Агада. Большая книга притч, поучений и сказаний

Р. Акиба отвечает:

«Оно вытекает из принципов, установленных Моисеем на Синае».

С бодрым и радостным духом, снова представ перед Всевышним, Моисей говорит:

– Господи! Ты показал мне все величие Торы у этого человека, покажи мне и награду, назначенную ему.

– Смотри, – отвечает Всевышний.

И видит Моисей – тело Акибы лежит растерзанным на куски, как мясо на весах резничных[159].

– Господи! – восклицает в ужасе Моисей, – за такие заслуги – и такая награда?

– Не спрашивай, – слышит Моисей ответ Всевышнего, – так предопределено Мною. (Санг., 29)

Пастух и его жена

Р. Акиба в молодости служил пастухом у знаменитого богача Калба-Шабуи. Дочь Калба-Шабуи, Рахиль, приглядываясь к бедному пастуху и видя в нем честного и достойного юношу, полюбила его.

– Акиба, – сказала она ему однажды, – если я соглашусь стать твоею женой, поступишь ли ты в школу, чтобы посвятить себя науке?

– Да, – ответил Акиба.

Они тайком и обручились. А когда об этом узнал Калба-ШАбуа, он выгнал дочь из дому и объявил о лишении ее наследства.

Молодые люди повенчались. Жили они настолько бедно, что на зиму вынуждены были искать приют в свином сарае.

Сидит однажды Акиба и, выбирая соломинки, приставшие к волосам Рахили, говорит:

– Имей я деньги, я подарил бы тебе золотой «иерусалим»[160].

В это время у дверей сарая появляется Илия-пророк в образе нищего и начинает молить:

– Пожертвуйте охапку соломы, – жена моя родила и лежит на голой земле.

– Видишь, – говорит жене Акиба, – у этого бедняка даже соломы нет. В сравнении с ним мы – богачи.

– Не о богатстве мечтаю я, – отвечает Рахиль, – единственное жеание мое, это – чтобы ты отправился в школу учиться.

Поступил Акиба в школу р. Элиэзера и р. Иошуи.

Прошло двенадцать лет. Бедный пастух стал ученым законоведом с аудиторией из двенадцати тысяч учеников. И тогда он решил, что пора ему возвратиться к жене.

Подойдя к дверям избушки, в которой жила в одиночестве Рахиль, он слышит, как один из соседей, человек злой и безнравственный, говорит его жене:

– Что ни говори, отец твой вполне прав. Во-первых, нищий пастух вообще тебе не пара; а затем, подумай, столько лет оставлять тебя в положении вдовы при живом муже!

А Рахиль на это отвечает:

– Если бы Акиба послушался меня, он остался бы в академии еще на двенадцать лет.

Получив таким образом согласие жены, р. Акиба возвратился в академию.

Прошло еще двенадцать лет.

Наставником двадцати четырех тысяч учеников возвращался р. Акиба в родные места.

Весь город вышел навстречу знаменитому ученому.

Пошла и Рахиль.

– Ты бы хотя одолжила у кого-нибудь во что одеться поприличнее, – стали говорить ей соседки.

– Не беда и так, – отвечала Рахиль, – праведный знает, что в сердце моем.

Приблизившись к Акибе, она склонилась до земли и стала целовать ноги его. Видя незнакомую женщину, ученики бросились отгонять ее.

– Пустите ее ко мне, – остановил их р. Акиба, – все мои и ваши знания принадлежат этой женщине.

Услышал о прибытии какого-то знаменитого ученого и старый Калба-Шабуа и [раскаявшись в жестоком отношении к дочери] подумал:

«Пойду к нему, не разрешит ли он меня от моего обета в отношении дочери».

[Приходит он к р. Акибе и рассказывает ему свое дело.]

– А если бы тебе было известно, что пастух тот сделается знаменитым ученым, дал бы ты такой обет?

– Никоим образом, – отвечает Калба-Шабуа, – даже если бы он одну-единственную галаху взялся выучить.

– Если так, – говорит р. Акиба, – то знай же, что муж твоей дочери это я.

Поклонился до земли старый Калба-Шабуа и, целуя ногу у р. Акибы, заявил, что отдает ему с дочерью половину своего состояния. (Кетуб., 62; Нед., 50)

Вода и камень

По другому преданию, р. Акиба начал учиться будучи уже сорока лет от роду. Побудил его к этому такой случай.

Увидал он однажды у колодца плиту с правильно выдолбленным желобом и спрашивает:

– Кем это так хорошо сделано?

– Не знаешь ты, Акиба, – отвечают ему, – сказанного: «камни стирает вода». Капля за каплей падала она, изо дня в день долбя этот камень.

И подумал р. Акиба: «Капли водяные, жидкие, слабые, и тем удалось камень выдолбить, тем более крепким как сталь словам Торы еще не поздно будет огранить живое сердце мое».

И засел р. Акиба за один букварь рядом с сыном своим.

Изучив Пятикнижие, явился р. Акиба к р. Элиэзеру и р. Иошуе и говорит:

– Наставники, помогите мне изучить Мишну.

Объяснили они ему одну галаху из Мишны. Уединился р. Акиба и стал обдумывать данное ему учителями объяснение: почему, дескать, так, и правильно ли это? И стал он потом задавать им вопросы сложные и трудные.

В продолжении нескольких лет проходил он учение у р. Элиэзера, но оставался почти не замеченным со стороны р. Элиэзера. После же одного блестящего объяснения, данного р. Акибою на заданный ему вопрос, р. Иошуа сказал р. Элиэзеру: «Ведь это тот, которым ты пренебрегал; выходи же теперь и сразись с ним!»[161]

Говоря о р. Акибе, р. Симеон бен Элазар приводил такую притчу:

Однажды каменотес поднялся на гору и принялся отсекать топором тонкие слойки почвы. Спрашивают его люди:

– Зачем делаешь ты это?

– Хочу, – отвечает каменотес, – срубить всю эту гору и низвергнуть ее в Иордан-реку.

– Нет, – говорят ему люди, – не срубить тебе всей горы этой.

А каменотес продолжает свою работу: рубит, да рубит, пока не дошел до скалистого основания горы. Подрылся под него, расшатал, сдвинул и низверг в Иордан всю гору: «Вот так, мол – не там, а вот где место тебе!»

Точно так поступил и р. Акиба по отношению к р. Элиэзеру и р. Иошуе. (Аб. де-р. Н., гл. 6; Иеруш., Песах.)

Тройная польза

Во время пребывания в академии р. Акиба ежедневно отправлялся в лес и приносил связку дров, половину продавал и половину оставлял для собственного пользования; между прочим, он щепал лучину для своих вечерних занятий, и соседи роптали, говоря ему:

– Акиба, ты нас всех закоптил дымом. Лучше бы ты продавал нам свои дрова и покупал себе масла для лампады.

– Нет, друзья мои, – отвечал Акиба, – дрова лучше: в каждом поле не заключаются целых три возможности: читать при лучине, греться у очага, и, наконец, полено, в случае чего, может и за подушку послужить.

А впоследствии р. Акиба на серебряной и золотой посуде кушал, на кровати с золотыми ступеньками спал, а жена его в драгоценнейшие запястья и диадемы наряжалась.

– Раби, – заметили ему однажды ученики, – это для наших жен соблазном служит.

– А сколько страданий ради св. Торы, – ответил р. Акиба, – испытала Рахиль вместе со мною в прежние годы?.. (Там же)

Его удовольствие

Однажды в субботу ученики застали р. Акибу в слезах.

– Учитель! – удивились они, – не сам ли ты поучал нас словами пророка: «И назовешь субботу удовольствием своим?»

– Это и есть мое удовольствием, – ответил р. Акиба. (Шиб. Гал. по Мидр.)

«Нагибал голову»[162]

– Однажды, – рассказывал рабан Гамлиель, – с корабля, на котором я находился, замечено было, как на далеком от нас расстоянии разбился челнок и сидевший в нем человек погрузился в воду. Велико было мое огорчение, когда мне сказали, что утонувший был р. Акиба. Когда же я возвратился из плавания, вижу – входит р. Акиба и как ни в чем не бывало вступает со мною в ученую беседу.

– Сын мой, – спрашиваю, – как удалось тебе спастись?

А он отвечает:

– Ухватился за доску и при каждой набегающей волне нагибал голову. (Иебам., 121)

Рознь в среде ученых

[Дважды двенадцать тысяч учеников были у р. Акибы от Гибеона до Антипароса, и все они умерли при жизни р. Акибы в один и тот же промежуток времени, между Пасхой и Шемини-Ацереть. Постигло их это за то, что они не оказывали уважения друг другу.]

Опустел мир знания, пока школы на юге не посетил р. Акиба, учениками которого там сделались р. Меир, р. Иуда, р. Иосе, р. Симеон и р. Элазар бен Шаммуа.

И, напутствуя их, сказал р. Акиба:

– Прежних моих учеников постигла их судьба за то, что соперничество привело их к взаимной розни и вражде. Вы, я уверен, не последуете их примеру.

И слова его оправдались: от этой группы его учеников наполнилась знанием земля Израильская. (Иебам., 62; Ког. – Р.)

«Все к лучшему»

Однажды р. Акиба отправился в дорогу верхом на осле, взяв с собою петуха [по пению которого определялись ночные смены] и лампаду [для чтения по вечерам].

Пришел он в один город, но остаться на ночлег там ему не дали.

«Что Бог делает, все к лучшему», – сказал р. Акиба.

А наутро оказалось, что тем полем, где он ночевал, прошла шайка разбойников, которые ограбили весь город, а жителей увели в плен.

– Не прав ли я был? – сказал р. Акиба, – что2 Бог делает, все к лучшему![163] (Берах., 60)

«Долг повелевает»

Когда опасно заболел сын его, р. Симеон, р. Акиба ни на один день не прерывал занятий с учениками и только посылал время от времени узнавать о положении больного.

Приходит посланный: больному плохо.

– Продолжайте, – говорит ученикам р. Акиба.

Второй посланный: больному хуже.

– Продолжайте, – повторяет ученикам р. Акиба.

Третий: больной при смерти.

– Продолжайте.

Наконец, сообщают: скончался.

Тогда только встал р. Акиба, снял с себя тефилин[164] и разорвал одежды свои:

– До последней минуты, – пояснил он ученикам, – мы не имели права прерывать св. учение. Теперь мы должны исполнить свой долг перед умершим.

Несметные толпы народа собрались на погребение, горячо оплакивая смерть покойного. Когда народ после погребения начал расходиться, р. Акиба, встав на скамью, обратился к присутствующим с такими словами:

– Братья израильтяне, выслушайте меня. Если бы сына моего даже женихом из-под венчального балдахина похитила смерть, я почел бы себя достаточно утешенным за свою потерю тем почетом, какой вы теперь оказали ему. Не ради моей учености вы сделали это, – здесь есть лица ученее меня: не ради богатства моего, – здесь многие богаче меня. На юге Акиба известен, а кто в Галилее знает о нем? Знаком он здесь мужам, но что знают женщины и дети о нем? Людей с именем Акиба на любом базаре найдется не мало. Но знаю я, что все вы не пожалели труда явиться сюда только во имя святого долга перед умершим и из благовения перед Торой. И вдвойне велики, поэтому, ваши заслуги. Вот что служит утешением для меня. С миром возвратитесь в дома ваши. (Симх., гл. 8; М. – К., 21)

Вельможа обиделся

Однажды начальник города Рима Руфус говорит р. Акибе:

– В вашем Писании сказано: «Исава возненавидел я». За что, скажи, ваш Бог так не любит нас?

– Завтра я отвечу тебе на это, – заявляет р. Акиба.

Назавтра спрашивает Руфусь:

– Что же, было тебе сонное видение и указано, что2 ответить мне?

– Именно так, – отвечает р. Акиба. – Двух собак я видел во сне; одну зовут Руфусь, другую Руфина[165]…

– Как! – закричал возмущенный градоправитель, – ты для своих собак других кличек не нашел, как имя мое и моей жены?! Смерти заслуживаешь ты за такую дерзость!

– А велика ли разница, – спокойно отвечает р. Акиба, – между тобой и ими? Ты кушаешь и пьешь, и они едят и пьют; у тебя рождаются дети, у них также; ты умираешь, и они умирают. А стоило мне назвать одну из них твоим именем, и ты в такое негодование пришел!

А Всевышний? Он небеса простер, Он землю основал, а ты берешь чурбан какой-нибудь и Богом его называешь! Как же Господу не возненавидеть вас, потомков Исава? (Танх.)

Лисица и рыбы

Вышел от Рима указ, запрещающий евреям заниматься изучением Торы.

Некий Папус бен Иуда, видя, как р. Акиба продолжает по-прежнему устраивать собрания и всенародно преподавать св. учение, говорит ему:

– Раби! Неужели ты не боишься гнева Императора?

– Папус, – ответил р. Акиба, – люди считают тебя умным человеком, а рассуждаешь ты не лучше любого глупца. Слушай, скажу тебе притчу:

Шла лисица по берегу реки и видит – рыбки мечутся туда-сюда в большой тревоге. И спрашивает лисица:

– От кого это вы бежите, рыбки?

– Спасаемся, – отвечают они, – от сетей, закинутых в реку, чтоб изловить нас.

– Так выходите лучше на берег, – советует лисица, – заживем мы мирно вместе, как жили когда-то мои и ваши предки.

Отвечают рыбки:

– Про тебя, лисица, говорят, что ты умнейшее из животных, а рассуждаешь ты не лучше любого глупца. Ты рассуди: если в реке, где нам жить назначено, мы очутились в такой опасности, то как же мы решимся выйти на сушу, где верная гибель нас ждет?

Точно также и я отвечу тебе, Папус: если и теперь, продолжая изучать Тору, в которой залог жизни и долгоденствия нашего, нам приходится трепетать за свою жизнь, то что же будет с нами, когда мы сами откажемся от св. Торы нашей? (Берах., 61)

Казнь р. Акибы

Вскоре после этого схватили р. Акибу и посадили в темницу.

На казнь повели его как раз в тот час, когда читается молитва «Шема»[166]. Железными гребнями терзали палачи тело р. Акибы, а он, углубленный в чтение «Шема», стоял, с покорностью и любовью принимая кару Божью.

– Учитель! Учитель! – восклицали ученики его, – где же мера терпению твоему?

– Дети мои, – отвечал р. Акиба, – всю жизнь не давало мне покоя заповеданное нам: «И люби Господа всей душою твоею». Это значит: люби Господа даже в ту минуту, когда он душу отнимает у тебя. «О, когда же, наконец, придется мне исполнить это? – думал я. – И вот, сподобил меня Господь осуществить мечту мою! Так мне ли теперь роптать против Господа?

И до тех пор звучало в устах его слово «Единый»[167], пока не отлетела душа его.

И прозвучал в ту минуту Голос Небесный:

– Благо, Акиба, душе твоей, отлетевшей со словом «Единый»!

– Господи! – возопили Ангелы Служения, – такова ли Тора, и такова ли награда ее?

И раздался в ответ Голос Небесный:

– Благо тебе, Акиба! Жизнь грядущая уготована тебе. (Там же)

Ночлег блаженный

Тотчас после казни р. Акибы к состоявшему при нем ученику его р. Иошуе Гарсийскому явился Илия-пророк и, стоя в дверях, говорит:

– Мир тебе, учитель!

– Мир и тебе, учитель и наставник мой, – отвечает р. Иошуа.

– Не могу ли я, – продолжает Илия, – чем-нибудь услужить тебе?

– Кто ты именно? – спрашивает р. Иошуа.

– Священнослужитель я, и пришел сказать тебе, что смерть р. Акибы уже наступила.

Отправились оба в темницу. Двери нашли они отпертыми, а тюремщика и всех заключенных спящими. Положив тело на носилки, они вышли с ним из темницы. Поднял Илия тело с носилок и положил к себе на плечи. Видя это, р. Иошуа говорит:

– Раби, ведь ты назвался священником. Как же ты оскверняешь себя прикосновением к мертвому?

– Не беспокойся, сын мой, – отвечает Илия, – как свят Господь, говорю тебе: ни от праведника, ни от учеников его осквернения быть не может.

Дошли они таким образом до Антипароса. Тут они поднялись на три уступа в гору, по трем же уступам спустились вниз – и открылась перед ним пещера, а в той пещере стоят кресло, скамья, стол и лампада. Опустили они тело на ложе и вышли. Тотчас же загорелось пламя в лампаде и вход в пещеру закрылся. Видя это, Илия воскликнул:

– Блаженны вы, праведники! Блаженны вы, подъемлющие труд учения! Блаженны вы, носители страха Божьего! Ибо уготовано и сохранено для вас пристанище райское в грядущей жизни. И благо тебе, Акиба! Прекрасен ночлег, в час кончины обретенный тобою! (Ял. – Ш.)

Десять великомучеников

«Печать кары Господней»

Когда от беспощадной в своей жестокости власти римской вышло повеление казнить еврейских законоучителей, пришли к р. Исмаилу-персовященнику товарищи его и говорят:

– Взойди на небо и узнай, действительно ли ниспослана от Господа кара эта?

Встал р. Исмаил и совершив очищение и, возложив на себя молитвенное облачение, произнес «Шем-га-Мефораш». В ту же минуту ветер поднял его и вознес на небо.

Встретил его архангел Гавриил и спрашивает:

– Это ты, Исмаил, которым Творец твой гордится постоянно, говоря, что есть у Него слуга на земле, являющийся верным отражением божественного образа? Ради чего явился ты сюда?

– Чтобы узнать, закреплена ли печатью Господней кара та?

– Исмаил, сын мой! – отвечает архангел, – клянусь, я сам из-за «Завесы Престольной» слышал об этом: десять законоучителей израильских обречены на казнь властью злодейской.

– За что?

– За предательство Иосифа его братьями. День за днем Суд небесный вопиет перед престолом Всевышнего: «Может ли быть в Торе хотя единая буква, напрасно написанная? Сказано: «Кто украдет человека и продаст его, того должны предать смерти». Родоначальники десяти колен продали Иосифа – и поныне Ты не взыскал за это ни с них, ни с их потомков.

– Этим, – сказал в заключении архангел, – и вызвана ниспосланная теперь на вас кара.

– Отчего же, – спрашивает р. Исмаил, – Господь до сих пор никого не покарал за Иосифа?

– Клянусь тебе, сын мой, поныне не нашел Господь праведников в народе, столь достойных как вы, и поэтому возмездие возложено на вас.

Видя, что близко уже скрепление приговора печатью Господней, возликовал злой дух Самаил[168] и начал похваляться, говоря:

– Я победил Михаила, ангела-хранителя Израиля.

Вознегодовал Предвечный на Самаила. И призывает великого Архангела Метатрона и говорит:

– Напиши и печатью Моей скрепи: «Сера и пламень на Рим, город злодейский! На людей и на животных, на серебро его, на золото его и на все, что находится в нем!

Услышал это р. Исмаил, и сошел мир в сердце его. Стал он ходить по небу и видит: подобие жертвенника подле Престола Всевышнего. И спрашивает он Гавриила:

– Что это?

– Алтарь, – отвечает архангел.

– А какие жертвы приносятся на этом алтаре?

– Души праведников.

– А кто совершает жертвоприношение?

– Великий архангел Михаил.

Возвратился на землю р. Исмаил и рассказал товарищам о том, что приговор давно утвержден Господом. И стали скорбеть они и радоваться стали в то же время, что поставил их Господь на весы противу всех колен Израиля.

Р. Симеон и р. Исмаил

Первыми выведены были на казнь р. Симеон бен Галилель и р. Исмаил-первосвященник.

Не выдержал р. Симеон – заплакал.

– О, князь мой юный! – воскликнул р. Исмаил, – шаг-другой, и в лоно праведных откроется доступ тебе. А ты плачешь!

– Сердце мое слезами исходит, – ответил р. Симеон, – ведь я не знаю даже, за что я муки принимаю.

– А ты постарайся вспомнить, не было бы, например, такого случая: пришел к тебе кто-нибудь с тяжбой или с требой, не терпящей промедления.

А ты не спеша заставил того человека ждать, пока ты допьешь свой кубок, пока ремень на сандалии завяжешь, в более нарядную одежду облачишься. По Торе же это значить подвергать человека мучениям, безразлично на долгое ли, или на короткое время.

И не за это ли смертные муки преждевременно ниспосланы тебе?

– Учитель, ты утешил меня[169], – сказал р. Симеон.

И оба начинают просить палача. Один говорит:

– Я первосвященник, сын первосвященника, потомок Аарона, священнослужителя перед Господом. Казни меня первым, чтоб не видеть мне мук моего товарища.

И другой просит:

– Я князь, потомок князей, отпрыск Давидова дома. Казни меня раньше, чтобы не видеть мне мук товарища моего.

– Киньте между собою жребий, – предлагает палач.

Жребий пал на р. Симеона.

Взмахнул палач мечом и обезглавил его. Поднял р. Исмаил отсеченную голову и, прижимая ее к груди, воскликнул, заливаясь слезами:

– О, священные уста, уста праведные, уста из котороых яхонты, алмазы и перлы сыпались! Кем вы теперь в прах повержены, кем песком и пеплом наполнены! О, горе, горе! Такова ли Тора и такова ли награда ее?

Пока р. Исмаил горевал так, выглянула в окно дочь кесаря и остановилась очарованная красотой его, ибо р. Исмаил был одним из семи красивейших мужей на свете, и сияло лицо его подобно лику ангельскому. Преисполнилось сердце царевны жалостью к нему, и посылает она просит кесаря:

– Отец, обещай исполнить одну мою просьбу.

Отвечает кесарь:

– Исполню всякую просьбу твою, дочь моя; не проси только за р. Исмаила и его товарищей.

Посылает снова она просить отца:

– Молю тебя, подари ему жизнь!

– Это невозможно, – отвечает кесарь, – я поклялся казнить его.

Начал палач сдирать кожу на голове у р. Исмаила. И когда он дошел до того места, где возгалается тефилин – земля и небо содрогнулись; повторился стон – Престол Небесный пошатнулся.

– Господи! – возгласили, не выдержав более, Ангелы Служения, – праведник, перед которым Ты открыл все сокровищницы высших миров и все тайны низших – ему ли умирать такой ужасной смертью? Такова ли Тора и такова ли награда ее?

Отвечает Всевышний:

– Как помочь мне детям моим? Это – гезера[170] и некому из смертных устранить ее.

Раздался Голос:

«Еще один вопль р. Исмаила – и я всю вселенную в пустыню превращу!»

Услыша последние слова, р. Исмаил умолк.

Говорит ему кесарь:

– Что же, все еще уповаешь ты на своего Бога?

– Да, – отвечает р. Исмаил, – словами Иова: «Если Он и убьет меня, я на Него уповать буду».

И с этими словами отлетела душа его.

Когда весть о казни р. Симеона и р. Исмаила дошла до р. Акибы, он разорвал на себе одежды, облекся во вретище и сказал ученикам:

– Готовьтесь к великим испытаниям. Ибо, если бы милость Божия была суждена нам, она пришла бы не иначе как через Симеона и Исмаила. Но ведомо Тому, Кем сотворена вселенная, что великая кара грядет на землю – и вот, взяты от нас праведники эти.

Р. Акиба бен Иосиф

Повели на казнь р. Акибу – того, кто в св. письменах каждую черточку изъяснял, почерпая в ней истинный смысл синайских заветов.

Но в этот момент пришла весть о нашествии из Аравии на римские владения, и кесарь, спеша в поход, приказал отложить казнь и до его возвращения с войны держать р. Акибу в заключении.

Возвратясь из похода, он не замедлил возобновить приказ о казни.

Начали палачи рвать железными гребнями тело р. Акибы. С любовью принимал он муки и каждый раз, когда острые зубья впивались в него, он восклицал словами предсмертной песни Моисея:

«Твердыня наша! – Совершенны

Дела Его, законны все пути.

Бог – Истина; нет кривосудья в Нем,

И справедлив Он, и правдив!»

Раздался Бат-Кол:

«Благо тебе, Акиба! Праведен ты был и правдив, и со словом “правдив” отлетела душа твоя».

Р. Ханина бен Терадион

Настала очередь р. Ханины бен Терадиона.

Про р. Ханину бен Терадиона рассказывали, что это был человек приятный и Богу, и людям. Никто не слышал от него дурного слова.

Когда вышло запрещение заниматься изучением Торы, он не переставал собирать вокруг себя народ и преподавать свои поучения.

Больной р. Иосе бен Кисма, которого он зашел проведать, стал увещевать его, говоря:

– Ханина, брат мой! Не видишь ли сам, что этому племени[171] Самим Богом дана власть над нами? Оно опустошило дом Его, сожгло Его святыню, умертвило праведнейших Его, погубило избранных Его – и поныне племя это остается невредимым. А мне сказали про тебя, что продолжаешь изучать сам и другим преподавать Тору, устраивая собрания и публично держа свитки Завета раскрытыми перед собою.

– Господь милостив, – отвечает р. Ханина.

– Это не ответ, Ханина! Я дело говорю, а ты отвечаешь: «Бог милостив». Чудом будет, если не сожгут тебя вместе со свитками на костре.

– Раби, – говорит Ханина, – удостоюсь ли я блаженства?

– Разве ты знаешь какой-нибудь тяжкий грех за собою?

– Заведуя благотворительными сборами, я однажды деньги, назначенные на трапезу для неимущих в Пуриме, роздал по ошибке, как обычную милостыню бедным.

– Только то? Я ничего лучшего не желал бы себе, как быть на твоем месте.

Вскоре р. Иосе умер. На погребение его пришли знатнейшие граждане Рима и на обратном пути застали р. Ханину читающим поучение с раскрытым свитком Завета перед многочисленным собранием. Привели его на суд и спрашивают:

– Как дерзнул ты нарушить приказ кесаря?

– Я поступил так, как повелел мне Господь.

Суд постановляет: р. Ханину сжечь на костре, жене его отрубить голову, а дочь отдать на публичное позорище.