Привет из Чикаго. Перевод с американского на русский и обратно

Узнала, что не все крупные компании имеют профсоюзы. Например, крупная металлургическая компания Nucor, представленная десятком мини-заводов, до покупки «Трайко», унаследовавшей профсоюз от LTV, не имела профсоюза ни на одном из них.

Инженеры и руководители в профсоюзы не входят, поэтому с переходом на долгожданную работу в исследовательский центр я поначалу профсоюзом не интересовалась. Оказалось, что хотя на металлургическом заводе профсоюз был, техники нашего центра туда не входили. Прошел всего год после покупки Миталлом нашего завода у частной семейной фирмы Inland Steel. По-видимому, ранее все были довольны условиями, оговоренными в контракте, подписываемом администрацией с рабочими каждые пять лет.

У меня в группе было вначале всего пять техников, отношения у них с инженерами были товарищеские, я могла оговаривать специальные квартальные премии для их поощрения, сумела перевести недавно поступившего на работу старательного Джима (техника Ольги) в следующий разряд. На еженедельных собраниях группы была такая же дружественная обстановка с пониманием общих трудностей и достижений, как и раньше в Москве. Моему ощущению привычного коллектива способствовало, конечно, присутствие Ольги и Олега.

И вдруг мы услышали от Грега, руководителя исследовательского центра, что техники предполагают присоединение к заводскому профсоюзу. Год назад, когда какие-то инициаторы провели необходимое собрание, большинство проголосовало против. Однако в этот раз Грег предвидел поддержку большинства и причину изменения общего отношения: предстоял очередной пересмотр контракта, и все (логично) опасались, что новый собственник постарается уменьшить или отменить что-то из важных льгот (бенефитов): медицинской страховки, пенсии, оплат по болезни и т. п.

Действительно, проголосовали «за», и тут началось. Когда мы увидели проект контракта, который «руководство» возникшего профсоюза представило Грегу Людковскому, мне стало нехорошо. Все было в интересах «стареньких», большинство которых на собрании техников и определило результат голосования. Всех вновь нанимаемых техников, независимо от их квалификации, определяли по низшему шестому разряду. Перевод в следующий разряд не зависел от качества работы и нас (ее потребителей) – только от стажа, с переводом в следующий разряд раз в три года.

Многие техники работали на приборах, на которых работали и инженеры. В моей московской лаборатории, как и в лаборатории Жени Шура, часто на таких приборах работали кандидаты наук, как, например, Лена Жукова-Золотарева на сканирующем микроскопе или Игорь Комаровский на микрозонде. То же и здесь: я сама, как и Ольга и Олегом, любила изучать структуру моих образцов в оптическом и сканирующем микроскопах. Проект контракта пользоваться приборами инженерам запрещал: это рассматривалось как угроза рабочим местам техников. Благо, мы вовремя это увидели, и Грег Людковский оговорил право инженеров работать на приборах, хотя и не более четырех часов подряд.

Жизнь радикально изменилась. От нас не зависели ни зарплата, ни премии техников, их нельзя было наказать или уволить без согласия профсоюза, внутри техников произошли некоторые трения между давно работающими и новичками, потому что в профсоюзах всегда имеют преимущества seniority, и отношения с инженерами во многом изменились.

Группа расширялась, появлялись новые техники, и все больше чувствовалась их отчужденность, показная независимость. Выявились несколько «активистов», отслеживающих нарушения со стороны инженеров. Если Зофия или Ольга заработались на микроскопах более четырех часов – тут же подавалась официальная жалоба (grievance) в профсоюз. Со мной было еще смешнее: я не знала, когда освобожусь, и поэтому в журнале заявок на микроскоп поставила свою фамилию против всего дня: не работала, а только заявила, но тут же появилась жалоба и на меня. Так было со многими и неоднократно, пока жалобщику не надоело.

Как я понимаю, в целом с профсоюзами в США не все так однозначно. Выглядит на наш взгляд возмутительно, когда каждый год бастуют учителя и грозят не прийти в школу, если им не прибавят зарплаты, однако, как выясняется, зарплаты учителей в разных штатах различаются в разы.

У рабочих в цехах металлургических заводов шестизначные зарплаты, отличные медицинские страховки и пенсии, но во времена кризисов 2001–2002 именно поведение профсоюзов привело к банкротству ряда компаний.

Показателен пример LTV. На момент остановки завода компания насчитывала 7700 рабочих и 40 тысяч пенсионеров из бывших членов профсоюза, которым выплачивали пенсии и платили медицинскую страховку. Когда LTV заявила банкротство, начальная фаза «Глава 11» подразумевала реструктуризацию и получение определенных кредитов при сокращении расходов, подразумевающих, в частности, что и профсоюз пойдет на определенные уступки в текущих (непосильных) тратах. Профсоюз на уступки не пошел, федеральный кредит не был выдан, и завод, вторая по размеру сталелитейная компания США, был остановлен.

Противоположное поведение профсоюзных лидеров на двадцать лет раньше (эпоха правления Ли Каокка) спасло Крайслер, который был тогда тоже в состоянии банкротства, но за счет уступок профсоюза сумел показать уменьшение текущих расходов и обосновать получение кредита, который компания сумела вернуть на семь лет раньше заявленного срока.

Как очень часто бывает здесь, все с одной стороны, с другой стороны.

C этой другой стороны нет альтернативы кроме как профсоюзной организации рабочих для переговоров с работодателем об оплате сверхурочных, медицинских страховок и т. п. Получается, что профсоюз – зло, противостоящее ещё большему злу – жадной корпорации.

Интересно, что эта реальная функция профсоюза все острее проявляется сейчас в России на заводах, принадлежащих иностранным фирмам – на Автовазе. Форде, Катерпиллере. Все больше упоминаний о попытках руководителей этих фирм противодействовать профсоюзам, все больше доказательств, что Россия, часто независимо от ее желания, входит в мировую систему и начинает жить по ее законам.

Предпринимательский дух

Как я писала в первой книге, так сложилось, что последние четыре года моей жизни в России я возглавляла совместную с американцами программу «Международный инкубатор технологий,» направленную на развитие инновационного предпринимательства. Останавливались заводы, в том числе градообразующие, и, судя по зарубежному опыту, малый бизнес как наиболее динамичный должен был стать источником новых рабочих мест и оживления экономики. Надо было вооружить творческих людей, способных инициировать новые производства, соответствующими знаниями. Мы создали в Академии Народного Хозяйства при Правительстве РФ учебный Центр коммерциализации технологий, где сначала проводили краткосрочные программы, а потом разработали учебный курс подготовки магистров, издали много учебных книг, составивших Библиотеку Инновационного предпринимательства.

На занятиях я познакомилась со множеством специалистов, которые спасали лаборатории, кафедры, сложившиеся коллективы ученых путем развития малых производств потребительских товаров. Ряд из этих производств получили международную известность. Однако, на мой взгляд, в массе своей это не отражало предпринимательской жилки этих инноваторов, люди становились предпринимателями скорее вынужденно. (Разумеется, я не говорю о тех сегодняшних знаменитостях, которые в силу природного предпринимательства сумели что-то умело приватизировать, что-то модернизировать и стали замеченными в списках Форбса).

В Штатах я столкнулась совсем с иной основой характеров. Во-первых, к моему удивлению и огорчению, молодые инженеры не рассматривали свою работу как карьеру длиною в жизнь, независимо от их продвижения на службе и объективных положительных показателей. Где-то был лучше климат, где-то предлагали больше денег, где-то светила долгожданная мечта стать менеджером.

Я воспринимала переходы молодых инженеров почти как личную обиду, но больше всего меня удивляло другое – готовность поменять инженерную деятельность на рисковое предпринимательство.

У меня был дипломник из Colorado School of Mines, толковый парень, мы с ним даже опубликовали статью по результатам его исследований структуры ТРИП-сталей. Потом он поступил на работу в наш Центр, и мы время от времени что-то с ним обсуждали. Через пару лет он вдруг пришел прощаться. Оказалось, что он уходит организовывать с друзьями пивоварню в Чикаго, где своего пива нет. Как я потом узнала, сначала у них со своим пивом не получалось и они стали дилером одной из знаменитых пивоварен Милвуокки, но постепенно они сумели не просто сделать что-то удачное, но и сформировать вокруг себя заинтересованных покупателей, так что наши любители пива иногда навещали их пивоварню в Чикаго.

Таких потрясающих для меня примеров было несколько.

При одном из сокращений для добровольцев, соглашающихся уйти с работы, предлагалось поощрение в размере годового оклада. Помню наше удивление, когда молодая пара технологов, взяв оба поощрения, купили виноградники и решили организовать винодельню.

Другим примером был муж Нэнси Хейк. На полученные деньги (не все, он взял кредиты) он купил два многокватирных дома и стал сдавать квартиры, прославившись как отличный менеджер.

Рэм, научный сотрудник отдела применения, организовал два новых ресторана в сети Quizinos. Когда мы разговорились, выяснилось, что он с женой и раньше имел частную фирму, которая поставляла и обслуживала компьютерные классы в школах.

Наш компьютерщик ушел помогать брату-риэлтору.

Организовать частную фирму собирался ушедший на пенсию Дик Сассман, который был в течение пяти лет генеральным менеджером нашего Центра.

Не во всех, но во многих американцах живет готовность поменять стабильную жизнь и зарплату на рисковые условия частного предприятия с ощущением себя хозяином.

Верят на слово без всяких справок

За время работы в Союзе я неоднократно получала импортное оборудование. Оно приходило в добротных деревянных ящиках, и постепенно я стала знакома с институтским начальством из ретивых дачников, которые вставали в очередь за этими драгоценными досками – ценным строительным материалом для их следующих усовершенствований.

Однако открывать эти драгоценные коробки с драгоценным оборудованием мы могли только в присутствии представителя торговой палаты, который тщательно сверял изымаемые части с упаковочным листом.

Моя первая (слава богу, кратковременная) работа в Америке была связана с только что запускаемым небольшим заводом, и я как менеджер по качеству получала различное испытательное и измерительное оборудование, в том числе микроскоп.

Мои техники тут же кидались его открывать. Я немного напрягалась, но успокаивала себя, что все здесь не импортное. Однако, когда в ящике с микроскопом не оказалось оплаченной фотокамеры, я запаниковала, имели ли мы право открывать сами без представителей поставщика, и как теперь доказывать, что фото приставка не получена.

Джон, мой техник, во многих отношениях мой первый учитель правил американской жизни, и бровью не повел:

– Не беспокойся, мы им сейчас позвоним, и они пришлют все недостающее ночной почтой (overnight).

Так и произошло, к моему потрясению. Не только без справок, но и без письменного обращения.

За годы местной жизни я понемногу привыкла, что здесь верят на слово.

Постепенно пришла к пониманию, что такое поведение не отражает беспредельную доверчивость американцев, хотя честность и законопослушность здесь заложена и религиозностью и нередкими присягами. Основная причина доверия покупателю связана с превалирующей ролью потребления в американской экономике, состояние которой так и оценивают – по объему потребительских затрат. В этих условиях важнее всего поддерживать веру и спокойствие потребителей, поощряя их к покупкам в данном магазине, у этой фирмы, использование конкретной кредитной карты.

Я не могу сказать, что у меня много примеров сбоев доставки, но отношение к ним продавца красноречиво.

Пару раз звонила в аптеку (доставка лекарств по почте) и Амазон, что не получила заказанных лекарств или товара. В обоих случаях тут же высылали дубль с просьбой вернуть, если все-таки получу заказанное с опозданием.

Иногда приходится связываться с кредитной карточкой: кто-то снял оговоренный платеж дважды (так было всего один раз). Возвращают деньги сразу и потом сами разбираются с причиной ошибки платежа.

Жора звонил в Home Depot, что заказанная дверь пришла с трещиной. Не просили фотографий, поверили на слово, прислали новую, даже не попросив вернуть испорченную (кажется, Жора пустил ее на дрова). Клиент всегда прав и должен быть доволен. Исключений на моей памяти не было.

Я понимаю, что мотивация та же, что и у легкости возвращения товаров, о которой ниже, но все равно ценю доверие, которое подразумевает взаимность. Не раз и не два приходилось менять даты заранее купленных билетов в оперу или в Симфонический центр. Новые билеты присылают без требования вернуть предыдущие – наша порядочность как бы сомнений не вызывает.

Покупай без примерок, возвращай, что не нравится

В наше время (нашего присутствия в России) это было невозможно. Сейчас уверена, что и в России дорогие магазины гарантируют беспроблемное возвращение покупки, однако в США право вернуть покупку в течение месяца является повсеместной практикой без исключения. В редких случаях спрашивают причину: не тот размер, не то качество. В большинстве случаев проверяют только соответствие чека и возвращают деньги. Если нет чека, но покупка в данном магазине каким-то образом подтверждена, открывают кредит на стоимость возвращенной покупки.

Амазон даже оплачивает стоимость обратной посылки, другие поставщики онлайн немедленно высылают штрих-коды для оплаты почты, а потом вычитают эту стоимость из возвращаемой суммы.

Индифферентное отношение продавцов как к самому факту возврата, так и к кондиции возвращаемого товара, заложено в философии фирм поощрять легкость решения о покупке товара, что увеличивает текущий денежный оборот. Однако пара случаев вывели меня из спокойного понимания этой философии, потому что не могла не представить в лицах реакцию российских продавцов в аналогичной ситуации.

Один раз свидетелем подобной «небывальщицы» был Саша Ефимов. Он остановился у нас дома, когда наша фирма пригласила его для обучения сотрудников работе с дилатометром (американцы купили такой же, который был у нас в черметовской лаборатории и которым Саша владел в совершенстве).

В выходные он подстрекал нас что-то улучшить в доме, где-то подкрасить, что-то замазать. Задумано-сделано. Поехали в Home Depot, отщипнули кусочек краски со стенки и попросили сделать-замешать такую же. Такая техника принята повсеместно: под спектрометром получают рецепт смеси, взвешивают компоненты, которые добавляют к белой основе, и вперед.

Приехали домой – не подходит. Вроде и то, что заказывали, но в новом месте, где хотели перекрасить, не вяжется с цветом полки. Без особой уверенности в успехе поехали в Home Depot опять: пусть если не вернут, то как-то по-новому осветлят. Забрали краску и вернули деньги без всяких оговорок. Саша долго рассуждал о том, каков должен быть оборот магазина, чтобы они могли такое позволить – ведь там была возможная безвозвратная потеря и материала и труда.

Второй эпизод вызывал у нас взрывы хохота, когда мы в разных вариантах изображали яркие диалоги с российскими продавцами в подобной ситуации.

Пришло время менять холодильник. Он стоял на кухне в нише. Я померяла ее ширину, мы поехали в Best-Buy, подобрали холодильник под эту ширину, согласовали день бесплатной доставки заказанного холодильника, которая включала и вывоз предыдущего (заниматься его продажей было нереально). Привезли новый холодильник в назначенный день, и выяснилось, что стороны ниши не параллельны, она немного сужается книзу, так что новый холодильник в нее не влезает. Доставщики забрали старый холодильник, оставили новый посередине кухни, предоставив нам возможность разбираться с магазином.

В магазине нас спокойно выслушали, не указывая на то место, которым надо было думать заранее, и предоставили нам возможность выбирать другой холодильник. Выбирали по каталогам под размер, в зале магазина такого не было. Оформили покупку, нам вернули часть денег, поскольку выбранный теперь был немного дешевле, и назначили день, когда его привезут и заберут купленный перед этим. Привезли, но он был не такой глянцево белый, как все наши кухонные принадлежности, а как бы рябой, покрытый ячейками краски. Забрали предыдущий, посереди кухни остался новый неудачник.

Не без робости мы поехали в Best Buy опять. Тот же продавец спокойно нас выслушал, и опять сдержался и не показал, что он о нас думает, предоставив нам каталоги и возможность выбирать тот, что подойдет и по размеру и по внешнему виду. Мы доплатили разницу и согласовали день обмена, когда «нам удобно» быть дома. И все!!! Три раза бесплатно присылали доставку, забирали нами же ошибочно выбранный холодильник, не посылая нас по разным привычным местам.

Мы вспоминали эти «обмены» довольно долго, каждый раз придумывая выражения, которыми должны были сопровождаться эти похождения в России, и похохатывая по потерянным «развлечениям».

После нескольких усовершенствований в нашем доме мы уже знали, что после выполненной строительной работы излишки материалов принимают назад по той же цене.

И еще я частенько видела, что люди носят одежду, не снимая магазинных ценников. Это чтобы можно было потом эту вещь сдать обратно, если не подойдет или не понравится.

Как мы общаемся с американцами

Еще до нашего переезда я была подготовлена к тому, что американские соседи не очень идут на контакт и общаются весьма формально: «How are you?» и, хотя вопрос задают часто с улыбкой, но после этого вопроса, даже не дослушав такого же формального ответа «Fine», плевать на вас хотели.

Действительно, прожив двенадцать лет в доме в Огден Дюнз, мы были знакомы сначала только с соседом напротив, к которому обращались с бытовыми проблемами, а когда он переехал, познакомились с соседями слева, хотя дальше обмена приветствиями разговор шел только о цветах и газоне.

Но я убеждена, что дело не только в американцах. Я вроде бы человек общительный и в окружении знакомых разговорчивый, но в семиэтажном доме на Молодежной, где на каждом этаже было по четыре квартиры, я была знакома только с соседями из квартиры справа. Сначала Марья Ивановна зашла к нам за солью, а потом в эту квартиру приехала Оля, дочка которой была ровесницей нашей Анечки и какое-то время училась с ней в одном классе. И все.

По-видимому, все зависит от конкретных людей. Знаю, что Левиты, когда въехали в новый дом в Огайо, пригласили всех ближайших соседей на шашлыки. Уверена, что Люда раздает им саженцы их уникальных цветов (она и нам привозила через четверть страны). После таких начальных контактов соседи не будут ограничиваться формальными вопросами «Как поживаешь?»

В смысле общения Цвики еще круче. Они не только приглашают к себе в дом разделить компанию, но если нужна помощь, еще и подвозят больного соседа в госпиталь. В результате отношения у них с соседями достаточно теплые: например, когда Жора уезжает, сосед помогает Неле косить их огромный газон.

И все равно диалоги намного дальше, чем «Как поживаешь?», не идут, ни в коем случае не ожидая подробностей в ответ на этот стандартный вопрос. У тебя конкретные технические трудности: сломался насос, вянет трава – обсудим, поможем. Но ни в коем случае не грузят личными подробностями, никто не хочет вешать свои проблемы на другого.

Нам об этом говорили заранее и на всех известных примерах мы убеждались в том, что отношения с американцами не бывают симметричными. Мы и шире и щедрее и существенно менее формальны.

После переезда в Чикаго я однажды посетила какое-то собрание жильцов дома (в первый и последний раз), соседка протянула руку и представилась (здесь так очень принято): «Ольга». Очень подтянутая женщина, несколько старше нас, в юном возрасте привезена замуж из Греции. Мы пару раз встретились на улице, еще поговорили, я пригласила ее к нам на ужин. Ольга пришла с Мариной, русской подругой, родившейся в Шанхае, которую вскоре после войны вывезли через Гонконг. Марина вспоминала забытый русский, неплохо пообщались. За этим следовала, как выяснилось, формальная очередь. Через месяц-другой Ольга пригласила нас к себе, затем спустя какое-то время Марина пригласила нас к ней. По-видимому, я сломала цепь, и теперь мы иногда обмениваемся записками, разговариваем при встречах, но оговоренный в календаре церемонный обмен делегациями, с учетом сложностей готовки ужина не привыкшими к этому дамами, я не поддерживаю.

Ольга и Марина живут здесь по пятьдесят лет, не коренные американки, но истинные американцы редко принимают у себя дома. В виде исключения, когда мы навещали Юриного коллегу Джона ДюПлессиса в Кентукки, он устроил для нас прием, пригласил с десяток гостей, нескольких из его взрослых пятерых детей. Получилась, что число гостей было больше, чем вмещал их стол в столовой. Часть гостей разместили за столом в гостиной, но никто даже и не думал внести этот стол в столовую, где он вполне мог бы уместиться и как наверняка мы бы сделали в России. Так и сидели гости двумя кучками в двух разных комнатах.

Иногда, когда американцы, которые не любят или не умеют готовить, но вынуждены принимать у себя гостей, они объявляют заранее, что это будет pot luck, подразумевая, что гости придут со своим угощением. Так было, например, когда Дэйв Уайт пригласил нас и еще толпу сотрудников на «согрев» его только что построенного дома (так и называют новоселье – house warming). Принесли много вкусного, кто в чем силен.

Нас как-то позвал домой Индра, очень симпатичный индус, с которым подружились и который в числе многих сотрудников любил бывать у нас на летних сборищах, которые мы устраивали на заднем дворе нашего дома в Индиане, с шашлыками, огромным количеством разнообразной еды и танцами. Жена Индры, субтильная Марго, немецкая стюардесса, на которой Индра женился лет пятьдесят назад, ничего не готовит никогда. Когда мы пришли к ним, на столе стояли разогретые корзиночки с грибами из SAM’s клуба. Мы выпили по бокалу вина, укусили грибы, после чего Индра сказал, что они заказали столик в ресторане Джованни. По-другому приглашение домой, если речь не идет о моих российских коллегах, выглядит только у ДБ, моего индийского начальника, у которого жена обожает готовить, или у Роджера Прадана, тоже индуса, жена которого итальянка Лина отлично готовит, а дочка (получила университетское образование) профессиональный кондитер.

Самое распространенное общение американцев осуществляют вокруг барбекю, по-нашему, на шашлыках: в каждом дворе есть грили разного уровня сложности, на углях или газе, жарь, что хочешь, пей пиво и общайся. Можно и не во дворе, а где-нибудь на пикнике, там будут обозначенные разрешенные места для грилей.

Внутри семьи, которая к определенному возрасту детей разбросана по разным штатам, обязательным является приехать к родителям на Thanksgiving, День Благодарения, разделить традиционную индейку, и на Рождество. У того же ДюПлессиса, в год нашего к нему приезда, родни на День Благодарения собралось двадцать семь человек (тогда у него было от пяти детей только пятнадцать внуков, сейчас двадцать один).

Наш Миша по-американски отмечает эти праздники как повод собрать друзей, но, к сожалению, обязательный приезд к родителям не признает. Иногда мы приезжаем на эти дни к нему, но редко, потому что это не то же самое, как собраться вокруг старейшин. Американские традиции, хоть и формальные, нам нравятся.

Американские свадьбы и похороны – точно не как в России

Не могу сказать, что посещала много свадеб в России. Моя собственная протекала в нашей с мамой и Валей комнате, куда набилось двадцать пять родственников. На Валиной, что проводилась вскоре в той же квартире, было человек под семьдесят, которые размещались в двух комнатах наших соседей.

Мишина свадьба, что состоялась менее чем через двадцать лет (ему, «переростку», было чуть больше восемнадцати) праздновалась в ресторане «София», куда пригласили человек под шестьдесят родных и друзей родителей и новобрачных.

Знаю, что классические российские свадьбы подразумевали серьезные выпивки. Наши с Валей свадьбы были во времена, когда мы еще жили на территории фабрики. Перед Валиной свадьбой к нам пришел участковый милиционер, спросил, сколько ожидается гостей и сколько куплено водки. Я была почему-то одна дома и была рада показать ему двенадцать поллитровок, купленных на семьдесят гостей. Я не помню, подчеркнула ли я, что все гости – евреи, но точно помню, что одну бутылку ему подарила и посоветовала прийти после свадьбы посмотреть, сколько еще останется. Осталась половина: печень, давление, «тебе столько нельзя», «не пей больше».