Искусство соблазнения ( 1 Часть)

– А пока она – аномалия, она обладает самой большой силой, – парировала Стефания. – Силой изменить парадигму. Как ваша теория адаптивной этики, которую вы так красноречиво описали на форуме. По сути, это легитимизация сбоя в заранее заданных рамках.

Он повернулся к ней. Его лицо было освещено мерцающим светом от соседнего экспоната.

– Вы следили за моим выступлением.

– Сложно не следить за тем, кто переопределяет правила игры, – уклончиво ответила она. – Особенно в сфере, которая меня профессионально интересует.

– Ваше досье скромно, Елена, – сменил он тему так резко, что у Стефании внутри все похолодело, но ни один мускул не дрогнул на ее лице. – Выпускница МГУ, кафедра культурологии. Несколько лет работы в провинциальных галереях. Затем – внезапный уход в частное консультирование. Интересный карьерный путь.

Он знал. Он уже проверил ее легенду. И он намекал на это, демонстрируя свою осведомленность.

– Всякая система стремится к упрощению, Артем, – мягко ответила она. – В том числе и система образования и трудоустройства. Она отсекает все лишнее, не укладывающееся в шаблон. Я просто предпочла не быть отсеченной. Частная практика позволяет работать с более… сложными случаями.

– Например, с коллекцией Орловых? – спросил он, и его глаза сузились на долю миллиметра. – Сергей Валерьевич Орлов. Вы консультировали его по вопросам приобретения цифрового искусства всего за неделю до его громкого банкротства. Совпадение?

Ледяная волна прокатилась по спине Стефании. Он соединил точки. Он не просто проверил ее бэкграунд. Он связал ее с делом Орлова. Это был не намек. Это была первая открытая атака.

– Мир искусства, к сожалению, полон таких совпадений, Артем. Неудачные инвестиции, неверные решения… Я консультировала господина Орлова по вопросам эстетики, а не финансов. Его финансовые проблемы лежат за пределами моей компетенции. Жаль, что такой яркий человек потерпел фиаско.Она позволила себе легкий, почти беззаботный вздох.

Она посмотрела ему прямо в глаза, выдерживая его взгляд. Молчание затянулось. Он изучал ее, ища малейшую трещину, малейший признак лжи.

– Жаль, – наконец повторил он ее слово, и в его интонации было что-то, заставившее ее внутренне сжаться. – Он был… заметной фигурой.

В его взгляде читалось: «Я знаю. Я знаю больше, чем ты думаешь».

– Артем, Елена, прошу прощения, что прерываю. Елена, не могли бы вы сказать несколько слов для гостей? Как эксперт, ваше мнение будет особенно ценно.В этот момент к ним подошла Татьяна Орлова.

Стефания почувствовала ловушку, захлопывающуюся. Ее проверяли на прочность. Публично. После его провокационного вопроса.

– Конечно, Татьяна, – улыбнулась она, будто бы не замечая напряжения. – С огромным удовольствием.

Она отошла от Чернова, чувствуя его взгляд на своей спине. Ее отвели в центр зала, вручили микрофон. Тридцать пар умных, скептических глаз уставились на нее. Артем стоял в стороне, скрестив руки на груди, с тем же безразличным выражением лица, но она видела – он был настороже. Он ждал ее промаха.

Татьяна представила ее: «Елена Сомова, арт-консультант, чье видение искусства в эпоху цифровых технологий произвело впечатление на самого Артема Чернова».

Стефания взяла микрофон. Ее голос прозвучал четко и уверенно, без тени волнения.

– Коллеги, мы находимся в храме ошибки. Мы празднуем сбой. Но что такое ошибка в мире, который все больше стремится к тотальной детерминированности? – она обвела взглядом зал, встречая любопытные и выжидающие взгляды. – Ошибка – это последний бастион человеческого. Последнее напоминание о том, что любая система, какой бы совершенной она ни была, построена на зыбком пеху иррационального выбора. Художники, представленные здесь, – не просто фиксаторы глюков. Они – картографы terra incognita нашего цифрового бессознательного. Они показывают нам, что даже в самом строгом коде есть место для поэзии случайности. И perhaps, – она сделала паузу, и ее взгляд на мгновение встретился с взглядом Чернова, – именно эта поэзия и есть тот самый «несводимый код», который мы, как вид, вшили в сами основы мироздания. Не дефект, а особенность. Не баг, а фича.

Она закончила. На секунду воцарилась тишина, а затем раздались аплодисменты. Не бурные, но одобрительные. Она увидела, как Татьяна Орлова кивает с удовлетворением.

Стефания вернула микрофон и отошла в сторону, чувствуя, как адреналин медленно отступает. Она сделала это. Она не только не провалилась, но и превратила его атаку в свою пользу, использовав тему ошибки для укрепления своей легенды.

К ней подходили люди, задавали вопросы, благодарили. Она отвечала легко и остроумно, но часть ее сознания была прикована к нему. Он стоял там же, беседуя с кем-то, но его внимание, она чувствовала, было все так же приковано к ней.

Вскоре гостей пригласили в соседний зал, где был накрыт ужин. Столы были расставлены с изящной небрежностью. Стефании указали на место – как раз напротив Артема Чернова.

Она села, поправив платье. Еда была изысканной, разговоры за столом – оживленными. Артем почти не участвовал в беседе, изредка вставляя лаконичные реплики. Его взгляд то и дело возвращался к Стефании, но теперь в нем читалось не просто подозрение. Читался интерес. Более глубокий, чем просто профессиональный.

Когда подали десерт, он, наконец, обратился к ней напрямую, перекрыв собой общий разговор.

– Ваша речь была… нестандартной, Елена, – произнес он. Голос его был тише, чем обычно, предназначенный только для нее, несмотря на то, что за столом слушали все. – Вы говорите об ошибке как о проявлении свободы воли. У цифровой системы нет свободы воли.

– А у нас? – тут же парировала Стефания, откладывая вилку. – Мы ведь тоже, с вашей точки зрения, сложные биологические машины, не так ли? Детерминированные цепочки нейрохимических реакций. Где тут место для свободы? Может, она и есть та самая ошибка? Сбой в матрице, который мы возводим в культ?

Уголки его губ дрогнули. Почти улыбка. Почти.

– Вы предлагаете опасную идею, – заметил он. – Если свобода – это ошибка, то любая попытка создать истинный ИИ обречена на провал. Либо он будет детерминированным и надежным, но не свободным. Либо свободным, но ненадежным. Ошибочным.

– Возможно, в этом и есть главный вопрос, – сказала Стефания, наклоняясь чуть вперед через стол. – Готовы ли мы принять ошибку в самих себя? В свои творения? Или мы будем вечно стремиться к стерильному, тотальному контролю, вырезая из реальности все, что не укладывается в наши схемы?

Они смотрели друг на друга через стол, и между ними проскочила искра настоящего, интеллектуального напряжения. Остальные гости затихли, наблюдая за этой дуэлью.

– Контроль – это не стерильность, Елена, – тихо, но весомо произнес он. – Это – ответственность. Без контроля любая система, включая нас самих, скатывается в хаос.

– А может, ответственность – это и есть умение жить в хаосе, не пытаясь его уничтожить? – закончила она.

Он не ответил. Он просто смотрел на нее. И в его взгляде она наконец увидела не просто аналитический интерес. Она увидела вызов, равный ее собственному. Он перестал видеть в ней просто аномалию. Он увидел в ней противника. Достойного противника.

Ужин подошел к конху. Гости начали расходиться. Стефания встала, чувствуя усталость, но и странное, щемящее возбуждение. Она попрощалась с Татьяной Орловой, которая снова поблагодарила ее за выступление.

Когда она выходила из галереи, его голос окликнул ее у самого выхода.

– Елена.

Она обернулась. Он стоял в дверном проеме, его фигура вырисовывалась на фоне ночного города.

– Ваши идеи… требуют дальнейшего изучения, – сказал он. – Возможно, в более подходящей обстановке. Без посторонних.

Сердце Стефании забилось чаще. Это было приглашение. Настоящее.

– Я считаю, что любая обстановка подходит для изучения интересных феноменов, – ответила она.

– Завтра. Ужин. Я пришлю адрес, – произнес он, и это прозвучало не как просьба, а как констатация факта. Как следующий ход в партии.

Он не ждал ответа. Развернулся и ушел обратно в галерею.

Стефания вышла на прохладный ночной воздух. Глубоко вдохнула. Ее руки снова дрожали. Он проверил ее легенду и нашел в ней слабые места. Он вышел на след Орлова. Он был опасен. Гораздо опаснее, чем она предполагала.

Но он не отступил. Наоборот, он приблизил ее. Пригласил на приватный ужин. Это была либо ловушка, либо признание ее силы.

Она посмотрела на ночное небо, на тусклые звезды, пробивающиеся сквозь городскую засветку. Она осознала простую, пугающую и восхитительную истину: Артем Чернов не был пассивен. Он был таким же охотником, как и она. И теперь он вышел на тропу войны.

Игра усложнилась. Но от этого она стала только интереснее.

Первый раунд

Адрес пришел ровно в полдень следующего дня. Не название ресторана, а просто адрес: «Кузнецкий Мост, 11, кв. 47». Никаких дополнительных деталей. Это было похоже на вызов на дуэль. Стефания проверила адрес – элитный жилой комплекс с приватными апартаментами на верхних этажах. Не общественное место. Его территория. Это меняло расстановку сил, но она была готова. Игра на его поле требовала иной тактики – не нападения, но и не обороны. Проникновения.

Она выбрала платье. Простое, черное, из тяжелого шелка, облегающее, но не кричащее. Никаких украшений. Только небольшие серьги-гвоздики из белого золота. Макияж – подчеркивающий природственную эстетику, но лишенный намека на доступность. Она пахла едва уловимым, холодным ароматом ириса и кожи. Образ был безупречным, но на этот раз она позволила себе оставить одну, единственную деталь «неидеальной» – крошечную, едва заметную родинку у уголка глаза, которую она обычно тщательно маскировала. Искусственная уязвимость. Наживка.

Лимузин высадил ее у подъезда. Консьерж, без единой эмоции на лице, проводил ее к лифту, который поднялся на нужный этаж без нажатия кнопки. Его уже ждали.

– Госпожа Сомова, прошу вас, – он отступил, пропуская ее внутрь.Дверь открылась беззвучно. Перед ней стоял не он, а пожилой мужчина в безупречном костюме дворецкого.

Апартаменты были именно такими, какими она их и представляла: огромное пространство в стиле хай-тек, с панорамными окнами от пола до потолка, открывающими вид на ночную панораму Москвы. Внутри царил минимализм, граничащий с аскетизмом. Никаких лишних предметов, ничего, что не несло бы функциональной нагрузки. Стекло, металл, полированный бетон. Воздух был чистым, прохладным, без единого постороннего запаха. Это была не квартира, а штаб-квартира. Лаборатория.

Артем стоял у окна, спиной к ней, наблюдая за городом. Он был одет в темные брюки и простую серую водолазку. Босой. Эта деталь – босые ноги на холодном бетонном полу – поразила ее. Признак абсолютного, почти животного комфорта на своей территории.

– Елена. Спасибо, что пришли.Он обернулся. Его взгляд скользнул по ней с головы до ног, быстрый, как луч сканера.

Его голос был ровным, но в нем не было ледяной отстраненности выставочного зала. Здесь, в его логове, он звучал… приглушенно. Глубже.

– Спасибо за приглашение, Артем. Вид захватывающий, – она сделала несколько шагов вглубь комнаты, ее каблуки отдавались глухим стуком по полу. Она чувствовала себя хищником, вошедшим в клетку к другому хищнику.

– Вид – это данные, – ответил он. – Не более того. Вино? – Он подошел к минималистичной стойке, на которой стояли две бутылки и несколько хрустальных бокалов.

– Пожалуйста. Красное. Если возможно.

Он налил вино, и его движения были экономными, лишенными суеты. Он протянул ей бокал. Их пальцы не соприкоснулись. Он был точен.

– За интересные феномены, – произнес он, поднимая свой бокал.

– За ошибки в коде, – парировала она, чокаясь с ним. Их взгляды встретились над краями бокалов. Первый выпад. Первый парир.

Он провел ее к низкому дивану, стоявшему у окна. Рядом, на бетонном столе, не было никакой еды. Ужин, очевидно, должен был быть сервирован позже. Сейчас было время для главного блюда – разговора.

– Ваша речь вчера… вы говорили о свободе воли как о сбое, – начал он, откинувшись на спинку дивана. Его поза была расслабленной, но Стефания видела напряжение в мышцах его шеи, в том, как он держал бокал. Он тоже был настороже. – Это противоречит базовым принципам нейробиологии. Каждое наше решение – это результат электрических и химических процессов в мозге. Предсказуемых процессов.

– Предсказуемых в теории, – мягко возразила она, делая небольшой глоток вина. Оно было превосходным. Старым, сложным. – Но на практике? Слишком много переменных. Слишком много «шума». Именно этот шум и рождает иллюзию выбора. А что как не иллюзия является основой нашей реальности?

– Вы сторонник солипсизма? – в его голосе прозвучала легкая насмешка.

– Я сторонник практического подхода, – улыбнулась она в ответ. – Мы действуем так, как будто у нас есть свобода воли. Мы испытываем эмоции, как будто они реальны. Даже если это всего лишь сложная симуляция, она – наша единственная данность. Отрицать ее во имя абстрактной истины – все равно что отказаться от дыхания, потому что химический состав воздуха изучен.

– Вы описываете эпифеноменализм. Сознание как побочный продукт. Дым от огня. Но дым не управляет огнем, Елена.Он смотрел на нее, и в его глазах загорелся тот самый азарт, который она видела в галерее.

– А кто сказал, что управляет? – она наклонилась вперед, сокращая дистанцию между ними. Ее плечо почти касалось его плеча. Она чувствовала исходящее от него тепло. – Может, оно просто… наблюдает? Наслаждается шоу? Или страдает от него? Разве это не имеет значения?

– С точки зрения функциональности – нет, – его голос стал тише, он тоже наклонился к ней. Расстояние между их лицами сократилось до тридцати сантиметров. – Страдание – это всего лишь сигнал об ошибке. Удовольствие – сигнал о корректной работе системы.

– А любовь? – выдохнула она, глядя ему прямо в глаза. Она применяла свое оружие – переход от абстрактного к личному, к эмоциональному. – Что это? Сбой в системе поощрения? Баг, заставляющий нас совершать иррациональные поступки?

Он не отводил взгляда. Его зрачки слегка расширились. Признак возбуждения. Интеллектуального? Эмоционального? Физического?

– Любовь, – произнес он медленно, – это сложный поведенческий паттерн, направленный на повышение шансов на выживание и репродукцию. В ее основе лежит окситоцин, вазопрессин, дофамин…

– …и желание быть понятым, – перебила она его. Ее голос стал шепотом. Она позволила своему взгляду смягчиться, наполниться тем самым иррациональным, о котором они говорили. – Желание, чтобы кто-то увидел не просто биологическую машину, а тот самый «дым», который ты называешь эпифеноменом. Даже если это иллюзия.

Он замер. Его дыхание, обычно такое ровное, слегка сбилось. Она была так близко, что могла видеть мельчайшие детали его лица – тонкие морщинки у глаз, идеально гладкую кожу, жесткую линию губ. Он был прекрасен в своем бесчеловечном совершенстве. Как кристалл.

– Вы пытаетесь меня соблазнить, Елена? – спросил он прямо. Без предупреждения. Его вопрос повис в воздухе, острый, как лезвие.

– А разве для этого нужны специальные попытки, Артем? Разве сам по себе процесс интеллектуального обмена между мужчиной и женщиной не является формой соблазна? Или ваша система фильтрует и эти сигналы как нерелевантные?Стефания не отпрянула. Не смутилась. Она позволила улыбке тронуть свои губы.

– Моя система регистрирует все сигналы, – сказал он. Его рука, лежавшая на колене, слегка сжалась в кулак, а затем расслабилась. Микронапряжение. – В том числе и попытки манипуляции через апелляцию к иррациональному.Он рассмеялся. Коротко, сухо. Это был не веселый смех, а скорее звук удивления, признания мастерства.

– Я не манипулирую, – прошептала она, еще больше сокращая дистанцию. Теперь их губы разделяли сантиметры двадцать. Она чувствовала тепло его кожи, слышала его дыхание. – Я исследую. Как и вы. Вы хотите разобрать меня на составные части? Понять, какой алгоритм заставляет меня говорить то, что я говорю? Что за код стоит за моими взглядами?

– Да, – честно признался он. Его взгляд упал на ее губы, затем снова поднялся на глаза. – Вы – аномалия. Не вписываетесь в модели.

– Тогда исследуйте, – бросила она вызов. – Но будьте готовы к тому, что объект исследования может оказаться сложнее, чем вы предполагали.

– Ужин подан, господин Чернов.В этот момент из соседней комнаты вышел дворецкий. Он появился так бесшумно, что Стефания вздрогнула, хотя и не подала вида.

– Прошу, – он встал и протянул ей руку, чтобы помочь подняться.Артем не сразу отвел от нее взгляд. Казалось, он с неохотой разрывает это напряженное поле между ними.

Его прикосновение было кратким, сухим, но она почувствовала силу в его пальцах. Электрический разряд. Расчетный? Или настоящий?

Стол был накрыт в соседней комнате, меньшей по размеру, также с панорамным окном. На столе – несколько блюд, простых, но изысканных. Никакой вычурности. Все подчинялось принципу функциональности и качества.

Они сели друг напротив друга. Первые несколько минут ели молча, оценивая друг друга. Стефания использовала паузу, чтобы восстановить внутреннее равновесие. Он был силен. Он не поддавался на ее обычные техники, видя их механику. Ему нужна была не игра, а суть. Или такая сложная игра, чтобы ее нельзя было отличить от сути.

– Вы проверяли мою легенду, – заговорила она, откладывая вилку. Она решила сменить тактику. Перейти в открытую атаку. – Нашли связь с Орловым.

– Да. Совпадение показалось мне статистически маловероятным.Он не стал отрицать.

– В мире, где все детерминировано, совпадений не бывает, – парировала она. – Значит, это была закономерность. Какую гипотезу вы выдвигаете?

– Несколько. Первая: вы – удачливый авантюрист, который оказался в нужном месте в нужное время. Вторая: вы – часть плана конкурентов, направленного на дискредитацию или устранение определенных лиц. Третья… – он сделал паузу, – …вы представляете чьи-то интересы, выходящие за рамки стандартного бизнеса.Он отпил вина, его взгляд стал тяжелым, пронзительным.

– А четвертая? – спросила она, поднимая бровь.

– Четвертая – вы именно та, за кого себя выдаете. Но эта гипотеза имеет наименьший вес.

– Почему?

– Потому что вы слишком совершенны, Елена, – его голос снова стал тихим, интимным. – Ваши аргументы, ваш внешний вид, ваше поведение… все это слишком точно попадает в цель. Слишком идеально для случайного стечения обстоятельств. Природа не создает идеальных вещей. Их создает человек.

– Вы считаете меня искусственной? – она не могла сдержать улыбки. Это было ближе к истине, чем он мог предположить.

– Я считаю вас созданной. Возможно, вами самими. Под конкретную задачу.

– А какая, по-вашему, моя задача? – она склонила голову набок, изображая любопытство.

– Пока не знаю. Но я намерен выяснить, – он отодвинул тарелку. – Вы представляете собой интереснейшую головоломку. И я не терплю, когда головоломки остаются неразгаданными.

– Может, некоторые головоломки не предназначены для того, чтобы их разгадывали? Может, их предназначение – задавать вопросы, а не давать ответы?

– Вопрос без ответа – это ошибка в системе познания, – отрезал он. – А ошибки должны быть исправлены.

– Или приняты, – закончила она.

Они снова уставились друг на друга. Воздух между ними сгустился, наполнившись невысказанным вызовом. Это была не просто беседа. Это была битва двух мировоззрений, двух парадигм. И в центре этой битвы была она – живое воплощение того, что он стремился контролировать, и он – воплощение того, что она стремилась понять и, возможно, обернуть против него самого.

– Вы играете опасную игру, Елена, – произнес он, и в его голосе впервые прозвучала открытая угроза. Но не грубая. Тонкая, как лезвие бритвы. – Слишком опасную для арт-консультанта.

– А кто сказал, что я всего лишь арт-консультант? – она позволила своей улыбке стать загадочной, почти вызывающей. – Может, я именно тот сбой, который ваша безупречная система так ждала? Тот самый хаос, который вдохнет в нее жизнь. Или уничтожит.

Он встал из-за стола. Подошел к ней. Она не двигалась, глядя на него снизу вверх. Он остановился прямо перед ее креслом, глядя вниз. Он был высок, и его фигура заслоняла свет от окна.

– Я предлагаю эксперимент, – сказал он. – Прямо сейчас.

– Какой? – ее сердце забилось чаще. Финал приближался.

– Я проанализировал вашу речь, ваши ответы. Вы используете техники НЛП, элементы гипноза, методы манипуляции сознанием. Довольно виртуозно. – Его голос был холодным. – Я предлагаю вам попытаться применить их ко мне. Сейчас. Полностью. Без ограничений.

Стефания почувствовала, как по ее спине пробежал холодок. Он знал. Он знал все ее приемы. И он бросал ей вызов на ее же поле. Он был настолько уверен в своем контроле, что позволял ей атаковать.

– Это может быть… болезненно, – предупредила она, поднимаясь ему навстречу. Теперь они стояли совсем близко. Грудь к груди.

– Боль – это просто данные, – прошептал он. Его лицо было так близко, что она видела каждую ресницу. – Я хочу увидеть, на что ты способна. Настоящая ты.

Он назвал ее «ты». Впервые. Это было не проявлением близости, а знаком того, что маски сброшены. Игра перешла на новый уровень.

– Закрой глаза, Артем.Стефания медленно подняла руку и коснулась кончиками пальцев его виска. Ее прикосновение было легким, как дуновение ветра.

Он послушался без колебаний. Его веки опустились. Он дышал ровно, но она чувствовала пульсацию крови у него под кожей. Она была так близко к нему. К его уху, к его горлу. Один резкий движение – и она могла бы нейтрализовать угрозу. Но это не входило в ее планы.

Она наклонилась еще ближе, ее губы почти касались его уха. Ее голос стал низким, бархатным, проникающим прямо в подсознание.

– Ты так уверен в своей системе… в своих границах… – прошептала она. – Ты построил стены, чтобы никто не мог войти. Но ты не учел одного… – она почувствовала, как его тело напряглось. – …что самый опасный враг – это тот, кого ты впускаешь внутрь добровольно. Тот, кто становится частью твоего кода. Твоей ошибкой. Твоей… навязчивой идеей.

Она провела пальцами по его щеке, затем опустила руку. Она видела, как сжались его челюстные мышцы.

– Ты ищешь правду? Она в том, что ты боишься не меня. Ты боишься того, что я могу разбудить в тебе. Того хаоса, который ты так тщательно похоронил под слоями логики. Ты называешь это эпифеноменом. А я называю это твоей душой, Артем. И она кричит от одиночества.

Она замолчала. Воздух звенел от напряжения. Он стоял с закрытыми глазами, его лицо было каменной маской. Прошло десять секунд. Двадцать.

Он открыл глаза.

И в его взгляде не было ни гнева, ни раздражения. Там было нечто иное. Голод. Чистый, нефильтрованный, животный голод. Не к ее телу. К чему-то большему.

– Искусно, – произнес он, и его голос был хриплым. – Очень искусно. Ты использовала технику якорения, апелляцию к базовым страхам… попытку создать импринт. Но…

Он сделал шаг вперед, заставляя ее отступить к стене. Теперь он был агрессором.

– …ты ошиблась в одном, – его лицо было в сантиметрах от ее. Его дыхание обжигало ее губы. – Я не боюсь хаоса. Я его изучаю. А чтобы изучить явление, его нужно впустить в контролируемую среду. В свою лабораторию.

– Ты думаешь, ты входишь в мой код? – прошептал он. – Я тебя туда впускаю. Добровольно. Чтобы посмотреть, как ты будешь в нем жить. И как я смогу тобу управлять.Его рука поднялась и коснулась ее шеи. Нежно, почти ласково. Но в этом прикосновении была стальная власть.

Это был ее же метод, обращенный против нее. Признание ее силы, чтобы обернуть ее в инструмент своего контроля.

– Ты – мой эксперимент, Елена, – сказал он, и его губы почти коснулись ее губ. Они не целовались. Они парили на грани, вдыхая одно дыхание. – Самый интересный эксперимент в моей жизни. И я не остановлюсь, пока не пойму каждый твой алгоритм. Пока не разберу тебя на атомы и не соберу заново. Так, как нужно мне.

Стефания смотрела ему в глаза, и впервые за долгие годы она почувствовала настоящий, леденящий страх. Не страх разоблачения. Не страх провала. Страх того, что он может оказаться прав. Что в их дуэли нет победителя и побежденного. Есть только два исследователя, проводящих опасный эксперимент друг над другом. И исход этого эксперимента был неизвестен.

– Тогда собирай, – выдохнула она, и ее голос дрогнул. На этот раз непроизвольно. – Если сможешь.

– Смогу.Он улыбнулся. Это была не улыбка человека. Это была улыбка хищника, нашедшего достойную добычу.

Он отступил. Напряжение спало, оставив после себя странную пустоту.

– На сегодня достаточно, – сказал он, снова став тем холодным, контролирующим существом, каким был всегда. – Думаю, мы оба получили достаточное количество данных для анализа.