скачать книгу бесплатно
«Я – Черная Чума! – гаркнул он в камеру, – Моя единственная цель – убивать грисейцев, уничтожить как можно больше вашего народа! Это – не только моя личная обязанность, но и призвание моих предков, моё завещание потомкам, и мы никогда не остановимся! Мы сделаем вашу жизнь кошмаром, задавим вашу нацию своей силой, заставим вас полностью и безоговорочно капитулировать, и подчиниться нам!»
«Что же я могу сказать на это? – ведущий издал театрально-трагичный вздох и на пару секунд замолчал, – Есть ли у меня хоть одно приличное слово для этого мусора? Должен ли я простить его? Сжалиться над ним? Проявить сочувствие? Нет, нет и нет, мои дорогие друзья. Единственное, чего он заслуживает – это вечные муки ада, где будет гореть его пропитанное смердящей ненавистью тело вместе с его ничтожной трусливой душонкой. У вас ещё остались сомнения? Тогда смотрите дальше. Нет, вы только взгляните, что у него в руке! Какой подарок он приготовил своим освободителям!»
Мужчина в форме разжал ладонь и ткнул ей в оператора. Камера показала её крупным планом, сфокусировавшись на маленьком пакетике с белым порошком.
«Что же мы видим? – прошептал ведущий, – Что же это может быть? Вы не знаете? А я скажу вам, дорогие зрители. Это наркотики. Вещества, которые этот имбецил принимает, даже будучи в тюрьме. Вам это нравится? С какой стороны это характеризует нашего врага? Что вы чувствуете по отношению к нему? Что вы почувствуете, когда эта мразь захочет подсадить на свою дурь ваших близких? (выкрикнуто) Ваших детей? (выкрикнуто)».
Картинка сменилась, и теперь фигура ведущего заняла почти всю площадку трансляции. Он смотрел прямо в камеру, и его лицо выглядело бледным и очень серьёзным на зловещем красноватом фоне. Он долго молчал, то сжимая, то разжимая губы, словно собираясь с мыслями, и наконец заговорил, заговорил своим обычным шёпотом, мягким, интимным, доверительным.
«Вы всё видели сами. Я думаю, все выводы вами уже давно сделаны, и уверен, что эти выводы – правильные. Ведь любой здравомыслящий человек понимает, что происходит сейчас вокруг нас. Если бы не Громов со своей твёрдой рукой, нашу страну давно бы стёрли с лица земли. Это так просто: есть Громов – есть Грисея, нет Громова – нет Грисеи. Вам это понятно? Хорошо. Теперь я хочу, чтобы вы все, каждый из вас, сказал самому себе эти важные слова. Я хочу, чтобы все мы, как единое целое, произнесли то, что первое приходит на ум после всего того, что вы увидели. Как нам поступить с теми, кто представляет постоянную угрозу для нас и для всего цивилизованного мира? Что лично вы сможете сделать для того, чтобы зло, наконец, отступило и освободило место правильным общечеловеческим ценностям, имя которым – свобода, добро и справедливость. Постарайтесь сосредоточиться на ваших чувствах и не стесняйтесь в выражениях. Я хочу услышать вас, дорогие граждане Республики Грисея. Говорите! Кричите! – ведущий тоже перешёл на визг, – Будьте смелее, пусть все услышат ваш голос. Да! Хорошо! Мы все – одно целое, мы часть борьбы! Мы уничтожители Щщщёрной Щщщумы! С нами правда! Дерзай! Бушуй!»
Борис отлично понимал, о каких чувствах говорил этот человек. Всем жителям Республики было так отвратительно осознавать, что из-за шайки безмозглых кретинов с компотом из ненависти, упрямства и безрассудства в головах они должны были страдать и терпеть лишения на своей же земле – на земле, которую им день за днём приходилось отвоёвывать у своих бесчисленных врагов. Если бы не Громов, если бы не сильный и бескомпромиссный президент, готовый отдать свою жизнь за каждого гражданина, вся необъятная территория Грисеи уже давно лежала бы в руинах, а выжившие люди были бы рабами этих неосадистов. И ведущий – он знал, что чувствует сейчас каждый житель страны, и он облекал их общие чувства в слова, такие правильные и такие нужные для всех. Странно, что враг не понимает эти простые истины. Зло обречено на поражение, справедливость во что бы то ни стало восторжествует, и победа будет за нами. Об этом говорили все вокруг, а все никогда не ошибаются, и поэтому это было, вне всяких сомнений, единственной правдой, которая только может существовать на этой земле.
После аналитической программы Катюша, наконец, объявила перерыв для общения.
«Внимание! Время для отправки и получения сообщений. Вы можете отправить до десяти сообщений гражданам Республики в течение следующих тридцати минут, но не более одного сообщения на один внутренний номер. Сообщения, отправленные вне отведённого периода, а также содержащие не прошедшую цензуру информацию, будут уничтожены».
– Катюша, найди в памяти внутренний номер Геннадия Петренко!
– Найдена одна запись.
– Отправь сообщение на этот внутренний номер. Начало записи: Уважаемый товарищ полковник! Старший сержант Борис Арсеньев на место постоянной дислокации прибыл. Благодарю вас за отправленный денежный перевод и обязуюсь вернуть всю сумму при первой же возможности. Остаюсь всегда доступным для связи. Преданный гражданин Республики Грисея, Борис Арсеньев. Конец сообщения.
Борис подумал, что его послание может показаться полковнику слишком сухим, а уж тем более учитывая ту огромную сумму, которую он перевёл ему, но переписывать было уже лень, и он решил послать всё как есть. Он даже представил себе, как Петренко вечером после тяжелого дня садится к транслятору и усмехается себе в усы, прослушивая сообщение от своего бывшего подопечного. Борис тоже улыбнулся, но ему вдруг стало как-то грустно. Кто бы мог подумать, что он так быстро соскучится и по армейской рутине, и по сослуживцам, и по своему командиру. Но это чувство было даже приятным – они были там, он – здесь, и каждый был на своём месте, в соответствии с заведённым порядком и по инструкциям от вышестоящих органов.
– Загрузка сообщения… – ответила Катюша, – Проверка цензурой займёт шестьдесят секунд. Начинаю обратный отсчёт. Пятьдесят девять…
Слушая обратный отсчёт Катюши, Борис вдруг почувствовал какое-то внутреннее тепло, как будто жизнь неожиданно погладила его по голове невидимой, но уверенной рукой. «Наверное, это и называется «дом», – подумал он. И стены его комнаты, и незатейливая старомодная мебель, и невзрачные обои на окнах, и полковник Петренко, и Юлиана Павловна, и даже ставшая такой родной Катюша… Сознание Бориса уже начало освобождать где-то в своей глубине небольшой уголок для всех этих вещей и людей. Он слегка улыбнулся этому неожиданному, но такому уютному чувству и услышал где-то за границей своих мыслей голос из другой реальности:
– Отправка сообщения невозможна. Адресат не найден. Проверьте внутренний номер и попробуйте снова в следующий интервал.
3
Было около пяти часов вечера, когда Катюша, получив сигнал от приближающихся дронов с продуктовыми наборами, радостно объявила:
«Внимание! Осуществляется доставка продуктов. Всем зарегистрированным в помещении необходимо в течение шестидесяти секунд подойти к точке самообеспечения для получения наборов. Напоминаем о необходимости предварительного прохождения процедуры идентификации личности. Доводим до вашего сведения, что за пропуск процедуры более одного дня предусмотрено наказание вплоть до физического воздействия. Желаем вам приятного аппетита. Пожалуйста, не забывайте о правилах личной гигиены».
Бориса не надо было просить дважды. Он мигом вскочил с дивана, где почти задремал под очередную трансляцию Первого вещательного канала, и резво метнулся на кухню. Соседи каким-то образом опередили его и уже стояли перед окном в утверждённой позе для прохождения идентификации личности – ладони наружу, глаза открыты, ноги на ширине плеч. Через пару минут из-за оконных обоев послышалось деловитое жужжание моторчиков и писк сирены, означающий, что процедура идентификации началась. Борис внезапно подумал, что, если дроны способны считывать биометрические данные сквозь маскировку, то почему вражеское оборудование не может сделать то же самое? «От кого мы прячемся?» – удивился он, но быстро отогнал от себя эту мысль, как не имеющую к данной ситуации никакого отношения.
В качестве вознаграждения за примерное поведение во время идентификации, в окошко самообеспечения вместе с глотком свежего воздуха с улицы пролезли три довольно увесистых пластиковых пакета зелёного цвета.
– Зелёные – это третий, – объяснила Юлиана Павловна, – Вторые наборы идут в жёлтых пакетах, первые – в синих. Вот доставят громовский бесплатный набор ко Дню Освобождения – увидишь. Но ты всё-таки как-нибудь себе первый закажи, там и конфетки, и фруктовый напиток, и салатики бывают. Ты ж молодой, тебе витамины нужны, это мы, старики, скрипим на чём попало. Знаешь, покушать мы с Егор Семёнычем всегда любили. Раньше, в молодости, бывало, и рыбку себе покупали, и колбаску к праздникам. В 33-м, помнится, на его юбилей, такой стол был, ой, мамочки! Я два дня готовила, а потом неделю ещё доедали. Ты такого, наверное, и не видал. Ладно, что это я тут расчувствовалась, открывай пакет, готовить будем. И аккуратнее, помнишь, и пакет, и всю тару сдать потом надо, так что не порви.
Юлиана Павловна быстро включила плиту и стала по-хозяйски греметь старыми, плохо вымытыми кастрюлями. Борис осторожно и не без благоговения надорвал упаковочный скотч и начал выкладывать содержимое набора на стол. В пакете оказалось в точности то, что было в описании на экране: две банки с консервами, хлеб, мешочек с перловкой, пластмассовая бутылочка с бледно-коричневым мутноватым чайным напитком, завёрнутое в прозрачную плёнку серо-розовое месиво, из которого кое-где торчали острые остюги перьев, и небольшой прозрачный кулёк с сушёными фруктами, рассматривать который Борис не стал, боясь увидеть там червей. Завтрак был упакован отдельно вместе с витаминами, а на самом дне пакета лежала пластиковая коробочка с желтоватым жиром. «Так вот ты какой – масляный продукт!» – догадался Борис и подумал, что из всего набора он выглядит наиболее прилично. Он неуверенно взял одну из кастрюль, предложенных ему Юлианой Павловной, и стал задумчиво крутить её в руках. Соседка сочувственно посмотрела на него, а потом забрала кастрюлю, мягко оттеснила его от плиты и принялась объяснять технологию приготовления всех этих кажущихся несъедобными продуктов. Через час еда была готова, и Борис отметил, что с помощью старушки у него получился вполне сносный ужин.
На запах супа из комнаты вышел Егор Семёнович, сменивший свою торжественную белую рубашку на более скромную, клетчатую, с разноцветными заплатками на локтях. Юлиана Павловна суетилась, резала постоянно крошащийся хлеб третьего сорта и раскладывала погнутые алюминиевые ложки возле глубоких тарелок со сколами по краям и нарисованными на бортиках цветочками и петушками.
Ели молча, каждый сосредоточившись на своих мыслях. Старушка то и дело поглядывала на Бориса, тщательно пережёвывая мясной продукт механической обвалки, и наконец решилась заговорить.
– Как на Васеньку-то нашего похож, – всхлипнула она, аккуратно отложив ложку на бортик тарелки, – Год уж скоро будет…
Борис насторожился.
– Васеньку?
– Сынок наш, умер в начале осени ещё. Сорок лет только исполнилось, – пояснила Юлиана Павловна, сгребая со стола морщинистыми пальцами серые крошки хлеба.
– Проклятые террористы, – тихо, но с надрывом проговорил Егор Семёнович.
– Как… как же это произошло? Убили?
– Хуже. Отравили. Капсулой с ядом, – доверительно сообщила Юлиана Павловна, – Заходим мы к нему в комнату, ну в ту, где ты сейчас живёшь, а он лежит, еле дышит, на диване своём («Где я сплю», – мрачно подумал Борис).
– Мы искусственное дыхание стали делать, – продолжил за жену Егор Семёнович, – Да какое там, он уж посинел весь. Бабка сразу к транслятору, самопомощь вызывать, но они так и сказали: «Это яд террористов. По такому не выезжаем. Тело через три дня заберём, как заявку на открытие двери зарегистрируем».
– Вот и всё, и нету у нас больше сыночка, – скорбно закончила историю Юлиана Павловна, – Забрали, утилизировали, всё как положено… А потом сообщение нам пришло, что скоро в его комнату новых жильцов поселят. Уберите, говорят, все вещи и подготовьте помещение. А у меня прям сердце сжимается, не могу я его вещи выбросить. И так, и сяк крутила, одежду всю собрала и в ящичек сложила. Я же каждую футболочку помню, каждую рубашечку, как покупала, подшивала, гладила. Так и лежат до сих пор. Мебель тоже оставили, говорю, если захотят – сами утилизируют, пропуск выпишут себе и вынесут на свалку. А люди те так и не приехали. Мы всё ждали и ждали, думали, может, ошибка какая вышла. А потом новое сообщение пришло от министерства обороны, мол, скоро сюда заселится бывший жилец этой квартиры. А мы и знать не знаем, что за жилец, но, думаем, военный, раз министерство так беспокоится. А раз военный, значит, мужчина, а раз мужчина… Может, думаем, он будет на Васеньку похож.
Егор Семёнович сидел, нахмурившись, и сжимал в руке погнутую алюминиевую ложку, как оружие против «проклятых террористов», убивших его сына. Повисла неловкая пауза.
– Ну что это мы всё о грустном и о грустном, – вдруг оживилась Юлиана Павловна, – Вы лучше скажите, как вам супчик. Перловка-то хоть разварилась?
Все молчали.
– Сынок, – продолжила она, так не дождавшись ответа, наигранно весело, как будто чувствовала себя виноватой в неожиданно накрывшей всех тоске, – А твои-то где? Семья, родственники?
Борис понял, что его рассказ сейчас будет совсем некстати и неопределённо махнул рукой.
– Ну, это… У меня мать, отец, сестра… была. Они… в общем, не знаю, где. Мы жили в большой комнате, все вчетвером. О, там ещё пианино стояло, – неожиданно вспомнил он, – Мать иногда на нём играла, но очень редко, она и не умела толком. Отец всё грозился его выкинуть, а дед не разрешал.
– Дед? – оживился Егор Семёнович, – У тебя ещё и дед был? Тоже, небось, военный? Служил?
– Дед-то? – Борис задумался, – Нет, не служил. Дед был тайным агентом. Коллаборационистом. Распространял запрещённые материалы. Продавал государственные ресурсы. И ещё он убил всю нашу семью: и мать, и отца, и сестрёнку. А я убежал. Я знаете, как бегаю, Егор Семёныч? Никто не догонит! Вот и он не догнал, а потом за ним пришли Вооружённые Силы Республики и отправили его в ад для предателей. Я знаю, мне это в Центре патриотического воспитания сказали. Говорили каждый день, пока били в туалете и на заднем дворе во время прогулок. Знаете, сколько у меня шрамов с тех времён? Да у вас пальцев не хватит, чтобы их сосчитать. И всё из-за него. Всё потому, что мой дед предал родину, по его приказу были сожжены заживо тысячи людей в концлагерях, тысячи мирных жителей были растерзаны врагами Республики. Я каждый день это слышал: «Внук коллаборациониста. Преступное отродье». И каждый день воспитатели стояли рядом, пока дети возили меня по полу и плевали мне в лицо. Стояли рядом и одобрительно кивали. И ещё там была одна нянечка, Людмила Ивановна, она тоже стояла, но не кивала, она чуть-чуть плакала иногда, чтобы никто не видел. А я всё видел. А потом она заклеивала мне раны пластырем, который в те времена был в дефиците, и говорила, что, может быть, всё не так, как им кажется, и дед мой не был преступником, и вышла какая-то ошибка. Она всё твердила какую-то ерунду про то, что ни политические взгляды человека, ни страна его рождения ничего не говорят о том, хороший он или плохой. И что нормальному государству нужны разные люди – добрые и злые, умные и глупые, сильные и слабые, согласные и несогласные, и каждый должен иметь возможность найти в нём своё место и стать тем, кем хочет, не оглядываясь на остальных и без страха быть осуждённым за свои убеждения. Иначе, говорила она, это государство будет не настоящим, а лишь сказочным королевством за большой стеной, как в моей детской книге. Но я ей не верил. С чего это мне верить какой-то глупой нянечке? Я ненавидел деда, я проклинал его, я бил кулаками твёрдую, как камень, подушку и представлял себе, что это его лицо, и, если бы его не расстреляли, я бы сам, своими руками, душил его, пока он не перестал бы дёргаться. Как-то раз, кажется, это был мой день рождения, Людмила Ивановна спросила у меня, чего бы я хотел больше всего, и я ответил, что хотел бы только одного – самому убить своего деда. Она ничего не сказала, а взяла книгу – единственную вещь, которая у меня осталась из дома – и стала читать. И я постепенно успокоился. Нет, деда я не простил. Просто стал жить с этим, как с бородавкой на носу. Да, я преступное отродье, внук убийцы, но я не трус и не предатель, и я был готов сделать всё, чтобы доказать это. А потом Людмила Ивановна стала учить меня читать самому. В ЦПВ у нас сначала было чтение, но через пару лет его отменили, и я стал забывать буквы. Каждую ночь, когда все спали и камеры можно было отключить, мы читали одну и ту же книгу, пока я не вспомнил, как складывать буквы в слова, слова – в предложения, предложения – в мысли. Для неё это почему-то было очень важно. И у меня в голове тоже стали появляться мысли. И рисунки. А однажды Людмила Ивановна исчезла. Просто не пришла на работу, и воспитатели сделали вид, что её никогда и не было. Новая нянечка не заклеивала мне раны, но я уже сам научился это делать и научился давать сдачи. Бить быстро, сильно, точно и добивать, не давая подняться. Моя ненависть к деду была теперь в моих кулаках. Знаете, Егор Семёныч, я побил всех моих обидчиков, даже старших, и когда они корчились на скользком от крови и соплей полу в туалете, я плюнул им в лицо тем, что накопилось у меня за все эти годы. А потом я вырос, и меня забрали на войну…
Конечно, ничего из этого Борис не сказал. У него уже был готовый ответ:
– Не знаю я… Не помню уже, я ж мелкий совсем был.
Старики понимающе закивали.
– Всё хорошо, сынок, – Юлиана Павловна погладила его руку кончиками своих сухих, как наждачка, пальцев, – У тебя ещё вся жизнь впереди. Вот увидишь, ты обязательно встретишь лучших людей на этом свете.
На этом ужин закончился. Борис сполоснул свою тарелку и ложку и пошёл к себе.
«Электроснабжение будет отключено через 45 минут, ровно в 22:00. Всем гражданам необходимо убедиться в безопасности своих жилых помещений. Через 15 минут начнётся трансляция последнего выпуска новостей. Трансляция обязательна к просмотру. Желаем вам приятного отдыха».
Борис уже был готов лечь на ставший вдруг неуютным и страшным диван и выполнить свой гражданский долг по просмотру новостей, как вдруг послышался робкий стук в дверь.
– Арсеньев? Ты не спишь ещё?
– Нет, Егор Семёныч, заходите.
Егор Семёнович неуверенно прошагал в комнату, чуть согнувшись и по-стариковски опустив плечи. Борис, приподнявшись на одном локте, вопросительно посмотрел на него.
– Я тут вот что… – немного запинаясь начал старик, – Так, сидел-сидел и вдруг подумал… Вашим там на фронте, кажется, наливают иногда… Ну, для храбрости, верно?
– Бывает, – Борис моментально раскусил намерения соседа, и ему почему-то стало весело.
– Ну хорошо. Так вот… Может у тебя есть чего? С собой, то есть… Я ведь его-то уже лет пять не пил. Так-то, вроде, и не надо, а хочется иногда. Ну, сам понимаешь, живём в тепле, еда, вода есть, квартира хорошая… А порой как накатит тоска, прям сил нет, – он опасливо покосился на дверь, а потом на окно, как будто там прятались тайные агенты, готовые в любой момент рассказать всему миру, как плохо живётся Егор Семёнычу в Республике Грисея, – Не поделишься со стариком, ну, вроде как, за знакомство?
У Бориса было то, за чем пришёл сосед. Как раз перед его ранением всем бойцам выдали по литру спирта, который, разбавляя водой, можно было растянуть месяцев на семь-восемь. Потом произошло само ранение, отправившее его на месяц в больницу, и, наконец, долгожданное возвращение в казармы, где он обнаружил, что его рота временно перебазировалась в другую точку, а на смену ей прибыли младшие бойцы, которым в силу возраста спирт ещё не полагался. Выпить было не с кем, и он запрятал бутылку поглубже в рюкзак, где она лежала всё это время, терпеливо дожидаясь прихода Егора Семёновича.
– А как же обязательные к просмотру новости? – хитро поинтересовался он у соседа.
– Да ничего не будет, мы ж около транслятора находимся. Ты только звук убавь чуток, но совсем не убирай, а то запищит и доложит куда следует – деловито ответил старик.
– Ладно. Стакан-то есть?
– А как же! И не один. Бабка-то улеглась уже, а я сейчас, я быстро… Посидим с тобой по-соседски, Васеньку заодно помянем.
Они посидели, краем уха слушая обязательный выпуск новостей про задержание очередной группы диверсантов, помянули Васеньку и Борисовских боевых товарищей, выпили за Громова и за День Великого Освобождения, а потом за что-то ещё, не менее важное. Закуски не было, поэтому приходилось через силу давиться горькой обжигающей жидкостью, на глазок разбавленной водой, предназначенной для утренних туалетных процедур. Спустя некоторое время Егор Семёнович повеселел и обмяк. Борис решил, что старику уже хватит, взял со стола бутылку и под пристальным взглядом соседа убрал её обратно в рюкзак. Сообразив, что больше ему не нальют, Егор Семёнович неуверенно встал со стула и, чуть пошатываясь, пошёл к двери.
–Сиди здесь, боец, никуда не уходи, – медленно и нетрезво проговорил он и криво махнул рукой, – Я тут это… вспомнил кой-чего.
Минут через десять сосед вернулся, пряча что-то за спиной.
– Ты только, если что, не обижайся. Дай я тебе расскажу сначала, что и к чему, а ты пока послушай. Слушаешь? Так вот, лет десять назад, значит, радиатор в Васиной комнате протекать стал. Ну я туда-сюда, думал, сам починю, но провозился полдня, озверел и вызвал этого, как его? Ну, который трубы меняет?
– Сантехника, – машинально подсказал Борис. Безумно хотелось спать.
– Да, его, лешего. Ну так вот, ждали мы его дня три, он пришёл, значит, стал старый радиатор крутить, говорит, менять надо, не по стандартам он у вас, все уже новые поставили. Штраф, говорит, платите. Не, ну ишь чего удумали! Кукиш им, а не штраф за радиатор. В общем, вот. Выписал, значит, всё-таки штраф, сказал, сейчас старый снимет, а новый через недельку поставит. Ну, так-то мы в итоге месяц сидели без отопления, но это уж ладно. Снял, значит, он его, а там, между радиатором и стеной, прилеплено что-то. Так незаметно, в уголку, на скотче. Достал. Ваше, спрашивает. Не, говорю, у нас отродясь такого не было. Так, грит, утилизируйте, а то штраф за посторонние предметы в общедомовом оборудовании ещё выпишу и доложу куда следует. Ну а я что, собрался утилизировать, как положено, а тут бабка грит, может это от прошлых жильцов, ты, грит, сохрани. Может, грит, вернётся кто. Ну я и сохранил. Да и забыл совсем. А тут ты вернулся, и я вспомнил. В общем, вот, смотри.
Старик, наконец, замолчал и протянул Борису свёрток, от которого исходил стойкий запах старого тряпья. Борис в недоумении уставился на него, а Егор Семёнович одобрительно закивал и практически впихнул странный предмет прямо ему в руки.
– Давай, солдат, открывай, я ж не террорист какой, бомбу тебе не подсуну!
Борис надорвал пакет, и оттуда немедленно высунулось серое плюшевое ухо. За ним на свет появился и его обладатель – маленький игрушечный слоник, вернувшийся целым и невредимым из его детства. Слоник был старым, и его плюшевая шёрстка выцвела и покрылась седым налётом, но в глазах Бориса он был по-прежнему новым, любимым и самым дорогим, а шрамы и потёртости были доказательством его нелёгкого пути обратно в руки хозяина и придавали игрушке ещё больше ценности.
– Твой? – подмигнул Егор Семёнович.
– Мой… Кажется… Я ведь думал, что его забрали в ЦПВ. Неужели…? Как вы сказали он к вам попал?
– Неважно, солдат, уже не важно. Раз твой, значит, не зря я его хранил. Я пошёл тогда, ладно? Поздно уже, ты это, спать ложись. Бабке ни слова.
– Спасибо, – совершенно искренне сказал Борис.
– Да чего уж там!
Как только дверь за Егором Семёновичем закрылась, Борис приступил к изучению игрушки. Осторожно, чтобы не повредить износившуюся за долгие годы ткань, он ощупал слоника и внимательно рассмотрел его со всех сторон. Видимых дыр и повреждений нигде не было, и можно было даже сказать, что вещь была в очень хорошем для её возраста состоянии. Единственным, что смущало Бориса, было то, что там, где хобот прикреплялся к голове, прощупывался неровный шов, по виду отличавшийся от остальных. «Наверное, я оторвал в детстве, а мать пришила, – подумал он, – Хотя, она, скорее всего, сделала бы это поаккуратнее». Один глаз игрушки тоже держался не очень плотно, и Борис чуть нажал на него, пытаясь вдавить поглубже, чтобы он окончательно не отвалился. Внезапно под пальцами он ощутил что-то твёрдое, находящееся внутри головы, прямо между ушами. Он попытался ощупать странный предмет, чтобы понять его предназначение, но делать это надо было очень аккуратно, чтобы не повредить хлипкую ткань. Возможно, это было что-то вроде механизма, при нажатии на который слон начал бы дёргаться или петь весёлую песенку – кажется, раньше игрушки умели это делать, надо было лишь вовремя менять батарейки, отсек для которых, вместе с динамиком, должен был находиться в теле, под застёжкой-молнией. Но на месте застёжки был такой же неровный шов, как и у хобота, и Борис догадался, что это было сделано специально. Вероятно, слон выбесил всех домочадцев своим пением, и отец в конце концов расчленил его и вырвал ему все внутренности. В любом случае, даже без пения, игрушка всегда радовала Бориса и продолжала радовать сейчас, поэтому он положил её под подушку и лёг спать, тем более что электричество уже отключили, и в комнате вместе с полумраком воцарилась долгожданная тишина, которую, впрочем, очень быстро прервал храп нетрезвого соседа, доносящийся из-за стены. Борису было не привыкать, ведь все эти годы он умудрялся засыпать при любом шуме и в любых условиях, и не всегда в горизонтальном положении.
В середине ночи явился покойный Васенька. Борис, конечно, никак не мог знать, как выглядел бывший жилец его комнаты, но почему-то сразу понял, кто это. Василий стоял у его кровати, весь синий, с выпученными глазами и неестественно вывернутой левой ногой, и пытался просунуть руку под подушку – туда, куда Борис спрятал свою книгу про злобного богомола, которую он бережно хранил с первого дня в ЦПВ, и вновь обретённого слоника. Васенька хрипел, сопел и махал руками, как будто хотел указать ему на что-то очень важное. Вдруг его лицо стало раздуваться, и из того места, где у привидения был нос, начали вырастать отвратительные скользкие хоботы. Один, два, три… – они всё появлялись и появлялись, и Борис в оцепенении зачем-то пытался их сосчитать. «Сто…», – внезапно прохрипел Василий, выхватил из-под подушки слона и слишком резким для покойника движением оторвал ему голову. На месте отрыва стали выступать алые капельки крови. «Эта кровь – их кровь…» – прошептал один из хоботов. Васенькины синие пальцы сжимали остатки игрушки, которая на глазах Бориса стала усыхать и превращаться в пепел, рассыпающийся по ровным холодным квадратикам линолеума. Вскоре пепел начал приобретать очертания человека, распластанного на полу, и эти очертания показались Борису пугающе знакомыми. Василий пристально посмотрел ему в глаза, не переставая при этом булькать что-то нечленораздельное своими многочисленными хоботами. Борис зажмурился и вжался в кровать пытаясь найти в ней хоть какую-то защиту. «Уходи! Пожалуйста, уходи», – совсем по-детски простонал он и, почувствовав, как под подушкой что-то зашевелилось, в ужасе проснулся. В комнате было темно, и темнота заговорился с ним.
«Бедный маленький мальчик. Ну что ты, не бойся так, это всего лишь твоё прошлое, которое пытается догнать и поглотить тебя. Не нужно бежать от него, ведь оно уже засело в тебе очень, очень глубоко. Но есть и хорошие новости, малыш. Если ты будешь вести себя хорошо и не станешь сильно сопротивляться, мы отлично повеселимся, обещаю тебе. Так что сделай это, Борис. Сделай это сейчас!»
Борис сидел на кровати и тёр глаза, пытаясь прийти в себя после увиденного. Никакого Васеньки, конечно же, не было, да и быть не могло – его тело увезли почти год назад и похоронили в какой-то братской могиле, а может быть, даже не стали сильно себя утруждать и закопали рядом с домом, хотя бы на том холмике, где они раньше сидели с дедом. Не было и пепла на полу, и этого странного голоса, который показался ему знакомым, всё было как обычно, и слоник с книжкой мирно лежали у него под подушкой – там, где им было самое место. Борис подумал, что не видел кошмаров с того самого времени, как выпустился из ЦПВ, и сегодняшний был настолько комичным и абсурдным, что даже толком не напугал его. Было около трёх часов ночи, и если он ляжет прямо сейчас, то спокойно проспит до шести, когда дадут электричество и можно будет заняться чем-нибудь полезным. Позавтракать, например. Борис немного взбил подушку, стараясь не думать, спал ли на ней когда-то Васенька, и внезапно игрушечный слоник выскользнул из-под неё и упал на пол, прямо туда, где в его кошмаре лежало чьё-то испепелённое тело.
– Помни Боря, пожалуйста запомни очень важную вещь! Всё начинается в голове у слона.
– Кто это сказал? – прошептал Борис в темноту.
– Ты знаешь, кто, – ответила она.
Борис сжал игрушку в ладони и внезапно, в каком-то необъяснимом порыве, аккуратно надорвал шов у хобота и залез в мягкую голову, осторожно раздвигая пальцами искусственный наполнитель. Копнув чуть глубже, он нащупал что-то твёрдое и прямоугольное, подцепил и выудил наружу. Хобот не выдержал такого издевательства и оторвался, оставляя вместо себя торчащие желтоватые клочья ваты.
В руках Бориса был странный предмет. Он осмотрел его со всех сторон и вдруг вспомнил, что раньше на таких хранили информацию. Туда можно было записать всё что угодно: от изображений (тогда они были двухмерными и назывались фотографиями) до трансляций (кажется, они тоже назывались по-другому), и чтобы получить доступ к содержимому карточки, надо было всего лишь вставить её в вычислительную машину. Там вполне могло оказаться что-то связанное с его семьёй, что-то, что поможет ему вспомнить их: и мать, и отца, и сестру. Да пусть это будет даже подборка мультфильмов с «Веснушки» или картинки с комиксами, он будет только рад снова окунуться в детство и посмотреть их ещё раз. Но, с другой стороны, эта карта вполне могла принадлежать и деду, который использовал её для своих коллаборационистских целей и специально зашил её в слоника, чтобы Национальная гвардия её не нашла. Борис подумал, что, как бы то ни было, возможно, он смог бы подключить свою неожиданную находку к устройству, заказанному у Катюши для работы, которое должны были доставить со дня на день. Аккуратно, чтобы не повредить контакты, он убрал карточку в специальное отделение в рюкзаке и, наконец успокоившийся после ночного кошмара, лёг в кровать, надеясь, что Василий тоже угомонился и больше не удостоит его своим вниманием.
Разумеется, на следующий день вычислительную машину не доставили. Равно как и через два, и через три дня, несмотря на то что деньги за ускоренную доставку были успешно списаны. Борис каждое утро запрашивал у Катюши информацию о своём заказе, и она спокойно и со свойственным ей механическим достоинством отвечала: «Отгрузка задерживается из-за угрозы террористических атак. Мы ценим ваше терпение». Борис уже был готов сам, собственными голыми руками поубивать всех террористов, чтобы получить необходимый для работы инструмент, потому что ему было невероятно противно сидеть без дела и смотреть, как его счёт с каждым днём неумолимо уменьшается. Третьи продуктовые наборы уже успели ему надоесть, а на вторые или, тем более, на первые, он так и не заработал. Он зачем-то с завидной регулярностью заходил на Национальный информационный портал и проверял там вакансии, список которых, к его счастью, был довольно обширным и разнообразным.
«Генератор контента (образовательного и развлекательного). Требования: грамотная речь, умение определить потребности целевой аудитории, творческое мышление. Безупречное знание географии, современной истории и государственной геополитики. Портфолио должно содержать не менее двадцати работ различной тематики, в том числе, политические обозрения и анализ текущей ситуации, гражданская оборона и личная безопасность, социальное взаимодействие, правильное питание и здоровый образ жизни. Необходимое оборудование: вычислительная машина не старше 3 поколения, наушники и микрофон, помещение с отсутствием посторонних шумов. Умение читать, писать и считать не требуется, но приветствуется. Оплата в соответствии с утверждённым госстандартом».
«Композитор-песенник (текст песен предоставляется). Требования: продвинутый пользователь программ генерации мелодий (Тоника Макс, Аккорд Мастер, Бета-ритмика), необходим сертификат о прохождении не менее 72-х часов образовательных трансляций по одной из программ. Отличные знания нотной грамоты и теории музыки, подтверждённые квалификационным экзаменом. Портфолио должно содержать не менее пятидесяти работ, в том числе, этюды, прелюдии, песни, сонаты, вариации. Необходимое оборудование: вычислительная машина не старше 3 поколения, а также музыкальный синтезатор, соответствующий минимальному федеральному стандарту музыкального оборудования, утвержденному министерством культуры и природопользования Республики. Умение читать, писать и считать не требуется. Оплата в соответствии с утверждённым госстандартом».
«Фронтенд разработчик (трансляторы и мобильные устройства). Требования: знания как минимум двух языков программирования (Нива-код, 2 ПН, Динамикс 3.1), необходим сертификат о прохождении не менее 120 часов образовательных трансляций по обоим языкам. Умение точно и в срок выполнять работу в соответствии с техническим заданием (подразумевается обязательное прохождение тестового задания). Требуются базовые навыки счёта, чтения и письма. Оплата высокая, в соответствии с утверждённым госстандартом».
На отдельной странице были объявления о разовых работах.
«Срочно! Текст для трансляции о глобальных экологических проблемах. Вся дополнительная информация по запросу».
«Модель для голограммы. Пол: мужской. Возраст: 20–40 лет. Телосложение: спортивное. Съёмка в павильоне».
«Дизайн и анимация трансляции на тему безопасного поведения дома и на улице. Исходники предоставляются. Возможность долгосрочного контракта в случае успешного выполнения задания».
Из любопытства Борис решил запросить информацию о ручной работе.
– Найдено четыре раздела, – отозвалась Катюша, – Открыть?
– Да.
– Раздел один. Уборка внешних объектов. Раздел два. Сортировка. Раздел три. Техническое обслуживание помещений. Раздел четыре. Дезинфекция.
– Открой раздел один.
– Пусто.
– Раздел два?
– Пусто.
Остальные тоже были пустыми. Борис вспомнил странного парня с котом и пожалел, что на всякий случай не взял его внутренний номер. Кто знает, как повернётся жизнь, а полезные контакты никогда не бывают лишними.
