скачать книгу бесплатно
– Ирочка, змейка, – выговорила я с трудом, освоение реальности затормозилось ввиду её повышенной сложности. – Спасибо, конечно, тебе и маме, но неужели так плохо? Может быть, день-другой потерпим, а после я встану…
– Ага, встала одна такая, – поглумилась Ирочка. – Молчи лучше, ты тут на правах вещи, помнишь в «Жестоком романсе» девушка говорила «Я – вещь!»? И требуется уход, тебя, извини, в ванную водят и смотрят, чтобы часом не грохнулась, мальца тебе никто в руки не даст. Но сейчас скажу, что ты согласна ехать к нам, тогда споры закончатся мирно. И мальца вывезу наконец на улицу, погода вроде разгулялась, а ты скажи своим, что мы решили. Да, коляску возить не надо, у нас осталась после Славки, в чулане.
Спорить сил не было, я откинулась на подушку и решила отдаться на волю родичей, пускай они сообразят между собой. Тем более, что обдумать проблему с волком (Мишей?), козой (папой?) и капустой (наверное, мы с Юниором) была абсолютно не в состоянии. Как много чего другого.
Ирочка понесла вести на кухню, оттуда явилась мама и начала было спорить, но Ирочка сказала, что сначала гулять с племянником – потом всё остальное. Миши, как оказалось, дома не было, что не мудрено, но мама с Ирочкой собрались и вывезли Юниора в коляске на площадку. После чего мама сводила меня в ванную комнату, где обнаружилось, что из зеркала смотрит нечто абсолютно страшное, особенно жутко выглядели свалявшаяся прическа и ввалившиеся глаза. С глазами ничего сделать было нельзя, но, вернувшись в кровать почти без сил, я спросила расческу и резинки, с тем, чтобы привести волосы хоть в какой-нибудь порядок до прихода Миши.
Папа встал с одра на кухне, принес требуемый материал и смотрел с удивлением, как я заплетала по всей голове сотню мелких косичек и скрепляла из резинками. При том папа не понимал, к чему такое излишество, но воздерживался от критики, сознавая, что дочка вернулась с порога небытия, и её надо прощать, даже в случае нерационального поведения и дурацких косичек.
Парикмахерская процедура без зеркала (просить папу принести я постеснялась) отняла оставшиеся силы, и на папины речи я не реагировала. По-моему, он жаловался на свое состояние и надеялся, что скоро всё станет на место, то есть желал мне скорейшего выздоровления, не то мама совершенно сбилась с ног, её следует поберечь.
К тому же папе не нравилось, что Миша иногда уходит, еще меньше нравилось, когда он приходил. Потому что приходил Миша не всегда в трезвом состоянии, и доверять ему внука было чистым безумием. Тем не менее… К счастью диатрибы по адресу Миши были прерваны звонком в дверь, и папа пошел открывать, заметив по дороге, что нелюбимый зять, наверняка опять забыл ключи.
Не могу припомнить, сколько прошло времени, но в следующий момент вместо папы ко мне вошел незнакомый человек необычного вида. В пальто до пят, со спутанной гривой полуседых волос, маленького роста и крепкого сложения, с пронзительными светлыми глазами. Подумалось, что наверное, я задремала, и это грезится.
Пришелец, не говоря не слова уставился на мою прическу в стиле Медузы Горгоны, и так протянулось какое-то время. Я не знала, стоит ли заводить беседу с вероятным глюком, а он, надо думать, наслаждался редким зрелищем.
– Где он? – в конце концов спросил пришелец, налюбовавшись всласть.
– Не знаю, – ответила я, полагая, что приснившийся гость интересуется Мишей. – Я спала, когда он ушел.
– Ты мне зубы не заговаривай! – потребовал пришелец агрессивно. – Как он ушел, когда ему от роду неделя?
Я не нашлась с ответом, поскольку уверилась в нереальности происходящего, но расположилась на подушке удобнее, хотя по правилам полагалось себя ущипнуть.
– Куда дела ребенка, стерва? – спросил глюк, наверное, в пояснение предыдущего вопроса.
– Он гуляет, – ответила я чистую правду, потом обозрела бешеные глаза глюка и добавила объяснение. – С кузиной, я сама, как видите, нездорова.
– Зачем косы так заплела? – спросил глюк в положенном ему стиле. – Что это значит?
– Ничего особенного, – пояснила я. – Пока я лежала…
– Если врешь, то…, – прервал меня безумный глюк, но тут в комнату вошли папа с мамой, по всей видимости, помогла хорошая слышимость в квартире.
– Что вам надо? – спросил папа грозным тоном.
– Вы видите, Катенька больна, – начала мама. – И кто вы такой?
– Меня прислали сказать, что…, – призрачный гость опять не успел объясниться, потому что на пороге комнаты вырос Миша собственной персоной, надо полагать, вошел в квартиру с ключами и незаметно.
Пришелец обернулся, осенил себя крестным знамением и произнес более, чем странное приветствие.
– Прости, хозяин, – сказал он. – Обознался, сказали, что она ребенка спровадила, я тогда…
– Мужик, ты ошибся квартирой, – мирно сказал Миша, взял гостя под локоть и почти понес из комнаты. – Из какого стационара ты взялся, скажи, я им дам чертей.
(Не надо забывать, что в прежние времена Миша служил санитаром в скорбном доме, я даже знала в каком, отсюда проявленные навыки.)
После того, как за гостем и Мишей захлопнулась входная дверь, папа с мамой невовремя сцепились на тему, кто впустил жуткого типа и позволил напугать больную девочку до беспамятства. Папа заявил в ответ, что посчитал пришельца знакомым зятя, и, может быть, не очень сильно ошибся, тот пошел с Мишей, как ягненок.
Мама нашла повод возразить, но я не вслушивалась, потому что срочно разбирала сложную прическу. Хватило того, что Миша увидел её единожды, и, может быть, не запомнил впечатления. Хотя, если ему сразу пришла на ум служба в дурдоме… Миша вернулся довольно скоро, с шумом снял ботинки в прихожей, прошел к моему ложу в носках, присел на край постели и высказался.
– Всегда знал, что религия – опиум для народа, причем очень вредный, – заявил он веско. – Предлагает слишком простые объяснения для всего, а когда крышу сносит, то просто караул!
– Причем тут религия? – спросил бывший атеист папа Дима, вступившись за новые убеждения мамы Маши, та обратилась довольно энергично вместе с половиной населения.
– Насмотрелся на психов, когда служил санитаром, – без предисловий объяснился Миша, предки вошли в ступор, а супруг продолжил речь. – А этот успел сказать, что ребенок от дьявола, и ты его выбросила. Он пришел убедиться и наказать за все. Скажете, полезно верить в дьявола? Правда, он принял меня за него, это оказалось полезно. И не возражал, когда я выбросил его самого и пообещал гораздо больше, если вернется. Определенно наш клиент, но не совсем пропащий, способен к одноразовым выводам. Кто его впустил? Явный же псих…
Папа счел нападение лучшей защитой и повторил навет о знакомстве Миши с разной публикой, мама приняла нейтральную позицию, только повторяла, как все испугались, особенно Катенька, а где Ира с мальчиком? Неужели Миша оставил их на милость сумасшедшего с вредными идеями? Тут заволновались все, включая меня, и Миша срочно побежал во двор. Мама выскочила на кухню смотреть в окно и быстро всех успокоила, потому что обнаружила там Ирочку с коляской, потом узрела Мишу рядом с ними. На самом деле переполох получился отменный, и я вернулась в состояние беспамятства. Скорее всего…
Потому что по возвращении Миши попросила набрать Вальку и дать мне телефон, что-то повело в этом направлении, в мотивировках затрудняюсь до сих пор. Миша исполнил просьбу, но сообщил, что Валентин пару раз звонил на днях, но его не давали, говорили, что Кате очень плохо, она в лихорадке. Валька выяснил, что болезнь имеет натуральный характер и обещал связаться, когда Катя придет в себя.
К моему недоумению, разговор с бывшим компаньоном не удался, я не смогла связно изложить происшедший эпизод, пришлось дать трубку Мише.
– Я сейчас подъеду, – доложил Валентин, когда трубка ко мне вернулась. – Если ты не совсем умерла умственно, то дотумкаешь. Верните парня с улицы и не отпускай инкуба, он полезен.
– Сам ты инкуб, – сказала я на прощанье, не подумав, потом долго толковала папе с мамой, что таков наш профессиональный сленг.
Не объяснять же им, что Валька имеет гадкую привычку именовать Мишу указанным титулом, и отказаться от клеветнических кличек не может или не хочет. Миша тем временем вновь вышел из дому и вскоре привел Ирочку с мелким. Юниор всех отвлек от странной действительности, мне его дали подержать, что отвлекло тоже.
Когда приехал Валентин, он застал домашнюю идиллию в полном разгаре, одобрил вид и ухоженность Юниора, потряс руку Мише, раскланялся с предками, сходу перепутал нас с Ирочкой, извинился за сказанный ей комплимент, затем выставил всех на кухню и велел не возвращаться, пока он не скажет. Папу пришлось уводить под руку почти как психа, а мама шла следом и выговаривала Мише за согласие это произвести.
– Ну что, прелестное дитя, довольна? – спросил Отче Валя, не осведомившись о моем здоровье. – Навела шороху на всех, теперь не вздумай нас покинуть, это будет провокация. Если всё же надумаешь, то покайся прямо сейчас: копала, где не следует?
– Валя, ты о чем? – спросила я почти искренне, псих мог оказаться случайным.
– А то не знаешь? – строго спросил Валька. – Сейчас напомню, только без фокусов, лежи и смотри! Получено по почте неделю назад, не хотел тебя волновать, потому что сказали, что и так дышишь на ладан.
С этими словами Валька порылся в ручной сумке, вынул оттуда конверт, затем открыл и преподнес на обзор открытый документ. В очередной обморок я не упала, наверное, потому что лежала пластом. Документ опознался, как паспорт старого образца на имя Ольги Славич, а по нижнему краю был пропитан темной жидкостью со смазанными ржавыми краями.
– Анализ сделал, – сказал Валентин с отвращением. – Человеческая кровь второй группы многолетней давности. Никому ничего не сказал, потому что понял сообщение.
– Кому? – спросила я, скорее наобум, документ завораживал.
– Думал, что мне одному, мол зашел далеко, остановись, – признал Валька. – Очень веско и ни к чему не прицепишься. Правильный расчет на делягу типа меня, мол, деньги того не стоят. Но твой псих – это иное! Имели в виду запугать до печенок и вовсе не меня.
– А если совпадение? – спросила я без интереса.
– Бывает раз в тысячу лет в плохой литературе, – так же сухо заметил Валька. – Давай, колись, не тяни, голубка, что и где искала? Кроме всего плохого, есть и хорошее – нас пока пугают, точнее отпугивают. Впечатляет, не спорю, но очевидные дилетанты. Серьезные люди прислали бы в «Аргус» переговорщика и выразили мысль точнее.
– Мысль? – спросила я почти без осознания. – Какую?
– Да, крошка, ты совсем плоха, как я посмотрю, – заметил Валька. – Что умерла давно ваша Ольга Славич, не стоит искать. Тебе выслали предупреждение, знают, где ты живешь с семьей, ничего личного, только бизнес. Потому имею срочный вопрос и повторяю: кто у тебя здесь был и что сказал? У этого кого-то испорченное воображение, его самого следует предупредить без особых церемоний.
– А Мельники? – спросила я зачем-то. – Им-то что сказать?
– Черт с ними, потом подумаю, – сказал Валька. – Итак?
– Кирилл Аврорский, муж Ольги Киреевской, был у меня сразу после нее, сказал, что Ольга Славич с женихом унесли ценный камень из коллекции, – добросовестно припомнила я. – На даче…
– Дальше! – потребовал Валька.
– Послала искать по наводкам, – созналась я. – В музей МГУ, узнать про камень.
– Нашла? – осведомился Валька. – Делилась с кем-нибудь?
– Ничего подобного, слухи, домыслы и догадки, – честно сообщила я. – Чем делиться?
– Хрен с тобой, золотая рыбка, – резюмировал Валька. – Теперь отдыхай. Тебя отсюда надо эвакуировать вместе с парнем, инкуба можно оставить на страх врагам, а я потолкую с этим Аврорским по-свойски. Пока лежи, сам организую ответную акцию, и вообще валила бы ты отсюда подальше рисовать страшный суд Бог знает куда. Тут за тобой не уследишь, даже при смерти ухитряешься всех поставить на уши.
– Спасибо, Валя, ты настоящий друг, – сказала я, затем, скорее всего впала в забытье, потому что ничего существенного не помню.
Очнулась я к концу дня, светило низкое зимнее солнце, а Ирочка собирала нас для перевозки к тете Рите и дяде Славе. Они тоже оказались у нас, папы с мамой уже не было, зато был племянник Славик, сын Ирочки. Он сидел с телефонной трубкой в руке и названивал по произвольным номерам, при этом иногда осведомляясь: «финьское молоко есть?». Пару раз он клал трубку в кроватку к Юниору, наверное, полагал, что «маленький мальчик» тоже нуждается в развлечении, не только в «финьском молоке».
Даже в неосознанном состоянии я догадалась во-первых, как Ирочка доставала пропитание для мелкого, а, во-вторых, что патриархальная расширенная семья уже состоялась, и сейчас поедет в полном составе на новую квартиру. Однако причины отодвинулись от следствий далеко, и о них я довольно долго не вспоминала.
Пока нас устраивали у тети Риты с дядей Славой, пока я медленно вставала на ноги и заново училась обращаться с Юниором, включая кормление «финьским молоком» в присутствии племянника, который давал советы и хотел попробовать и то и другое. То бишь желал давать мелкому бутылку, потом претендовал на свою долю и жаловался, что «парень опять всё выжрал, его можно из колонки заправлять…». Последнее выражение для Славика было внове, и я справедливо полагала, что набрался он от Миши. Существование в расширенной семье имело подводные камни и к ним следовало адаптироваться.
Тем временем Миша при помощи Ирочки развил бурную деятельность на ниве Страшного Суда и нас туда практически наладил. Меня никто не спрашивал, документы делались без моего участия, билеты в Лиссабон оформились с детской подвесной кроваткой, мелкого обследовал врач и признал пригодным к путешествию. Со мной были проблемы, пришлось написать отказ от медицинского совета и принять ответственность на себя, причем от Миши потребовали такую же бумагу, полагая, что я не вполне в сознании. Что соответствовало действительности.
Так прошло почти два месяца, и мы собирали чемоданы, не возвращаясь к обычному месту обитания. Там бывал Миша, он устроил себе временную мастерскую, Ирочка обещала прибраться после нашего отъезда, объяснила, что мне лучше этого не видеть.
Тем не менее, пришлось. Практически перед отъездом, дней за десять, возник Валентин. Я уже бодро передвигалась по городу, и друг назначил свидание в «Аргусе». Меня с трудом отпустили на пару часов, я прибыла на метро, что стало незабываемым приключением, в конторе меня поздравили, поспрашивали о состоянии нашего с Юниором здоровья, пожелали доброго пути и нескорого возвращения в отечество.
После торжественной части Валька завел меня в бывшее пристанище на ниве семейного утешения, теперь там расположился архив с секретариатом, но был временно удален.
– Попович объяснился, можешь читать рапорт, – объявил Валька, как только за помощницей Юлей закрылась дверь. – Но желает извиниться лично перед тобой.
– А кто это Попович? – вырвалось у меня. – Напомни, пожалуйста, Валя.
– Не обессудь, крошка, – сказал Валька, уселся в чужое кресло, усадил меня в бывшее мое и стал рассыпаться в извинениях. – Забыл, аз грешный, что с тобою намедни случилась клиническая смерть, после нее, понятно, произошли необратимые изменения. А я, болван, зову тебя для какого-то совета, извини, больше не буду, сам разберусь. Имел в виду мужика с поповской фамилией.
– Тьфу на тебя, гадкое существо! – ответила я как можно более веско. – Уже и поболеть человеку нельзя, начинаются придирки и вздорные фантазмы. Я вспомнила сама, псих приходил, пока я лежала, и ты решил, что Аврорский зачем-то его послал меня пугать. Мы на этом остановились, я помню точно. Но почему именно Аврорский – не поняла, извини великодушно. Помню, что он был похож на переодетого на деда Мороза, приходил вслед за женой Ольгой и рассказывал байки про украденные ценности. Зачем, собственно, ему меня пугать? Ты не часом не ошибся?
– Нет, ни в коем разе, он написал рапорт, – коротко ответил Валентин, затем распространился. – В котором налгал путано и многословно, желательно разобраться, когда он станет извиняться за психа. Признал, что это было непростительно, но не знал, что ты в горячке, иначе ни в коем случае не послал, гуманность ему бы не позволила. По отношению к психу. Тот после посещения тебя стронулся умишком радикально и…
– Извини, Валя, ты меня утомил, – напомнила я. – Напиши рапорт, пошли по почте в город Лиссабон, святым отцам для передачи в мои руки, пусть сами почитают. У меня билеты и визы, коляска в отдельном багаже и прочие трудоемкие задачи. Если ты намерен морочить голову, то я пошла восвояси, пока!
– Какая ты стала нетерпимая, – укорил друг Валя. – Тем не менее от тебя нужен реальный совет, как быть с Мельниками, они твои клиенты, или как? Аврорский признал, что не знает до сих, жива подружка жены или нет, нам бы сверить показания. Будешь читать рапорт или дождешься, что он сам доложит?
– А что написал? – я намеревалась пойти по легкой дорожке. – Как насчет пересказать?
– Написал, что отправили девку в больницу, истекающую кровью, – со вкусом ответил Валентин. – А оттуда она сбежала, когда оклемалась. Или нет…
– Однако, – признала я машинально. – Как-то оно…
– А я тебя зачем зову? – воззвал Валентин. – Давай расскажу предисловие? Ну вот. Ушел от тебя в состоянии озадаченности, нашел шутника и сказал ему пару слов. Насчет того, что жена Ольга будет счастлива выслушать вопросы из милиции и от тети Марты Славич. Конкретно, откуда взялся паспорт Ольги Славич в таком интересном виде. Прибавил, что после посещения гонца ты съехала вместе с семьей в недоступное место и оттуда шлешь привет.
– А сам говорил, что я шантажистка, – заметила я. – Не лучше ли так и сделать, пойти в органы, отдать паспорт и сдать Аврорского?
– Бездоказательно крайне, – ответил Валька. – Паспорт у меня, психа ищи-свищи, они не свяжут и пошлют подальше, сто пудов. Слушать будем?
Я согласилась и выслушала содержание рапорта от Кирилла Аврорского, оно сводилось к двум пунктам, одному фактическому, второму, скорее мистическому. Факт состоял в том, что они с Ольгой Киреевской отвезли Ольгу Славич в поселковую больницу после неудачного криминального аборта и оставили на пороге, поскольку в то время действовали негуманные правила. А именно, что пострадавшая должна назвать исполнителя, иначе лечение не предпринималось. Они загодя решили дождаться критического момента, когда промедление станет смерти подобно, и, скорее всего, перестарались. Ольгу везли на машине Аврорского, кровь лилась рекой, в последний момент он забрал у девушки паспорт и положил её к дверям в состоянии отключки.
Ольга Киреевская сама была в шоковом состоянии, наутро потребовала узнать, как там подруга, он поехал в поселок, звонил в больницу из автомата, но безуспешно, ему ничего не сказали, зато запросили сведений, кто он такой. После чего Аврорский несколько раз принимался узнавать окольными путями, уже из Москвы. В больнице, как водится, оказался полный бардак, они перепутали все на свете, сначала сказали, что жертва самоубийства умерла на следующую ночь, потом признали, что одна девушка умерла, другая сбежала, как только пришла в сознание. Фамилий не называли. Он полагает, что сбежала Ольга. Надо думать, что сбежать ей помогли. Аврорский толкнулся по адресу на Остоженке, там выяснилось, что жених на днях уехал с концами. Все сходилось, Аврорский успокоил Ольгу, и практически сразу обнаружилась кража. Тогда стало понятно, почему Ольга не давала о себе знать.
Мистический элемент объяснения заключался в невозможности для Ольги Киреевской иметь детей. Они старались, но тщетно. Со временем Ольга стала полагать, что это наказание за проступок против беременной подруги. А когда увидела сотрудницу «Аргуса» накануне родов, то пришла в паническое состояние, ситуация показалась ей знаковой, и все такое прочее. Она почти выпала из реальности, и любое развитие по этому делу причиняло ей моральные страдания. Невозможно допустить, чтобы её начали доставать вопросами, а беременная девушка из «Аргуса» начала расследование чужими руками. В музей имени Киреевского пришла весть, что в МГУ кто-то интересовался историей «Потерянной зари», оттуда до Ольги было рукой подать. Тогда Аврорский решил нас остановить любым способом, кроме, конечно, заведомо криминальных. Он сознался, что ненормальный сосед с визитом на дом родильнице был плохой идеей, за это готов извиниться и объяснить, хотя, судя по всему, основной вред был нанесен соседу.
– Это я уже слышала, – я прервала Вальку на полуслове. – Теперь чего ты хочешь от меня?
– Если убрать «теперь», то мы пришли к «Руслану и Людмиле», он еще «с презреньем оглянулся, браздами удержал коня и с гордым видом усмехнулся», – заметил Валька. – Отрадно, раз появился Александр Сергеевич, значит, с тобой можно иметь дело.
– So what? (Ну и что?) – спросила я по-английски, чтобы избежать нечаянной цитаты.
– Не надо со мною по-иностранному толковать, все едино не понимаю, – Валька предупредил, после чего заявил, не моргнув глазом. – Зовем поповича к тебе еще раз, пусть делает признания в знакомой обстановке, надо кое-что прояснить. Вся женская часть для меня темный лес, если он врет, то безнаказанно, консультантов у меня нету кроме тебя и Марины, а она замучает вопросами. Пусть расскажет подробно по криминальный аборт, потом сравним показания с впечатлениями. У нас козырь – жена Ольга в тяжелом моральном состоянии, пусть её побережет, расскажет сам.
– А нам зачем? – я и не поняла, как включилась в работу.
– Для Мельников, – лаконично поведал Валька. – Я не сообразил, что им сказать. Или оставить все как было, потому что пользы никакой, кроме вреда. Или девушка жива и скрывается, или она давно умерла. Кто мы такие, чтобы идти дальше? Тем более, что ты уезжаешь почти с концами. Дело надо закрывать так или иначе. N est pas? То бишь, или как? Если по-французски…
А сам хвастался, негодяй, что не говорит по-иностранному.
3
Как и следовало ожидать, друг Валя меня уговорил, а я проявила слабодушие с любопытством пополам, хотя какого дьявола мне это было надобно? Тем не менее…
Тем не менее через пару краткосрочных дней я попала к себе на квартиру, вновь отпросившись у Ирочки с мамой от Юниора и сборов. Кузина честно предупредила, что меня ждет шок и стресс, но полагала, что дело хозяйское, хотя и не вполне внятное. Всё, связанное с работой на ниве розысков и утешений отходило в прошлое, зачем морочить себе голову – неясно и вредно. Но если очень хочется, то можно.
Квартира за время моего отсутствия заполнилась до краев эскизами к Страшному Суду, хорошо, что не цветными, еще лучше было то, что силы ада не являлись воочию. Всяческие души летели, ветром гонимые и потоками носимые в воздушные и ледяные воронки, на них сверху взирали лица, глаза и улыбки разной степени искренности. У Миши явственно наметился тупик в изображении сил добра, они получались гораздо хуже, чем силы зла, которые очень выразительно подразумевались. После я заметила, что добро тоже лучше скрыть по правилам симметрии, и Миша был благодарен за совет, тупик раскрылся.
Однако в момент истины, явленной Кириллом Аврорским, лицемерное сожаление об участи летящих к чертям грешных душ смотрело со стен шокирующим образом, гость отчасти смущался и сбивался под мнимо благосклонными взорами с небес.
– На самом деле я не сказал ничего кроме правды, – сообщил гость для начала, пригубив рюмку коньяка из бутылки, принесенной с собой. – Хотя не всю правду и не полную правду, что понятно в моем положении. И вашем… Но я добросовестно вычислил, когда вы будете готовы, даже дозвонился сюда, художник сказал, что вас с ребенком выпишут через пару дней. Тогда я сказал соседу, что родился нежеланный ребенок, и мать намерена оставить его в роддоме. У него в молодости была трагедия, молоденькая подружка бросила ребенка, ей было пятнадцать, родители обещали засудить за совращение, с горя он запил, тронулся рассудком и до сих пор не оправился от потрясения. К вам он пошел отговорить, ничего больше. Я посчитал, что его появления будет достаточно, чтобы вы забыли о нас, кроме того послал в контору паспорт второй Ольги, чтобы стало ясно. Ваш шеф объяснил, что это была ошибка, связываться с вами. Действительно, сосед вернулся окончательно не в себе, твердил чушь о ведьмах и дьяволах, их вроде вызвали, связав волосы в шнуры. Пришлось его отправить на внеочередной сеанс китайских иголок, мужику мерещилась нечисть, мать меня прокляла. Это её сосед, со старой квартиры, она заслуженный врач республики.
– Все это очень интересно, особенно насчет республики, – не совсем удачно начала я, признаюсь. – Но родные Ольги Славич хотят знать, куда она делась, поэтому я бы выслушала исправленную версию. Какая вам известна, желательно без умолчаний, родственники волнуются.
– Ну, им тоже кое-что известно, о чем я умолчал в тот раз, – путано и многословно начал Кирилл Аврорский. – Вам и фирме они морочили голову, во всяком случае мамаша отлично знала, что дочка беременна, и отправила её на аборт, как нечего делать. Сказала, что не допустит никакого брака, тем более проживания в её квартире. Если не послушают, то будет размен площади, дочке с семьей – комната в коммуналке, и пусть живут, как хотят, на повышенную стипендию, от мамаши – ни копья!
– Однако, вы в курсе, – обронила я небрежно. – Тогда можно чуть подробнее? Это мамаша отправила Ольгу на криминальный аборт? Тогда как она оказалась на даче?
– Вам интересно? – нашелся Аврорский. – Тогда извольте. Я в курсе, потому что моя бедная Ольга пересказывала историю много лет подряд, в зубах навязло. А мне пришлось участвовать в следующей фазе. Дочка пошла в обычную клинику на аборт, поплакала и пошла, но там с ней обошлись сурово, как с преступницей, а одна нянька или медсестра, не помню, подбила её сбежать из абортария и рожать, не то будет непростимый грех. Но если родит всем назло, то никуда не денутся. В клинику Ольга пришла вечером, с вещами и паспортом, а в ночь сбежала с помощью религиозной фанатички, та выдала одежду и открыла запасную дверь. Приехала к моей Ольге в истерике, плакала, и твердила, что все образуется, если они будут стоять на своем. Тут меня позвали, чтобы отвезти на дачу вместе с чертовым женихом, его тоже ни о чем ни спросили. Мы оказались сбоку припеку, но хлебнули по полной. Матери она дозвонилась уже от нас, приняла дозу для храбрости и заявила, что знать не хочет злую ведьму, уедет к черту на рога и никогда не вернется. Та пусть подавится своей квартирой, потому что никогда не увидит дочь и внука! Всё было лишнее, ведь хотела дурочка другого, но не сдержалась.
– Мерси, теперь многое стало ясно, – проговорила я скорее себе. – Вот почему мать мешала поискам, как могла, родственники были не в курсе, что дочка беременна. Сознавала свою вину, но обнародовать не хотела, слишком круто получалось: мечтала, что муж к ней вернется, он как раз ушел, но понимала, что при зяте и младенце – ноль процентов вероятности.
– Ах вот оно что, – сказал Кирилл Аврорский. – Понятно, но не похвально, вы правы. Клубок у них вышел еще тот, с надрывами со всех сторон. И жених Ольги тоже себя не оправдал, хотя его можно понять отчасти. Это следующий этап надрывов, как в «Братьях Карамазовых», там был «надрыв в гостиной», а у нас – на даче.
– Жизнь коротка, классика вечна, – согласилась я с уважением к начитанности гостя.
