Читать книгу Привет из Чикаго. Перевод с американского на русский и обратно (Нина Фонштейн) онлайн бесплатно на Bookz (9-ая страница книги)
bannerbanner
Привет из Чикаго. Перевод с американского на русский и обратно
Привет из Чикаго. Перевод с американского на русский и обратноПолная версия
Оценить:
Привет из Чикаго. Перевод с американского на русский и обратно

4

Полная версия:

Привет из Чикаго. Перевод с американского на русский и обратно

При этом проживают черные компактно, в районах, которые и выглядят и по сути являются гетто, с высоким уровнем неблагополучных семей и преступности. Может быть, афроамериканское население живет с ощущением, что им не заплатили долги за рабство их предков и поэтому можно расслабиться и ждать, когда эти долги все-таки отдадут?

Если работающие черные купили дома в некоем районе, белые собственники из этого места постепенно уезжают, и черные против воли опять оказываются в депрессивном гетто, как это случилось с некогда процветающими Гэри или центром Детройта.

Надо сказать, что новые иммигранты из Африки совсем другие. В частности, в гараже нашего дома несколько рабочих из Нигерии, дружелюбные ребята без всяких комплексов, которые селятся в пригородах Чикаго и трудятся в ожидании грин-кард и возможности купить свой дом.

Латиносы тоже другие. Им никто ничего не должен, поэтому они включаются сразу, рассчитывая только на себя. Они учат английский, дети поступают в колледжи.

Думается, что недавно прибывшие пятьдесят миллионов через пару поколений в большой части сегодняшних детей сплавятся с основной американской массой, но не все: будут мешать различия религии, трудности с освоением языка и национальные традиции.

Надеюсь, однако, что протеканию процесса вживания будет способствовать выработанная еще в начале прошлого века терпимость к приезжим, их трудно понимаемому произношению с десятками акцентов, та самая политкорректность, которая почему-то вызывала осуждение в прошлые выборы и которая исключает агрессивное неприятие иноземцев, время от времени вспыхивающее в Европе и в России.

Процесс сплавления «старой» Америки с вновь прибывшими, результаты которого нам не увидать, медленно, но происходит.

Русскоязычные комьюнити

По результатам переписи населения 2008 года (более поздних данных нет) более трех миллионов – 1 % населения страны являются русскоязычными, в разное время прибывшими в Америку. По-видимому, эти цифры не включают русских, переехавших в Америку в период становления США или оставшихся после продажи Аляски и не обязательно сохранивших русский язык.

Русскоязычное население наиболее значительно эмигрировало в США после войны и особенно – после развала Союза, когда приток эмигрантов в США мгновенно возрос в несколько раз. Например, в период с 1990 по 1998 год численность русскоязычного населения Америки возросла в два с половиной раза.

Около 90 % русскоязычного населения США ранее проживали в таких крупных городах бывшего Советского Союза, как Москва, Ленинград, Киев, Ташкент, Минск. Поэтому их стремление жить вблизи мегаполисов Америки с высокой концентрацией предпринимательской и культурной жизни вполне понятно. Подавляющее большинство русскоговорящих граждан Америки проживает вблизи таких центров, как Нью-Йорк, Чикаго, Бостон, Филадельфия, Балтимор, Майами, Атланта, Кливленд, Детройт, Денвер, Лос-Анджелес, Хьюстон, Сан-Франциско, Сан-Диего, Сиэтл, Вашингтон, Милуоки.

Географически выделенных русскоязычных районов внутри этих городов не существуют. Селятся поближе к родным, работе, в доступных по цене пригородах. Контакты определяются проживанием в том же доме, местом работы.

Пожилые неработающие беженцы селятся в дома для людей с ограниченными доходами. В конце 90-х и первых годах этого тысячелетия желающие селиться в таких домах стояли в очереди, разыгрывали возможные квартиры в лотерею. Сейчас поток новоприезжих из России почти прекратился, в эти дома в растущих количествах подселяют тихих пожилых черных из расселяемых гетто.

В Нью-Йорке русские компактно селились в Бруклине, когда Брайтон Бич был символом переселившейся Одессы. Но все это уходит в прошлое, как и картина Брайтона.

Когда-то еще в начале 90-х к Виктору Иосифовичу Тафту приехали в гости родственники из Америки с такой же знаменитой президентской фамилией. Жена двоюродного брата курировала бюро по трудоустройству прибывающих иммигрантов.

Я спросила у нее, как выглядит русская иммиграция. По ее словам, она являлась самой успешной.

Я прямо спросила:

– Потому что такая способная или потому что малотребовательная?

– И то и другое.

Сегодня мы знаем весьма позитивную статистику русской иммиграции. Приехали люди с высшим образованием, ученые, врачи, деятели искусств.

Известно, что русскоговорящее население Соединенных Штатов является одним из самых высоко зарабатывающих сегментов населения. Показательно, например, что по прошествии от одного до трех лет жизни в стране 57 % русскоговорящих жителей приобретают собственный дом (мы, в частности, купили дом через год после приезда). Люди получают второе образование и лицензии педагогов и врачей, дети заканчивают университеты и получают Ph.D. Не выживают, а живут.

К счастью, существуют инициаторы, которые стараются помочь не забыть свои корни. В каждом большом городе и, в частности, в Чикаго выходят несколько газет с информацией о русскоязычных ресурсах: врачах, адвокатах, магазинах. Существуют сайты с рекламой приезжающих театральных групп и отдельных артистов. Есть пара русских радиостанций, русские театральные коллективы.

Формально существующие Русские центры или клубы существуют в тесной связи и на деньги каких-то заинтересованных в русских клиентах коммерческих организаций. Так в Сан-Франциско организация концертов местных и приезжающих артистов часто инициируется магазином «Самовар». В Чикаго Русский центр, в котором также регулярно проходят концерты, финансируется транспортной компанией, доставляющей людей в госпитали.

Однако поскольку с ростом достатка русское население Чикаго передвигалось все больше на престижный север, помещения для театральных представлений и приезда таких любимых гастролеров как Ким, Городницкий, Шаов, Быков, Ефремов арендуются тоже на Севере.

Периодическому общению русских способствуют выездные сборища любителей КСП, ежегодный загородный пикник, но надо с грустью признать, что со временем происходит все больший отсев молодежи, приехавшей сюда детьми или родившейся здесь.

И само поведение как бы организаторов русской комьюнити тоже не способствует единению: перессорились русские радиостанции, разделился успешный театральный коллектив, даже КСП расщепился на два и проводится в разное время и в разных местах.

В целом, менталитет русскоговорящих людей в Америке постепенно претерпевает значительные изменения. Опыт проживания в иной социальной среде постепенно заставляет принять иные правила поведения, одежды, взаимоотношений с людьми. Однако эти изменения даже внутри одной семьи протекают неодинаково.

В последнее время наблюдались серьезные ссоры между друзьями из-за разного отношения к аншлюсу Украины или из-за кандидатуры Трампа. Слушая активных Нью-Йоркцев, с которыми ехали в одном автобусе, мы с Юрой не могли не восхититься» горячностью бывших соотечественников, ратующих за ограничение налогов и помощи бедным. (Кстати, как стало известно на прошлой неделе, эти же «избиратели» активно голосовали за Путина).

Другое объяснение поддержки Трампа относилось как бы к усталости от принятой политкорректности и восхищению «прямотой» Трампа, его неприятием инородцев. Опять та же логика: мы уже здесь, а тот факт, что Америка как страна состоялась именно из-за терпимости к иммигрантам – можно и забыть.

Моя работа

Как было понятно из моей предыдущей книжки, с работой мне повезло. Делай доброе дело – и воздастся. Мне повезло создать хорошую лабораторию и замечательную команду сотрудников в ЦНИИчермете, которая понравилась приезжающим в Россию представителям американских компаний и прежде всего тогдашней Inland Steel. Они решили приглашать сотрудников моей лаборатории на работу в свой исследовательский центр, и мы удачно начали с Оли Гириной, с младшей из моих аспирантов, которая себя прекрасно там зарекомендовала. Потом туда пригласили другого моего бывшего аспиранта, Олега Якубовского и, как выглядело, держали место для меня. Правда, в год нашего приезда в США набор был заморожен, потому что компанию купил Лакшми Миттал, который до этого закрывал исследовательские отделы всех приобретаемых компаний. Грег Людковский, который был начальником отдела, когда мы с ним в 1992 году познакомились, вскоре стал Вице-президентом компании по науке и сумел убедить Миттала, что исследовательский центр Inland Steel сумеет обслуживать все заводы его империи, и доказал, что это работает.

Меньше чем через год после моего мучительного привыкания к работе на минизаводе Хана Стил набор возобновился, и я перешла на Инланд стил, которая в ту пору уже называлась Испат Интернейшнл, и начала работать снова с Ольгой и Олегом. Через пару месяцев меня из научного сотрудника возвели в начальники группы, и в этом качестве я пребывала более десяти лет до ухода на полставки как бы в консультанты. В самом начале в группе было восемь сотрудников: четыре инженера и четыре лаборанта, а перед моим уходом группа насчитывала уже двадцать человек, как по совпадению и моя черметовская лаборатория.

Практически с самого начала при разработке годовых планов инженеров группы этот план делился на несколько частей: проекты по разработке новых или улучшению свойств производимых сталей, проекты, объединяемые названием «knowledge building” – приобретение новых знаний, и методические работы, направленные на освоение новых методов исследования, в соответствии с многочисленным приобретаемым оборудованием. Работы по приобретению новых знаний, аналогичные поисковым исследованиям, как их называли в Союзе, позволяли иметь полезный задел при проведении новой разработки.

Как основной ресурс Грега, тогда возглавлявшего не только все исследования, но и главного технолога компании, мы курировали завод в Караганде (я туда ездила несколько раз обсуждать проблемы качества), выполняли (по переписке) разработку стали для завода компании в Южной Африке.

Автомобильные материалы, разработкой которых занималась группа, были основным по важности и прибыльности продуктом фирмы. Когда в 2004 году Миттал приобрел скопом ушедшие в банкротство LTV и Bethlehem Steel, каждая из которых производила в два раза больше стали, чем Inland Steel, мы вдруг оказались производителем двадцати миллионов тонн стали только в США, поставщиком автомобильных сталей всем автомобильным заводам США, Канады и Мексики. Собственно и до сих пор в США существует еще только два меньшего размера производителя – старейшая USS (United States Steel) и AK steel.

Когда в 2006 Митталу в драматической борьбе удалось приобрести равную ему по размеру компанию Arcelor, которая образовалась путем слияния и приобретения лучших, в основном европейских сталелитейных заводов, новая компания ArcelorMittal стала самым большим производителем стали в мире с потенциальным объемом производства в 100 миллионов тонн, как в бывшем СССР.

Наш американский центр, выросший после первых больших приобретений до двухсот человек, теперь стал партнером европейского центра численностью под полторы тысячи сотрудников. Разные по специализации лаборатории располагались исторически при разных заводах, но наши основные партнеры, занятые автомобильной тематикой, были во Франции, в городе Метце, куда приходилось время от времени ездить.

Однако и помимо международного оттенка нашей деятельности, моя работа по созданию новых автомобильных сталей, чем я занималась всю жизнь, принципиально отличалась от сложившегося длиною почти в жизнь опыта. В СССР мы следили за литературой, пытались симулировать реальные заводские агрегаты и выходили с предложениями к заводам попробовать производить/поштамповать стали большей прочности. Все это отвечало общему направлению снижения потребления стали за счет уменьшения толщин деталей из более прочных сталей. За этим коротким описанием нашей тогдашней деятельности скрыты многочисленные поездки с уговорами металлургических заводов, что они уже готовы это производить, и ссылками на автомобильные заводы, которые после других многочисленных встреч соглашались, что они в этом заинтересованы.

В моей новой роли я встречалась с автогигантами типа Форда, Крейслера, Дженерал Моторс не чаще чем раз в несколько лет, приезжая на конкретную фирму в Детройт с обзорным докладом о наших новых разработках. Зато они часто встречались с сотрудниками отдела применения, которые в терминах и на основе моделирования показывали, какие из критических деталей и с какими выгодами могут быть переведены на новые стали с установленными ими параметрами.

Чаще мы встречались с Хондой и Тойотой, которые всегда были впереди наших разработок и заказывали стали все более высокой прочности и одновременно пластичности, которые должны были быть готовы к строго оговоренному сроку сборки и опробованию новой модели их автомобилей.

Соответствующее задание обрастало строгими и подконтрольными датами выдачи рабочей концепции, изготовления лабораторной партии стали, опытной плавки на заводе, полной паспортизации служебных характеристик (штампуемости, свариваемости, усталости). Срыв сроков означал, что в новой модели этой новой стали не будет, либо (что было нежелательно для обеих сторон) сталь будут привозить из Японии, где ее разработки начинались заведомо раньше, чем мы узнавали об этих требованиях.

Часто японцы обращались ко всем потенциальным производителям: трем в США и еще Dofasco в Канаде, которая после приобретения Arcelor тоже относилась к нашей фирме. Поскольку заказчику необходимо было только два поставщика, тот, кто по срокам разработки и поставки оказывался третьим, тратил усилия зазря.

Все это принципиально изменяло стиль и темп работы. От начальной концепции и правильно выбранных составов лабораторных плавок зависело число итераций – от выплавки, прокатки и опытных отжигов до определения полученных свойств. Поэтому все большую роль играли общие знания, опыт и интуиция.

Очень помогали наши черметовские заделы, которые во многом опережали реальный спрос российских заводов. Безусловно изначально наш опыт исследований двухфазных сталей был существенно выше, чем у американцев. Однако мы ранее никогда не сталкивались со сталями столько высокой прочности, многое приходилось исследовать заново. Помогало первоклассное оборудование. В Чермете мы имитировали охлаждение, используя вентиляторы, сжатый воздух, рассчитывая необходимое снижение температуры в секундах выдержки перед закалкой в воду. На АрселорМиттале мы пользовались высококлассными симуляторами полного цикла термической обработки. Последний стоил восемьсот тысяч долларов.

Почти в самом начале я убедила ДБ (начальника отдела, котороо все называли его инициалами) опережающе начать работы по ТРИП-сталям, которыми в России мы занимались с Сашей Петруненковым. Мы представляли наши лабораторные результаты еще в 1990 году на международной конференции в Вюрсбурге, в Германии, но о промышленном опробовании речь не шла. Здесь нас пока никто не торопил, но мы уже знали о промышленных опытах в Японии. В качестве задела мы с Олегом выполнили систематическое исследование влияния различных элементов применительно к разным уровням прочности. Поэтому когда через два года к нам пришла Хонда с рассказом (как для новеньких) о ТРИП-сталях и заказом на их разработку, мы были совершенно готовы. Однако выполнение этой задачи в срок было столь важно, что несмотря на наши возражения, руководство решило купить лицензию у Nippon Steel.

Мы поехали в Японию, увидели, что предлагаемое нам мало проверено и доказано, но переубедить начальство не смогли – слишком высок был авторитет японцев. При опытных плавках в США на совместном с Nippon Steel заводе предложенный ими состав свойств не дал. В результате производство стали перевели на агрегат, который мы с Олегом моделировали с самого начала, используя иной состав, предложенный нами.

Когда вскоре появилась Тойота с другим заказом, опять уповая на полезную помощь Nippon Steel, наше руководство поверило в наш подход, и мы осуществили необходимую разработку с Нарайяном (недавно я получила официальное свидетельство о получении американского патента на соответствующий состав) и выдержали все чрезвычайно высокие требования, за что и были отмечены.



Я не раз с пользой обращалась к прошлому опыту и накопленным за жизнь результатам. Необходимая пластичность при изгибе этой стали была очень чувствительной к неметаллическим включениям, поэтому в состав стали были заложены чистота по оксидам и предельно низкие содержания серы. При этом, как всегда, в сталь добавляли силикокальций для глобуляризации сульфидов. И все равно мы видели микронадрывы на включениях. Ломая голову, вспомнила наши с Леной Жуковой-Золотаревой результаты двадцатипятилетней давности. Мы нашли (и опубликовали), что добавка силикальция в составы с предельно низкой серой ничего, кроме общего загрязнения и ухудшения вязкости, не дает. Когда я пришла с этим к Нарояну и ДБ, они согласились попробовать плавку без силикокальция, хотя и довольно нехотя, просто от безвыходности. После получения положительных результатов это вошло в технологию.

«Мои» двухфазные стали, по которым защитила докторскую и издала книгу в 1986 году, после кажущегося их умирания в восьмидесятых оказались остро востребованными в конце 90-х. Меня в какой-то степени и приняли так тепло на фирме как специалиста по двухфазным сталям.

На глазах росла Оля Гирина, которая вела многочисленные разработки двухфазных сталей. Если в России предложенную нами двухфазную сталь с прочностью 550 МПа ВАЗ попросил разупрочнить до 440, то здесь Оля двигалась от 590 к 780, 980 и 1180 МПа. Появлялись новые сотрудники, которых она направляла, всегда руководствуясь нашей верой, что изменения свойств определяются изменениями структуры, исследованию которой она посвящала большую часть своего времени.

Оля занималась преимущественно покрытыми сталями, непокрытые двухфазные стали (другой агрегат и цикл термообработки) вели Олег и Нараян, мартенситнные стали вели Ронжи с Нараяном.

Несколько лет назад Ольга с Демоном начали лабораторную проработку нового поколения сталей с контролированной закалкой, от которых уже требовалась прочность 1470 МПа при кажущимся фантастическим сочетании с удлинением в 20 %. И опять тот факт, что они начали этот проект с опережением, понимая из литературы, что это грядет, к моменту реального заказа нужные результаты в лаборатории были показаны.

Я получала огромное удовольствие от работы с группой – не только с Ольгой и Олегом, но и с новыми молодыми сотрудниками, отличающимися глубокими знаниями металловедения, новых методов исследования.

Когда я проработала на фирме 10 лет, руководство компании вдруг решило выделить каких-то исследователей, назвав их экспертами. Это делалось, как я потом узнала, путем отбора по каким-то критериям и путем голосования руководителей отделов. Выбрали из всех полутора тысяч шесть человек, включая меня. Провели собрание, читали мою биографию, увеличили зарплату. Новая должность была приравнена начальнику отдела, я формально подчинялась Франсуа Мудри, главному менеджеру по поисковым работам, который находился в Париже, время от времени посещал наш центр и хотел, чтобы я периодически инспектировала поисковые работы других лабораторий.

Совпало, что примерно в это же время мы с Ольгой посетили наши заводы в Бразилии, где тоже производили автомобильные стали. Почему-то я произвела какое-то специальное впечатление на местное руководство, которое официально обратилось к моему начальству, чтобы я стала со-руководителем их четырех аспирантов, прикрепленным к местным университетам. Я продумала темы их диссертаций в соответствии с их заводскими функциями и оговорила, что параллельно с подготовкой литобзора каждый будет как минимум дважды приезжать в наш центр для выполнения лабораторной части экспериментов. Так оно и было, но двое отпали на стадии подготовки литературного обзора, а двое в течение следующих четырех лет защитились.

И постепенно всего стало немножко много: руководство группой с нарастающим числом новых разработок, подробное (по-другому не могу) чтение диссертационных записок, увеличенное число командировок, понимание, что уже и семьдесят лет позади. Нараян, которого давно видела моим преемником, вполне созрел, и я попросилась просто в научные советники, как соответствовало моему титулу эксперта.

С удовольствием осознавала, что группа (лаборатория) продолжает работать в том же стиле, вела научные семинары группы, продолжала выступать на конференциях, понемногу думала о подготовке книги.

А потом решила переехать в Чикаго, сознательно создавая мотивацию ухода с работы из-за неудобства ездить издалека при моем ограниченном деревней умении водить машину. Соответственно после года этих неудобств перешла в консультанты и стала работать два раза в неделю. По-прежнему вела семинары, по очереди обсуждала с инженерами состояние их проектов, редактировала их публикации. Исключила себя из внешних обсуждений, чтобы не затенять молодежь, но наверно не была права, потому что не всегда соглашалась с принятыми без меня решениями.

Дома работала над книгой, которую охотно принял к изданию Шпрингер, а когда закончила ее, начала скучать (все вроде сказала, что знала). Поскучала год и ушла с работы совсем, до сих пор не до конца уверенная в своей правоте.

Профсоюзы как школа чего?

Помню, что в Союзе все мы были членами каких-то профсоюзов, чуть ли не со студенческих лет. Платили взнос 1 % зарплаты, вычитаемый автоматически. Профсоюзам принадлежали здравницы, так что можно было претендовать на льготную, а в студенческие годы и бесплатную путевку в дом отдыха или санаторий. Второй раз мы вспоминали пропрофсоюз, когда надо было собрать подпись «треугольника» под характеристикой. А какие могли быть иные функции? Оплата труда была детерминирована существующей сеткой, возможные передвижения и повышения определялись начальником или достижением ученой степени.



После развала всего на свете появились советы трудового коллектива, которые должны были защитить эти коллективы от произвола дирекции, но произвол оставался произволом, и эти советы на деле объединялись с администрацией в принятии решений, противоречащих интересам коллектива. В случае ЦНИИчермета, например, – в разрешении сепаратной приватизации экспериментального завода, что подорвало институт в корне, сдачи площадей торговым арендаторам.

История возникновения профсоюзов в Америке с самого начала носила характер прямой борьбы с работодателями за повышение оплаты, лучшие условия труда. Борьба была острой, и администрация нередко прибегала к услугам мафии, чтобы запугать или подкупить лидеров профсоюзов. Как нам объясняли еще в советское время, угроза революционных движений заставляла работодателей идти на многие уступки, и рабочие капиталистических стран должны быть благодарны СССР за улучшенную оплату и условия труда.

Борьба профсоюзов с руководством хорошо описывается выражением, высказанным более ста лет назад: «Менеджмент и профсоюз – это сказочный змей о двух головах, которые своими ядовитыми укусами убивают друг дружку». При этом та голова этого змея, что кусает менеджмент, забывает железное правило: «Худшее преступление против трудящихся – когда компания перестает получать прибыль».

Как я увидела в реальной жизни, все не так просто. Начинала я на частном предприятии Hana Steel, где не только не было профсоюза, но было известно, что Хана – ярый их противник и открыто грозит закрыть любой из его пяти заводов, если там профсоюз возникнет.

В Америке действует закон, требующий для создания профсоюза тайного голосования всех рабочих. Хана внимательно отслеживал, чтобы случайно не нанять человека, способного стать инициатором создания профсоюза. Однажды я стала свидетелем увольнения «по-американски»: немедленно, прямо посередине рабочего дня, недавно нанятого мастера трубного стана. Квалифицированный опытный парень. Кто-то «проинформировал», что этот парень не просто работал на Катерпиллере, где был профсоюз, но и был там неким профсоюзным активистом.

Поскольку я была как бы в менеджменте завода, однажды нас (всех руководителей) вывезли куда-то на однодневный семинар, посвященный антипропаганде профсоюза, с показом роликов об излишествах, которые позволяют себе профсоюзные лидеры на профсоюзные деньги, о том вреде, который они нанесли и наносят предприятиям. Одновременно нам было разъяснено, чего мы не имеем права делать в противодействии образованию профсоюзов и как в юридически допустимой форме понемногу «открывать глаза» рабочим.

Я посмотрела тут данные исследований, в какой мере увиденное и услышанное на заводах Ханы совпадает с существующей практикой. Узнала, что по данным исследований, 25 % частных работодателей практикуют незаконное увольнение активистов за создание профсоюзов. Больше двух третей практикуют использование управленческого звена для давления на рабочих, беседы «один на один», как нам и рекомендовали. В течение последних лет все американские администрации были враждебны к профсоюзам, но конкретные действия ограничиваются законодательством, принятым еще во времена Рузвельта и Трумэна.

bannerbanner