скачать книгу бесплатно
Рассветники
Юрий Александрович Никитин
Телекамеры на перекрестках, у входа в аэропорт, метро, вокзалы, в подъездах домов, лифтах и, наконец, – в квартирах.
Но это цветочки, в продажу поступили чипы, что многократно усиливают работу мозга за счет того, что могут пользоваться возможностями тех, у кого такие же девайсы. А вместе с тем и полная открытость чувств, мыслей, желаний, тщательно скрываемых тайн…
Вы готовы войти в такой мир? Нет? Это неважно, он придет сам.
Юрий Никитин
Рассветники
Посвящается Михаилу Батину, который так много делает для распространения идей трансгуманизма.
Что не оскорбительно для массового человека, то вообще не искусство.
Предисловие
Скажу коротко: здесь развитие и некоторое обсуждение идей и проблем трансгуманизма, опасностей и вызовов, с которыми столкнемся все мы через десять-двадцать лет, и никого из нас не минует чаша сия.
Здесь нет ерунды вроде галактических контрабандистов, что дерутся с таможней десантными ножами, здесь все серьезно, потому местами неприятно, страшно и неуютно. Мы заглядываем в тревожное будущее, а не смотрим в милое знакомое прошлое, где все мы, понятно, орлы, все знаем и все умеем.
Детальные споры по трансгуманизму, в том числе и по этой книге, идут по адресу: http://t-human.com/ (http://t-human.com/)
Основной сайт по трансгуманизму: http://www.transhumanism-russia.ru/ (http://www.transhumanism-russia.ru/)
Часть I
Глава 1
Проскочил на скорости сто сорок через урбанистическую окраину, дома здесь то поставленные стоймя длинные карандаши с остро заточенными остриями, то медицинские шприцы, есть даже удлиненные патроны, так же сверкают латунью, с виду литой металл, хотя изнутри стены настолько прозрачные, словно их нет вовсе.
Ближе к перекрестку пара уходящих в небо абсолютно прозрачных трубок, только на крыше огни, чтобы самолет сдуру не налетел, какая-то хитрая разработка, заставляющая лучи света огибать здание, сделав его почти полностью незримым, по той же технологии, что и стелсы нового поколения.
Едва миновали урбанистику, автомобиль понесся пулей, рядом на такой же скорости плотный поток машин, и кажется, мы стоим, а дома по обе стороны широкой улицы несутся навстречу и торопливо прошмыгивают нам за спины.
Пока автомобиль несется через Нахимовский проспект, я сказал «телефон, Корнилов Николай», через пару секунд раздался звонок, вспыхнул экран, в глубине комнаты голый до пояса крупный массивный мужик с внешностью тяжеловеса неспешно обернулся, лицо удивленно-глупое, подумал и потащился к монитору, почесывая на ходу потное свисающее пузо.
– Здравствуй, Гриша, – пробасил он, – как жизнь?
– Спасибо, – ответил я угрюмо, – не жалуется. Ты почему сегодня не был на работе?
– Извини, Гриша, – сказал он с малейшей ноткой виноватости, – сантехника жду. А так я все успел, материалы тебе скинул по емэйлу.
– Кого-кого ждешь?
– Ремонтника, – объяснил он.
– Что сломалось?
– Да не сломалось, – с неохотой выговорил он, – а… понимаешь, у меня температура чуть-чуть ниже нормы. Да не в доме, а тела! Не тридцать шесть и шесть, а тридцать шесть и одна десятая. Ну, есть такие люди, два-три на миллион, это тоже как бы норма, хоть и на самом краю. Но этот дурацкий умный дом, какой же он умный? – требует, чтобы я принял какие-то таблетки!.. Теперь надо либо отключить эту систему, либо перепрограммировать, а то будет звонить и на работу, он уже так делал на прошлой неделе, когда узнал, что у меня запор, в офисе теперь даже пылесосы ржут, как только захожу…
Я сказал с чувством:
– Ну и дикарь ты, Николай! Дай удаленный доступ, теперь все водопроводчики так работают. В смысле, ремонтники. Кто же по домам ездит?
На экране было видно, как он, перекосив небритую рожу, звучно поскреб ногтями в затылке.
– Да, понимаешь, там файервол надо отрубать, а как-то боязно.
– Чудак, – сказал я с досадой, – дай доступ только к нужному месту, а все остальные закрой! И ничего не сопрет, если у тебя будет открыт, скажем, доступ только к распределительному щитку в коридоре! Так понятно?
Он промямлил:
– Знаешь, мне проще, если приедет… Это ж надо знать, как именно к щитку. Я знаю только либо врубить все, либо вырубить.
Я чертыхнулся, откуда такие беспомощные, стихи пишет, что ли, или русской историей интересуется, Куликовскую битву реконструирует…
– В общем, так, – сказал я, – или прочтешь инструкцию и перестанешь, понял?.. или перевожу в отдел вспомогательных работ.
Он охнул:
– Ты что?.. Я ж биомеханик номер один!.. В стране таких всего трое!
– Уже нет, – сказал я без жалости, – другие обогнали. Ты сейчас смотришь вслед быстро уходящему вагону. А если завтра хотя бы опоздаешь… Ну, ты понял. Бывай!
Экран погас, зеленый огонек жалобно мигает, уговаривая поговорить еще, но я переключил на новости. Трудно быть начальником отдела, хоть у меня всего пятеро сотрудников. Как только получил грант и, набрав людей, начал самостоятельные исследования, то разом стал для всех подчиненных уже не своим, а кем-то, от которого что-то надо скрывать, прятать, при моем появлении все разбегаются и делают вид, что усердно пашут.
Хотя это я со зла, если бы в других фирмах так пахали, как у нас, уже давно бы построили идеальное общество, и на Марсе бы яблони цвели.
Мне с детства всегда хотелось быть загадочным и мрачным, непонятым окружающими, тем более что всегда всерьез считал, что в самом деле взрослые не понимают, у меня ж такая глубокая, широкая и вообще такая многоплановая и многоуровневая душа, что куда им, приземленным, понять такую натуру! Потом, конечно, узнал, что все сопливые уверены в своей уникальности, и чем сопли длиннее, тем громогласнее ник в байме и в чатах…
Но, может быть, потому, что во мне эта дурь задержалась дольше, чем у других, кто поумнее, я и доказывал свою уникальность дольше умных, и вот теперь у меня лаборатория, собственные исследования и перспектива открыть, доказать, утереть носы, совершить, опровергнуть, утвердить…
Авто на большой скорости вошло в поворот, впереди мозголомная многоуровневая развязка, сам в такой бы неделю разбирался, но автомат ведет уверенно, еще и сообщил приятным женским голосом, что из-за футбольного матча между «Селтиком» и «Хрюндиком» улицы полупусты, приедем на восемь минут раньше запланированного, не изволю ли заехать куда-то еще…
– Нет, – сказал я, – не изволю.
– Ввели в эксплуатацию большой чудо-фонтан на Козлином Пятачке, – сообщил голос, – будем проезжать через восемь минут. Притормозить?
– Я такое не рассматриваю, – сурово сказал я. – Что-то медленно обучаешься. Блондинка, что ли?
Машина обиженно умолкла. Фонтаны мы проскочили на хорошей скорости, я обожаю хай-тек, а это нелепище с писающими мальчиками построено в угоду биоконам в стиле каких-то луёв. Как же, украшает! Как боксера очки.
Дальше среди мелких, почти коттеджно расплющенных домиков к небу рвутся два ослепительно белых супернебоскреба, похожих на гигантские кристаллы сахара.
На приборной доске вспыхнул огонек, следом загорелся синим экран, а на нем встревоженное лицо отца, ему всегда доступ без всяких паролей.
– Гриша, – прозвучал его чуточку виноватый голос, – ты как, говорить можешь?
Я ответил почти так же виновато из-за его виноватости:
– Ну, папа, теперь за руль не держатся и за дорогой не следят! И мобильник не прижимают к уху! Конечно же, могу!
Он сказал торопливо:
– Ну, я подумал… вдруг ты не за рулем, а… на собрании…
– Папа, – сказал я с укором, – там у тебя на экране двигается точка по карте города. По Серпуховской видишь? Сейчас поверну на Коровий Вал… ну какое собрание?..
Он вздохнул:
– Да все не успеваю за вашим прогрессом. Сможешь заглянуть на часок?
Я быстро вызвал на экран табло с расписанием, разноцветье пиктограммок сразу сообщило во всех подробностях, что и в какой час делаю в течение дня, недели и какие важные дела ждут на протяжении месяца.
– Если прямо сейчас, годится?
– Да, конечно, – сказал он обрадованно.
– Тогда щас и заскочу, – сказал я. – Мне к тебе минут пятнадцать добираться, не больше.
– Буду ждать, – сказал он. – Могу пирог испечь.
– Я люблю твои пироги, – сообщил я, – но не надо. Спешу.
Вечером на улицах машин и людей многовато, все-таки пятница, веселье и всяческие утехи возведены в культ, без них человек подозрителен, нужно постоянно улыбаться и лучиться довольством, чтобы выглядеть добропорядочным гражданином, а не замышляющим взорвать Красную площадь.
Отец живет в двадцатипятиэтажном доме на окраине, предполагалось, что такие вот полунебоскребы будут стоять, как карандаши, на просторе, потому не предусматривалось подземных стоянок, и вот теперь все пространство между домами запружено автомобилями.
Мой, ворча и пофыркивая, отыскал место и припарковался так тесно, что я едва вылез.
Камера в подъезде должна бы хранить мое изображение, однако пришлось самому вытаскивать из кармана магнитный ключ и открывать толстую металлическую дверь.
Лифт поднял меня на самый верх, двери начали раздвигаться, и сразу же послышался щелчок, на площадку выбежал отец, обнял, похлопал по плечам, потащил в распахнутые двери, где видно широкий коридор и часть кухни, откуда валом прут вкусные запахи.
– Ну, – сказал я чуть смущенно, – я же не нажираться приехал… Рассказывай, как делы, да рвану обратно.
Он ахнул:
– Ты что? Только приехал, и уже думаешь, как удрать?.. Что за жизнь вся в спешке…
– Это не у меня, – ответил я, – это вообще.
– Знаю-знаю, – ответил он со вздохом. – Как на эскалаторе, – не идешь вверх – относит вниз.
– Более того, – сказал я, – кто не бежит вверх, уже и того сносит. Жизнь ускоряется, отец. Да не спеши ты с этим столом. Успеем нажраться. Кофе да, буду… Давай я сам заварю, что-то все крепче и крепче предпочитаю. Или вынужден… Что случилось? Голос у тебя был весьма такой… не очень…
Он сказал мужественно, но голос пару раз дрогнул:
– Знаешь, я решился… Я сперва еще думал, что вот все сожгут, а я останусь с таким богатством, через сто лет это вообще будет редкость… потом понял, что книг в мире столько, увы, никогда не станут редкостью…
Я молчал, сопел сочувствующе. Все, что можно сказать, проговорил так и эдак годы назад, когда избавился от библиотеки сам. Отец тогда язвительно вспоминал что-то про Фаренгейта, тогда тоже жгли, но вообще-то, как помню детские впечатления, это не то, сейчас жгут не книги, а только устаревшие носители. Все библиотеки мира, как и картинные галереи у каждого дома в крохотном уголке на харде.
Стыдясь и нервничая, он начал брать книги с полок, связывать в толстые пачки. Сперва снимать, потом вынимать; как у всякого книжника, они в два, а то и в три ряда. Как и при переезде, их оказалось намного больше, чем видится на первый взгляд. На стеллажах красивые ровные ряды, и кажется, их не так уж много, но когда дело доходит до перебазировки…
Сейчас же все обстояло намного хуже, чем при самой тягостной перевозке с квартиры на квартиру. Отец дважды пил валериану, но сердце снова заболело, пришлось накапать валокордина, и не тридцать капель, как я ему уже давал пару раз как-то, а все пятьдесят.
Веревок не хватило, он крикнул беспомощно:
– Сынок, там в кладовке еще моток бечевки!
Я отмахнулся:
– Там на столе я положил скотч.
– Липкую ленту? – переспросил он с негодованием. – Она прилипает к переплету!
– И что? – переспросил я. – Зато держит крепко.
– Но когда начнешь отдирать, – объяснил он, – испортит книгу.
– Отец, – напомнил я, – а мы куда их? На выставку?
Он помрачнел, оставил груды книг на полу и потопал на кухню, где в холодильнике стоит флакончик старого доброго валокордина. Я промолчал, несмотря на ридеры и жажду сбрасывать прошлое с корабля современности, книги все-таки жалко, сам пять лет назад то и дело брал какую-нибудь и ставил обратно на полку: эта пригодится… а эта просто красивая…
Потом, когда их становилось многовато, злился на себя и решительно снимал все до единой, пусть даже там роскошные альбомы с видами готических соборов или холодного оружия. Готические соборы лучше смотреть в три-дэ на сайте, как и любое оружие. Там и размеры можно менять, и поворачивать во все стороны, рассматривая под углами, и любой уголок в соборе увидеть в деталях, что невозможно в альбомном исполнении.
И все равно даже мне жалко выбрасывать книги, а что уж про отца, ему не просто жалко, это часть его жизни, души. Сколько его сверстников сейчас глотают сердечные капли, расставаясь с сокровищами, которые копили всю жизнь?
Я сказал громко:
– А вот Сергей Антонович решил проще…
Из кухни донеслось слабое:
– Как?
– Пусть книги, говорит, – крикнул я, – пока стоят, а после его смерти дети поступят, как хотят.
– Мудро, – донесся его слабый голос. – Все мрут в разное время, на сжигание не будет жуткой очереди, как сейчас.
Квартира отца на самом верхнем, двадцать пятом, и в ночи с балкона видна далекая багровая точка, как тлеющий на горизонте уголек. В той стороне расположена далеко за городом фабрика утилизации отходов, куда в свое время и я сдал уникальную библиотеку. Ее начал собирать еще прадед, пополняли дед и отец со стороны матери, даже я сам купил пару сот книг в эпоху своего студенчества.
Когда весь мир стремительно перешел на электронные носители информации, встала проблема, что делать с этими устаревшими носителями. Почти у каждого человека на земле имелись книги, а у многих – домашние библиотеки, которые собирали всю жизнь, ими гордились, передавали из поколения в поколение.
Книги в одночасье, слишком быстро, стали предметом… интерьера, что ли. Даже владельцы библиотек предпочитали читать с ридеров с их возможностями подбора шрифтов, освещения, расположения на экране. Книги стали не нужны сперва как источники информации, так как любые сведения проще и полнее искать в инете, потому первыми перестали приобретать энциклопедии и справочники, а затем и как источники удовольствия и наслаждения самим процессом чтения.
Скандально известный писатель Неназываемый выступил с резким заявлением, что если мы все избавились от устаревших магнитофонов, видеомагнитофонов и даже компьютеров, то почему держим книги в доме, что служат источниками пыли, разносят аллергию и занимают ужасно много места?