Новый мир. По обе стороны Омеги

Сидевший рядом с Эльзой жених не впечатлил, от слова совсем. Бледный, можно даже с уверенностью сказать, болезненный юноша, с носом, похожим на ястребиный, слегка впавшими глазами, и с явными признаками высокомерия на лице.

– Привет! Тоже ротозейничаешь? – услышал я рядом голос Дэна, наверное, самого близкого для меня человека в общине, если не считать семью.

– Да, вот, от нечего делать пришёл. Решил посмотреть, что к чему. Из развлечений то у нас сам знаешь, только охота да рыбалка.

– Ой, да ладно, – отмахнулся он, вытаскивая из кармана и тыча мне в лицо календарём личного изготовления, – смотри сколько праздников. Через месяц, например, Новый год. Оторвёмся…

– Ага, оторвёшься здесь, – я с грустью ещё раз посмотрел на Эльзу. Она, кстати, сейчас, выглядела не очень-то счастливой, несмотря на выступающих клоунов, пытающихся завести толпу. А может мне показалось.

– Пусть оба катятся к чёрту, – Дэн махнул рукой в сторону молодожёнов, видя моё расстроенное лицо, – быстрее пройдёт твоя грусть-печаль. Всё равно ведь у вас ничего не было.

– Я пойду. Мать никак не может оклематься после смерти бабушки, а Джейн ты знаешь, ни секунды не сидит на месте.

– Давай, дружище до вечера и не кисни ты так, – обняв друга, поворачиваюсь, чтобы уйти, а он вдогонку кричит, – не забудь весло взять, а то у меня только одно осталось. Придёшь без него, придётся руками грести.

Хотел было ответить ему шуткой-прибауткой, однако прямо передо мной внезапно вырос странный незнакомец и, сунув бумажку в руку, быстро растворился в толпе. Что это было??? Я даже растерялся, огляделся, запихнул на автомате скомканный лист в карман и попытался отыскать бородача. Запомнился он мне только наличием большого количества растительности на лице. Однако того и след простыл…

Вспомнил я о бумажке незнакомца лишь к вечеру, когда на улице резко похолодало и стало очень зябко после прошедшего дождя. В поисках шапки я похлопал себя по карманам и услышал шелест бумажки. Чёрт! Это же то, что мне досталось от бородача. Открываю лист, а там письмо, написанное рукой отца. Этот почерк я ни с чем не спутаю…

***

Восточная полоса

Последующие несколько дней прошли на удивление спокойно. Бесконечные дожди, наконец, прекратились, и настроение у меня заметно улучшилось. Я даже перестала обращать внимание на зуд на лице. Да и отец, оценив мои труды по сбору дикоросов, освободил от насущных дел, дав немного передохнуть.

Я подолгу нежилась в лучах вернувшегося Альфы. Несколько раз заходил Свен, узнать о моём состоянии. Это было странно, но очень приятно. Заходил и болтал обо всём подряд, рассказывал, как однажды шёл из большого каньона, какие видел пещеры, каких встречал зверей, кому подвывал на привалах. Как заблудился, свернув не на ту тропу в надежде сократить путь. Тогда у него ещё и провиант закончился, пришлось искать ягоды и даже съедобные коренья – охоты в тех краях не было совсем. Как в конце концов совсем лишился сил и, истязаемый лихорадкой, продолжал ползти сквозь кустарник, мокрый и липкий от нескончаемого дождя, пока не потерял сознание. Его тогда нашёл Джейкоб, помогла система навигации, доставшаяся от предков и до сих пор исправно работающая. Нашли по сигналу, но Свен и сам сделал тогда многое, чтобы остаться в живых.

На меня его болтовня оказывала странное действие. С одной стороны, Свен невероятно раздражал, бередил что-то внутри, заставлял в ярости стискивать зубы от своего легкомыслия, наглости и глупого бесстрашия. Ведь он один из лучших охотников общины. Не станет его, и мы лишимся значительного количества припасов. Особенно наша семья, которой он прилично помогал. А с другой, беспрерывный щебет приносил облегчение. Расслаблял, с невольным интересом, давал возможность представлять себе чужие земли, дальние дороги, костры в глухой и бескрайней степи, где можно собираться вместе на ночлег, жарить дичь под блеск звёзд и делиться новостями. После его рассказов перед моими глазами ещё долго вставали живые образы, яркие картины…

– Как оклемаешься возьму тебя снова с собой. Но смотри мне, в следующий раз, без глупостей, – говорит довольно жёстко, напросившись на встречу в очередной раз и присев рядом.

– Ладно, ладно, поняла я. Буду осторожнее. Так, а чего мне, я здорова. Лицо лишь немного щиплет, но это ничего страшного. – А затем, слегка прищурив один глаз, всё-таки решаюсь, – сможешь помочь мне в одном деле?

– Ой, знаю я твои делишки, – ухмыляется в ответ, – ведь все герметичные цилиндры поди в общине выменяла.

– И что с того? – делаю обиженное лицо и ставлю руки в боки, – да я хотя бы что-то делаю, а не сижу сложа руки.

– Нету по ту сторону никого. Были бы, мы бы наблюдали следы их пребывания.

– Ага!!! Умник нашёлся. А наши следы, после полного оборота Омеги вокруг Альфы ты находишь? – делаю удар «под дых».

– Чёрт! А ведь ты права. Раньше, когда община была большая – видел, а в последние годы морозы, снежные бури и палящий Альфа всё разрушают.

– Так поможешь или нет? – задаю контрольный вопрос.

– Хорошо, когда?

– Прямо сейчас, – развожу руками. – Во-первых, дома сейчас никого нет, а во-вторых, самая первая закладка уже рядом. У нашего старого кладбища.

– Твой отец меня убьёт.

– Такого убьешь… как же. Судя по тому, как он перед тобой, почти на задних лапках, когда ты возвращаешься с охоты, ещё не известно, кто после живой будет. Вон, слышишь. Опять кашляет. – Вдалеке был слышен надрывный кашель отца, – скоро придётся тебе нашу семью кормить.

– Ладно, пошли. Надеюсь до заката успеем…

Кладбище было окружено каменной изгородью, а другая в этом мире не выживает. Её сделали очень давно, ещё первое поколение переселенцев. Наверное, хотели обосноваться в этом месте и выстроить посёлок. Увы, не судьба… Мы сейчас уже даже не поддерживаем захоронения и давно забросили благоустройство. Да и вовсе сюда лишь иногда кто-то приходит. Но очень редко. Лишний крюк никто проделывать не хочет.

Тишина вокруг поражала…

Мы шли рядом и тоже молчали.

Странно, я всегда отмечала, что семейных склепов, придавленных плитами из мягкого сланца, непонятно откуда появившимся здесь, куда больше, чем семей в теперешней общине. Возможно тут есть захоронения потусторонних? Или может отдельные семейные кланы вымерли, или ушли в поисках более лучших условий? История об этом умалчивает. Сколько я не пыталась узнать, никто так мне на этот вопрос не ответил.

Свен остановился перед двумя одинаковыми плитами, обтесанными аккуратнее прочих. Это его семья. Он практически единственный, кто следит за семейным склепом. Почти все его родственники захоронены тут, осталась лишь мать, да и та очень слаба. Свен очень переживает за неё.

Поднялся ветер, холодный и занудный. Хорошо, что ещё дождя нет, а то замёрзли бы уже давно.

Над ухом, словно подслушав её мысли, пробормотал Свен:

– Большинство умерло в первые двадцать пять лет. Так мы заплатили за опыт. Чудо, что все не вымерли ещё в первом поколении, технологии помогли выжить, – добавил он.

– Знаю я эту страшную историю не хуже тебя. На занятиях дядя Алекс её не единожды рассказывал.

Двинулись далее, вглубь, остановились перед плитами в центре кладбища. Плиты неотесанные, грубые, кривые, почти ушедшие в землю, где цепкие руки мха заплели их, превратив в округлые холмики.

– Рассказывай, куда сунула контейнер.

– Вон, там, – показываю на изгородь шагах в тридцати, где начинается коварный «липучий» кустарник.

– Другого места не нашла что ли? Кто полезет к нему в поисках твоих записочек?

– Я стрелочки оставила, – отвечаю, надув губки, – посмотри!!! Тут, здесь и вот там.

Свен первым вошёл в кустарник, легко и быстро отбрасывая концом палки лёгкие его щупальца, которые потянулись мгновенно, казалось, только и ждали этого.

– Держись ближе ко мне, – распоряжается не оборачиваясь. Обернёшься – ветка прилипнет к одежде, потом не оторвёшь, а оторвёшь – целую неделю вонь будет стоять несусветная. Ничем не выведешь и не отстираешь, только новая одежда. Омерзительный кустарник. Пошли, пока он не настроился на нас, – добавляет.

– Вот, видишь, пирамидка из камушков сложена, под ней я его и спрятала.

Контейнера на месте не оказалось…

– Ты точно его сюда положила? – обыскивая пятый раз кряду и негодуя переспрашивает Свен.

– Да, точно, точно. Ещё и камушком придавила, чтобы зверьё не утащило, – пробегаю глазами по окрестности, – вот он, отброшенный валяется, – тычу пальцем в него.

– Странно?! – Свен озадаченно пожимает плечами, – вот что за люди? Записку оставили бы. Контейнер точно лежит первый оборот вокруг Альфы. Может ты немного подзабыла?!!! Тогда надо переспрашивать в общине. Вдруг кто-то нечаянно нашёл.

– Точно нет, – чуть ли не кричу, сама в шоке от таких новостей. – Звери же точно не могли? – тихонько пытаюсь уточнить.

– Свежих звериных следов в округе нет. Я, когда шёл, присматривался. А отсюда – варианта здесь два. Первый – и самый вероятный, откопали гиены, как только ты её заложила, ещё до оборота Омеги, чуя твой запах и надеясь найти хотя бы кости. Второй – проделали, опять же звери, живучие на землях потусторонних, случайно наткнувшись.

– А третий тебе в голову не приходит?!!! – возмущаюсь.

– Ты про другие общины, выжившие на западной стороне жизни?

– Конечно же да.

– Хорошо, – махнув рукой продолжает он, – тогда делать нечего, только ждать. Сейчас они прочитают, поразмыслят и может быть ответят на очередном круге.

– А вот тут я с тобой не согласна, – показываю ему язык, – в начале каждого письма координаты остальных контейнеров. Я, когда начинала поиски, заранее предусмотрела места их установки и прописала в записках. Так что с нетерпением ждём второго контейнера, – в порыве радости бросаюсь Свену на шею и целую в щёку.

– Удивила! – с опаской приобняв хвалит меня за сообразительность, – но теперь, всё, пошли обратно, а то проблем потом с тобой не оберёмся.

Чёрт!!!

Опять ждать…

Надоело уже ждать…

Глава 4

Западная полоса

Я с трепетом развернул бумагу. Мелкий, слегка прыгающий и с небольшим наклоном вправо почерк действительно принадлежал отцу. Для большей верности пришлось достать старую схему тоннелей с пометками, сделанными его рукой. Точно он, теперь никаких сомнений.

«Здравствуй сынок!

Не знаю, как быстро попадёт к тебе это письмо, но в любом случае ты должен знать, что я не просто бросил вас с мамой. Наши общины находятся на стадии выживания и если сейчас ничего не предпринять, то совсем скоро от нас не останется и следа.

Советы обеих общин нагло врут всем, не желая терять своё положение. Есть целый ряд упоминаний и документов о подземельях, которые были подготовлены специально для нашего проживания с необходимыми коммуникациями, садами, огородами и иными ресурсами, способными обеспечить нам достойное существование. И рассчитаны они тысячу лет существования куда большего количества людей.

И это правда.

Многие тебе будут рассказывать, что я сошёл с ума. Не верь никому. Такие же данные имеются и в общине «Огненных лис». Так что я не один такой, и мы найдём выход, и спасём всех. Однако знания эти обрывочны, собираем мы их по крупицам. Надеюсь на скорый прорыв в поисках, кажется, мы уже близко подошли к разгадке.

Будет возможность — напишу ещё. А сейчас твоя миссия беречь мать и сестрёнку.

Человеку, который тебе передал записку, можешь доверять, как мне.

Я вас люблю. Очень жду встречи.

Только дождитесь меня, прошу вас.».

На глаза навернулись слёзы. Как же я соскучился по нему. И, конечно, я зол на него: за то, что бросил нас ради своих целей, может и великих, но нам то что до них, здесь бы выжить; за то, что объявился сейчас, когда я почти забыл его; за всё – за мать, которая не может выкарабкаться из своего болезненного состояния; за сестру, что растет без отца…

Верить, не верить письму… непонятно. Жаль, что незнакомец исчез так быстро. У меня к нему сотня, нет тысяча вопросов. Ничего, делегация «Огненных лис» убывает к себе только завтра. Приду и найду его. Никуда не отвертится.

– Джон, ты чего копошишься так долго? – слышу голос матери, – тебе давно пора. Мачеха ждать не будет, пока ты раскачаешься. Вон все мужики подались на озёра, один ты остался.

– Бегу, мам, бегу, – попутно хватаю весло и, ускоряясь, направляюсь в сторону общего сбора. В голове уйма мыслей, гоню их от себя… пока не время… забредём в горы, вот тогда…

– Вот где тебя носит? – возмущённо спрашивает Дэн, – сейчас все рыбные места займут, останемся без добычи. Потом у Томаса придётся выпрашивать крынку молока и кусок мяса, а ты знаешь, как он относится к вам, после выходки твоего отца.

– Не дрейф, – улыбаюсь в ответ, – мы пойдём другим путём. Пусть все лезут куда хотят, сейчас всё равно никакой рыбалки. Столько народу, всю рыбу распугали. Мы с тобой сейчас отправляемся на заготовки полезных трав и ягод, я знаю одно очень приличное место, а к утру – пойдём порыбачим. Обещаю – не пожалеешь.

– Тебе случаем голову не напекло?! – округлые глаза Дэна говорят сами за себя, – хотя вроде сезон дождей сейчас, вон озёра как наполнились. А, я понял, ты грибочков поел не тех, – картинно прикладывает ладошку к моему лбу, – вроде пока не сильно горячий.

– Я знаю, что делаю, – одёргиваю его руку, – вот в прошлый раз, когда тебя не было на Великой рыбалке, ты ещё тогда болел, мне не досталось пары и пришлось идти за травой. Так вот, с девчонками вместе мне было как-то было не охота, и я двинулся в другую сторону. А там такие места. Мать с Джейн столько всего насушили, мы ещё после Голодных гор ими пользовались.

– Ладно, веди. Но если вдруг… то ты мне больше не друг.

Косые, редкие вечерние лучи Отчима, словно в дыму, висели в озёрных испарениях, вокруг горбатились тёмные каменные глыбы, обросшие мхами, и не было пути ни вправо, ни влево, только вперёд уводила тропа, суживаясь и поминутно ныряя в заросли камыша, липучки и клюквы. Буйство трав поражало своей нереальностью. Хотелось остановиться, но нет веду Дэна дальше, впереди места ещё лучше.

Странный мир… Рядом, бескрайняя степь, почти пустая, лишь изредка поросшая мелкой осокой, а тут. Дэн тревожно дышит сзади, нервно натыкаясь на меня, косясь в темноту зарослей – обиталище ядовитых озёрных змей, толщиной с человеческую ногу; зубарей, тварей – смесь земных крокодилов и комодских варанов; и бегемотов, совсем не схожих ни с чем земным, просто сидящая на одном месте гора несъедобного ядовитого мяса с шестью рядами острых зубов. Бегемоты орудуют длинным языком, и способны выбрасывать его метров на шесть—семь, подтягивая жертву к себе и, перемалывая, её фактически живьём. Так что необходимо смотреть в оба глаза. Вся эта местная фауна потом, нагулявши жиру, зарывается глубоко в землю, впадая в длительную спячку, а затем буквально возрождается в считанные часы.

Идем дальше…

Со стороны воды изредка мелькают какие-то гибкие тени, потрескивает сухой камыш под мягкой хищной лапой, кого-то бродящего и плескающегося, иногда топочут не то кабаны, не то дикие козы. Они тоже собираются возле ночного озера на водопой. Так что охота у Великих озёр была бы не лишней, но почему-то не практикуется в общине. Вероятно, потому что дичь будет и дальше, а вот рыбные запасы можно пополнить будет лишь через три месяца, когда достигнем Глубоких озёр. Они по площади значительно меньше Великих, но рыбы там не меньше.

Наконец звериная тропа вывела нас в сухую поляну. За спинами слабо дымится зелёное озеро с заросшими берегами, в камышах и на плесе кто-то взбулькивает, слышатся неясные тихие речи то ли птиц, то ли людей. Вокруг поляны стоят сплошными рядами, словно лесные витязи, построившиеся для битвы с неведомым врагом, стволы банан-травы. Никакие бананы там не растут, но сходство с земными собратьями налицо.

Оба спутника Мачехи, словно огромные светильники, озаряемые ярким светом Отчима, почти одновременно выкатились из-за туч, живописно осветив поляну и окрестности вокруг. Поляна мгновенно засверкала тысячами ярких жемчужин: жёлтые, синие, оранжевые и даже изредка чёрные шарики густо красуются на ветвях, пригибая их практически к земле.

– Может не пойдём дальше? – у Дэна от увиденного изобилия захватывает дух.

– А больше и не требуется. Давай набивай сумку, пока Близнецы освещают, потом на ощупь много не наберёшь.

Ягоды на Мачехе только похожи на земные, на самом же деле: твёрдые, – не раскусишь, разноцветные – мимо не пройдёшь, почти всегда съедобные и труднодоступные – не оторвёшь. Оно и понятно, им ведь предстоит пролежать в земле до следующего поворота Мачехи, выжив в невыносимых климатических условиях, а затем дать ростки для новой поросли. И лишь прокипятив их минут пять—десять можно приступать к очистке кожуры. Но в этом есть плюс, они никогда не подавятся в мешке, не говоря о руке при сборе. Так что собирали не переживая, с силой отрывая от веток и грубо набивая рюкзаки.

– Вау, смотри сюда, – сразу за камнем показалась яркая, вся в небольших пупырышках и странного фиолетового цвета ягода, радиусом не меньше полтора метров.

– Ничего себе?! – вырвалось у Дэна, который только теперь появился из-за камня. – Знаешь, на что это похоже? На царь-клюкву!!!

– Может быть, – отвечаю. – Лучше мы обойдем его. У нас и так уже полные сумки.

– А я попробую, можно? – Дэн опустился на колени, вытащил ножик.

– Ты чего хочешь сделать? – спрашиваю.

– Кусочек отрежу. И понюхаю. Если это съедобно, представляешь, как здорово? Пол общины за раз накормить можно.

– Лучше не стоит. Не нравится мне твоя ягода, – но не успеваю его одёрнуть.

Дэн уже вогнал нож в край ягоды, пытаясь отрезать кусок. Не успел – едва-едва выхватил нож. Ягода вдруг вспучилась, задёргалась. Судороги волнами прокатились по ней, зарождаясь в центре, где она была прикреплена к небольшому кустику и разбегаясь по краям, будто круги по воде от камня. А затем от центра побежали в стороны тёмные трещинки, они резко расширялись и вдруг ягода буквально взорвалась, обдав их с Дэном липой субстанцией.

– Фу, – я кое-как удержал ужин внутри себя от неприятного запаха.

Повезло, что больше никаких сюрпризов ягода не преподнесла, даже вкус оказался приятным – часть сока всё-таки попала в наши раскрытые рты. А что, нечего его разевать от любопытства.

От взрыва нас отбросило к тому самому камню, который мы и обошли, чтобы увидеть это зрелище. Приложило неслабо, сразу и не подняться, пришлось помогать себе рукой. Опустив руку, шарю за что бы зацепиться. Нащупываю странный предмет, явно искусственного происхождения. Тонкий… длинный… очень похожий на контейнер…

***

Восточная полоса

Мы со Свеном успели вовремя. Кто бы сомневался, у него чутьё на все неприятности этого странного мира вместе взятые. Так что он их всегда обходит стороной. Прибыли практически к ужину, отец даже ухом не повёл, увидев, что мы появились вдвоём. Отцу Свен очень нравится и, скорее всего, он видит в нём моего жениха. Однако я отношусь к нему совершенно по-другому. Мы выросли вместе, гуляли, он меня многому научил, когда-то защищал и поддерживал. Я его очень уважаю, восхищаюсь, даже люблю, наверно, но как брата.

– Свен, присаживайся, – крикнул ему отец, видя, что тот засобирался восвояси, напрочь игнорируя меня, – суп будешь? Моя жена готовит лучший суп в общине.

– Спасибо тетя Мари, – парень ещё не успел присесть, как мать подала ему тарелку с дымящейся блюдом. Мне, так в последнюю очередь нальёт.

– Как на охоту сходил? Много ли в округе дичи? – отец любит застольные разговоры, тем более после длительного и утомительного перехода.

Отец всегда идёт пешком, хотя мог бы себе позволить большую половину пути преодолеть на скутере. Но нет, экономит ресурс. Мать ругает постоянно его, что не бережёт здоровье, а он лишь отмахивается «Движение — это жизнь», прекрасно понимая, что без техники мы долго не протянем. Так что ресурс скутера для него важнее собственного здоровья.

Я же сбегаю, сославшись на плохое самочувствие и отсутствие аппетита. Знаю, сейчас отец начнёт хвалить Свена и нарочно подталкивать меня к мысли о замужестве. Да не хочу я, рано мне ещё. Вот выясню, что там на той стороне Омеги, а там и разберёмся. И вообще у нас равноправие. А то ишь, решили они без меня, за кого мне идти. Не дождутся. Сама себе мужа найду.

Засаживаюсь в дальнем углу дома. Да, как бы это странно ни звучало, мы живём в доме – сборно-разборном. Была такая технология у наших предков. Никаких усилий не требуется. Он самостоятельно возводится, а затем, по команде сворачивается. Очень удобно, главное иметь заряженные батареи. Отец следит за ними неустанно. У многих семей дома пришли в негодность, после долгой эксплуатации, а вот у нас пока всё работает. У отца золотые руки – может починить всё, что угодно, были бы запасные части. А вот с ними в последнее время очень затруднительно. Ничего, ещё кое-какое время протянем, а там посмотрим.

Мать вошла в комнату, разогнала ладонью мошку, задула светильник. Отец запрещает пользоваться электричеством, которое штатно предусмотрено в комплекте дома. Всё экономит.

– Мошки много, – роняет невзначай, – холодно ей в степи, одни дожди и ветер.

– Нашла кого жалеть, – удивлённо поднимаю брови. При этом прекрасно понимаю, сейчас будет говорит, что я неправа, сбежав с семейного ужина, на котором присутствовал Свен.

– Долго бегать будешь?

– Мам! – отвечаю с возмущением, – триста раз с тобой обсуждали эту тему.

– Ладно, ладно. Могла бы для приличия и посидеть пару минут, – ворчит, – чем занята?

– Представляешь?! – загораюсь мгновенно, – мой контейнер нашли и забрали. Самый первый.

– Не может этого быть?! – не верит, – Джейкоб тысячу раз отправлял сообщения через спутник. Если бы нас кто-то слышал, давно бы ответили, а так уже лет десять полная тишина.

– Может сломался у них передатчик или ещё чего? А вот контейнера то нет – факт, – заглядываю ей в лицо, пытаясь понять верит она мне или нет.

– Зверьё поди растаскало. Вот и пропала она. А отец узнает, что ты технологиями прошлого разбрасываешься направо—налево, нам обеим задницу надерёт.

– Не надерёт, если ты не проколешься, – напоминаю ей наш уговор, – сама посуди. Полоса, на которой есть жизнь шестьсот пятьдесят километров.

– Прям таки.

– Ну, чуть больше, – соглашаюсь с ней, – есть ещё всякие арктические звери, которые живут в студёных землях и те, которые в безводных пустынях. Всего – максимум семьсот километров, или если говорить о времени, то месяц и плюс четыре дня. В итоге – двадцать пять дней. Далее, – продолжаю рассуждения, – мы всегда держимся почти посерединке, иногда чуть ближе к выжженным землям, чтобы пищи было побольше. К концу девятого дня после нас уже жарит так, что «мама не горюй», да и зверюшки там очень мелкие, им двигать камни и воровать контейнер совершенно не по плечу.

– Дочь?! – возмущается мать моему жаргону.

– Так вот, – не обращаю на это никакого внимания, – вероятность звериного вмешательства фактически нулевая. Люди из нашей общины тоже не могли – кто захочет туда—сюда мотаться? Вывод – однозначно потусторонние.

– На западной стороне звери тоже небось большие водятся, – мама не желает поддерживать во мне разгорающееся любопытство.

– Чёрт! – понимаю, что она может быть права, но всё равно упорствую, – за столько лет ни одному зверю не потребовалось двигать этот камень, а тут вдруг на тебе. Вот не верю я в версию про зверей.

– Свена провожать выйдешь? Они уже заканчивают ужинать.

– Не маленький, сам доберётся, – отмахиваюсь и продолжаю свои расчёты.

Ещё раз смотрю на старую затёртую схему поверхности Омеги, сделанную по фотографиям со спутника. Работающих их осталось только два. Да и те, которые на геостационарной орбите. По одному на каждую полосу жизни. Это, конечно же, создаёт свои неудобства, связанные с большими задержками в распространении сигнала, особенно с учётом активности Альфы, но мы рады и этому. Они хотя бы заранее предупреждают нас о различных аномалиях природы, которые здесь не редки. Тогда Джейкоб корректирует движение всей общины, и мы либо бежим сломя голову, или плетёмся, словно черепахи. Иногда даже приходится за день проходить более тридцати километров. Правда потом мы подольше отдыхаем и устраиваем большие праздники или общие мероприятия: будь то Великая охота или рыбалка.

Но сейчас не об этом…

Итак, прошло местных одиннадцать месяцев с начала первой закладки, или семь с половиной по земным меркам, до второй осталось ещё пятнадцать дней – значит пора уговаривать Свена на очередную вылазку. Другого выхода нет, отец к Священному камню без него не отпустит. Вот зачем я так далеко заложила второй контейнер? Чёрт бы меня побрал! Хотя изначально мысль была правильной. Тут я даже не сомневаюсь. По рассказам отца, а он иногда, на праздники, любит удариться в свои воспоминания, раньше к Священному камню приходили и потусторонние.