скачать книгу бесплатно
Глен выхватил из ножен саблю, превращаясь в комок инстинктов. Феникс обнажил парные мечи. Напружинился. Рванул в бой. И пошла пляска. Клинки скрестились. Лязгнули. Запорхали, наполняя долину стальной песней. От укуса короткого меча Глен ускользнул в повороте. Потом резанул саблей по алому крылу и всадил в него лезвие по самую рукоять. Горячая кровь брызнула на лицо и кирасу, привкусом ржавчины осела на губах.
Феникс взвизгнул. Глен схватил его за запястье и вывернул руку под жутким углом. Хрустнуло. Короткий меч выскользнул из когтистых пальцев. Глен подцепил его ступней и подкинул. Перехватил в полёте и направил острием за спину, пронзая пышущую жаром плоть.
Это был конец дуэли. Неоспоримый.
***
Трудно сказать, сколь долго продолжалась пляска льда и пламени. Но в один миг битва оборвалась. Птичий клёкот сотряс небо и всколыхнул дым. Фениксы друг за другом рванули ввысь и скрылись за облаками. Удивительно, но тогда же смолк и колокол. Казалось, он отсчитывал мгновения до окончания схватки, после чего отбил прощальный звон и затих.
Снег падал и падал. Подсвеченные отблесками пламени снежинки будто пытались укрыть омытую кровью землю. На долину обрушилась тишина. Ненадолго. Со стороны селения донёсся грохот. Крыша хижины обвалилась, поднимая вихри пыли и пепла.
Глен воткнул саблю в почву. Опёрся на рукоять, как старец на трость. И вздохнул полной грудью. Напрасно. Втянутый вместе с воздухом смог породил кашель, неуместный и неотступный. Чувствуя себя идиотом, Глен задержал дыхание. Но воздух вырвался на свободу, и кашель снова сотряс тело.
Стыдоба! Глен океанид? Или дитя изнеженное? Поди ж ты, кашель не может обуздать! Яды ведь вкушал в малых дозах, чтобы взрастить сопротивляемость. И ничего. Вкушал и ступал на плац. Бился с мастером Сэра?, когда мышцы сводило судорогами, а перед взором плыл туман.
– Внемлите повелению старшего карателя! – Глас Кира? разнёсся по долине, будто метелью подхваченный. – Шестеро устремляют взоры к небу, неусыпно бдят за перемещением недругов. Изувеченные отступают в Танглей. Прочие оказывают выжившим помощь и заливают очаги пожаров.
– Принято! – откашлявшись, выкрикнул Глен, и тут же его поддержал хор голосов.
Никакой сумятицы. Воины работали чётко и слаженно, не ведали изнеможения. Они никогда не избегали изнурительного труда. Подчиняясь велению вышестоящих, могли и землю ложками копать, и валуны на горбах носить. И каждый из наказов исполнялся немедленно и безропотно.
С огнём же и вовсе никто не управился бы лучше танглеевцев. Недаром же Умбра преподнес им бесценный дар – умение воплощать и подчинять воле водную и морозную стихии.
Так и вышло, что вскоре Глен уже бродил среди остовов сожжённых хижин и торговых лавок. Осматривал раскиданную по земле утварь, обугленные повозки и бреши в каменной кладке колокольной башни. Как видно, только она и выдюжила под натиском вредоносного пламени.
Отрадно, хоть дым улетучился. Теперь дышалось куда легче. Жаль, живительная сила воды не спасала от мрачных мыслей. Мало кто сумел бы понять, что творится у Глена внутри. Он не выражал переживаний ни лицом, ни телом. Только близкие заметили бы, что сердце у него пребывает не на месте.
Сердце! В пылу недавней битвы Глен прислушался к нему и доверил Эсфирь дитя. Может, следовало прислушаться к разуму? Где схоронились Лин и Эсфирь? Отбежали к перелеску и затаились среди деревьев, нетронутых огнём?
– Наследник! – послышался из-за спины ровный голос, и Глен замер на развороченной улочке.
Обернулся и смерил подступающего собрата долгим взглядом. Высокий, поджарый и окутанный морозной дымкой Дил шёл бесшумно. Глядя ему в лицо, Глен не удержался от мысли, что приятель извечно выглядел, как дитя благородных кровей и помыслов.
Казалось, увидев Дила ныне, никто не заострил бы внимания на алых брызгах, изгадивших его кожаные кирасу и поножи. Или на разводах пепла и сажи, замаравших правильное, даже чересчур правильное лицо.
Отнюдь. Все смотрели бы глубже. Узрели бы не потрёпанного в бою воина, а благодетеля, достойного почитаний.
Правитель Дуги? однажды сказал, что истинного воина красит скверна прогремевшего боя, ибо сражается он за правое дело. Обрастая увечьями, омываясь кровью и глотая пыль погонь, бережёт чистоту мира. Щитом служит на пути летящих стрел и раз за разом принимает удар.
– Шрамы и грязь не важны, – Глен встретил приятеля кивком. – Важна суть, которая за ними скрывается.
– Прошу прощения? – Дил замер напротив и учтиво поклонился.
– Мысли вслух. – Глен развернулся на каблуках и побрёл дальше по улочке. – Где Кира??
– Будьте покойны, мой господин. – Приятель держался в шаге, как того требовали устои Танглей. – Он в заботах пребывает и…
– Боги, Дил!.. – взмолился Глен. – Прошу, выражайся свободнее.
– Привычки в ножны не спрячешь. – Дил улыбнулся уголком губ, и они поравнялись и зашагали рука об руку. – Кира? возложил на плечи бремя командования. Занятная история с потерпевшими вышла… Жители Вересков никогда нас не жаловали. Нарекали порочными кусками льда. А ныне верещат, аки пташки. Молят о крове. На похвалу не скупились.
– Приязнь и нужда – не одно и то же.
– Воистину.
Улыбку с лица Дила будто водицей смыло. Глен проследил за направлением его взгляда. Всмотрелся вдаль, где шагах в тридцати-сорока светлела пробоина в окружной стене. Долина за ней и правда тряслась от гомона и топота десятков ног. Кутаясь в белые плащи океанидов, на бревнах восседала стайка поселенцев. К ним неспешно стекались собратья по горю.
Одни переругивались. Другие хранили скорбное молчание. Слышались тонкие всхлипывания и плач детворы. Но самих мальцов Глен не углядел. Верно, они за стеной жались друг к дружке, как стрелы в колчане.
– Фениксы полетели через горы, – сдержанно вымолвил Дил. – Пускать по следу погоню нецелесообразно. Покуда наши минуют перевал, огневики испарятся. Учитывая странности произошедшего, Кира? рассудил, что разумнее будет доложить обо всём правителю Дуги?.
– Понял.
Кровавый рассвет – вестник невзгод – уже обозначился у горизонта бледной полосой. Глен окинул взором выраставшую за селением горную цепь Ааронг, похожую на крытый снежной сединой хребет огромного зверя. Восходящее солнце резко очертило островерхие пики, разбившие строй зловеще-причудливых облаков.
Бродившие по долине океаниды и жители Вересков казались снежинками, носимыми ветрами у подножия величавых твердынь. В северной части Ааронга властвовало молчаливое бездушие. Южную – отсюда незримую – обжил клан ореадов. Недавно они стали вассалами танглеевцев.
У Глена голова пошла кругом – до того долго он взирал на горную цепь, скованный её давящей тяжестью.
– Каковы потери? – Он ведал, что океаниды лишились двух соплеменников, поэтому уточнил: – Среди фениксов.
– Девятеро пожимают руки давним предкам, – Дил не шевелился. Стоял и глядел на мыски сапог, словно на него надели кандалы. – Но куда важнее иное… Не только нас подстерёг псевдонайр. Собратья наши тоже повстречали фениксов под масками иллюзии. Предвосхищаю, в уме твоём зародился вопрос, как такое возможно? Ночь к ночи танглеевцы на разведку не выходят. Меняется время. Меняются дороги. Вестимо, мы богов разгневали, раз они выложили фениксам внутренние сведения нашего клана? Или я зря возвожу напраслину? Боги ни при чём? Быть может, нам стоит опустить взоры к тем, кто пониже?
В сердце будто нож провернулся. Глен трижды размыкал губы, чтобы озвучить выводы, и трижды смыкал. Слова костьми вставали поперёк глотки. В Танглей с расцвета клана не водилось крыс. И уж тем более там не водилось изменников, готовых протянуть фениксу руку дружбы. Боги! Да водникам с огневиками и стоять-то бок о бок тошно – природная нетерпимость берёт своё.
– И почему беда никогда не приходит одна? – Глен посмотрел на приятеля.
С бледного лица на него взирали голубые глаза. Узкие вертикальные зрачки протягивались через них, как мосты через озера.
– Побеседуй с отцом, – посоветовал Дил. И добавил с нажимом: – Наедине, мой дорогой друг.
– Добро.
К тому времени, как они порешили с разговорами, солнце уже разлило свет по обезображенным пламенем руинам селения. С поднявшимся ветром бежали облака, и снег перестал. Дил и Глен свернули на главную улочку, служившую сквозным проездом через Верески, и застыли. Дорогу преградила груда древесного хлама и обломков, истерзанных огнём. На них покоился слой талого снега – слишком тонкий и невесомый, чтобы скрыть уродство покорёженной рухляди.
Из-под хлама выглядывали две обугленные ступни и перепачканная пеплом и копотью ладошка. Рядом с ней пылился вырезанный из дерева свисток-рыбка на шнурке. Он казался знакомым. Но где Глен его видел?
– Треклятые изверги. – Усилием воли он унял заклокотавшую в душе ярость.
Унял жажду броситься за фениксами. Разорвать на куски тварей, покаравших дитя, чья жизнь оборвалась, не успев начаться.
– Боги… – Дил выдохнул в кулак, и они с Гленом опустились на корточки и принялись разгребать завалы.
В четыре руки резво управились и вызволили мёртвое тело. Ожоги покрывали его до того плотно, что оставалось лишь гадать, кровь и чары какого существа текли по венам ребенка. Пальцы Глена дрожали, когда он повесил свисток на шею девочки, спеленал её в протянутый плащ и подхватил.
Они покинули селение. Вышли на продутую метелями долину. Ни криков. Ни брани. Больше никто не дёргал воинов за рукава, не донимал нескончаемыми вопросами.
Немало ночей канет в безвестность, прежде чем ужас случившего сотрется из памяти жителей и гостей Вересков. Но ныне, сидя на чём придётся и вдыхая запах гари, многие из них прикусили языки и подавили тягостные чувства, столь же понятные, сколь и затруднявшие работу океанидов.
Дил отлучился на зов собратьев и оставил Глена на растерзание смутным размышлениям.
А Лин и Эсфирь всё нет, – Глен уложил свёрток с телом на промёрзлую землю – больше некуда.
Что делать? Отправиться на поиски?
– Господин! – По громогласному голосу с хрипотцой Глен узнал Кира?.
Чем ближе собрат подбегал, тем явственнее проступали пятна крови на его кирасе.
Рослый и широкоплечий Кира? совсем не походил на Дила. Гибридов видно издалека. Глен, к примеру, родился с разноцветными глазами. Синий унаследовал от покойной матушки-наяды. Белоснежный – от усопшего деда-океанида, Ваухана, за искусную скрытность и мощь прозванного Тенью Океана. Кира? же отличался сероватым оттенком кожи и тёмными линиями на лбу, скулах и подбородке – несведущие часто принимали эти линии за увечья. На самом деле, за ними прятались глаза найра – второй сущности Кира?, ослабленной сущностью океанида.
– Ты искал меня? – Стоило Кира? отойти от соплеменников, он отбросил ненужные любезности. – Что-то случилось?
– Мне нужно отлучиться, – Глен сразу перешёл к главному. – Очень нужно, брат. Я позже всё объясню.
– Таишься?
– Кира?, прошу тебя…
– Ежели нужда зовёт, ступай.
Глава 2. Чёрная нить
Ифрал пугливо ступал по снегу, погасшим на дне глазниц светом давая понять, что изнурён. Глен не желал его мучить. Ведал, что впереди за холмом скрытая под снегом почва усеяна гравием. Посему выскользнул из седла и продолжил путь пешком, влекомый едва уловимыми ароматами.
Глена вёл приторно-сладкий запах духов, приходившихся по нраву Лин. Вёл запах серы и копоти, оставшийся после Эсфирь. Следы от двух пар сапог тоже подсказывали дорогу. Хвала Умбре, они не путались. Тянулись через перелесок к ручью у подножия горной цепи.
Лин и Эсфирь далековато отступили. Когда Глен подобрался к ним, утро уже отвоевало у ночи право на господство. Лучи солнца крались по перелеску. Не теряя надежды отогреть стылую почву, выстреливали из прорех меж лиственными кронами.
Справа земля твердела, брала круто вверх и перетекала в скальный гребень. Слева бежал ручей. За просветами в кустах можжевельника журчала водица, чистая и прозрачная, словно расплавленное зеркало. Извечно затянутая морозной дымкой, она облизывала и подтачивала мшистые валуны и полировала темневшие на дне окатыши и каменное крошево.
Ступая тише мыши, Глен свернул туда, откуда доносились голоса. Шмыгнул в тень дерева и прильнул к нему спиной, наблюдая за парочкой на другом берегу ручья. Устроившись на корточках у воды, Лин промакивала влажной тряпицей ссадины на коленях. Восседала нарочито прямо, словно надеялась, что завидная осанка скрасит впечатление, подпорченное изгвазданным в грязи и пепле и порванным у белоснежного воротничка платьем.
Эсфирь была рядом. Опустившись на колени, полоскала ладони во льдисто-холодном ручье, отмывая налипшую грязь. Тонкие светлые руки разрезали водицу. На запястьях красовались плетёные из серебряных нитей браслеты. Первый украшало белое перо, второй – лоскуток тёмной кожи.
Заурядные побрякушки? Ничего подобного. Они служили Эсфирь оковами. В них крылись силы, помогавшие ей держать в узде беспокойные чары. Эсфирь – вырожденка. Ребёнок двух существ из разных народностей, созданных разными богами с несовместимыми колдовскими основами: светом и тьмой.
Дети, зачатые в столь порочном союзе, нередко погибали во чреве матери. Часто принимали смерть от рук тех, кто их породил. Но ежели вырожденцев щадили, ежели они росли и крепли, за ними, дыша в затылок, созревал враг пострашнее – безумие, пробуждаемое двумя противоборствующими в них магическими течениями.
Помимо Эсфирь, в мире не нашлось бы вырожденки, которой было бы подвластно заглушить в себе пагубный бой чар.
– Может, вернёмся? – Восклик Лин сбил Глена с мысли. – Вроде стихло всё.
– Глендауэр найдёт нас. – Эсфирь воззрилась на чёрные коготки. – Мне нельзя возвращаться.
– Почему? – Лин почесала сизые чешуйки, плотно укутывавшие предплечья.
– У ваших стражей возникнут вопросы, – отозвалась Эсфирь.
– Какие? – недоумевала Лин. – О твоём вмешательстве в бой? Так ты расскажи, что помогла сыну владыки. Ежели в клан к нам заглянешь, правитель Дуги? наградит тебя. Ты ведь слышала о нём?
Лицо Эсфирь заострилось. Бледная линия губ стала тверже.
– О да-а, – протянула Эсфирь со столь красноречивым видом, будто тень владыки Танглей уже выросла за спиной. И едва разборчиво проворчала: – Мало мне было Антуриума, Аспарагуса и Каладиума, нужно ещё Дуги? навестить…
Слова сорвались с обескровленных уст и застыли на них кривой усмешкой.
Глен вздохнул. Он ведал, какая молва гуляла об отце. Волны слухов о нём то поднимались, то опадали, ибо он весьма неохотно покидал Танглей. Толковали, что владыке Дуги? довольно взгляда, чтобы повергнуть недругов в пучину страха. Что он карает провинившихся столь же часто, сколь смеживает веки. А совершенное бесстрастие отсекает от него слабости, которыми грешат иные. Да что там! Беседы о жажде сойтись с владыкой Дуги? в дуэли, пусть и потешные, всегда отдавали стремлением добровольно сойти в могилу.
До слуха Глена долетело фырканье ифрала за холмом. В то же мгновение сугроб подле Эсфирь зашевелился. Комок снега приподнялся над почвой, устроившись на голове выглянувшего силина. Синие глаза-блюдца с подозрением уставились на Глена. И утробное рычание разнеслось по перелеску.
– Небо? – Эсфирь покосилась на зверя, стряхивая с пальцев влагу. – Что-то случилось?
– Глени пришел! – Крик Лин отразился от гор и затихающим эхом расплылся по воздуху.
Усатая морда медленно исчезла в сугробе. Горстка снежных хлопьев на голове силина улеглась и прикрыла брешь.
Видит Умбра, Глен не желал встречаться с Эсфирь. Не хотел даже возрождать её лик в памяти – боялся пробудить давно уснувшее чувство. Глен и помыслить не мог, что их с Эсфирь пути вновь пересекутся. Но госпожа Судьба распорядилась по своему усмотрению. Это благодать? Или кара?
Борясь с желанием развернуться и убежать, Глен вынырнул из тени. Проскакав по выступающим над водой камням, в три прыжка миновал ручей и очутился на другом берегу под прицелом тёмного взора.
Тело окатил жар чужой плоти. Дурные предчаяния воплотились. Как и в день знакомства с Эсфирь, Глена пронзила мысль, что до сего мгновения он влачил жалкое существование, а ныне обледенелая кровь оттаяла и заструилась по венам. Сердце затрепетало, окрылённое радостью встречи.
Глен будто давнюю соратницу встретил. Будто отыскал потерянную часть себя.
Загадка из прошлого проявилась – чёрная нить протянулась от запястья Эсфирь к запястью Глена и тут же исчезла.
Показалось? Глен отмахнулся от видения. Снова посмотрел на девушку. И ветер загулял в волосах, лаская зардевшееся лицо. Мир мгновенно обернулся цветущим садом. Клановые невзгоды и суета показались такими незначительными, не стоившими и крохи внимания.
Нелепость! Какие силы породили столь несуразные чувства? Опять!
– Братец! – Глен дёрнул щекой, стоило Лин прильнуть к нему. Обнял её скорее инстинктивно, нежели осознанно, и провёл ладонью по её перепутанным косицам. – Хвала Умбре, живой!
– Благого дня, Глендауэр. – Голос Эсфирь растёкся в ушах талой водицей, натужная улыбка озарила её лик.
– Благого дня, достопочтенная леди.
Рядовое приветствие отзвенело и смолкло. Глен вгляделся в измученное лицо напротив. Память коварно подбросила воспоминания о прежней Эсфирь. Хрупкой и белокожей. С пепельным узором вен. С бурей кудрей чернее океанских глубин. И налётом заразной непосредственности.
Тогда чудилось, что Эсфирь живёт в грёзах наяву. Теперь же груз пережитых невзгод придавил её к бренной земле. Разбил воздушные замки. Уронил в нечистоты мира и заставил вкусить его горечь.
Эсфирь изменилась. И без того тощая, совсем исхудала и осунулась. Тазовые кости выпирали острыми углами. Ключицы, оттененные кожными провалами, выглядели страшно. Грива кудрей превратилась в шапку сальных завитков, отчего изогнутые рога казались огромными и тяжеловесными.
В движениях и жестах Эсфирь появилась нервозность. Чёрный взгляд колол настороженностью. Штаны с заплатами на коленях облегали ноги с прутики толщиной. Широкий кожаный ремень опоясывал талию – столь узкую, что Глен, верно, сумел бы обхватить её ладонями – и скрывал нижнюю часть утеплённой мехом кофтёнки, державшейся на зашейных и заспинных подвязках.
Не девушка – восставшая покойница!
– Эсфирь не говорит мне, кто она такая, – Лин отстранилась от Глена, ковырнув снег мыском сапога. – Ты знаешь её сущность, братец? Она сирена, истинно? Нет, погоди-ка, у них же нет ни крыльев, ни рогов… Гарпия?..
