скачать книгу бесплатно
С английским не все так просто. Я изучаю его всю жизнь, а он у меня мертвый. Нет, скорее, в состоянии анабиоза. Но вот сейчас он начинает пробуждаться и оживать. Теперь я хорошо запоминаю не только новые слова, но помню, как знакомлюсь почти с каждым из них. Я люблю эти знакомства, и когда произношу выученное таким способом слово, вспоминаю первое с ним рандеву…
Я вдыхаю бодрящий воздух Северного моря и повторяю мое первое живое слово ferry – паром. Оно оказывается огромным и белым с надписью Stena Line на выпуклом глянцевом боку. Многочисленные огни и подсветка подчеркивают его нарядную элегантность в темноте ночной бухты Хук-Ван-Холланда. Я никак не могу поверить, что это и есть паром, и если я не увидела что-то вроде деревянного плота, то пытаюсь разглядеть хотя бы канаты, которые будут перетягивать его через пролив Па-де-Кале.
На пароме врезается в память длинное слово inconvenience – неудобство. В умывальнике два крана в разных углах – один с горячей водой, другой с холодной. Это уже Англия! Чтобы помыть руки, надо закрыть сток пробкой, набрать воды в раковину, намылить руки и ополоснуть их в этой воде. Но этот механизм я узнаю позже. А пока мучаюсь, поочередно подставляя руки то под кипяток, то под ледяную струю.
Однако мне нравится этот громадный плавучий дом с магазинами, ресторанами, кафе, уютными холлами, и я запоминаю еще одно слово – happy [5 - Счастливый, счастливая.].
Рано утром мы прибываем в Гарвиш, а оттуда поездом в Лондон на Ливерпуль station[6 - Вокзал.] – уроки английского продолжаются.
Белый блестящий пол, бесшумно прибывающие поезда где-то вдалеке за огромным табло, непонятные объявления на чужом языке, наполняющие воздух, как музыкой, и мягким эхом отзывающиеся под прозрачными сводами здания. И это вокзал?!
Вокруг торопливо идут мужчины в галстуках, темных деловых костюмах, с портфелями. Элегантно одетые англичанки легко постукивают каблучками по белому сияющему полу. И мы…
Нас трое: я с Андреем и его друг Хомяков. Мы будто в середине прозрачного стеклянного аквариума. Мы в турецких джинсовых костюмах с неуклюжими чемоданами, как три экзотические рыбки со стеклянными глазами, выпученными от удивления и трех бессонных ночей путешествия через пол-Европы. Это наш первый приезд в Англию. Мы выпадаем из общего ритма и состояния. Мы – из Советского Союза…
Мы тщетно ищем глазами нашего друга Джона. Он обещал нас встретить, но его нет. Я еще верю в английскую обязательность – миф номер один. Но позже оказывается, что Джон в это время сладко спит, и миф номер один развеивается, как английский туман. Кстати, миф номер два. Туманы в Лондоне со времен Чарльза Диккенса – явление редкое.
– Надо позвонить Джону, – говорит мой муж и показывает указательным пальцем на меня.
Конечно, я, кто же еще. Ты же английского совсем не знаешь. А Хомякова будто заклинило: сойдя с парома, он на все реагирует одним немецким словом «натюрлих».
Мы собираем по карманам мелочь и направляемся к телефону-автомату. Здесь главное осмотр, как у врача, чтобы понять, что к чему.
Итак, автомат принимает монеты в 10 пенсов. Я нахожу отверстие – slot, попутно запоминаю его английское название, бросаю монетку и набираю номер.
Когда я слышу мужской голос на другом конце провода, то радостно кричу:
– Джон, это я, Лена из Киева. Мы приехали!
Мужской голос на том конце провода продолжает что-то говорить, совершенно не реагируя на мои слова. Андрей подсказывает:
– Может, надо нажать какую-то кнопку, а то он тебя не слышит?
– Натюрлих, – одобряет Хомяков.
Кнопку мы не находим, а голос тем временем умолкает. Затем раздается небольшой гудок – и тишина. Я вешаю трубку.
Мы проверяем номер – все верно. И я снова в непривычной для себя последовательности аккуратно нажимаю на эти десять цифр.
Опять тот же голос, но между своими криками на этот раз я улавливаю, что он произносит имя Джон.
После третьего звонка, посовещавшись, мы приходим к выводу, что Джона нет, и мне отвечает его товарищ. Ну, а после пятого, я, наконец, понимаю, что разговариваю с автоответчиком и выучиваю новое слово answer machine[7 - Автоответчик.].
– Ты знаешь, а ведь он говорил мне, что живет где-то недалеко от этого вокзала, – вспоминает Андрей. – А что если мы оставим чемоданы в камере хранения и подъедем к нему?
– Натюрлих, – одобряет Хомяков.
Мы бегаем по вокзалу, но камеру хранения не находим – ее здесь просто нет. Что же делать? Тогда в голову приходит спасительная мысль: надо попросить оставить вещи в одном из офисов, которых тут на вокзале полно.
Я захожу в первый попавшийся офис и с трудом строю сложную английскую фразу:
– Нельзя ли на часок оставить у вас наши чемоданы? Нас, к сожалению, никто не встретил…
Улыбка мгновенно исчезает с лица немолодой англичанки. Она даже не дает мне закончить и решительно машет рукой:
– No, no!
Как позже выясняется, с этим делом у них очень строго. В оставленном багаже может быть бомба. Наш вид не внушает доверия.
Ну ладно, мы решаем ехать с вещами. Я вижу знакомое – наконец-то! – слово taxi, и следуя за указателем, мы приходим к целой веренице черных машин такси. Эти старомодные авто и есть почтенные английские кэбы.
Почесывая затылок, Андрей несколько секунд изучает адрес Джона и с немым вопросом подсовывает его мне, видимо, как эксперту.
Я читаю: 100 Tornhill Point, London[8 - Торнхилл пойнт, Лондон.] и код. Все ясно, сто – номер дома, Tornhill Point – название улицы. Я протягиваю адрес первому в очереди таксисту. Мы грузим чемоданы, садимся и едем по совершенно незнакомому городу.
Ехать действительно недалеко. Минут через десять таксист подвозит нас к двум стоящим рядом многоэтажным домам и говорит, что дом слева это и есть Tornhill Point.
Получается, что улицы в адресе вообще нет. А Tornhill Point – название дома. О’кей, а номер квартиры?
– Натюрлих, – постукивает себя пальцем по лбу Хомяков. – Сто и есть номер квартиры.
И он оказывается прав.
Так началось наше первое путешествие в Англию. Затем следуют другие поездки, и я запоминаю новые слова: account – счет в банке, party – вечеринка, champagne – шампанское, art – искусство, work permit – разрешение на работу…
Что знала я тогда об этой стране? Да ничего.
Каждый следующий приезд в Лондон – это мощный выброс адреналина. Этот город поражает своей непохожестью на все то, что я привыкла видеть до этого. Это другая архитектура, часто хаотическое нагромождение улиц, огромное число людей. Мне кажется, что здесь невозможно ориентироваться. Голова идет кругом в прямом и в переносном смысле. В витринах все сверкает, все вымыто и начищено до блеска. И люди одеты совершенно иначе. Не то чтобы модно, нет, это не то слово. С шиком!
И все же, я не вижу себя здесь. Этот город чужой, дорогой и непонятный.
Это ощущение неприятия и тоски возникает однажды, когда я вынуждена остаться здесь на три недели, и не покидает меня в Лондоне уже никогда.
И когда мы попадаем в Бродстеирс, то решаем, что это то, что нам нужно. Тут спокойно, тихо, размеренно. Все близко и относительно просто. И главное – недвижимость дешевле.
Но главное оказывается не в этом. Главное, провинция – она и есть провинция…
Газон вокруг нашего бродстеирского дома весь зарос травой и сорняками. Я надеваю перчатки, беру мешок для мусора, выхожу в палисадник и начинаю прополку.
Через несколько минут появляется наша соседка снизу.
– Что происходит? – строго говорит она.
– Я пытаюсь избавиться от сорняков, – отчитываюсь я, как школьница, а сама жалею, что не могу ей сказать по-русски!
– I am a widow[9 - Я вдова.], – говорит она с чувством оскорбленного достоинства.
Это новое слово в моем лексиконе. Я ничего не понимаю. Кажется, widow по-английски – вдова. Любопытно, какое это имеет отношение к газону?
Как можно мягче говорю ей:
– Ну так что?
– Это не ваш газон. Вы купили только квартиру. Без газона.
Это уже интересно. Адвокат говорил, что квартира продается с газоном.
Я звоню Джеймсу. Он обещает посмотреть в документах. Уже к вечеру он сообщает, что таки да: квартира нами куплена без газона.
Еще один урок. Даже на английских адвокатов не стоит полагаться. Все документы надо проверять и вычитывать самим.
На следующий день в палисаднике появляется садовник. Он работает весь день, и поверхность газона обретает необходимую бархатистость. А еще через день в саду поселяются гномы. Разумеется, их семеро. А восьмая крашенная глиняная фигурка – это Белоснежка. Они проживут там целый год. В одно прекрасное утро их не станет.
Вдова рыдает:
– Гномов украли!
– Мои соболезнования!
Я не могу поверить. Любопытно, кому они понадобились?
Я ожидаю новый керамический ансамбль, но, к счастью, его не случилось.
Я устаю от английского. Смотреть в словаре каждое незнакомое слово невозможно. Их слишком много. Они не запоминаются. Мое эго расслабляется. Но я продолжаю изучать все вокруг.
В магазине косметики и лекарств я рассматриваю на полке разные медицинские препараты. Наталкиваюсь взглядом на незнакомое название: laxative. Читаю инструкцию: решение всех ваших проблем, чувство бодрости целый день, избавление от нервозности и хороший сон…
Дома, между прочим, говорю Андрею, что видела в магазине интересное лекарство, и перечисляю эффекты от его приема.
– Да ты что! Это же то, что мне нужно. Я когда-то слышал, что подобное средство есть у японцев. Что ж ты сразу не купила?
– Ну, я же не знала, что тебе это нужно.
– А то ты сама не видишь. Ну, конечно же, нужно! Я нервный, вялый, плохо сплю, и сплошные проблемы… А сколько оно стоит?
– Да недорого – 3,85.
– А где ты его видела?
Я подробно объясняю, и Андрей немедленно идет сам покупать чудодейственное средство.
Вечером раскрывает упаковку, а вместо таблеток— малюсенькие шоколадки. Андрей берет одну шоколадку в рот и от блаженства расплывается в счастливой улыбке:
– Ну, надо же – не таблетки, а шоколадки. Вот это качество!
На следующий день утром ровно в семь часов вместо обычных десяти мой муж уже на ногах.
– Слушай, – говорит, – а ведь действует, черт возьми! Так бодро себя чувствую. Спал отлично. В полседьмого проснулся, встал, как огурчик. Спать уже не хочется. Просто здорово!
И целый день в хорошем настроении. Моему удивлению нет предела. Может, и самой принять?
– Слушай, я, наверно, тоже приму.
– Э нет, – Андрей слегка покачивает указательным пальцем. – Это мое лекарство. Тебе, если надо, то пойди и купи.
– Так это же я его нашла.
– Правильно. Но купил я. Себе.
Черт с тобой, никуда я, конечно, не пойду.
Вечером Андрей достает свое лекарство и снова принимает одну шоколадку.
На следующий день я просыпаюсь, а он, оказывается, уже давно встал. Настроение хорошее, бодрое. Ходит по квартире, курит, картины переставляет. Но появилась некоторая озабоченность.
– Слушай, я, наверно, что-то съел позавчера не то. В туалет часто хожу.
Я пожимаю плечами.
– А что не то? Вроде, все свежее было…
– Ну да, ну да… Ладно, это я так, просто.
На третий день история повторяется. Я не узнаю своего мужа. Он, можно сказать, даже весел. Но часто бегает в туалет. И озабоченность нарастает.
Днем, часа в три, говорит:
– Слушай, может, у этого лекарства есть побочное действие? Там в инструкции ничего об этом не написано?
Я бегло перечитываю инструкцию.
– Да нет, без побочных эффектов.
– А ты все правильно перевела? А название?
– Ну, название же не переводится.
– Да, верно…
Но мне уже не дает покоя это название. Я достаю толстый словарь Мюллера и ищу слово laxative. Листаю страницы: lawny, lawyer, lax, laxative – слабительное… Блин! Классика жанра! Это слово запоминается навсегда!
Как же мне Андрею это сказать? Ну, ничего не поделаешь. Придется повиниться. Иду к нему и рассказываю, что нашла перевод этого слова.
– Да ты что! А я-то думаю, что я третий день подряд из туалета не вылезаю. Ну, признайся, ты мне его нарочно подсунула?
–…?
– Теперь можешь его принимать. Оно твое.