Наказы Особого сыска

Не послушался он совета и не уехал по льду реки, испугавшись возможных проталин, а теперь поздно было: река потрескивала, лед почернел, и местами на нем проступала вода, так что дорогой этой воспользоваться уже не смог бы и самый опытный всадник. Радовало его, что дочку с товарами и надежной охраной он отправил домой еще в самую зиму. Хотя тут же начинал он и сожалеть, что отослал всех слуг – хоть с кем из знакомых людей было бы можно словом перемолвиться; и чем больше времени шло, тем сильнее он начинал тосковать по дочери и по дому.

Обиднее всего было не то, что он застрял, а то, что застрял он в какой-то богом забытой крепости, все население которой состояло из десятка ратников и изредка заходящих сюда крестьян, живущих по соседству. Вокруг расстилались нетронутые леса, в которых прятались избушки охотников. Снегу в лесу сейчас навалило – с головой всаднику можно уйти, и не найдут; а под снегом, у самой земли, уже начинали свой незаметный путь первые ручьи. Приближалась весенняя распутица, а тогда – будет он сидеть здесь до самого лета, пока не просохнет пеший путь.

В ожидании, пока установится путь, Александр порой доставал две грамоты, с таким трудом добытые им в Ярославле, и принимался вновь их рассматривать. Нынешний царь московский дорого бы дал, чтобы завладеть ими – если бы догадывался об их существовании. А уж круль польский… Александр задумывался, стоит ли отдавать столь сильное оружие в руки того, кто его посылал? Однако монах пообещал, что после его успешного возвращения он может не бояться за свои владения и до конца дней спокойно жить в родном городе – что сейчас было совсем не просто человеку его взглядов и веры.

Дни становились все длиннее, но словно с цепи сорвавшаяся непогода превращала белый день в хмурые сумерки. Александр метался, как на привязи, маясь от безделья.

Однако оказалось, что местные жители не так боятся сугробов да проталин, как гость из Польши. Через седмицу его такого заточения в крепости объявился новый человек – молодой, лет двадцати трех, боярин из Москвы.

Приехал он в метель, вошел в избу, весь облепленный снегом, посверкивая широкой белозубой улыбкой. Густая шапка темных волос, стриженных под горшок, накрывала голову до самых серых глаз. Вокруг широкого лица вилась небольшая русая бородка.

Войдя, боярин скинул тяжелую шубу, остался в синем кафтане с алым кушаком, подошел к печке, с наслаждением привалился спиной к нагретой стене.

– Здрав будь, боярин, – заметив Александра, приветствовал его гость. – Не думал, что застану путника в такую метель.

– И ты будь здрав, – отозвался Александр, подходя. – Я уж давно тут обитаю, погоды жду.

– А куда путь держишь?

Александр на миг задумался, стоит ли откровенничать с незнакомым человеком, да еще, скорее всего, служащим врагу, – но пока они врагами не были, а молодой боярин мог помочь добраться до дома.

– В Смоленск, – честно ответил Александр.

– Выходит, нам по дороге! – обрадовался путник. – Ежели хочешь, едем вместе. Я тут места знаю, где на санях еще пробраться можно.

– Век благодарен буду, коли вытащишь меня отсюда! – отозвался Александр.

– Вот завтра поутру и поедем, – кивнул боярин. – Матвей меня зовут, сын Василия. А тебя как звать?