скачать книгу бесплатно
Ингвар с болью подумал о костяной свистульке, которой пользовалась Тульпа.
– И тебе гэлхэф! – Нинсон ещё дружелюбнее поприветствовал лучника во второй раз. – Идём скорее к огню.
На поле ещё держались сумерки. Под плотным пологом ветвей уже настала ночь. Фиолетовые треугольники неба там и сям, да красный треугольник костра невдалеке. Ингвар уже не беспокоился о ветках, всё равно в темноте их не отвести. Только прикрывал глаза от хлещущих теней и старался не сбиться с пути.
Уголёк мерцал янтарными люмфайрами глаз, которые ничего не освещали.
Ингвар слышал, как Кин возится с медвежьей шкурой, а потом идёт за ним. Но вскоре лёгкие шаги привычного к лесным тропам часового исчезли. Ингвар чувствовал, что Кин неподалёку, и ожидал, что парень подаст второй условный знак – подудит в свисток, как полагается, подходя к лагерю. Но лесника было не видно и не слышно. Тогда Нинсон сам обозначил своё присутствие, ещё до того, как вышел на поляну.
– Добрый вечер! – громко сказал он. – Гэлхэф, парни!
Смолтолки стихли. Песня оборвалась.
Люди поднимались с чурбаков, расставленных вокруг нодьи. Рослые бородачи, похожие, как братья. Пивная одутловатость сытого безделья. Отметины засохшего пота и костровой копоти.
«Одни мужики», – подумал Ингвар. Это всё равно как не взять женщину на корабль. Ни один капитан не вышел бы в открытую воду с таким экипажем. Тогда вряд ли это его люди. Челядь колдуна наверняка должна трепетно относиться к удаче и фортуне. Должна их лелеять. Пусть не по благочестию, пусть по службе. Но на этих простых лицах было написано только скотское равнодушие.
Все оружные – при боевых топорах и ножах. Но без мечей. Стало быть, не служба поддержки. Рядом с каждым на бревне лежал тяжёлый стальной шлем. Мощные наплечники отсвечивали антрацитом, как панцири жуков. Воронёные кольчуги выставлены напоказ, не прикрыты кожухами от лесной сырости.
Ингвара не привечали, но и не гнали. Сложив руки на пупке, Великан медленно брёл к людям. Кем бы они ни были, нельзя ни словом, ни делом спровоцировать их на необдуманные действия.
На бросок топора, например.
Но никакой угрозы от собравшихся у костра мужчин не чувствовалось. Они с неохотой отрывали осоловевшие взгляды от ксонов. Распихивали чёрные зеркала по поясным карманам. Вынимали из ушей белые косточки наушников и бросали, оставляя болтаться на плетёных или кожаных тесёмках. Купеческий взгляд Нинсона мгновенно выцепил важное в торговом деле: ни камешков, ни заклёпок, ни резьбы. Обычные деревяшки да косточки. Значит, народ небогатый. Чего, конечно, при таких доспехах быть не могло. Что же тут случилось, если небогатые парни надели чью-то дорогую броню?
Вот за это Ингвар любил старомодные наушники с петельками для тесёмок. Глядь – и сразу всё понятно. А новомодные виднелись только гладкими хвостиками вложенных в ухо затычек. Наушных ремешков у них вовсе не было. Конечно, такие и вытащить было сложнее, и потерять куда легче, чем болтающийся на шее наушник.
Ингвар подозревал, что несподручность этих вещиц была отнюдь не побочным эффектом, а ещё одним способом проявления новой моды. Всё делать мешкая, с ленцой, как бы нехотя. Старые наушники можно было бросить к амулетам, болтавшимся на шее, и забыть до поры. Новые надо либо сразу выкидывать при переполохе, либо искать, куда убрать. Оба варианта отзывались у нынешней молодёжи.
Ингвар видел, что поколение, годившееся ему в дети, было другим.
Они были важны, неторопливы, знали себе цену. Хотя и не понимали, что знают неверную, беззастенчиво заломленную цену, которую им сулили родители – никто больше не желал раскошеливаться так щедро. Они снисходительно отрывались от ксонов. Они делали одолжение всем Лоа Лалангамены, раскрывая свои тощие Мактубы.
Оттого наушники и перестали покрывать резьбой и украшать металлом. Только лаком выглаживали, и всё. Это, кроме чисто утилитарного смысла, было очередной гранью новой моды.
Не держись за вещи, не держись за старое. Потерял – плюнь. Это ж наушник – камешек или косточка. Не более. Не наделяй вещи большим смыслом, чем у них есть.
Не музыка ж из них играет, в конце-то концов.
Мода вести себя с миром как ленивая, избалованная любовница всегда нравилась Нинсону, хоть сам он и не следовал ей. Он понимал, что среди рыхлых и квёлых модников всегда больше шансов обратить на себя внимание. Заслужить уважение тех, кто читает Мактуб.
Не говоря уже о своём собственном.
Нинсон глянул вверх.
На ночном небе было не разобрать строк.
Лес скрывал и луну, и пронзительные очи Матери Драконов.
Ингвар привычно понадеялся, что его читают, и под это испросил себе удачи: «Двадцать-двадцать-двадцать!»
Музыкант положил лиару. Четверо воинов, игравших в Башню Фирболга, постарались отодвинуть поле так, чтобы не сшибить расставленные фигуры. Игроки в Улей отложили нерастраченных кузнечиков и пожали руки, соглашаясь на ничью.
Хозяина лагеря было не видать. Он жил в алом шатре с зашнурованным пологом. Штандарт стоял недалеко от нодьи. Рыжие всполохи то и дело выдёргивали из темноты герб.
В красном поле три золотые саламандры головами друг к другу. Рядом маленький шалаш на одного человека, крытый шкурами. Кто там? Любовница? Телохранитель? Персональный алтарь?
Воины жили в большой палатке человек на двадцать. Из-под закинутого наверх полога струился дымок. До сигнала к отбою палатка окуривалась от насекомых. Воинский штандарт стоял ближе к огню.
Чёрный жук в красном поле. Тот же символ был и на щитах, пирамидой сложенных перед входом в палатку.
Ингвар призвал на помощь лучника:
– Кин, наверное, ты меня представь парням. А то как-то у нас туговато идёт.
Оглянувшись, Нинсон понял, что за его спиной остался только призрак фамильяра. Уголёк едва набрался сил, чтобы обернуться хромоногим котом. Кин исчез.
К Ингвару подошёл пожилой господин. Даже старый. В тысячу диэмов, что называется. Щётка седых волос над высоким лбом. Заплетённая серебряной косичкой бородка. Взгляд спокойной власти, без желания её утверждать или хотя бы показывать. Пояс без оружия. Руки без перчаток. Короткий хвост чёрной лисицы на плече.
– Гэлхэф, милорд Тайрэн! Это я, Рутерсвард! – Вояка учтиво поклонился. Каждый боец в лагере сделал то же самое.
– Гэлхэф! – повторил Ингвар, отвечая на поклон.
Он прикрывал постыдно выставленный на всеобщее обозрение пупок. Надо было прикинуть, как бы ловчее разыграть удачный жребий. Они приняли его за кого-то другого? Благодаря темноте или врождённой глупости? Или Тайрэном звали того легендарного колдуна, которого знала Тульпа?
Замёрзшие мысли медленно елозили в голове большими шершавыми ледышками.
Стражи, уже убравшие руки от оружия, настороженно переглядывались. Они не знали, что делать дальше. Великану явно требовалась помощь лекаря – благо все кровоточащие раны были хорошо видны. Но при этом командир не давал никаких распоряжений. Казалось, что-то выбило старика Рутерсварда из колеи.
Из шалаша, крытого шкурами, появился другой старик.
– Милорд, милорд! Гэлхэф! Гэлхэф! – Он сражался с тяжёлым пологом.
Отвоевав у занавеси чёрную шапочку, отряхнул её, водрузил на голову и бодро зашагал к Нинсону. Ингвар понял, что это никакой не старик, а крепкий пожилой мужчина с острыми чертами аскета. Серый облик и бородка будто маскировали его, добавляли лет двадцать. Но движения выдавали кипучую бодрость.
Ингвар присматривался, силясь вспомнить, где же он видел этого человека. Волосы благопристойно убраны под смешную высокую шапочку. Седая бородка аккуратно пострижена. Халат из серого шёлка, покрытый множеством плохо различимых в темноте узоров, застёгивался шестью парами чёрных шнурков. Каждая пара держалась каменным брелоком, выполненным в виде веве – персонального знака Лоа. Широкий чёрный пояс, чёрная сумка через плечо, чёрные сапоги. Старик был сама аккуратность и опрятность. Он поторапливал себя посохом с навершием в виде трёх обнимающихся ящериц.
Ни одной металлической детали не было в его наряде.
Похоже, колдун.
Ингвар понял, где видел мужчину. В гримуаре дознавателя, которым пришлось тайком воспользоваться для связи. Только там Нинсон был лишён возможности оценить пружинистую походку и принял этого человека за дряхлого старца.
Так, стало быть, никакой путаницы. Всё, как и говорила Тульпа.
Он подал сигнал. Чёрное зеркало ответило ему.
Старик обещал ждать. И вот ждёт.
И что же это выходит, тут расквартированы его люди?
– Милорд. Мой дорогой! – Старик чуть было не ринулся обниматься. Остановился только в последний момент. Со стороны должно было показаться, что его сдержали приличия. Дядька он ему, доверенный секретарь или верный помощник, но кто бы ни был, а всё же не ровня, чтобы обнимать легендарного колдуна.
Ингвар же чувствовал, что здесь скрывалась обычная брезгливость. Он посмотрел на замершие в нерешительности руки старца. Серые перчатки из паучьего шёлка ткались полгода, а стоили, наверное, десятки золотых талантов. Дорогой наряд неминуемо пострадал бы при встрече с подтёками крови и горячечного пота. За этой брезгливостью было невозможно что-то прочесть.
Стало ясно только то, что старик себе на уме и тревожится за господина куда меньше, чем показывает. Нинсон напомнил себе, что было бы странно, выбери он себе в помощники какого-нибудь мягкосердечного лаптя.
Но скребущее ощущение не ушло.
– Моё имя Эшер, милорд! Я сенешаль вашей временной резиденции и ваш помощник. Помогу вспомнить, что тут и как. Но первым делом нужно вас почистить. Во всех смыслах. Следуйте за мной.
Эшер повёл его за лагерь, на ходу распорядившись:
– Ставьте воду. Грейте камни. Готовьте всё.
Уголёк, прихрамывая, трусил за хозяином. Янтарные глаза кота казались мутными от усталости, а хвост походил на облезшую ёлку. Питавшийся оргоном хозяина, он был едва жив.
Люди работали слаженно. Прикатили к костру чурбаны, так как никакие сошки не выдержали бы веса больших медных котлов. Залили приготовленную в вёдрах воду, раздули пламя, убрали обувь подальше от вздымающихся облаков пепла.
Ингвар послушно ковылял за сенешалем, хотя уходить от огня не хотелось.
– Что случилось с вашими провожатыми? – спросил Эшер.
– С Кином? Да он вроде бы тут был. Отстал, наверное. Он же ещё шкуру тащит.
– Хм… Значит, вас встретил… хм… Кин?
– Ну да. Парень с луком. – Чувствуя недоумение собеседника, Ингвар добавил: – Чумазый, с папоротником на башке. Со свистулькой. Не слышали?
– Хм… Понятно. Да. Это наш… хм… как вам сказать… дозорный… да. А на горе? На вершине? Вас встретили наши люди? Бьярнхедин и Яла.
– Нет, там был только труп здоровяка. – Отмечая высокий рост найденного мертвеца, Ингвар показал, что мужчина доходил ему аж до подбородка.
– И больше никого?
– Может, это и был Бьярхендил? Его закололи. И обобрали. Оставили великолепную шкуру белого медведя. Сейчас Кин принесёт.
– Хм… Кин принесёт. Да. Это наши встречающие. Кажется, что-то пошло не так.
– Не так? Для бывшего носителя шкуры уж точно. Кто это был?
– Это ваш телохранитель. Они должны были вам помочь. И привести к нам. С той скоростью, с которой вам комфортно. У них и мази, и еда, и одежда. Как раз, чтобы вам не пришлось появиться в лагере в таком виде…
– То есть их убил кто-то, кто разминулся со мной? А Яла – это кто?
– Яла – это служанка. Красивая женщина. Её, наверное, похитили.
– Наверное, – согласился Ингвар.
Но подумал, что служанка сама себя украла.
По лицу Эшера легко читалось, что и он думал точно так же.
Его следующая фраза звучала двусмысленно и могла обещать как спасательную, так и карательную операцию:
– Можете не волноваться. Я пошлю людей.
Глава 10
Темница – Легендарное Колдовство
Ингвар принял из рук Тульпы крупный бараний рог.
– На вот, выпей, – сказала она. – Сейчас станет легче.
Рог был залит сургучом и воском, но Тульпа уже распечатала его. Внутри бултыхалось тёплое молоко. Действие зелья было мгновенным. Боль и тревога ушли. Приятная слабость дремоты наполнила тело и мысли. Странные ощущения заинтересовали Ингвара.
Но сама способность интересоваться чем-либо тоже покинула его, смытая тёплым молоком.
С отсутствующим видом он смотрел, как Тульпа вынула бархатную секцию с трубкой и кисетом. У шкатулки обнаружилось двойное дно.
«Тут, похоже, у всего есть двойное дно», – с грустью подумал Ингвар.
– Что это значит, что тебя здесь нет? – спросил он.
– А то и значит, мой прекрасный колдун, что я – это ты. И не плоть от плоти. О нет, папочка. Я – это ты. Слепок твоих мыслей, твоего духа. Я твоя тульпа. Снаряд, который ты пустил сквозь сотню лет, чтобы я пришла сюда, сейчас, открыть тебе, кто ты есть, помочь в кромешной тьме и одиночестве.
В её глазах стояли злые слёзы.
– И так как я твой слепок, то и слепилась по образу и подобию. Вся моя вторая сигнальная система – это такой вот словесный вихрь, густо пересыпанный ругательствами и присказками. Ты знаешь, где я видала твоё вычурное эпистолярное колдовство? Я тебе скажу где! В твоём долбаном сундуке синонимов того места, где я вижу тебя и твою клятскую любовь к пышным словесам. Тебя, твои древние свитки, твои медовые речи, твой серебряный язык, твоё золотое перо, твою изумрудную скрижаль, твою алмазную пудру!
Она заставила себя успокоиться. Вытерла щёки.
– Теперь по поводу искалеченной руки. Я – твоя мысль. Галлюцинация, фактически. Я ничего не смогу вылечить. А вот ты сможешь. Но для колдовства тебе нужен оргон. У тебя его мало. Поэтому я буду использовать свой. Проблема в том, что тогда я быстро сгорю.
– Я не колдун, – твёрдо сказал сказочник. – Я – сказочник.
Уголёк неслышно мяукнул из угла камеры.
Она, словно бы не услышав его, продолжала:
– Особенно непросто это будет из-за моей манеры речи. Знаешь, на что это похоже? Я тебе скажу, на что это похоже! Это как если бы я находилась на корабле и должна была подать знак другому кораблю. Там ведь ветер, не докричишься особо. И я бы могла это сделать с помощью небольших флажков, которые крепятся к верёвке между мачтами. Некоторые флажки – это целое слово или понятие. Вроде как «на борту все заболели». Или «нужна вода». Ну, чтобы не ковыряться по букве, надевая на верёвку «Т» – «О» – «Н» – «Е» – «М», когда корабль тонет, а сразу вздёрнуть нужный флажок «тонем». Удобно, да? Только в распоряжении матросов маленькие флажки, вот такие. – Тульпа показала жестами, какими, по её мнению, флажками орудуют матросы. – Вот как обычные люди общаются. Их флажки легко снимать и надевать на верёвку, которую вздёргиваешь на мачту. А в моём распоряжении нет маленьких флажков. Нет… О нет, клять… В моём распоряжении огромные сложные и хитро сформулированные конструкции. Это не флажки! Это знамёна из тяжеленного бархата с рюшками, оборками, вышивкой, гербами, бубенчиками…
Она отодвинулась, чтобы посмотреть в глаза пленнику.
– Пахтать их в жопу! Да это, клять, просто гобелены, а не словесные конструкции. Ну почему ты не можешь как люди разговаривать, а? Просто, нормально, как все…
– Я постараюсь быть… проще. Тульпа, послушай меня. Не знаю, кто ты. Но я совершенно точно не колдун, – твёрдо сказал колдун. – Думаю, тут какая-то ошибка.
