скачать книгу бесплатно
И мы поселились в бывшей радиостанции. Это был небольшой домик в ведении мистера Твитча, начальника всей связи острова с материком. По субботам в нем проходили занятия клуба радиолюбителей.
Не знаю на каких условиях, но мистер Твитч разрешил занять нам две комнаты на втором этаже и пользоваться ванной комнатой, в которой стоял огромный водогрей и крошечный душ. Плиту, чтобы готовить, мы перенесли с «Ники».
Пока рука не зажила, папа нанял рабочих для ремонта «Ники» и ревностно следил, чтобы всё было сделано правильно. Там же, в ангаре, защищенном лишь от ветра и дождя, он перебирал остатки радиостанции и остальные приборы.
От удара молнии почти все из них взорвались или сгорели полностью, а если и не сгорели, то восстановлению уже не подлежали. Молния прошлась по судну, круша и сжигая все на своем пути. Она ушла в воду через рули. И нам ещё повезло. Молния всегда находит свой путь к воде. Она может уйти через гребной вал двигателя, через киль или пробив обшивку в подводной части корпуса. На «Нике» было установлено заземление, но оно почему-то не сработало. Может быть, пострадало от шторма ещё до грозы.
Там же, в ангаре, я услышала родительский разговор. Говорил папа:
– …хватит на домик где-нибудь в тихом городке и на колледж для Софи. Или мы восстановим «Нику». Но это последние деньги, Гленн. Больше у нас ничего нет. Совсем ничего. – Папа замолчал.
Потом я услышала мамин вздох:
– «Ника» – это твоя душа, Ник. Это наш дом. Я не хочу никакого другого дома.
Шорох, поцелуй и снова мамин голос:
– И никакого другого мужчину.
Они ещё поцеловались, потом мама добавила:
– А Софи может устроиться в жизни и без колледжа. Она красивая девочка…
Папа перебил её:
– Софи получит то образование, которое заслуживает. Колледжи ещё будут бороться, чтобы получить её в свои стены. Она умная и талантливая…
Сердце у меня бешено заколотилось, а щеки вспыхнули. Папа считал, что я умная, а мама – что красивая. То, что я умная, я никогда не сомневалась. Но услышать это от папы! И ещё он сказал: «талантливая». Значит, я стану настоящим художником! А мама? Мама ведь сказала самое главное – красивая!
В тот же вечер я добралась до большого зеркала и придирчиво осмотрела себя, разыскивая красоту. Рост – маленький, тело – худое, видны ребра. Лицо… Ну вот на лице природа поиграла, оно получилось по-настоящему красивое.
Мамины и папины черты так затейливо переплелись в нем, что возникло нечто совсем иное. Это как с волосами. Мамины тяжелые, густые, насыщенные яркой медью и папины – черные, в крупных завитках, вместе породили мои: ярко-каштановые, кудрявые. Глаза у меня – папины: глубокие и черные, нос и щеки – мамины. При первом же взгляде видно, что я – её дочь. Губы, к моему великому сожалению, не пухлые и веселые, как у мамы, а папины – изящные и строгие. Я вздохнула: губы у меня получились мужские. Как и подбородок. Как и взгляд из-под черных бровей. Серьезный и настороженный. Я попыталась придать лицу беспечное выражение, сделать разные ужимки или наивное похлопывание глазами – у меня получались лишь гримасы. В конце концов, я рассмеялась, и лицо снова стало моим.
Ладно. Я – красивая. Но ведь не только же из-за красоты люди любят друг друга? И дружат тоже.
Я ещё не понимала, что такое любовь, но знала, что такое дружба.
С Сэмом мы проводили всё свободное время. Папа отдал нам уцелевшие велосипеды, Нил Найколайски отремонтировал их и, пока не выпал глубокий снег, мы с Сэмом обкатали все окрестности Датч-Харбора и Уналашки. Таких великолепных велосипедов не было ни у кого на всех Алеутских островах и, может быть, во всей Аляске! Мы летали по дорогам, как две серебряные пули, обгоняя друг друга, орали и хохотали. Жители на первых порах были недовольны и даже говорили:
– Не хватало нам ещё одного Сэма! Эта сумасбродная девчонка еще большее бедствие, чем он. И что нам теперь ожидать от них обоих? Конца света?
Но разговоры эти очень скоро прекратились. Сэм почему-то потерял свою способность к бедам и роковым случайностям. К нему ещё продолжали относиться настороженно, но все заметили позитивные перемены в нем и единодушно решили, что так благотворно влияет на Сэма дружба со мной.
Мы с Сэмом понимали друг друга с полуслова, и даже движения наши были похожи. А уж когда мы носились на одинаковых велосипедах, в одинаковых зеленых куртках, то нас и вовсе не различали.
– Вы прямо как братья! – восхитился однажды мистер Твитч. Потом смутился и поправился: – Я хотел сказать, как сестры.
– Родственники, вы хотели сказать, – подсказала я ему.
Лица у нас с Сэмом, и правда, были похожи. И зубы. И глаза одинаково черные. И кудри. Только у меня темные, а у него – светлые. Впрочем, в шапке это заметно не было. Кстати, шапки у нас были разные. У Сэма – зеленая, благополучно выловленная багром у нашего места спасения, у меня – белая.
Слова мистера Твича взволновали меня. Я всегда мечтала о брате и завидовала Сэму, что у него их целых три.
– На самом деле, не так уж это и здорово, – признался Сэм. – Я самый младший. Все тычки достаются мне. И никто не относится ко мне серьезно. Я вот всегда мечтал о сестре. Такой, как ты.
Сэм смутился и замолчал.
И тут у меня в голове родилась безумная идея.
– А давай станем братом и сестрой? – предложила я.
– Как это? – удивился Сэм. – Ты хочешь, чтобы наши родители поженились?
– Дурак ты! – обиделась я. – Кто же поженит двух мужчин?
Сэм так недоуменно захлопал глазами, что я рассмеялась.
– Мы УЖЕ родились. Зачем привлекать сюда родителей? Я знаю способ получше.
Когда я рассказала Сэму суть, он радостно закивал и сразу же достал перочинный ножик для обряда, но я остановила его.
– Это должно быть торжественно.
Мы назначили день, и я приготовила необходимые вещи: чистое полотенце, перочинный нож и антисептик. Сэм купил его в аптеке.
16. Брат
В тот день мы заехали на велосипедах так далеко, что кроме океана и скалистого берега ничего вокруг не было. Шум океана и сильный ветер перекрывали наши голоса, и нам пришлось выкрикивать слова клятвы. Говорила я, Сэм вторил мне:
– Перед ветром и океаном…
– …перед скалами и дождем…
– …беру тебя, Сэм Найколайски, в родные братья…
– …клянусь быть тебе…
– …заботливой сестрой…
– …заботливым братом, помогать…
– …защищать от всех бед…
– …и помнить о нашей клятве всю свою жизнь.
Потом мы торжественно разрезали свои ладони ножом и соединили руки, скрепляя клятву крепким рукопожатием. Крови было много, особенно у Сэма. Вот тогда нам и пригодилось полотенце, которым мы обмотали ладони.
– Какая же ты умная! – восхитился Сэм.
– Я предусмотрительная. Тебе тоже пора таким становиться. Ты же теперь мой брат!
Обратно мы возвращались уже под проливным дождем и почти в полной темноте. На въезде в город нас встретил целый отряд: нас уже собирались искать. Мама кинулась ко мне в слезах, прижимала к себе и целовала куда попало. Сэм, съёжившись, подошел к отцу и получил от него такую затрещину, что мне было странно, отчего голова Сэма не покатилась по дороге от такого тумака.
Нас долго выспрашивали про изрезанные руки, но я молчала, а Сэм выдавал такие фантастические версии, что скоро от нас отвязались, только наложили чистые повязки. А Сэму ещё и швы. Слишком глубоко он полоснул по ладони ножом.
В школу мы с Сэмми ходили вместе и учились в одном потоке, только вот сидели в разных концах класса. Когда нас сажали рядом, мы постоянно разговаривали, и за это больше всего доставалось Сэму. Я-то, болтая с Сэмом, слушала учителя и могла пересказать весь урок, а мой дружок почему-то нет. Впрочем, даже без болтовни, учиться Сэму было тяжело. Я помогала ему, но переделать его голову я не могла.
– Неужели тебе не запомнить? – Горячилась я, – сухопутная миля всего тысяча шестьсот девять метров, а морская – тысяча восемьсот пятьдесят два метра и двадцать сантиметров!
– Какая разница? – вяло возражал Сэм. – Примерно одинаково. А двадцать сантиметров и вовсе не в счет.
– Как так не в счет? На тысячу миль набирается двести метров!
– Откуда знаешь? – удивлялся Сэм.
– Сосчитала!
– Это у тебя голова по-другому устроена, – вздыхал Сэм. – Я так не могу.
– Да ты ведь даже не стараешься!
– А зачем? Колледж мне всё равно не светит. Окончу школу, буду крабов промышлять, как отец. Или радистом. Или в береговой охране.
– Неужели ты не хочешь сделать что-то большее, чем твой отец и братья?
– У меня не получится, – вздыхал Сэм. – Я бестолковый.
– Кто тебе такое сказал? – возмутилась я.
– Отец.
Сэм помрачнел. Я не знала, что сказать. Сэм вовсе не был бестолковым. Он был жизнерадостный, добрый и очень деятельный. Когда мы с ним строили укрытие на скале – он перетаскал туда кучу камней, раздобыл доски и проволоку и даже дырявое жестяное ведро, чтобы сделать печь. В этом укрытии – мы называли его «наше место» – мы проводили всё время после школы. Это если шел сильный дождь и нельзя было кататься на велосипедах. Энтузиазм бил из Сэма через край. Он отчаянно хватался за любую, даже самую тяжелую работу. Даже за то, что никогда не делал или не умел. От этого и выходили все его несчастья.
А ещё он никогда не думал «что будет, если…». Он вообще очень мало думал. Я же, наоборот, любила размышлять и придумывать необыкновенные истории. Сэм слушал их с восхищением и, мне казалось, верил всему, что я рассказываю.
Мы сидели в «нашем месте», на деревянных брусках (их тоже приволок Сэм) и молчали.
В нашей «печке» горел огонь, и мы тянули к нему озябшие пальцы.
Сэм вздыхал, я тоже молчала, думала и думала. Наконец, решилась.
– Ты когда-нибудь думал о том, для чего ты живешь, Сэм?
– Да не особо, – признался Сэм. – Просто живу и всё. Вот, когда вырасту, тогда и буду об этом думать. Это у тебя голова забита мыслями, а мне и так хорошо.
– А если не успеешь?
– Чего не успею?
– Вырасти не успеешь. Ведь умереть можно в любую минуту: чик и тебя уже нет. Парки вырвали твою нить из полотна судьбы.
– Чего?
– Парки – это такие ведьмы. Они ткут полотно судьбы из нитей человеческих жизней. Иногда нить обрывается, и тогда человек умирает.
– Это сказка? Ты сама придумала?
– Это древнегреческие мифы, дурачок.
– Ну, тогда это не у нас, нечего бояться, – облегченно вздохнул Сэм.
– Парки-то может и не у нас, а смерть? – я перешла на шепот. – Мне кажется, она ходит за мной по пятам. Иногда я даже чувствую её дыхание. И оно – ледяное.
– Да ну? – мне показалось, что Сэм даже испугался. – И сейчас чувствуешь?
– Нет, – засмеялась я, – сейчас не чувствую. Ведь рядом со мной – ты. Ты мой брат, мой защитник.
Я крепче прижалась к его плечу.
– Тогда ладно, – облегченно вздохнул Сэм.
Но я не унималась.
– Понимаешь, Сэм, мне кажется, что во всем должен быть смысл, связи причины и следствия. И я постоянно их ищу.
– Чего ищешь? – не понял Сэм.
– Смысл я ищу во всем. Мне обязательно надо знать, зачем что-то происходит.
– Чудная ты какая-то, – задумчиво протянул Сэм.
– Это плохо?
– Не знаю, – честно ответил Сэм. – С тобой вообще всё как-то по-другому. Со мной никто так не разговаривал, как ты. Как будто с человеком.
– Но ты и есть человек, Сэм!
– Я ещё ребенок, – сказал Сэм, но как-то неуверенно.
– Брось, Сэмми, ты уже – человек. Ты – великий человек! А великих людей от обычных отличают их поступки. Ты спас нас от смерти. Разве это не поступок?
Сэм смутился:
– Это случайно вышло. Один раз.
– Тебя уже никто не зовет Сэм-Беда.
– Это потому, что ты рядом.
