я знаю, почему она никогда не носит одежду с коротким рукавом, но я словно бы утратил право знать, почему она на самом деле сделала ровно то, что сделала.

– Как ты думаешь, могло ли твое обращение за помощью быть более своевременным?

– Я полагаю, что под конец прошлого года я скорее был куда более близок к смерти, чем к госпитализации. (пауза) Сейчас мне страшно это говорить, но так и есть. Приступы были частыми и сильными, мне буквально очень сильно везло, что я всегда успевал прийти в норму до того, как… ну… до того, как отнять у себя жизнь.

Вместе с тем я умудрился пребывать уже за гранью безумия, и не привлечь к себе внимания. Я подрался в автобусе с мужчиной! Я несколько раз пытался открыть чужую дверь! Да, в конце концов, я декабрьской ночью вышел из последней электрички прямо посреди густого леса. Но всем было на это решительно плевать.

Знаешь, когда я еще мог трезво дать оценку своим действиям, я еще не видел масштабов надвигающихся проблем и мне не требовалась помощь. А потом я уже не до конца понимал, что со мной происходит. И эта грань, между «у меня все хорошо, просто небольшие проблемы со сном» и «я не помню, является ли ребенок в соседней комнате моим сыном» очень тонка, и ты не замечаешь, как преодолеваешь ее.

Я рад, что остался жив. Рад, что скоро все придет в норму. Счастлив оттого, что нашелся человек, готовый разделить все это со мной. Но знаешь, мой сын никогда не забудет этот Новый год. Моя жена так и не сможет понять, как она допустила подобный исход. А моя семья всегда в глубине души будет считать меня сумасшедшим.

Раньше я очень любил играть на гитаре…

(пациент поглаживает руку)

Но недавно я говорил с врачом, и он нехотя признался, что мои пальцы уже никогда не обретут былую гибкость. Я уже никогда не смогу полноценно заниматься тем, что приносит мне удовольствие.

Моя болезнь не только разрушила мою жизнь до основания, она еще и забрала с собой ту важную часть меня, что и делала меня мной.

***

Я писал бы стихи о любви и счастье,

Но людям плевать на чужую судьбу.

Боимся влюбляться, устали смеяться,

Нам все эти чувства заменил суррогат.

Весь мир суета, в нем нет вдохновенья,

Работа и дом – всего два направленья.

Нервозы и стресс как гимн поколенья,

Людей, рожденных на стыке веков.

Машина в кредит, квартира и дача.

Мы это представим на страшном суде?

Великий герой из новенькой сказки -

Теперь это тот, кто купит мечту.

У каждого есть своя искорка счастья.

Но множество дел увлекают нас прочь.

А завтра угаснет тот слабенький лучик,

Исчезнут все те, кого ты любил.

Я писал бы стихи о любви и счастье

Но на них, к сожалению, всем наплевать.