скачать книгу бесплатно
– Для решения вашего вопроса вовсе не нужна чья-либо финансовая поддержка. Вы могли бы преподнести своему другу новейший, самый продвинутый велосипед, способный на выполнение разного рода трюков. Или, скажем, такой, который способствовал бы передвижению по просёлочной местности без ощутимых проблем для вас при побеге. Судя по всему, байк вашего друга не относится ни к первому, ни ко второму из озвученных вариантов, – док склонился напротив меня, согнул руку в локте и стал перебирать свою щетину, создавая характерный звук, отчего-то так сильно меня раздражавший.
– Я будто бы понимаю, к чему вы клоните… Но не хочу в это верить… – Моё недовольство выходило за всякие границы, кажется, впервые в жизни я физически ощутила его на своём лице. Это уже ни в какие ворота не лезет! Ополоумевшей меня выставляет? – Скажите прямо. Иначе у нас не сложится разговор.
– Вы усердно настаиваете на своём, – неожиданно просто он пошёл мне на встречу, – клянёте меня, требуете доказательств и держитесь за свою правду. Но что есть та «правда», когда вы, находясь даже здесь, под контролем, продолжаете расширять границы своей реальности.
– Да прекратите вы уже! Скажите!
– Вы ближнего своего воссоздали! И вовсе не смутились абстрактности происходящего.
– Вы серьёзно сейчас говорите? Я проецирую нашу дружбу с Густавом на маленького Густава?
Невозможно даже поверить, что доктор Беньямин способен так заблуждаться.
– Я говорю о том, что нет никакого «маленького Густава» и велосипеда, уж тем более!
Убил.
– Вы за дуру меня держите? – с сомненьем я подняла бровь.
– Такого диагноза нет.
– Но вы сами интересовались нашими с Густавом уроками «верховой езды»!
– Я лишь подлил немного воды в ваш и без того уже пробившийся росток, где с вымышленным другом вы заговорить не решались. Хотел научить вас вымысел от истины отличать. А для этого вымысел стоило обличить, создать для него яркий образ, такой, который вероятнее стало бы ставить под сомненье. И что-то подсказывает мне, что достучаться до вашего благоразумия у меня получилось. Я готов предоставить и необходимые вам доказательства.
Я зажмурилась, потом потёрла кулаками глаза и промычала, растягивая слоги:
– И где же они?
– Взгляните сюда, – он повернул ко мне ноутбук, где уже транслировался какой-то ролик. – Перед вами видеозаписи с прогулок, на которых вы разговариваете и, судя по вашим движениям, «обучаете» невесть кого езде на велосипеде.
– Это с дрона что ли запись? – не поверила я своим глазам.
То, как я всё это время могла не замечать летающий рядом дрон, не самое пугающее в происходящем. Жуткое зрелище, в котором неадекватная я общаюсь с кем-то невидимым…
– Ага. Я поняла. Чуть не повелась ведь. Вы его удалили. Удалили маленького Густава с записи. Ха! Этот раунд остался за мной.
– Хм… Ну что ж… – Беньямин задумчиво почесал, опять с противным шелестом, щетину на подбородке. И, как мне показалось, не собирался настаивать на своём. Но я ошиблась, потому что он продолжил меня добивать. – Рискнём злоупотребить немного поддавшимся трезвости разумом! Найдутся, может быть, рациональные объяснения у вас и на это?
Не могу сказать, сколько времени я продолжала ещё смотреть запись съёмки, но в результате мне стало невыразимо жалко себя саму. Как песочный замок от удара волны, моя вера рухнула, растворилась потоком хлынувших слёз.
На видео, транслирующем мою неудачную попытку побега, я передвигалась бегом, держалась за руль, в самом деле, воображаемого велосипеда. Расстояние, которое я сумела преодолеть за всё время, нельзя сравнить даже и с половиной пути от поместья до хозяйственного поселения. А удвоенная скорость воспроизведения сделала этот документальный фильм «ужасов» и его восприятие ещё более горьким. Словно совершенно потерявшая голову, в бредовом припадке я бегала по поляне, беспричинно падала, спотыкаясь о несуществующие преграды, с опаской оборачивалась по сторонам, боролась с кажущимися неблагоприятными погодными условиями. Всё происходящее там со мной со стороны выглядело просто донельзя чудовищно, безумно, кошмарно.
Не было никакого побега!
Беньямин не переживал, так как даже не сомневался ни во мне, ни в моих действиях. Максимум, что могло случиться со мной там, произошло: неуклюже я сломала палец, набила пару болячек и испачкалась о траву.
Неужели он прав?
Прав во всём?..
…Или частично?
Если я не могу верить собственным глазам, кому мне тогда доверять?
…Мама! Я так хочу к маме…
– Вы не станете возражать, если я вернусь в свою комнату? – Не дожидаясь ответа, я встала и поспешила на выход, предчувствуя абсолютный упадок сил.
* * *
Что есть мой мир, моя действительность? Что правда?
Всё окружающее нас. Что, если весь этот смехотворный отрезок, гордо зовущийся Жизнью, на самом деле, всего лишь очередной спешный забег души. И любые её «результаты» – всё едино, и вовсе не важно, сколько успеет она пробежать, не важно вовсе, каких достигнет высот, продолжит род, умрёт в утробе, – что, если всё это просто игра? Игра без стратегии, не на результаты: бессмысленный симулятор, банальная развлекуха.
Стоило ли тогда стремиться, планировать, распыляться? Быть может, проще было наслаждаться каждым мигом, каждым шансом. Неужели я, действительно, настолько себя измотала, что стала создавать свою собственную реальность, свою фантасмагорию, в которой могла просто чувствовать? И ведь неоднократно я сомневалась в происходящем, сама с трудом верила в то, что происходило.
Но если так, какая вовсе тогда разница? Если смотреть на этот забег, как на один из раундов, не всё ли равно, в какой реальности будет находиться мой разум? В удобном, общепринятом для всех, или в сказочной пародии с собственными декорациями и гораздо более впечатляющими действующими лицами?
Я считала слабостью усталость и никогда даже к мыслям своим усталость не допускала… Все силы бросила на достижение поставленной задачи – получение гранта, поступление в заграничный вуз, серьёзная литература и вот это всё… Но… Я не чувствовала утомления, привыкла так жить. Ещё с детства приучилась: хочешь жить – умей вертеться. Был ли смысл в такой философии, если она привела меня к тому, что я имею? Я «расслаблялась», изучая сложные музыкальные композиции, и мне казалось, я делаю правильно. Кто диктует правила? Надо ли их придерживаться? Есть ли понятие «плохо и хорошо», может, оно нам тоже кем-то навязано?
С апломбом собственного успеха под знойным южным солнцем, фактически обнажённая, я повстречала кого-то, очевидно, крайне привлекательного. Был ли хоть шанс у меня в таких условиях сохранить трезвость ума? А эта музыка в его исполнении, его молчаливый загадочный вид, рассвет, кактус на память и обещание встретиться вновь – добили меня уже окончательно.
Что дальше? Какой-то наркоман в кубе! Кэт не приметила в нём никакой привлекательности. А я, напротив, дорисовала мысленно необходимые мне характерные черты. На концерте высмотрела и облюбовала одного из десятка байкеров, уверила себя в том, что из всей толпы слушателей как-то особенно на меня смотрит именно он. Выискивала для себя каждый раз объект, чтобы быть в него влюблённой. И находила! В самолёте я проснулась, держась за руку престарелой женщины. Но продолжала убеждать себя в его присутствии в моей жизни, в его существовании. В результате, и среди знакомых Валентина нашла себе объект для воздыхания. Периодически вероятно стала дорисовывать его визиты в свою комнату для пущей убедительности, как маленькая глупая мечтательница.
Вот к чему вёл меня Беньямин, когда последовательно разбирал причину отрицаемой мной обиды за выходку О’Дойлов. На гонках не было никакого Феликса. Я лично налепила его образ на случайного победителя. Такое страшное появление Феликса во время просмотра ужастиков О’Дойлы даже не заметили. А я нашла резон избавиться от вымышленного образа на первый учебный триместр.
Стоило же мне немного расслабиться, как сорвавшиеся каникулы стали очередной причиной призвать желанную фантазию вновь.
А там, выходит, в абсолютном своём одиночестве я заигралась. Навоображав увлекательных, захватывающих событий, невероятный мифический образ своего главного героя, окончательно свихнулась. О чём всё это время и пытался корректно донести до меня доктор Беньямин. А я столь отчаянно сопротивлялась.
Впервые за долгое время я потянулась к скрытому под рубашкой кулону без страха быть замеченной. Вероятно, я сама же его и купила в честерской лавке с разным барахлом.
Что теперь? Как жить дальше? Вообще, стоит ли? Учиться, вернуться в кампус, встретиться с родителями. Смогу ли я смириться? Просыпаться каждое утро, помнить тот мир, свои впечатления, что ярче каждого из любых других, и мириться с фактом, что всё это было только выдумкой?
Мне станут задавать вопросы, другим придет в голову, и того хуже, меня пожалеть. Как с этим всем мириться? Кого из близких в мои «проблемы» уже посветили? Это же просто жесть! Нет! Я не смогу, не вынесу всего этого. Во всяком случае, не сейчас.
Для начала мне самой следует принять настоящее. Постараться даже из памяти выкинуть образы и фантазии, хотя не думаю, что такое возможно, но я должна приложить все усилия. Должна вернуть ясность сознания. И только после этого думать о том, чтобы выйти хотя бы на контакт с родными.
Но как же больно!
Кажется, я жизнь готова отдать только за то, чтобы быть уверенной, что Феликс существует, где-то есть, жив и счастлив, а нам быть вместе просто не судьба.
Хотя… Может, и ни к чему мне учиться жить с мыслью, что нет его в природе? Быть может, если он проекция моей больной фантазии, мне следует его просто вернуть? Что дурного в том, если Феликс станет, скажем, посещать меня регулярно ночами?
Воспоминания о наших последних проведённых вместе часах мигом заставили кровь лихорадочно устремиться по венам.
Да это же по-настоящему потрясающий бонус! Жить, стремиться, что-то делать, делать то, что надо. И находить отраду в ночи. И не просто во сне. А в собственном мире грёз! Непосредственно созерцать и наслаждаться собственной иллюзорной реальностью. И никаких угроз со стороны Гинеи, раз уж на то пошло.
Глава 5
Возвращение,
или
Он знает теперь, что ты существуешь
– Хотелось бы упомянуть ваш прогресс, – довольный собой, приподнимая полы пиджака, доктор Беньямин разместился за столом в кресле, приглашая и меня устроиться напротив. – Последний вывод, что вы сделали в практическом задании, поразительно близок к истине.
– Близок к истине? Значит, решение неверное? Чему же тут радоваться? – пожала плечами я, усаживаясь.
– Не удивляйтесь! Истина – понятие абстрактное. Зачастую приблизиться к ней, означает успех. Не говоря о ценности ошибок.
– Субъективно рассуждаете, как по мне, – скептично пробубнила я. – А на ошибках ещё надо учиться.
– Ха! Весьма точно. Я доволен вами, – заключил он бессмысленный поток своих лестных высказываний. Будто его слова способны были меня хоть как-то подбодрить. – Но ваше настроение сегодня не столь радушно.
– Ничего необычного, всего-то не выспалась.
– Третья неделя пошла с момента вашего озарения, – аккуратно завёл он более щекотливую тему, которую корректно обходил стороной всё это время. – У меня успело сложиться, как мне кажется, справедливое, впечатление, будто в вашем поведение заметны кардинальные перемены. Возможно, вы готовы поделиться со мной переживаниями?
– Зачем? – я недовольно растеклась в кресле. От отсутствия сна накрывало. Мне не помешало б украдкой вздремнуть, хоть пару минут, совсем незаметно.
– Таким образом, у нас появилась бы возможность провести совместный анализ и выстроить дальнейший план действий.
– Анализ чего? – я зевнула в сторону.
Может, и впрямь мне удастся поспать, пока доктор будет анализировать.
– Хотя бы вашего состояния. Как вы себя чувствуете?
– По мне не видно? Спать жутко хочу, – спинка кресла так уютно обнимала меня, с тяжким трудом мне удавалось сдерживать свои отяжелевшие веки.
– Что же мешает вам спать по ночам? – Беньямин выглядел по-настоящему заинтересованным.
– Ваши задачи, конспекты, рефлексия всякого рода, – мямлила я, – ожидание…
– Ожидание? Чего же вы ждёте?
– Когда смогу заснуть… – я опять зевнула, прикрыв рот ладошкой. – Извините…
– У вас бессонница?
– Угу, новый симптом, доктор. Проведите, пожалуйста, самостоятельный анализ нынешней картины моего состояния… Нет сил, – мои глаза уже были закрыты. – Только несколько минут, доктор Yes…
– Простите?
– …С вашего позволения… – каждая фраза бесконтрольно и невнятно выходила из моих уже расслабленных губ.
– Изумительно!
Я спала.
* * *
«Корнелий…» – в моё сознание пробивался знакомый бархатный голос, так по-особенному растягивавший слоги.
Но почему во сне? Когда я так устала?
Усталость и есть тот самый залог моих грёз наяву! Ну точно же! Обстановка, однако, совершенно неподходящая: в кабинете Беньямина и в его же присутствии, на сеансе. Во, будет ему сейчас развлечение! Попробую списать потом на лунатизм.
Звук знакомого голоса отразился эхом, стало понятно, что донёсся он, словно через распахнутое на улицу окно. По имени Он взывал к тому, с кем я договаривалась по телефону о своём конце. Что само по себе странно. Я рискнула открыть глаза. Передо мной всё также оставался доктор Беньямин.
«Корнелий», – опять позвал любимый голос, только теперь гораздо отчётливей и, будто уже ближе.
Но что за бред, зачем моему собственному, теперь уже сознательному миражу, призывать ещё одного лишнего участника? Мало нам что ли присутствия Беньямина? И почему доктор выглядит так, будто его застали врасплох? А, вообще, если задуматься, я и раньше «контактировала» с Феликсом в присутствии других людей, и тогда мне казалось, что и они с ним общались. Видимо, и сейчас, доктор лишь массовка в этой сцене, подпевающая исключительно по вымышленному мною сценарию.
– Вы тоже слышите его, доктор? – усмехнулась я, как никогда прежде, взволнованному Беньямину. – Выглядите так, словно вас взяли с поличным.
«Корнелий Беньямин, а ты неплохо устроился!» – уже подзабытая мною нотка небрежности в интонации Феликса и объединение имён моего так называемого лекаря с его знакомым джинном в одно лицо, заставляют меня очнуться.
Враз я выпрямляюсь, словно натянутая струна, смотрю на Беньямина, будто вижу впервые. А уж если совсем точно, – знакомлюсь с ним.
– Корнелий? – шепчу я, не скрывая злости.
Стоило мне собрать себя из крохотных осколков после полнейшего морального сокрушения, и не было у меня даже времени от собственного распада оправиться, как одно только сочетание имени и фамилии опять подрывают понимание происходящего. Вместе с тем, закрадывается подозрение, будто теперь составить действительную картину у меня получится гораздо ближе к истине.
– Это моё имя, – подтверждает, успевший совладать со своими эмоциями, Беньямин. – И я вижу сейчас лишь два варианта развития событий. Решайся! Первый: Маглер входит в эту дверь и видит тебя. Финал этой сцены не в силах предсказать ни я, ни уж, тем более, ты. К тому же, напомню, ты готова была к окончательной смерти только ради того, чтобы ему никогда не пришлось больше столкнулся с тобой. Второй: ты прячешься в препараторской. Мы не скроем от него твоего присутствия: он почувствует тебя, но, есть вероятность, что не заинтересуется, сочтя за мою подопытную. Отсидишься там молча, старясь спокойнее дышать до тех пор, пока мы не покинем кабинет. В этом случае у тебя появится чуть больше времени, чтобы решить, как быть дальше.
Едва я успеваю запереться в препараторской, как слышу звук открывающейся двери в кабинет Беньямина… Корнелия, чёрт бы его побрал, Беньямина! И приветливый голос Феликса, судя по всему, пребывающего в бодром расположении духа. Моё сердце бьётся с такой силой, словно пытается пробить себе выход. Пульс отдаётся в висках. Уши закладывает. Спокойнее дышать? Да разве это возможно? Столько времени я упорно стояла на своём, а теперь, когда он всего в нескольких метрах от меня, мне сложно в это поверить.
Проклятому лжедоктору удалось изничтожить мою веру. Веру в себя и в трезвость собственного восприятия действительности. Ещё накануне появления Феликса!
Феликс! Мысль об одном только его имени обжигает мой разум. Но как? Как он здесь оказался?
Что, если это всего лишь очередной мой мираж? Которого я так упорно ждала каждую ночь последние две недели? Нет! Мне необходимо понять, я просто обязана разобраться с тем, что здесь происходит.
Я прикладываю ухо к двери, мой собственный пульс препятствует разборчиво слышать разговор Беньямина с Феликсом.
– Ну, что ты, братец, не бери в голову. Простой расчёт и необходимое вмешательство, ибо пора, – заключил Феликс о чём-то, что я пропустила.
– Что привело тебя ко мне? – Беньямин, неудовлетворённый его ответом, с едва заметной досадной перешёл к вопросу насущному.
– Да тут такое дело…. Знаешь, возможно, ты и не сразу поймёшь. Во всяком случае, мне сложно осознать суть со мной происходящего…
– Попробуем разобраться вместе.
– Попробуем! Представь такое состояние. Знаю, ты больше пяти тысяч лет не возвращался домой. Но попробуй всё же вообразить такое, когда очередной переход после гулянки оборачивается вдруг доселе неведомым, крайне неприятным ощущением. Диковинное это и противоречивое чувство ассоциируется у меня с «утратой».
