скачать книгу бесплатно
Енисеев остановился на краю пещеры. Похолодевшие ноги отказывались нести в шевелящееся адское месиво. А Дмитрий метался по мягким телам гусениц, жестким спинам жуков, по телам щетинистым, скользким, пульсирующим. Исчезал за огромными насекомыми, приподнимал их, переворачивал, нырял под длинные туловища стрекоз, лазил на четвереньках под скопищем дергающихся дождевых червей…
Когда вернулся, от него несло сыростью, слизью, чужими запахами. Енисеев сказал торопливо:
– Таких складов много! Обыщем все, будь уверен. Испытатель где-то здесь.
В следующей пещере Дмитрий снова, уже не чувствуя прежнего страха перед диковинными чудовищами, прыгал по грудам добычи, переворачивал, заглядывая во все углы, безбоязненно отпихивал муравьев, воспринимая их только как досадную помеху.
Миновали три склада. Дмитрий мрачнел, на ходу вытирал о стены налипшую на руки слизь. Если в первом складе были полуживые насекомые, то в остальных только горы высохших, скрюченных, закоченевших…
Тело ныло, наконец-то отзываясь на ушибы, падения, толчки. Оба напряженно всматривались в полумрак, стараясь уловить движение раньше, чем выскочивший муравей снова собьет с ног. Вдруг Енисеев вытянул руку:
– Мне кажется… там человек!
Дмитрий сорвался с места как реактивный снаряд. Енисеев бросился за ним, упал, завертелся волчком, а потом, теряя драгоценные секунды, не сразу понял, где верх, где низ, откуда и куда они идут.
Издали донесся крик. Енисеев закричал в ответ. Из темноты вынырнула плечистая фигура. Они почти столкнулись в темной, как преисподняя, пещере. Дмитрий устало положил ему на плечо горячую ладонь, голос был хриплым:
– Извини. Тоже почудилось… В глазах чертики пляшут.
– Да нет, – сказал Енисеев торопливо, – я видел силуэт! Спутать трудно… Но ты побежал по другому ходу. Давай искать дорогу обратно.
Спустились на ярус, потом по соседней шахте поднялись сразу на два. Ход петлял, поднимался, делал зигзаги. Устали, в мышцах начала разливаться боль. Дмитрий вопросительно косился на мирмеколога.
– Вон там, – сказал наконец Енисеев, он неуверенно показал пальцем, – человек…
Дмитрий стрельнул глазами, на этот раз засек направление, прыгнул вперед. Под ногами громко шелестнули отколотые камешки.
Енисеев добежал до порога пещеры в тот момент, когда Дмитрий с торжествующим ревом торопливыми скачками несся к смутно различимой фигуре. Человек стоял напротив некрупного муравья, осторожно трогал его сяжки. Муравей, как сразу определил Енисеев, из нянек, что всю жизнь занимаются расплодом, лишь в последние дни жизни могут выйти на поверхность, да и то в сырые облачные дни…
Заслышав Дмитрия, человек в испуге отпрянул. Роста он был среднего, сложения вовсе не атлетического, светлокожий, светловолосый, в плечах тоже с Дмитрием не сравнить.
Муравей убежал, а Дмитрий налетел на друга, схватил его в объятия:
– Сашка!
Человек покачнулся. Если бы Дмитрий не поддержал, упал бы на землю.
– Димка! – прошептал человек. – Откуда ты?
– Ясно откуда… Ты в порядке? Господи, руки-ноги на месте…
Енисеев остановился, словно с разбегу влетел в каплю клея. У испытателя Сашки были длинные пушистые ресницы, крупные синие глаза, нежное белое лицо… Слишком узкие плечи, тонкие кисти рук, а под майкой-хитоном… Господи, да это же…
Дмитрий, не выпуская друга из объятий, с самым счастливым видом развернулся к Енисееву:
– Лампадий, знакомься! Это Саша – звезда нашей группы. Единственная женщина, кстати, во всем отряде наших мордоворотов. Фетисова Александра Борисовна. Но раз мы без галстуков и штанов, то лучше – Саша, Сашка. А это, дружище, крупный ученый – мырмы… мярмю… словом, муравьелог Евлумпий Владимирович Енисеев.
Енисеев молчал, оцепенев. Его глаза шарили по фигурке испытателя Сашки. В горле сипело, но звуки не складывались в слова. Девушка окинула его сердитым взглядом. Глаза ее были чересчур синие, вопрошающие. Внезапно ее голос стал ядовитым:
– Может, мне повернуться?
– З-зачем? – спросил Енисеев тупо.
– Чтобы вам удобнее было рассмотреть меня и сзади, – объяснила она сердито.
Дмитрий коротко гоготнул. Енисеев с трудом раскрыл рот:
– Что вы, боже упаси… Верю, что и с той стороны так же… гм…
Дмитрий сказал предостерегающе:
– Евпаторий, прикуси язык! Схлопочешь. Это самый жуткий феминист на свете. А дерется, куда там бешеному барсу! Как богомол!
Саша окинула его с головы до ног оценивающим взглядом, поморщилась:
– Так Лампадий или Евпаторий?
Дмитрий со скрипом, словно скреб сковороду, почесал в затылке:
– Или Евлюстрий, не помню точно… Что-то со светом связано!.. Евторшерий? Евбрарий?.. Евджиний?.. Лучше бы уж лошадиная фамилия…
– Меня зовут Евлампий, – сказал Енисеев сердито. – Но я не обижусь, если будете звать просто по фамилии. Без всяких добавок, типа «товарищ», «господин», «мастер». Мы без галстуков, как сказал Дмитрий…
Губы девушки чуть дрогнули в усмешке. Она сказала звонким чистым голосом:
– Вы правы. Что за церемонии в полевых условиях? Меня зовут просто Саша.
Дмитрий помял в громадной ладони хрупкое плечо Сашки. Енисееву показалось, что атлет погладил стальной шар размером с кулак. Плечо Сашки было, судя по всему, хрупким только с виду.
– Саша, это Енисеев на тебя вывел! Я бы ни в жисть… Римские катакомбы! Ладно, приключениям конец. Прем обратненько. По дороге расскажешь, как и что стряслось.
Енисеев перехватил быстрый взгляд, брошенный на него Сашкой. Она ответила медленно, уводя глаза в сторону:
– Мне кажется, лучше чуть-чуть обождать… Я не специалист, но часовые сейчас, как мне показалось, настороже. Вот-вот зайдет солнце, муравьи закроют выходы, задремлют. Так я читала в детской книжке…
Дмитрий раздосадованно переступил с ноги на ногу, нелепо подпрыгивая при таком привычном для прежнего мира движении.
– Енисеев, ты мюрмю… спец по шестиногим, что скажешь?
– Шестиногие – это тараканы и вши, – ответил Енисеев резковато. – Муравьи – это муравьи!
Злило дурацкое положение, в котором очутился. Неужели за всю дорогу так и не проскользнуло, что пропавший испытатель – женщина? Или он такой прибацанный мирмеколог, что ни черта не слышит, не видит, не замечает каких-то деталей…
Дмитрий взмолился:
– Ради бога, шучу! Тараканы тоже хорошие парни, если спросить у тараканолога или тараканиста, а не у моей тещи. Ты скажи, можно сейчас убираться из этого ужасного места… или стоит чуть погодить?
Енисеев перехватил встревоженный взгляд Фетисовой.
– Да как сказать, – ответил он медленно. – С заходом солнца активность в самом деле падает… Незначительно, правда.
– Но в нашем случае, – добавила Саша быстро, – это может оказаться решающим. Так ведь, Евхрякий Влади… Енисеев?
Голосок ее был сладеньким, подлизывающимся, Енисеев несколько раз кивнул:
– Да-да… гм… да.
Дмитрий рассерженно оглядывался. Саша нашлась, задание выполнено, а пещеры стали вроде бы еще мрачнее, тоннели извилистее. Против огромных насекомых по-прежнему нет другой защиты, кроме унизительной для бравых десантников мимикрии.
Зашуршало хитином, мелькнула темная тень. Дмитрий вспикнул, исчез.
Сильнее запахло кислотой. Муравей унесся, в трех шагах дальше с пола поднялся Дмитрий, сказал извиняющимся тоном:
– Чертяка слепая! Прет, не смотрит… Это впервые. Вот что, надо отыскать нишку. Если начали меня задевать, то вас до захода солнца вообще по стенам размажут!
– Вон в ту, – предложила Саша с готовностью.
Она подпрыгнула, зацепилась кончиками пальцев. Ее тело бесшумно скользнуло в темноту, словно вплыло по воде. Дмитрий влетел в нишу, словно пробитый с пенальти мяч. Енисеев сплоховал, но его вовремя подхватили, вдернули в каверну немногим просторнее кабины лифта.
– Для чего выдолбили? – сказал Дмитрий брезгливо. – Под потолком! Сказано, насекомые… Без ума, соображения.
– Это я выдолбила, – призналась Саша сердито. – Они хотели заделать, а я не дала. Надо же где-то отсиживаться?
– Остальные тоже ты? – удивился Дмитрий. Он вытянул шею, пытаясь в полутьме рассмотреть длинную анфиладу пещер.
– И с этой повозилась! Подручными средствами, как учили… Пришлось, а то все хватали, тащили…
– Теперь не потащат, – сказал Енисеев смущенно. Он все еще не мог адаптироваться. Не в муравейнике, здесь все привычно, а в присутствии бравого испытателя Сашки. – Вы уже пропитались здешними духами. Это пароль «свой – чужой».
– Это я усекла, – кивнула Сашка. – Не сразу, правда. А сперва отсиживалась, присматривалась.
Лицо Дмитрия вдруг посуровело. Он набычился, из глаз ушел блеск. Уже не друг Сашки Фетисовой, перед ним находился староста группы испытателей, завсектором оперативной подготовки.
– Рассказывай, – потребовал он.
Саша развела руками. Ее меццо-сопрано стало глубоко несчастным:
– Глупо все… Ошалела от телячьей радости. Ну и потеряла, как говорит начальник первого отдела, бдительность. Что-то цапнуло сзади, будто какой дурень искал приключений. Не успела дать сдачи, как потащило с такой скоростью, будто меня рокер хватанул на полном ходу. Попробовала применить прием…
– Тебе бы только приемы, – вздохнул Дмитрий. Однако на Енисеева покосился гордо: вот мы какая круть, нигде не пасуем. – Головой тоже надо…
– …но мне ответили таким, что именно без головы чуть и не осталась. Решила притвориться мертвой.
– Наконец-то, – буркнул Дмитрий. На Енисеева уже не косился.
– Притворяться особенно не приходилось, и так еле– еле… Потом хватка чуть ослабела. Я увидела, что меня, царицу природы, несет, как тряпичную куклу, паршивый муравей! Ну не совсем паршивый, паршивый не знает карате, а этот мог бы преподавать в нашей секции на две ставки…
– Давай без шуточек, – предупредил Дмитрий.
– Приволок меня в муравейник. Я сыграла дохлую. Меня швырнули к личинкам. Эти детки, скажу тебе, жрать умеют – будь здоров! Я дала деру. Бродила, выйти не решалась.
Енисеев помалкивал. Таких женщин он боялся больше всего на свете. Непонятно, что за комплекс ими движет, но самые хрупкие и женственные вдруг начинают заниматься карате, футболом, даже штангой. А знание приемов борьбы провоцирует, их хочется применять, только бы повод… Особенно в поединке с мужчиной! Хорошо, что догадалась притвориться мертвой, выдолбила нишу для отсидки, даже пыталась говорить с муравьем. Но вряд ли «не решалась выйти». Что-то держит за спиной. А от этого «что-то» у самого вдоль хребта поднимаются волосы.
Дмитрий проговорил с великим облегчением:
– Хорошо, что хорошо кончается. Морозов – голова! Рискнул взять человека со стороны. Я бы не отыскал, никто бы из наших не смог… Кстати, тут попить-поесть поблизости ничего нет? Енисеев по дороге сумел, зато у меня уже голодные глюки начались: мед диких пчел, нектар, ветчина из гусениц, окорока из мух… Енисеев, какие запасы муравьи готовят на зиму? Еще Крылов говорил…
Без особой охоты Енисеев объяснил, что из всех баснописцев только наблюдательнейший Эзоп был прав, когда писал про цикаду и муравья, сушившего на солнце зерна. Зерна сушат муравьи-жнецы у нас, в Греции, в других странах. А вот после Эзопа пошла эскалация литературных нелепиц. Лафонтен заменил цикаду сверчком, а Сумароков вовсе превратил ее в стрекозу. И хотя у него она «просит подаянье», то уже у Неледецкого-Мелецкого «лето красное жужжала», отсюда всего шаг до «лето красное все пела». Стрекоза никогда не поет, в мягких муравах не бывает, это повадки цикады. Но, с точки зрения мирмекологов, еще большая ошибка в том, что муравей якобы делает запасы на зиму. Крыловская стрекоза напрасно рассчитывала прокормиться «до вешних дней», собственные запасы муравьи уничтожают к концу осени…
Дмитрий поднялся в темноте, как тяжелый сгусток мрака.
– Понятно. Окорока из мух не будет. Надо топать! Меня от недоедания корчи сводят. Здесь метаболизм ускорился, есть все время хочется.
– Тебе всегда есть хочется, – уличила его Саша. – Я же терплю!
– А ты всегда каторжанишь себя диетой. Фигуру, видите ли, держишь! Как баба.
Наверно, это было оскорбление, но только не для Саши. Она тоже поднялась, голос ее упал до таинственного шепота:
– Друзья, разве не замечаете?.. Это же лежит прямо на поверхности!
Енисеев насторожился. Дмитрий повернулся, ожидая разъяснения, затем спросил в лоб:
– Что лежит?
– Разум! – ответила Саша торжественно. Она выпрямилась, ее невысокая грудь торчала прямо. – Неземной разум, точнее – нечеловеческий. Готовимся лететь на другие планеты, к далеким звездам, ловим радиосигналы из чужих галактик… А чужой разум рядом!
ГЛАВА 10
Для Енисеева как будто рядом с силой поскребли ножом по стеклу. Чтобы не видеть одухотворенного лица десантницы, наклонился, нащупал ступни. Жаль, твердая кожа здесь рассосется за ненадобностью, нагрузка близка к нулю, а лучше бы, чтобы все наоборот: такой кожей покрыться бы с головы до ног! От микроорганизмов спасения нет, изгрызли. Кожа горит, словно сквозь заросли крапивы полз. Скоро микробы собственными трупами набьют его как чучело, антибиотики не спасут.
Возвращаясь в реальный мир муравейника, услышал жаркие слова:
– …Сложнейшая организация, четкое разделение труда, разнообразная сигнализация, обмен информацией…
Сюда б научную экспедицию, подумал он завистливо. Да оснастить ее как следует… Вся наука бы выиграла, не только бионика! Львиную долю открытий взяли бы биологи: ботаники и инсектологи, но если здесь закрепиться, то стали бы прибыльными металлургия сверхчистых металлов, кристаллография, электроника…
В сознание прорвался бойцовский голос Дмитрия:
– А что? У мурашей образцово поставлена разведка. Сам шпиона видел. Разве шпионы не доказательство цивилизации? Нет?.. Гм… Система паролей, как сами видите, в лучшем виде, разные уровни допусков… А что молчит Енисеев? Он мурмо… словом, муравьед, ему и карты для покера в руки.
Енисеев ответил неохотно:
– Да, у муравьев сложнейшая социальная жизнь. Но о разуме специалисты не говорят.
– Почему? – спросила Саша с болью в голосе. – Профессиональная слепота?
– Профессиональные знания. Извини, ты неспециалист. Ничего, что я на «ты»?