
Полная версия:
Привет из Чикаго. Перевод с американского на русский и обратно
Ключевое преимущество местной медицины – виртуозно высокий уровень хирургии и оснащенность оборудованием. Томография, магнитный резонанс – хоть сегодня же. Юре, хоть он и ложился специально в больницу, в Москве давление отрегулировать не смогли. Он приехал сюда с давлением 200/100 и пульсом за 120. За довольно короткое время местные лекарства сбили цифры вниз, но накопившиеся отклонения вызвали подозрения, что плохо работает сердце. Мы тогда жили в Пекине, городке под Пеорией с сорока тысячами жителей, что-то вроде Загорска. Юре полазили зондом по сердцу через вену в паху и вызвали меня:
– У вашего мужа один из сосудов забит на 99 %, мы не будем вынимать зонда и перевезем его в госпиталь, где есть на всякий случай возможности для операций на открытом сердце. Вы можете поехать с ним.
Перевезли и поставили в забитую бляшками артерию расширитель – стент. Когда вскоре приехали навещать Валю в Москву, мой двоюродный брат, доктор медицинских наук, Володя Ривкин, сказал, что в то время (1999) даже в Москве с ее многомиллионным населением подобные операции можно было делать не более чем в пяти больницах. (Наверняка, сейчас ситуация изменилась).
После этого мы переехали в Индиану, где в таком же деревенском (очередном городке с населением в 35 тысяч жителей) госпитале спустя сколько-то лет Юре поставили еще три стента.
К врачам некоторых специальностей записываться надо очень задолго. Пошучивают:
-Простите, – отвечает дежурная, – мы сможем принять вас не раньше, чем через две недели.
– Но я к тому времени могу и умереть.
– Никаких проблем. Если ваша жена известит нас об этом, мы отменим запись.
Однако помимо госпиталей и приемных скорой помощи, существуют многочисленные пункты «немедленного» обслуживания, где принимают квалифицированные врачи широкого профиля, есть рентген, возможности анализов крови и т. п.
Лекарств здесь, на мой взгляд, слишком много. В принципе, в США разрабатывается больше половины всех новых лекарственных средств. Большинство из них имеют те или иные побочные действия и надо признать, что, в основном, их здесь отслеживают. Я приехала в страну с зашкальным холестерином. Мне выписали липитор, который как-то негативно влияет на печень. Печень не щупали, но периодически делали анализы крови и заменили липитор на крестор. Крестор вызвал боли суставов, заменили на какой-то статин, спрашивая меня периодически, не болят ли мышцы и т. д.
Но вообще сейчас происходит некоторая эволюция в отношении к лекарствам и прежде всего антибиотикам.
Пациент: "У меня болит голова!"
Врачеватель:
2000 до н. э. – На, съешь этот корешок.
1000 н. э. – Эти корешки – колдовство! Прочти молитву!
1850 н. э. – Эти молитвы – глупое суеверие! Выпей эту микстуру!
1940 н. э. – Эти микстуры – обычное шарлатанство! Прими эту таблетку!
1985 н. э. – Эти таблетки неэффективны! Прими этот антибиотик!
2005 н. э. – Эти антибиотики искусственного происхождения! На, съешь этот корешок.
Копить-копить и еще раз копить
Вот так всегда. Копишь-копишь на Ламборджини и Айфон, а потом бац! Не сдержался и купил себе кока-колу и сникерс.
В России мы копили деньги на кооператив, мебель, на автомобиль, на дачу, но не помню, чтобы кто-то откладывал на старость. Зачем? Имеющееся жилье ничего не стоило, на еду хватало по определению, ехать в далекие края никому не светило. Разумеется, сейчас в России все радикально изменилось в смысле возможных и интересных трат, как и появились какие-то пути для дополнительных пенсионных накоплений, но насколько я понимаю от Леночки Золотаревой, не совсем ясно, как они будут работать. Как я понимаю, сама пенсия порядка 300–400 долларов (включая так называемую «московскую надбавку») на фоне растущих коммунальных платежей и цен на продукты вызывает все меньше уверенности в завтрашнем дне.
До переезда в США у меня было убеждение, что все американцы откладывают деньги на черный день. По общим рекомендациям так и должно быть. В связи с динамичным изменением спроса и периодическим закрытием или сокращением тех или иных производств рекомендуется иметь в накоплениях денег, достаточных для проживания без получения заработной платы минимум в течение шести месяцев. Существуют калькуляторы, позволяющие рассчитать необходимые суммы и для жизни на пенсию. И все-таки статистика показывает, что треть американцев не откладывает деньги на старость. Почему? Есть несколько причин. Часть – по беспечности, другая – по бедности, но достаточно большая часть не думает о необходимости накоплений, потому что они заведомо обеспечены гарантированными государственными пенсиями (SS) и пенсионными накоплениями по месту работы.
Независимость в старости была нашим с Юрой пунктиком с момента приезда (почти в 59 лет), поэтому я сразу погрузилась во все возможные способы сбережений.
Максимальная индивидуальная пенсия по SS в 2017 году – 2788 долларов (для тех, кто вышел вовремя, сейчас в 66 лет, если продолжаешь работать дальше, не получая пенсии, то она постепенно немного растет). Нам, как должно было быть понятно, максимальная пенсия не светила, поскольку был чуть больше половины минимального в 35 лет. Немного помогла приличная зарплата, но не радикально. Кстати, начиная с оговоренного возраста (66 или 66 с половиной или 67 лет, как будет вскоре), ты получаешь положенную тебе пенсию полностью, независимо от твоей зарплаты, если продолжаешь работать.
Если у супруги/супруга пенсия существенно меньше или вообще нет рабочего стажа, ей/ему положена половина от пенсии второй половины, что начинают платить в первого же дня. Когда «кормилец» умирает, овдовевшему супругу платят полную пенсию.
Если к моменту выхода на пенсию, дом (обычно) уже выплачен, то эти полторы (а если оба работали, то две) пенсии часто вполне достаточны для покрытия большей части расходов.
Однако существуют и пара других источников накоплений, связанных с работой. Большая часть предприятий поощряет сотрудников к дополнительным накоплениям в виде так называемого 401-го плана, когда предприятие откладывает в ваш неприкасаемый до пенсионного возраста пенсионный счет некую сумму – до 5 или 6 % от вашего оклада при условии, что вы откладываете не меньше. На самом деле, вы имеете право откладывать на этот счет и больше – до 15 или после 59 лет – 18 тысяч долларов в год, и это все вычитается из налогооблагаемой суммы. Если вы переходите на другую работу, деньги с этого счета переходят на счет 401-го плана другого предприятия.
Вам предоставляется возможность размещать эти деньги в виде тех или иных акций, цена которых растет или падает в зависимости от состояния рынка, но все равно при нормальном стаже в 30–40 лет у вас может накопиться приличная сумма.
Помимо этого, многие крупные предприятия, университеты и большинство государственных предприятий откладывают своим сотрудникам некую ежемесячную сумму (оговоренный процент зарплаты, у меня было 7 %) в специальные пенсионные фонды, которые после выхода на пенсию можно получить единовременно либо в виде ежемесячного пожизненного чека.
Правда, пенсионные обязательства ложатся на бюджет предприятия тяжелым грузом (на нашей фирме на десять тысяч работающих шестьдесят тысяч пенсионеров), поэтому новые сотрудники получали уже урезанные бенефиты – допустим, 401-й план, но без отчислений в пенсионный фонд. Правда, рабочим и техникам, объединенным в профсоюзы, гарантированные пенсии и медицинские страховки под угрозой забастовок постоянно улучшаются (пока).
Пока американец работает, ему также разрешается дополнительно откладывать некие оговоренные суммы (в США все оговорено и нормировано) после уплаты налогов в так называемый ROTH IRA план (когда приехали, было по четыре, потом пять, а потом и по шесть тысяч в год на человека).
В хорошие годы, когда рынок акций устойчиво растет, вы можете рассчитывать на свои накопления в виде акций как на сказочный горшочек с кашей: вы черпаете из него нужную сумму (рекомендуют не более четырех-пяти процентов от основного капитала), а кашки в горшочке все столько же. В плохие годы, как начинается сейчас, деньги видимо уменьшаются (стоимость акций и облигаций в вашем «портфеле» падает), надо терпеть и трогать их по возможности меньше: потом, как жизнь показывает, в следующем цикле все или почти все возвращается.
Закаленные как сталь
Когда-то мы с Таней Ефимовой, анализируя отличия одежды западнее наших границ, будь то Чехословакия или Германия, вывели формулу: если температура выше минус десяти, а женщина идет в шапке, она из Союза. Я помню эту формулу и стараюсь держать фасон, что получается, если нет сильного и ледяного ветра, как бываетв Чикаго. Рядом идут американцы, не ежась от холода.
Я помню, как мы кутали детей, и понимаю, что все начинается с детства.
Мы с трудом удерживаемся от замечаний молодым родителям, которые носят детей и в жару и в холод с голыми ножками, в мороз вытаскивают из колясок в одних носках, таскают в тонких подгузниках.
Американских малышей одевают легко в хлопковые костюмчики с первых дней. Никаких теплых пеленок, верблюжьих одеялец.
Таскают малышей с собой и по магазинам и по местам отдыха – то на солнце, то на ветру, без особых придыханий: «он простудится, она замерзнет».

Вырастают – привыкают, что в любом общепите первым наперво на стол поставят воду со льдом. Есть некоторые данные, что пить горячую воду, как Люся Людковская, полезнее для пищеварения. Не знаю, я уже привыкла и запиваю еду холодной водой с удовольствием. А уж закалка для горла сомнений не вызывает.
Думаю, американцы таким образом намеренно закаливают своих детей. Болеть в Америке дорогое удовольствие. И правда, сколько здесь живу, ни разу не видела сопливых или чихающих-кашляющих детей. Такие сидят дома? Наверняка, но не подолгу.
Появление приятной одежды для малышей, наверно, изменило стиль пеленания малышей и в России, но некого спросить: у всех друзей дети здесь, внуки – малыши тоже здесь. Разве что попросить кого-то подсмотреть в Москве и сфотографировать.
Где вы, американские бабушки?
Многие отличия в поведении малышей и их воспитании от привычного в России связаны с тем, что в Америке рядом с малышами нет бабушек. Нет почти совсем и быть, как правило, не может.
В каком возрасте рожают детей? Здесь могут и допоздна – аж лет до сорока, но в среднем, когда бабушке не больше пятидесяти-шестидесяти лет. А она еще работает и в выходные хочет отдыхать. Плюс она далеко, потому что дети переехали по месту работы. Плюс она помнит, что и ей особенно никто не помогал, Позже она, выйдя на пенсию, сама переехала во Флориду или Южную Каролину, чтобы насладиться хорошей погодой.
Результаты умилительны. Мы вначале не могли понять, зачем таскают ультра маленьких, чуть ли не недельных детей, в музеи? Хотят с детства приобщить к культуре? А потом поняли – просто не с кем оставить. Если на неделе проблема решается детским садиком или бэби-ситтером, то в выходные, когда можно и хочется сходить в музей, единственный способ – тащить дитя с собой. То же и в рестораны, где заранее заготовлены детские стульчики.

Толерантность американских ресторанов к детям любого возраста связана не только с пониманием, что части посетителей не с кем оставить детей, но и с принципиальным различием функций: американские рестораны – места для еды, а не для перепития.

Помню драматическую ситуацию вокруг банкета по поводу защиты кандидатской диссертации Володи Бейлина. В конце успешной защиты Володя стал приглашать друзей на защиту и, конечно, близкого своего друга, Леву Брутмана. Кажется, у Левы тогда уже было три сына, может быть, два (в Израиль Лев уезжал с четырьмя). Лев наверняка не особенно ходил по ресторанам и был достаточно наивен, спросив:
– А можно я приду с мальчиками?
Володя счел это шуткой и ответил:
– Разумеется.
Лева пришел с сыновьями к назначенным семи часам в «Прагу», куда его, разумеется, не впустили, и это стало причиной его обиды на Володю, не исчезнувшей вплоть до их (обоих) отъезда.
Когда здесь родители, увешенные детьми, ходят по магазинам, навещают друзей, посещают музеи и рестораны, это не является предметом переживания американских бабушек.
Разница заложена во врожденном менталитете. У Якубовских двое маленьких внуков: Саше сейчас три, а Коле два года При этом Лида (дочь) переехала далеко, в штат Нью-Мехико, где учится на врача ее муж. Галя каждый месяц моталась туда, чтобы помочь Лиде с малышами, и Олег, истинный и глубокий исследователь, увлеченный работой, решил уйти на пенсию осенью прошлого года и переехать к Лиде, чтобы помочь ей учиться, получить дополнительную квалификацию и позволить ей работать.
К нашему сотруднику Дэмону помочь с маленькой приезжала иранская теща из Канады, к Джо – корейская теща, к Ронжи – приезжал на полгода папа из Китая (мама еще работала). Да и наши венгерские друзья переехали из Нью Йорка, чтобы помочь сыну с тремя маленькими внуками (дети дочери, что была рядом с ними в Нью-Йорке, уже большие). Мой индусский начальник, ДБ, живя в пригороде, на рабочие дни снимает квартиру в Чикаго, чтобы жена помогала дочке с внуками. Но это все не «местные».
Конечно, есть исключения и среди американцев. Например, Том Кайзер, начальник группы покрытий, ушел на раннюю пенсию года в шестьдесят два, потому что у обоих очень ему близких сыновей, которые и живут не очень далеко от него, наконец появилось по паре давно желанных внуков, и Том с женой поспешили повозиться с малышами. Но это действительно исключения.
Я стала бабушкой в тридцать восемь, и ни о какой пенсии речи идти не могло, Однако мы (вместе с Натальей, другой бабушкой) планировали свои выходные и отпуска, чтобы по возможности быть побольше с Анюшей. Понимаю, что именно поэтому удалось стать ей близкими людьми и сохранить эту близость на век.
А вот по отношению к двум младшим внукам, Бену и Лоте, мы оказались вполне американскими бабушками-дедушками. Пока они жили в не совсем комфортном районе, их привозили к нам в Индиану, и мы даже организовали в нашем доме детскую комнату, наслаждаясь хотя бы кратким общением с ними в выходные и праздники. А потом они переехали в замечательный дом в Бёр Ридже, с детской площадкой и бассейном, привозить к нам их перестали, на лето они уезжали в Германию, к другим (и ставшим естественно более близкими) бабушке с дедушкой, и наши общения свелись к встречам на дни рожденья и вручениям гостинцев.
Мы не можем думать об этом без огорчений, но близкими мы не стали, хотя изначально вся мотивация переезда была связана с переживаниями, что малыши растут без нас, что мы должны быть рядом. Получилось, что жить ближе не гарантирует человеческой близости. Обвиняем мы себя. Мы погружались в американские трудности, ставя главной задачей финансовую независимость, из-за которой я работала до семидесяти шести лет, нам нравилось путешествовать без визы, мы не забывали про ответственность за досуг Вали, которую принудительно вывезли из России. Причин в оправдание можно привезти много, но возможность проводить больше времени вместе с внуками мы упустили, и теперь поздно исправлять последствия.
Про политическую активность
В Союзе, а потом в России я была абсолютно аполитичной, запирала от себя все, имеющее отношение к политике. Исключением было мое голосование за Президента в 1996-м году. У меня уже не было иллюзий насчет Ельцина, но когда во второй тур он вышел вдвоем с Зюгановым, мы считали своим долгом голосовать против Зюганова, хотя в это время мы с Юрой были в Лондоне, и надо было ехать куда-то далеко в Российское Посольство. В 2000-м мы были уже здесь, но от голосования за Президента Ельцин нас освободил, а потом мы перестали чувствовать себя в России, вернее, уже не хотели себя там чувствовать и разделять ответственность за то, кто там президент.
В 2000-м в США мы не голосовали, потому что еще не были гражданами, но я переживала за Гора, который вначале как бы выиграл, а потом проиграл при пересчете голосов Флориды. Как-то удивило, что каждый голос мог оказаться решающим. В России я не раз видела Гора близко, когда меня приглашали в американское посольство во время его встреч с Черномырдиным. Он мне казался несколько деревянным и уж, конечно, менее живым, чем наш веселый премьер. Выигравший Буш казался простоватым, но я как-то не вдумывалась, какие изменения ожидают страну после нравившегося мне Клинтона.
А потом случилось 9/11. Так совпало, что мы решили показать Вале Нью-Йорк (она переехала в Штаты в этот 2001-й год), остановились в Нью Джерси и каждый день в Доме Международной Торговли делали пересадку с электрички на автобус. Во время экскурсии по северному зданию Близнецов нам рассказали про взрыв мощной бомбы, заложенной в грузовик на втором этаже подземного гаража в феврале 1993-го, когда шесть человек погибли и около тысячи были ранены или пострадали при эвакуации. Террористы рассчитывали, что Северная башня упадет на Южную и если упадут самые высокие дома в Нью-Йорке, остальные повалятся следом, как домино, но дом выстоял. Мы с удовольствием рассматривали зимний сад, который занимал трехэтажное фойе одного из Близнецов, а седьмого сентября уехали, потому что десятого начиналась осенняя встреча консорциума при Colorado School of Mines.
Отзаседали десятого, а во вторник одиннадцатого произошло что-то, поначалу совсем непонятное. В Голдене (штат Колорадо), где находится School of Mines, время отличается от восточного побережья (в том числе, в Нью Йорке) на два часа. В семь все участники встречи собрались на завтрак в кафе гостиницы и с ужасом узнали про аварию пассажирского самолета, врезавшегося в одну из двух башен. Когда через час мы вошли в лобби университета, про аварию уже речи не было. Вторая башня, потом Пентагон, потом крушение самолета, направлявшегося, по-видимому, на Белый Дом. Нас всех охватило оцепенение и страх ожидания неизвестного (внутри замирал вопрос: война?)
Несколько последующих лет были полностью окрашены этой чудовищной ситуацией, поэтому война с Афганистаном выглядела оправданной, хотя печальный опыт вечной войны СССР с этой страной оптимизма не вызывал.
Последующие шаги Буша, призывающего к войне с Ираком, служили предметом длительных пререканий в нашей семье. Для меня выглядела очевидной мотивация младшего Буша доделать то, что не сделал папа: убрать Хусейна любой ценой, плюс доказательства оружия массового уничтожения все не находились, и я считала войну, как любые военные вмешательства третьих стран, политически неправильной. Юра же, как и многие, горел ненавистью к Хуссейну, поддерживающему терроризм и террористов, и считал необходимым войну с ним, за которую проголосовало и большинство членов конгресса, и, пожалуй, с этого момента, я оказалась политически активной, не пропуская возможности высказать свое мнение. В годы выборов мы видели, как важно голосование в каждом штате, и постепенно крепло ощущение, что каждый голос важен.
В 2004-м мы опять все еще не голосовали, потому что нам дали гражданство уже после выборов, но внутрисемейные страсти уже кипели. Джон Керри выглядел не очень симпатичным, в отличие от весьма свойского Буша, и проиграл, чему Юра радовался, потому что он был за республиканцев, целиком поддерживая военные действия в Ираке, хотя уже можно было предвидеть, как затягивает это болото, а я, стало быть, была против и значит, за демократов.
В 2006 были так называемые промежуточные выборы (полностью переизбирался конгресс и треть сената), Юра голосовал за республиканцев, а я за демократов.
Женя Шур спросил меня, как я могу голосовать за демократов (читай, социалистов) после всего отрицательного опыта жизни в социалистическом Союзе. В такой позиции находятся многие из приехавших – не только из Союза, но и из других стран социалистического лагеря, например, наши венгерские соседи. Тут несколько ответов: во-первых я всегда старалась отделять вполне разделяемые мною цели от их реального воплощения и искажений в силу человеческого фактора наших вождей. Во-вторых, если смотреть и слушать, что пишут и говорят оппоненты из обеих партий, их различия преимущественно фокусируются на отношении к абортам и доступу к личному оружию (тут я целиком на стороне демократов как за право делать аборты, если жизнь того требует, так и за максимальное ограничение ношения оружия).
Усиленно продается различие этих партий в отношении к налогам: республиканская партия де не нуждается в больших отчислениях в бюджет, потому что демократами большая их часть направляется на помощь бедным, что республиканцы с удовольствием бы урезали или даже отменили.
Тут, как часто бывает, правда посередине: действительно раздражают крупные затраты на поддержку никогда не работающих афро-американцев, живущих, в частности, в гетто Нью-Йорка и Чикаго. Это большая и долго живущая проблема.
Из моих персональных претензий к Обаме основное – что он не сделал ничего значимого для улучшения ситуации с черными районами и принятым многими поколениями стилем их жизни – без работы, на пособии, с беспризорными детьми, повальной наркоманией. В паре случаев убийства полицейскими черного он выступал скорее не как президент, а как человек, оскорбленный несправедливым отношением к черным, косвенно подстрекая черных к выступлениям протеста.
С другой стороны, я не могу понять громкого возмущения демократами со стороны жителей Бруклина, которые если не сами, так их родители, приехали сюда беженцами и начинали или продолжают жить на пособия, установленные демократами.
К налогам у меня тоже отношение не сегодня выработалось. Когда-то давно, во время первой поездки в Бельгию, один сотрудник Сидмара сказал без всякого запала, как бы просто объясняя:
– В Бельгии высокие налоги, это правда. Но у меня три сына, все они закончили университеты, обучение в которых бесплатно, у нас бесплатная медицина, вы видели, какие у нас дороги, причем все они освещены (это действительно особенность Бельгии: вдоль всех дорог – фонарные столбы), так что из космоса Бельгия смотрится как новогодняя елка.
К сожалению, образование в США платное и медицина дорогая, но и налоги в два раза ниже, чем в Бельгии и Германии и многих стран Европы.
К 2008 Юра снова приготовился голосовать за республиканцев, однако с интересом наблюдал за дебатами внутри демократов, Клинтон и Обамы. Мне Обама казался демагогом, Клинтон, разумеется, лучше знала внутренние рычаги власти, но когда она решила уступить Обаме, с нами произошло то, что испытали многие: прилив самоуважения и уважения к стране, которая может всерьез рассматривать избрание черного президента.
В результате мы оба голосовали за Обаму, как произошло и со многими «красными» штатами, которые обычно всегда голосуют за республиканцев. Помимо яркого обаяния молодого Обамы немалую роль играл и тот факт, что Обаме противостоял ястреб Маккейн, когда страна хотела бы видеть перспективу окончания безнадежных войн. К тому же Маккейн еще сообразил взять в кандидаты вице-президента одиозную Сарру Пейлин, про которую вскоре сняли весьма адекватный фильм: этакая красивая полуграмотная агрессивная соседка по кухне.
После избрания Обамы я увидела огромное различие между тем, что он намеревался и что реально мог сделать.
Приняв страну в состоянии кризиса, он следовал рекомендациям, сформулированным финансистами еще при Буше, жестко защитил от банкротства «великую тройку» автомобильных концернов, использовал временное большинство демократов в конгрессе и провел здравоохранительную реформу, хотя и немедленно потерял это большинство при следующих промежуточных выборах, потому что все как один республиканцы были против этой реформы.
Говорил Обама обычно правильно и хорошо, и намерения его я разделяла, ужасно расстраиваясь из-за его неумения или нежелания договариваться, идти на компромиссы, из-за несгибаемого и растущего противостояния республиканцев, как и обострившейся поляризации страны.
К концу его восьмилетнего правления и экономика поправилась, и число войн поуменьшилось, поэтому можно было ожидать, что, несмотря на разочарование в самом Обаме, страна опять проголосует за демократов. Однако демократы выдвинули в качестве своего кандидата Хилари Клинтон, к которой у населения были большие претензии еще со времен ее пребывания в роли первой леди, а потом статс-секретаря, то есть министра иностранных дел. Плюс часть демократического электората и прежде всего молодежь была очарована коммунистическими обещаниями одержимого Берни Сандерса и, стало быть, предпочтения даже части демократов были не в пользу Клинтон. Плюс за две недели до выборов ФБР вдруг опять вернулось к проверке ее электронной почты на предмет возможной отсылки секретных документов с личного сервера. Плюс перед самыми выборами российские хакеры взломали и вылили через Wikili почту демократического комитета, из которой как бы следовал заговор против Сандерса.