скачать книгу бесплатно
Уже через несколько часов слух о сверхъестественных возможностях Василия облетел все склады, и к вечеру к нему уже выстроилась очередь.
Почти каждый подходивший скорее хотел проверить Василия на предмет его возможностей исцеления, нежели действительно исцелиться, и уже после нескольких слов уходил от него с непоколебимой уверенностью.
К вечеру Василий мог уже совершенно непринуждённо исцелять людей от мучавших их недугов, а также мог легко рассказывать судьбы пропавших родственников и, если что, подсказать, какой лучше выбрать путь.
Уже к самому концу рабочего дня, который, естественно вышел не рабочим, подъехал владелец складов и, узнав о появившимся среди его подчинённых целителе, тоже решил проверить Василия. А так как здоровье Владимира Алексеевича не подводило, а судьбы родственников были ему мало интересны, то он решил просто вывести Василия на чистую воду.
Владимир Алексеевич подошёл к Василию, стоящему на большом ящике и с усмешкой на губах посмотрел на него.
– Эй, Вась, говорят, что ты посланник Бога, – Владимир Алексеевич ехидно прищурил глаз. – А почему это Бог выбрал именно тебя?
Василий как-то странно перекрестил улыбающуюся женщину и обратил свой взгляд на Владимира Алексеевича.
– Потому что я верую.
– Ну и что? Я тоже верю в Бога.
– Это не вера, это привычка. Ты слаб духом, я это вижу.
– Как же ты это видишь?
– Неважно. Тебе уже пятьдесят два года, пора бы уже подумать о лучшем мире.
– Кто тебе сказал, что он лучший? Может, лучше этого мира ничего и быть не может?
– Нет, этот мир далеко не лучший, но в наших силах сделать его таковым. Истинно говорю вам, если захочешь, чтобы гора сдвинулась, она сдвинется. Нет препятствий для духа человеческого, едино лишь для пристанища его есть…
Все были до глубины души поражены этим разительным переменам в Василии. Как он стал говорить, какой взгляд, какие жесты… Нечеловеческое всё какое-то, всевластное.
Если бы он ещё вчера вот так бы встал на ящик и начал говорить о том, как надо жить, его просто бы засмеяли, а сейчас все стоят и слушают, веря каждому его слову. Даже Санёк с Михалычем прислушивались. Они слушают, и выражение их глаз меняется; одна часть их существа начинает стремительно расти, вытесняя другую, досель практически неразделимо властвующую. Всё в них копошится, противится, но не могут люди не прислушиваться, по крайней мере, большинство.
– И что же нам делать, о, Василий? – Владимир Алексеевич издевался. – Как теперь жить?
– Надо жить, слушая сердце, слушая душу, а не желудок. Почему вы набиваете желудок, а сердце оставляете голодным? Прислушайтесь, слышите, как оно хочет есть? Пожалейте его.
– Но я не чувствую, чтобы у меня урчало в сердце, – засмеялся Владимир Алексеевич и посмотрел по сторонам, но никто не поддержал его смеха.
– Потому что ты большинство, ты чувствуешь только свою материальную составляющую. Учитесь чувствовать не телом, но душою и многое тогда в вашей жизни изменится.
– Жаль не в лучшую сторону. А если я…– опять начал было Владимир Алексеевич.
Василий опустил глаза и покачал головой.
– Хватит вопросов. Какой смысл убеждать волка в том, что он должен питаться травой? Вера в эту жизнь у тебя уже неискоренима, ты умер.
Владимир Алексеевич встретился взглядом с Василием, и по его коже побежали мурашки. Он как-то аляповато махнул рукой и, развернувшись, не спеша пошёл на улицу, не сказав больше ни слова.
Василий несколько секунд провожал его взглядом, но вскоре вновь начал учить.
Да, встреча двух стихий в уверенном существе Владимира Алексеевича повергла его самосознание в некое замешательство. Он весь вечер сидел в машине и думал о сказанном Василием. Всё было в смятении, в хаосе, одна мысль легко опровергала другую, на место которой тут же становилась новая. Но через два часа ему позвонили и сказали, что пришла очень неплохая и дешёвая партия товара, после чего Владимир Алексеевич решил, что хватит маяться дурью, и немедля жестоко подавил ростки.
– Ты видел это?– спросил Пётр, почёсывая бороду.
– Да, для первого раза неплохо. Главное, что он всё понял и принял это.
– А по-моему, даже слишком высокомерно, с людьми надо быть проще.
– А ты что хотел? Он же не каждый день такие проповеди читал, первый раз всё-таки.
– Да, первый раз.
– Посмотрим, что дальше будет.
– Я боюсь, как бы он не возгордился и не зачерствел, тогда конец.
– Ну почему ты такой пессимист? Чуть что, так сразу конец.
– Почему же пессимист? Я реалист. Надо реально смотреть на вещи, тогда всё будет просто и понятно.
– Что будет просто и понятно? Отношение к жизни, мир, или что-то там ещё? Ничего не будет проще, как раз-таки наоборот всё будет только сложнее, то есть хуже.
– Это ещё почему?
– Если быть реалистом или пессимистом, что в принципе одно и то же, то это значит жить по-настоящему, без лишних желаний, без мечтаний. А разве без этого можно жить нормально? Или даже можно ли жить вообще?
– По-твоему только оптимисты могут мечтать?
– Конечно, нет. И реалисты-пессимисты тоже могут, но им это не надо. Зачем копаться в мыслях, которые только расстраивают? Зачем мечтать, если думаешь, что это всё равно не сбудется? Если бы Христофор Колумб был реалистом, то он бы не открыл Америку.
– Как ты говоришь, так получается, что мы все оптимисты.
– Крайностей не бывает, но по большей части мы все именно оптимисты.
– Чушь ты какую-то несёшь. Настоящими оптимистами могут быть только животные, ибо они не знают даже того, что умрут, а если знаешь хотя бы это, то ты уже не оптимист.
– Ну, это само собой.
– А что ж ты тогда?
– В конце концов, прекрати вдаваться в такую страшную метафизику, все понятия надо принимать усреднёнными, только тогда размышления будут похожи на правду.
– Понятия обозначают крайности, в мыслях нет понятия среднего. Как можно думать усреднёно о крайностях?
– На Земле люди трактаты таким образом писали.
– Ну, в принципе от этого никуда не денешься.
– Ну и что тогда об этом вообще говорить?
– Лучше хоть как-то сказать, чем не сказать ничего.
– «Всё половинчатое портит целое».
– А что поделать, если нет целого?
– Ничего.
– Лучше уж хоть что-то, чем ничего.
– Одни слова. И твою и мою точку зрения можно опровергнуть в течение десяти минут.
– Ну и что? А говорить-то хочется.
– В этом-то всё и дело!..
В дверь постучали.
– Войдите, – скомандовал Павел.
В дверях показалась очаровательная секретарша и еле слышно сказала:
– Пришёл список претендентов на вакансии, вам приносить?
– Неси.
Секретарша кивнула и удалилась.
– А на счёт Василия – это ты зря, ты слишком всё преувеличиваешь.
– Ну, хорошо, может быть.
– Дурацкая у тебя привычка…
– Всё, я уже молчу, – Пётр не любил, когда его начинали критиковать.
– Ладно, ладно.
Павел развалился в кресле и стал ждать секретаршу со списком.
Василий уже почти полчаса сидел на кухне, не проронив за это время ни единого слова.
– Что-то с тобой сегодня не то, Вася, не приболел ли ты? – Мария Юрьевна закончила переворачивать блины и тоже села за стол.
– Я теперь мессия, – как ни в чём небывало ответил Василий и посмотрел на мать, которая в свою очередь недоумённо уставилась на него.
– Ох-ох-ох, завтра же идём к врачу.
Василий всё так же пристально смотрел на неё.
– У тебя сейчас опять болит голова, я вижу. Всё, больше она у тебя болеть не будет, и валидол больше не пей, он тебе не нужен.
– Чего?
– Чувствуешь, как ровно и уверенно стало биться сердце?
Мария Юрьевна вытерла руки и, почувствовав, что в ней действительно что-то начало меняться, набожно перекрестилась.
– С-сынок… Неужели правда?
– Ты же чувствуешь, что да. Верь сердцу.
Она покачала головой и, окончательно поверив, улыбнулась Василию.
– Ух ты, – обрадовалась она. – Это какие же теперь деньги можно заработать? Ты станешь миллионером!
Василий испуганно посмотрел на неё.
– Мама, о чём ты? Как ты можешь так говорить? Причём тут деньги?
– А что такого?
– Этот великий дар дан мне не для того, чтобы я деньги зарабатывал. Я должен наставлять людей на правильный путь, должен помогать в их горе…
Мария Юрьевна вздохнула и грустно опустила голову.
– Я уж было обрадовалась, что ты нормальным человеком станешь, а, оказывается, ты ещё больше чокнулся. Деньги тебе сами в руки плывут, только греби. Можно ведь людям и за деньги помогать, кто хочет жить, тот заплатит.
– Если я начну брать деньги, то моё животное начало начнёт усиливаться, а его очень трудно остановить, тогда оно рано или поздно захватит меня целиком, и я лишусь этого дара, а этот дар бесценен, как бесценно всё человечество.
– Да что тебе человечество? Ты хочешь его исправить? Зачем тебе эта кучка безмозглого мяса? О себе надо думать.
– Ты называешь человека безмозглым мясом?
– Я имею в виду толпу, а не конкретную личность. Человек звучит гордо, толпа звучит ничтожно. Стадо оно и есть стадо, будь то хоть коровы, хоть овцы, хоть люди, суть одна.
– Но именно людей я и хочу изменить, а не конкретного человека.
– Нельзя, исправив десять человек, исправить толпу в сотню человек, скорее наоборот исправят тех несчастных отщепенцев. Ничего ты не изменишь, это же ясно, как божий день.
– Иисус изменил мир, и я изменю.
– Иисус изменял тысячи, а не миллиарды, да и то, что толку? Только другому Богу стали молиться, а как скотами были, так скотами и остались.
– Если даже на примере одного человека толпа не будет меняться, то я буду изменять сознание толпы. Толпа просто перейдёт на новую ступень.
– Да что ты такое говоришь? – возмутилась Мария Юрьевна. – Нельзя изменить толпу кардинальным образом, таким, каким хочешь изменить ты, нельзя. Развитие людей непрерывно, не может быть никаких скачков и ступеней. Вот человек, например, только тогда может принять идею, когда он ею проникнется, когда он её переживёт, а у толпы нет мозгов, она не может что-либо осознать и принять, она может только переварить всё то, что мешает её спокойному существованию.
– Ничего ты не понимаешь.
