Голос из Ада. Роман из библиотеки теней

А потом матрос провалился. Он не помнил, что было дальше. Он не помнил, как его закладывали в “пятёрку” Григория. Он не помнил, как они, виляя, ехали по пустой асфальтированной дороге от “Птички” к Иванково. Он не помнил, как его, как мешок картошки, тащил из машины в ярком свете фар шатающийся Григорий. И как украдкой из-за занавесок смотрела на эту сцену тайком смахивающая слёзы старушка-мать. Илья ничего этого не помнил.

4. В КАЧАЛКЕ

Во рту было сухо, голова разламывалась на части. На кухне мать звенела тарелками. Илья выполз из комнаты, трясущиеся руки нащупали алюминиевую кружку на табурете рядом с ведром, зубы заломило от ледяной колодезной воды.

Мать молчала.

Почему я вчера так набрался? Неужели, я такой же алкаш, как и папаня?

Илья выпил одну кружку. Потом другую. Потом третью. Голова заболела ещё хуже.

Ничего конкретного изо всего вчерашнего разговора матрос вспомнить не мог. Музыка и голоса друзей на вчерашнем празднике слились в один сплошной фон, из которого сознание яркими вспышками выхватывало на поверхность лишь короткие отрывочные фразы. В голове пульсировало.

Харитон. Гранитный цех. Они не были женаты.

Дрожащие пальцы нащупали ручку старенького холодильника “Юрюзань”, воспалённый взгляд остановился на банке с огурцами.

– Чего ищешь? Рассол надо из погреба принести, – сурово выговорила мать.

После вчерашнего матрос не хотел спорить с матерью. Илья покорно надел тапки на босу ногу, заскрипели ступеньки лестницы в погреб. Среди трехлитровых банок с проржавевшими крышками плавающий взгляд искал огурцы. Дрожащая ладонь протянулась к прохладной крышке, потные пальцы сжали шероховатый от ржавчины ободок. Рядом стояла банка с помидорами.

“Чтоб два раза не ходить”. И потащил две банки наверх.

Мать на кухне грела вчерашнюю лапшу на керогазе.

– Поешь чего-нибудь… Нечего с пустым желудком ходить…

Илья покорно сел за стол, раскрытые ладони ощутили растрескавшийся рисунок старенькой клеёнки. Со времени смерти отца её никто не менял.

Мать, молча, придвинула тарелку с чёрным хлебом. Трясущиеся пальцы поднесли деревянную ложку ко рту, язык обожгло жирным наваристым бульоном.

–Я хочу с тобой поговорить, – начала мать.

– Да, – ответил Илья и с шумом втянул в себя длинную вермишелину.

– Почему ты так вчера набрался, Илья?

– Я был на встрече с друзьями, – взгляд Ильи не отрывался от ложки, матрос очень сосредоточенно дул на горячую лапшу. Может, чуть более сосредоточеннее, чем обычно.

– Знаем мы эти встречи, твой отец вон как довстречался.

– А причём здесь мой отец?

– А при том, что нельзя тебе распоясываться. Не надо. Сурово поджав губы, мать исчезла с кухни.

Ещё несколько ложек лапши, и ложка с деревянным стуком полетела на поверхность стола. Сушняк не отпускал. Идиотские пальцы, казалось, дрожали сильнее, чем раньше. Пересохшие губы припали к краю банки с огурцами, холодный рассол приятно освежил запахом укропа и смородинного листа.

Не надо так распускаться. Не надо КАК распускаться?

Взгляд остановился на банке с помидорами. Среди красно-бурых помидоров, плавали зелёноватые листья смородины и вишни с белёсыми точками зубков чеснока.

Не надо распускаться как отец. А кто сказал, что он распустился? Может, человек просто хотел умереть?

Матрос, стараясь не делать быстрых движений, чтобы ненароком не усилить головную боль, встал из-за стола. Заскрипели половицы на полу, Илья вышел из дому, по воздуху потянулся сигаретный дымок. Наблюдая, как в безветренном воздухе, растворяется дым от сигарет “Ява”, матрос молча прогуливался и курил перед воротами дома. Наконец, сигарета закончилась, и после недлинной полудуги исчезла в лопухах у дороги.

Взгляд остановился на дверях гаража.

Я ж аккумулятор на зарядку вчера поставил!

Несколько нервных шагов, и матрос очутился перед входом в гараж. Замок в штакетнике поддался с усилием. Илья распахнул двери гаража обитые листовым железом и когда-то покрашенные зеленым цветом. Краска уже давно облупилась, из-под неё проглядывали пятна ржавчины. Скрип ржавых петель, из темноты пахнуло застоявшейся сыростью, бензином и разлитым на деревянном полу маслом. Матрос шагнул со света улицы и присмотрелся – во мраке гаража тревожно брезжило темно-красно око включенного заряжающего устройства.

Хорошо, что я про него вовремя вспомнил.

Два прыжка и матрос вырвал шнур из розетки. Растворяющийся задней частью в темноте гаража, “Газик” нависал зияющим капотом над Ильёй, как опасный зверь с оскаленной пастью готовый сожрать любого неосторожно приблизившегося. Стараясь не поворачиваться спиной к машине, матрос взялся за аккумулятор. Дрожащие после вчерашней попойки мышцы напряглись, раз-два и тяжелый прибор, словно нехотя встал на место. Сам не зная, почему торопясь, матрос почти на ощупь в темноте нашёл свободные концы аккумуляторных проводов, тёмные окисленные клеммы с трудом налезли на окисленные контакты, металлический ключ быстро довинтил крепёжные гайки.

Да что с тобой происходит? Куда ты гонишь? Надо было сначала аккумулятор проверить. Ладно, будем надеяться, что он уже зарядился. А ключи от машины где?

Взгляд в почти полной темноте пробежался по тому месту, где угадывались полки. Как будто, там можно было что-то увидеть. Илья начал рыться в запылённых металлических коробочках. Но там ничего кроме старых ржавых гаек и болтов не было. Ничего не найдя, Илья вернулся домой.

– Мам, где ключи от машины?

– Опять к Гришке собрался? Мало тебе вчерашнего?

– Зачем ты так, мам? Я хочу машину проверить.

Мать зашла в свою комнату, сухие пальцы раскачивали кольцо из нержавеющей стали, на котором виднелся ключ. Вручила сыну: – Только я тебя умоляю, Илья, – без эксцессов. Высоко неся седую голову, серьёзная мать скрылась за дверью своей комнаты.

Илья вернулся в гараж. Не закрывая капота, сел в кабину. Утопил несколько раз педаль газа до пола, после чего вставил и повернул ключ в замке зажигания. Машина дёрнулась, но не завелась. Чёрный ботинок ещё несколько раз утопил педаль газа.

Давай, родимый!

Трясущиеся пальцы повернули ключ зажигания. Старый “Газик” судорожно чихнул, неровно затрясся, Илья слегка придавил педаль газа. Едкий дым наполнил холодный воздух гаража, в глазах резало, в горле саднило. Матрос надавил на педаль газа, “Газик”, кашляя и плюясь, неровно усилил свой рёв.

Ничего, ничего, соколик… Сейчас мы тебя настроим, карбюратор почистим, зажигание проверим…

Взгляд упал на индикатор уровня бензина. Стрелка стояла за красной чертой.

До бензоколонки километров 15, на “резерве”, думаю, дотяну.

Чихающий “Газик” покорно выкатился из гаража, взгляд упал на наблюдающую из-за шторок мать, матрос выпрыгнул из машины и закрыл двери гаража. Ещё несколько секунд, и, взревев застоявшимся за годы мотором, “Газик” добежал до площади, проскочил через Калинов мост и неровно попёр в небольшую горку. Сзади что-то громыхало, звенело и перекатывалось.

Матрос остановил машину, заглянул в заднюю часть “Газика”. Там всё было завалено невообразимым хламом – по углам валялись какие-то банки, расплющенные змеевики из медных трубок, в углах стояли старые алюминиевые бидоны. Нервные пальцы открыли один из них, в нос ударил запах перебродившего малинового варенья. Матрос поморщился.

Гляди, какой хозяйственный! На этом тоже экономил – своё гнал, чтоб лишнего не платить. Вот только здоровье новое оплатить забыл.

Матрос сплюнул себе под ноги. Один за другим он вышвырнул бидоны в придорожную канаву. Помятые алюминиевые бока тускло щерились круглыми ртами зияющих горловин на слегка запорошенной снегом траве.

Проехав рощицу, Илья переехал мост через Смородину. Справа промелькнули поликлиника “Птички”, жилые четырёхэтажные дома из белого кирпича, потом промелькнул и исчез Дом Культуры. Начались и быстро кончились чёрные поля, покрытые то там, то здесь первым снегом. Переехав через шлагбаум, Илья гнал “Газик” по бетонке. “Газик” трясло и лихорадило, что-то тускло звенело и стучало в моторе и в ходовой части.

Без эксцессов. А что в этом плохого? Я ведь вроде на дембеле. Ребята мне встречу устроили. Вроде как можно, какие проблемы?

За окном пробегали и оставались далеко сзади бесконечные леса и поля “Птички”. Илья доехал до поворота, где бетонка вливалась в шоссе, и свернул направо, к Москве. Через несколько минут “Газик” уже стоял на бензоколонке. Матрос смотрел на шланг, вставленный в бензобак. В воздухе пахло бензином, слегка тошнило после вчерашнего похмелья, в тяжёлой голове кружились мысли.

А когда у них была свадьба? Ведь если они расписались, значит, и свадьба должна была быть? А если они не расписались, то, значит, они не были мужем и женой. Но если они жили вместе нерасписанными, то они были мужем и женой. Только гражданскими.

Ничего не решив, матрос запрыгнул в машину. “Газик” резко взвигнул покрышками на закрытом повороте, помчался обратно. Илья проехал через лес, первый мост, Мосейкино. Жалостно скрипели рессоры, где-то под полом стучало.

Динка говорит, что она сошла с ума и повесилась. Или ты сумасшедший, и ничего не планируешь, или ты не сумасшедший и тогда можешь планировать всё, что угодно. Но разве можно заранее спланировать, что ты повесишься и при этом быть сумасшедшим?

Когда слева завиднелась “Птичка”, откуда-то из глубин памяти всплыло приглашение Григория. Илья свернул налево, туда, где в глубине виднелся Дом Культуры. Он доехал до кафе “Шашлыки” и свернул направо. Через полкилометра он уже был перед старой баней, а теперь тренировочным залом Григория.

На большой асфальтовой площадке перед одноэтажным зданием красного кирпича стояло несколько машин. Илья подъехал почти вплотную к двустворчатым дверям и заглушил мотор. Хлопнула дверь “Газика”, матрос вбежал внутрь. На стуле в вестибюле дремал накачанный малый, он сразу подскочил, как увидел матроса, которого вчера чествовал сам Григорий.

– Здоров, Гриша на месте? – кивнул матрос качку.

– Да, проходите, вот сюда.

Взгляд матроса скользнул по стенам.

Сколько раз я приходил сюда с отцом? Тогда всё было иначе.

Раньше в старой бане было два крыла, которые разделяли всё здание на женское и мужское отделение. Теперь разделяющие перегородки снесли, по длинному коридору ходили здоровенные качки. Справа, оттуда, где раньше было мужское отделение, доносились весёлые крики – похоже, там играли в волейбол. Кто-то кричал, девчонки вопили, слышались судейские свистки. Илья пошёл налево, туда, где раньше было женское отделение. Все перегородки и стенки снесли, на полученном месте образовался одним огромный зал.

Илья вошёл. По всему залу небольшими группами тренировались здоровенные ребята. Слышался лязг железа, в воздухе стоял запах пота. Здоровенный Григорий лежал на скамейке и делал жим с груди лежа. На штанге было надето по четыре 20-килограммовых блина с каждой стороны. За ним стоял тот качок, которого Илья уже видел на встрече в кафе. При входе Ильи шум железа почему-то притих. Григорий с видимым усилием закончил последнее повторение и встал.

Одетый в майку и шорты, огромный Григорий казался ещё шире и квадратнее. Красная шея с набухшими багровыми венами, бицепсы по 60 см в обхвате, толстенные ляжки, вспотевшее лицо. Григорий – бывший штангист, супертяж, способный голой рукой пробить кирпичную стену.

Бля, мы вчера ужрались, а он тут разминается!

– Здорово, Ильюха! – тисками потной ладони Григорий сдавил руку Ильи. Илья, сам не хиляк, сделал усилие, чтобы выдержать хватку друга. – Добро пожаловать в наш спиртзал! – гоготнул здоровяк. – Чего, после вчерашнего головка бо-бо?

Илья промолчал.

– Кирпич, я тут с Илюхой поговорю, ты закончи без меня, – обратился Григорий к здоровяку стоявшему рядом.

Качок, названный Кирпичом, стал снимать замки и блины со штанги, с лязгом они летели прямо на пол. Григорий бросил быстрый взгляд на качка, поморщился и отрицательно покачал головой, потом взял полотенце, утёр пот с лица, и, подхватив Илью под руку, потащил за собой вглубь зала, туда, где была дверь в раздевалку.

– Не обращай внимания, Кирпич на тренировках свой чувак, хотя и редкостный болван. Тренируется медленно, как и вообще всё по жизни так делает. От этого начинаешь думать, что он тормозом родился, но, как известно, тормозами не рождаются, а становятся в процессе жизни, – Григорий хмыкнул, – хотя здесь всё зависит от качалки и круга общения. Если он молчит во время тренировки, то его бесполезно разговорить. Химию уважает, поэтому такой и бык. В процессе тренировок – упрям как сушеные портянки, которые фиг сломаешь, даже если сильно захочешь. А оно нам надо? – он весело посмотрел на Илью.

Илья посмотрел на Кирпича, утвердительно кивая головой.

– Ладно, не бери в голову! Молодец, что пришёл, сейчас я тебя с остальными ребятами познакомлю.

Григорий пихнул дверь раздевалки, они зашли внутрь. Везде были разбросаны сумки, ремни и потная тренировочная одежда. Из душевых доносилось жеребячье гоготание.

– У нас тут тренируются одни чемпионы страны и мира по спортивному литроболью. Ты садись пока, – трахнул широкой ладонью по дереву скамейки Григорий.

– Здесь же раньше была баня, – то ли спросил, то ли сказал матрос. Помолчал, потом продолжил: – Я и сам сюда приходил с отцом не раз.

– Была, была баня. А потом я договорился с директором “Птички”…

– Ты договорился? – похмельные пары ещё не выветрились из головы, матрос никак не мог понять ситуацию.

– Им деньги нужны были, зарплату выплачивать было нечем. Мы им заняли, но с условием…

– Ты им занял денег для оплаты рабочих? – не мог скрыть удивления матрос. – Это ж сколько бабла надо…

– Почему не помочь хорошим ребятам? – перервал Илью гигант. – Короче, нам отдали это здание под спортивный центр. Зал тяжелой атлетики ты уже видел. Там, где раньше было мужское отделение, мы устроили хороший спортзал. Потом меня попросил директор школы помочь с ремонтом школьного спортзала, а потом я предложил проводить соревнования по волейболу здесь же. Что ты хочешь? Размеры 30 на 11 метров это позволяют. Постепенно сделали для девчонок раздевалку. Теперь тут и мужики в мини-футбол играют…

Илья молчал, взгляд плавал по шкафам и деревянным скамейкам.

Сколько же на “Птичке” рабочих, чтобы всем им занять денег на зарплату?

Григорий продолжал: – …народу становилось всё больше и больше. Помимо качков стали приходить боксёры, самбисты, дзюдоисты. Занятия велись бок о бок с другими секциями, и спортсмены только мешались друг другу. Потом мы договорились с дирекцией “Птички” на переоборудование подвального помещения, и ребята перепланировали его, устроив, кроме зала для бокса внизу тренажёрного зала и зала для самбо под спортзалом, ещё и раздевалку, душ и тренерскую комнату. Кстати, ты Лёшку Сторожева из Мосейково помнишь? Кандидат в мастера по боксу?

Илья кивнул.

– Сейчас Сторож у меня бокс ведёт. Кстати, если хочешь попотеть с ними, то подключайся – они с 16:00 должны начать.

Из душевой стали появляться здоровенные амбалы, закутавшись в полотенца, они стояли и уважительно не прерывали Григория.

– Ребят, это Илья. Он будет с нами. Знакомьтесь.

– Да, Иваныч.

Накачанные ребята по одному подходили к Илье и с подчёркнутой солидностью представлялись: Шерхан, Бройлер, Витя Сверчок, Цыпа, Фантомас, Жора Крокодил…

Будет с нами?

– Что ты хотел сказать этим “он будет с нами”? – вдруг выпалил матрос.

– Очень просто, Илюх. Нам нужны ребята. Но не просто спортсмены, ты видел, сколько их здесь. А ребята с головой, способные связать два слова.

Илья молчал.

– Знаешь, как тяжело сейчас ребятам после армии, у которых института за спиной нет?

– Нет.

– Им помогать надо. А для этого нам нужны ребята с головой и подвешенным языком.

– Хорошо, а что конкретно делать надо?

– Просто, ходить по людям, знакомится и про нас рассказывать. Типа там, как ваше здоровье, как ваша любимая бабушка поживает, вернулась ли ваша дочка с югов, а заодно предлагать наши охранные услуги…

Илья не понимал.

– У нас тут что-то вроде групп по охране, – пояснил Григорий. – Ребятам надо на что-то жить. Понимаешь о чём я?

– Да, я понимаю, – выдавил матрос, хотя абсолютно ничего не понимал.

– Я тебя с ответом не тороплю, но мне бы очень хотелось, чтобы ты крепко подумал над моим предложением. Как ты понимаешь, я тебя приглашаю как старого друга. Нет, лучше, как брата. Понимаешь?

– Могу я немного подумать?

– Да, конечно, думай, думай, только не слишком долго.

– И Харитон здесь тоже бывает? – непонятно почему добавил матрос.

– Нет, вот Харитон сюда не ходит. Но это не значит, что не может придти, – толстенный палец поднялся вертикально в воздух почти перед лицом матроса. – Ведь мы с ним вроде как бы друзья, – ухмыльнулся здоровяк.

– Слушай, расскажи мне про Харитона, – матрос подался всем телом вперёд. – Он действительно женился на Ирине?

– Слушай, Илюх, я знаю, что у тебя с Иркой что-то было, я знаю, что она вроде как тебя ждала, и я знаю, что потом появился… Харитон…, – растягивая слова начал гигант.

– Так была у них свадьба? – матрос не мог скрыть волнения.

– Ну, чего ты заладил? Была, не была, тебе то что? – огрызнулся Григорий. – Или ты всё ещё о ней думаешь?

– Нет! Я о ней не думаю! Я о другом думаю: была свадьба или нет?

– Нет, Илюх, свадьбы не было. Все говорят, что она с ним жила гражданским браком.

– Гражданским, значит?

– Да, Илюх. Все бабы одинаковые.

– Слышь, Гриш! – голос моряка внезапно усилился, – ты мне про всех баб не рассказывай, я с одной не могу разобраться.

– А зачем тебе с ней разбираться? – миролюбиво, и как бы идя на попятную, добавил Григорий. – Разве она … не того… В смысле у тебя с ней…Или ты всё ещё..?

– Нет, я её уже не люблю, если тебя это интересует, – матрос помолчал. Потом прибавил: – Но я должен разобраться в том, что тут произошло…

– А что тут произошло? – выдохнул гигант. – В чём тут разбираться? В самоубийстве чокнутой телки?

– Телки так просто не вешаются.

– А она не ТАК просто повесилась – у неё крыша поехала после аборта…

– Аборта…? – одними губами прошептал Илья.

– … после того как она забеременела, ее, словно подменили, ходила вся мрачная. Чем дальше, тем хуже. – …А потом сам знаешь…, – Григорий выдохнул необходимые слова и замолчал.

А письмо тогда зачем? Какой смысл в одном единственном слове? Что она хотела этим сказать? И почему именно мне? Какой смысл ей писать мне, если жила она с Харитоном? И мужик он, похоже, не бедный, а значит, что у неё всё было шоколадно! И если они потом поссорились или помирились, так это уже ИХ проблемы!

– Так она же по идее счастлива, должна была быть? С Харитоном этим? Ребёнка вон даже ждали, – тихо спросил Илья после минутной запинки.

– По идее, да. А на самом деле, кто знает, КАК оно было? – пожал плечищами Григорий.

– А Харитон что за мужик?

– Нормальный мужик, я к нему не лезу, он – ко мне. Так что можно сказать, что мы с Харитоном дружим, – рот Григория скосило кривоватой улыбкой.

– А правду говорят, что он на свои деньги церковь построил?

– Правду, абсолютную. И священника он тоже привёз.

– Священника?

– Да, отца Панфила.

– Слушай, а откуда у людей такие деньги?

– Ну, это тебе не палатки на рынке держать. А у Харитона свой гранитный цех.

– Где?

– За церковью. К нему Фрол в команду затесался – машины с надгробиями возит.

– Какой Фрол?

– Не помнишь Фрола Афанасьева, одноклассничка твоего? Он и на встрече твоей вчера присутствовал.

– Как не помнить? Помню, конечно.

– Фрол и ко мне сюда тоже раньше ходил. Это ещё до Харитона было. Но здесь он не прижился…

Брови матроса слегка приподнялись: – Как это?

– А очень просто. Иногда придёт и ржёт, базарит, друг всем, только цветы не дарит. Вот только хрен его заставишь по программе чего сделать. А иногда забьётся в самый угол качалки и ипошит одну тягу в наклоне по два часа. А иногда пропадает месяцами и в качалке не появляется.

– А может у него методика такая? – на лице матроса мелькнула улыбка.

– Какая нах методика?! – ощерился Григорий. – Ты его фигуру видел? По его фигуре видна его методика! Этот доходяга постоянно пичкает себя протеиновыми коктейлями, при этом страдая расстройствами желудка, и постоянно гонит пургу про плохую генетику, наследственность и прочую лабуду. Ему голову лечить надо, а не про методику думать!

Илья, не зная почему, спросил: – А Дина сюда заходит?

– Динка? – Григорий еле заметно прищурился: – Дина? А как же? Она ко мне года два проходила. Этакая принцесса печального образа! Если бы я её не знал до качалки, так мы с ней никогда и не познакомились бы. Приходит в зал ни с кем не разговаривает, иногда даже не здоровается, проходит к дальнему окну, становится, смотрит в окно, как будто ждет кого-то! Это да! Всегда делает пару упражнений для талии. Уходит также по-английски, ни с кем не прощаясь.

– Слушай, а зачем он надгробия в машине возит? – перескочил с одной темы на другую Илья.

– А хрен его знает, – Григорий ничуть не смутился внезапной переменой темы. – Туда же так просто не заглянешь – у них там почти как самый настоящий “почтовый ящик” устроен. Йопта, как на секретном заводе по производству атомных боеголовок!

– А это ещё как?

– А так, что те, кто приезжают, остаются за воротами, а внутри распоряжается всем сторож Харитона. Жостер. Это у него то ли кликуха, то ли имя такое! Тот ещё мужик.

– Что значит “тот”?

– По-моему, он страдает крайней степенью обезбашенности. Я думаю, что он из “сидельцев”. В смысле, неоднократных. Понимай это, как не простого “сидельца”, а авторитетного. Мне так кажется, а на самом деле кто знает, как оно там? Ведь их там хрен разберёшь этих “харитоновских” – Харитон, хотя с виду сам не “блатной”, но в команду набрал такой отстой!

Илья уехал из спортзала затемно. Голова уже давно не болела, и, хотя Григорий неоднократно предлагал ему похмелиться, матрос отказался. На сердце было непривычно легко и спокойно. Уезжая, он твёрдо знал, что будет делать. А вернее, чего не будет делать. Он знал, что больше не будет заниматься расспросами про этот дурацкий случай. Ему всё было понятно – они жили вместе и она ждала от него ребёнка. А он в том время отдавал долг Родине на Флоте. И, даже если предположить, что письмо действительно написала она, то сейчас, после её самоубийства, какое это может иметь значение?

Разве можно вернуть, то, что было? Нет. Что было, то было и быльём поросло!

Матрос выехал на дорогу к Иванково, переехал мост и нажал на газ. “Газик” заскрипел амортизаторами, под днищем что-то забилось, словно просясь на волю. В жёлтых кругах света фар мимо машины проносились зловещие формы слегка запорошенных снегом полей и чёрных лесов. Илья почему-то слегка выдохнул, когда проехал, то место где утром выбросил канистры и прочий мусор. Машина начала спускаться к Иванково. Илья врубил “нейтралку”, машина, давя гравий, плавно остановилась у дверей гаража.

Окно в комнате матери светилось. Когда “Газик” подъехал к дому, занавеска на окне слегка колыхнулась и замерла. Светящееся окно погасло.

Илья открыл гараж и заметил, что в холодной темноте сумрачно светится красный глаз заряжающего устройства.

Чёрт те знает, что такое! Какого чёрта мать включила пустое зарядное устройство?!!

Илья подошёл к устройству, уверенная рука рванула штепсель из розетки. Спустя несколько секунд, медленно, очень медленно, словно не желая того, померк и растворился в черноте гаража тревожный красный глаз.

5. ПЕРВЫЙ КОШМАР ИЛЬИ

Илья зашёл на темную кухню, взгляд наткнулся на оставленную матерью кастрюлю. Матрос щёлкнул выключателем, на кухне стало светло, несколько половников лапши наполнили тарелку, Илья принялся меланхолично хлебать ещё неостывшую лапшу.