скачать книгу бесплатно
Стараясь не выглядеть особенным растяпой, Енисеев спешил следом, пугливо шарахался от бегущих вниз муравьев. Дважды сбивали, зависал на кончиках пальцев, но какие могучие, оказывается, у него пальцы!
Саша и Дмитрий ждали его у развилки. По двутавровой балке упругого черешка перебежали на широкий, как поле стадиона, лист. Поверхность мерно покачивалась в теплых токах воздуха. В Большом Мире Енисеев запросил бы у стюардессы гигиенический пакет, здесь же только присел, чтобы не сбросило толчком воздуха.
– Вот мой козырь, – сказала Саша.
Посередине листа стадо полупрозрачных пузырей, касаясь друг друга раздутыми блестящими боками, дружно тянуло из зеленых вздутых клеток хоботками слабый сок, сгущая в удивительных телах, изгоняя избыточную влагу. Вокруг этих существ, от которых за версту несло беззащитностью, грозной цепью застыли черные муравьи в непроницаемых для солнца литых доспехах. Над массивными головами медленно шевелились суставчатые антенны, регистрируя запах, колебания плотности воздуха, концентрацию ионов…
Мимо стражей, ответив на пароль, к тлям пробегали фуражиры. Умело доили, то есть щекотали усиками, после чего у тли на конце брюшка непроизвольно выступала прозрачная сладкая капля. Опорожнив три-четыре тли, раздутый, как бочонок, фуражир мчался со всех ног обратно.
Саша и Дмитрий уже обошли стадо, держась в сторонке от грозной стражи. Енисеев передернулся. Сейчас пойдет дилетантское: муравьи разумны, ведь пасут скот, охраняют! Еще не знают, что муравьи выводят среди тлей наиболее медоносные породы, остальных – под нож, на зиму загоняют тлей в подземные коровники в непромерзающем слое, кормят, а ранней весной выгоняют на заранее разведанные пастбища. Не брякнуть бы, что после миллионолетней селекции рот фуражира и задний сифон тли совпадают с точностью зажимов брандспойта…
Сильное завихрение воздуха бросило его на лист. Засмеялся Дмитрий, он держался, как моряк на качающемся паруснике, но вдруг сам взвизгнул, его ноги запрыгали прямо перед лицом Енисеева.
Саша крикнула встревоженно:
– Евласиарий Владимирович, что с ним?
– Со мной все в порядке, – огрызнулся Дмитрий. – Меня свалить не так просто. Какая-то муха-дура набросилась сослепу! Будто я медом намазан!
– Может быть, выступает? – предположила Саша встревоженно. – Переел?
Дмитрий ответил нечленораздельно. Енисеев поднялся, развернул Дмитрия к себе спиной. Под лопаткой десантника вздувалось белое блестящее яйцо. Оно быстро темнело, принимая цвет загара, становясь неотличимым от кожи, даже просело, превращаясь в полусферу.
Пальцы скользили, а яйцо погружалось, раздвигая непрочную кожу. Саша грубо отстранила мирмеколога, рванула. Раздался слабый треск, и в ее ладони осталось яйцо с лоскутом окровавленной кожи.
– Что… это? – спросила Саша. В ее глазах было отвращение, она держала яйцо на вытянутой руке. Яйцо вдруг пошло пятнами, на нем появились зеркальные отпечатки ее пальцев, укрупненные ногти.
Енисеев хмуро указал на муравьев. Воздух закручивался маленькими смерчами, ходил ударными волнами от налетевшей стаи огромных мух. Они лавиной обрушились на стражей и фуражиров. Запахло нечистотами, гнилью. Самые расторопные из стражей на лету хватали мух, лязгали жуткие жвалы, затем фуражиры с торжеством тащили вниз двойной груз: в брюшке мед, в жвалах – мясо. Но самые расторопные из мух успевали мгновенно припечатать яйцо муравью на спину, а то и на голову. В те места, где муравью яйцо не достать…
– Или мухи полные дуры, – сказал Дмитрий недоумевающе, он еще морщился, выворачивал руку за спину, словно ее выкручивали невидимые дружинники. Щупал ранку. – Или мураши в последние дни… то есть миллионолетия, поумнели!
Между стражей и фуражирами сразу засновали крохотнейшие муравьишки. Не бойцы, не работники, так, муравьиная челядь: мигом снимали яйца паразитов, заботливо облизывали пораженные места.
– Во языки, – сказал Дмитрий пораженно, – мне бы так полизали…
– Сказать? – предложил Енисеев.
– Не надо, – отшатнулся Дмитрий. – Я имел в виду Сашку…
Вылизанный хитин заблестел, словно кирасы суворовских чудо-богатырей. Муравьи снова бдили, пасли, уже забыв про глупых мух. Их защита, которую может дать только общество, абсолютно защищала от виртуозного нападения, смертельно опасного для насекомых-одиночек.
Саша прошептала потрясенно:
– Вот видите?.. Этого даже я не видела… Это же коллективные действия! Взаимопомощь! Разум!
Не слушая ее, Дмитрий осторожно подвигал лопатками, скривился:
– Мурашам жить проще. Шкуры нет, мослы снаружи… Нам бы!
Саша повернулась к Енисееву. Лицо ее было бледное, в глазах гнев перемешивался с мольбой.
– Скажите же вы! Разве не разум? Я открыла, что муравьи пасут, доят, охраняют! Видно же!
– Мне видно, – уточнил Енисеев, отводя глаза, – что лазиусы пасут формикарум вакка. Муравьиных коров то есть. Так их назвал Карл Линней.
Саша побледнела как смерть:
– Если еще Линней знал…
Енисеев опустил голову, не в силах видеть отчаянное лицо супердесантницы:
– Один видный исследователь, когда увидел изобретательность муравьев Экофила, сооружающих висячее гнездо, в запальчивости воскликнул: «Думайте обо мне что хотите, но если строительство такого гнезда инстинкт, то изобретение паровой машины тоже инстинкт!»
Саша радостно вскрикнула, словно пробовала взлететь, но Енисеев вынужденно резанул серпом по радужным крыльям:
– Муравьи тлей разводят по всему миру. Не только пасут и охраняют, но и занимаются селекцией. Этого вы, без сомнения, не знали? Отбирают сладконосные породы, остальных – на мясо. Средняя семья муравьев заготавливает за лето сто килограммов сухого сахара… Ну вам такое? Все-все, молчу! Посмотрели, хватит.
ГЛАВА 13
Он первым стал спускаться вниз. От него струилось раздражение. Енисеев еще не знал, что у раздражения есть особый запах, но хищные жучки и паучки сами шарахались с его пути.
Саша все-таки промямлила сзади несчастнейшим голосом:
– Но если это не разум…
– …то постройка парового молота тоже инстинкт? Связи муравьев и тлей давно изучены и переизучены. Здесь копать нечего. Если на то пошло, грибница в муравейнике – ступень выше! Здесь всего лишь пастушество, скотоводство, на уровне монголов Чингисхана, а в муравейнике – развитое земледелие, агротехника, мелиорация, гибридизация. Муравьи постоянно выводят новые породы! Не только грибов. Каждый год обнаруживаем в муравейниках новые виды жучков, разных насекомых. Зачем их создают муравьи? Для дела или забавы? Если уж так вам хочется, поломайте голову над этой сложной мирмекологической загадкой.
Спустившись с подмаренника, Дмитрий и Саша переглянулись, все трое длинными прыжками понеслись на запад. Там догорало заходящее солнце, и там высилась серая стена Переходника. Наверху протестующе загремело, по земле побежали яркие блики, высвечивая листья, пугая зверье. Енисеев порывался сказать, что пора вызывать лифт, но оттягивал, медлил… Если эти двое хотят своим ходом добраться до Двери, то ему сам бог велел. Они еще побывают здесь, а он вряд ли. Никакой опасности. Дверь близко, а воздух еще теплый.
Впереди показались черные лазиусы, они как-то странно бережно волокли крупного рыжего муравья. Чужой муравей не сопротивлялся, хотя за счет неимоверно раздутого брюха был впятеро крупнее. Его острые жвалы хищно загибались, такими ни копать, ни строить, только убивать…
Однако его тащили как пленника. Черный лазиус лихо ехал на спине рыжего, деловито щупал его сяжками, словно снимал мерку.
– Лазутчик? – сказал Дмитрий с профессиональным пониманием. – Группа захвата возвращается с задания?
– Анергатис, – ответил Енисеев напряженно, – хотя на Библии не поклянусь.
– Неважно, – отмахнулся Дмитрий. – Анергатис… Где-то с ней уже сталкивался. Анергатис, Анергатис… – Под изумленным взглядом Саши, продолжая изумлять ее эрудицией, почесал в затылке, вдруг просиял. – Вспомнил! На той неделе видел афишу возле метро. Амнерис, Радамес, Аида… Оттуда?
– Верно, – ответил Енисеев с легким изумлением. – Тоже из Египта. Какая у тебя великолепная интуиция! Эта самка ищет чужой муравейник для внедрения. Когда ее притащат к лазиусам, она убьет старую самку, начнет собственную кладку. Муравьи подмены не заметят, такие они разумники! Постепенно старое поколение вымрет, вместо него появится новый вид. Уже рыжие, дети этой Лисы Патрикеевны.
Саша остановилась так резко, словно влетела в невидимое силовое поле и завязла там, как доисторический муравей в капле янтаря. Дмитрий нетерпеливо оглянулся:
– Саша, что случилось?
Саша спросила сдавленным голосом, словно ее держали за горло:
– Ты говоришь об этом спокойно?
Енисеев ответил в академической манере, как отвечал студентам-олухам, не умеющим отличить формика руфа от формика пиццеа:
– А что можно сделать? И надо ли? Они так живут уже миллионы лет.
– Ты говоришь так спокойно! – повторила Саша тоном генерального прокурора. – Академик!.. Превыше мирской суеты… А эта гадина, ты только посмотри на нее, сейчас уничтожит всех наших муравьев!
Енисеев удивился:
– Наших? А какие не наши?
Саша задохнулась от возмущения. Глаза сверкнули, Енисеев не успел шелохнуться, как она бросилась догонять кортеж. Дмитрий развел руками и поднял лицо к небу, видимо призывая зеленых человечков с НЛО в свидетели, что удержал бы, если бы сумел… Правда, теперь над ними, закрывая небо, колыхались совсем другие тучи.
– Что с ней? – встревожился Енисеев.
Дмитрий молча приставил большой палец к виску и помахал остальными, но смотрел с укоризной на мирмеколога. Енисеев раскрыл было рот, чтобы оправдаться, но Дмитрий сорвался с места, как ракета «земля – земля», догоняя супердесантницу.
Енисеев впервые растерялся. Ненормальные? То замирают в страхе, когда на самом деле бояться нечего, то рвутся в заступники… смешно сказать, муравьев! Дескать, в их доме гостили, их хлеб ели… Или он уже старый, не понимает молодых? Впрочем, десантники всю жизнь остаются молодыми. Им умнеть по Уставу не положено.
Ноги медленно, а потом быстрее несли его обратно. Знал бы, забросил идею, что именно рыжие разумны, а остальные – вроде обезьян. Ведь мы, осуждая убийства, пока что не отказываемся от сочной отбивной? Не будем отнимать и у муравьев…
Он добежал до муравейника, ахнул. Неужели эти двое решились войти в муравейник, только бы помешать рыжей самке Анергатис уничтожить гнездо черных лазиусов? Как же их тренируют, чему учат?
Быстрые сяжки, царапая, пробежали по его телу. Енисеев протиснулся через заслон панцирей, лап, жвал, углубился в тоннель. В темных переходах догнать не удалось, зато добавил синяков, ссадин, царапин. Навстречу поднимались запахи сырости, здоровья, защищенности, но был и другой запах – острый, возбуждающий, пьянящий.
Цареубийцу он увидел в тот момент, когда кортеж проходил внутреннюю стражу. Те развесили сяжки, только один пытался задержать вторжение. Енисеев впервые взял шпагу в руки, но стража успела сомкнуть за молодой самкой ряды. Он налетел на твердые, как камень, головы, шипастые панцири. Отступил в бессилии – почти на расстоянии вытянутой руки удалялись раздутые сопла яйцекладов, делающие Анергатис похожей на космический корабль.
Вдруг острая боль стегнула по нервам. Енисеев обернулся, его рука была в жвалах бдительного стража, темные фасеточные глаза смотрели мертво, без выражения. Так мог бы смотреть оживший шахтерский комбайн через миллионы лет после исчезновения человека…
Муравей дернул головой. Енисеева бросило вперед. Он поджал ноги, скрючился. Муравей на бегу задевал им стены, потолок, Енисеев не шевелился, даже задержал дыхание. В третьей пещере, когда муравей уже привык к его неподвижности, Енисеев быстро выдернул руку, ногами ударил муравья в грудь. Острые жвалы хрястнули зубцами возле лица, но Енисеев толчком уже забросил себя под потолок.
Муравей обозленно пометался внизу, как потерявший след пес, исчез в одной из нор. Енисеев бросился в другую, стараясь на параллельном курсе обогнать, прийти к королевским покоям первым. В темноте срывался в ямы, с разбегу налетал на острые выступы, от перегрева в голове началась адская боль.
Зачуяв его приближение, ближайшие боевые шестиножники привстали, разомкнули капканы жвал. Енисеев с разбегу прыгнул, наметив щель под самым потолком. Больно хлестнуло по плечам, Енисеев проломился через занавес антенн, упал.
Прямо перед глазами колыхалась белесая гора. На кончике брюшка блеснула жемчужина, крохотные муравьи бросились к ней, с бильярдным стуком хрястнулись головами. С другого конца суетились рабочие, поднося царице корм. Старая царица стала похожа на лондонский автобус. На ней плотно сидела рыжая Анергатис, свежая, молодая, с неистертыми шипами на лапах.
Енисеев поспешно прыгнул, видя, что Анергатис уже смыкает острейшие жвалы на шее царицы. Ударился в потолок, плюхнулся на спину молодой самки, та нервно дернулась, лишь царица ни на что не обращала внимания…
Балансируя, как пирамида Бременских музыкантов, он сумел упереться макушкой в потолок. На глубине в ладонь темнеет толстый, как пожарный шланг, ганглий. Острие его шпаги вошло точно в центр нервного узла.
Самка резко дернулась. Енисеев упал на пол, отбежал на четвереньках, а следом, едва не придавив его, рухнула, как цистерна, рыжая самка. Крючковатые лапы медленно скребли пол. Енисеев бросился к выходу, где как водоросли колыхались усики, блестели жвалы.
Протиснулся, понес измученное тело по темным переходам. Не задержали, и то спасибо. Дескать, не в покои рвется, а изнутри… Куда занесло дуболомов, которые в муравейнике ни уха ни рыла?
Он пробежал бы мимо, если бы не возбужденные муравьи. Они суетились перед темной нишей, кидались в нее, исчезая в непроглядной тьме.
– Дмитрий, Саша! – прохрипел Енисеев сорванным голосом.
Из темноты донесся искаженный вопль, в котором Енисеев едва узнал голос Дмитрия:
– Енисеев?.. Не подходи близко!
– Что случилось? – заорал Енисеев.
– Эти взбесились… Нападают! – послышался сдавленный крик. – Едва отбиваемся.
– Выпрыгивайте! – скомандовал Енисеев. – Как можно дальше!
– Куда?
– Прямо перед собой! – заорал Енисеев. – Быстрее, пока их мало!
Муравьи бросились на штурм. В этот же момент из темноты выметнулся, как огромная летучая мышь, Дмитрий. Глаза у него были выпучены, он прижимал к себе неподвижную Сашу, у которой не осталось ни кровинки в лице.
Они упали на муравья, который только что подбежал, мобилизованный запахом местной тревоги. Муравей крутнулся, еще не зная, хватать или не хватать. Енисеев успел вклиниться, погладил разиню по усикам:
– Быстрее, вон в тот тоннель…
Дмитрий метнулся, задев Сашей о стену. Посыпались камешки вперемешку с трухой. Енисеев оставил муравья, прыгнул следом.
Саша свисала с плеча Дмитрия, беспомощная, как дохлая рыба. Глаза ее были закрыты. Левая рука по самое плечо в темной поблескивающей пленке крови.
– Что случилось? – крикнул Енисеев им в спины.
– Эти зверюги набросились без повода! – ответил Дмитрий на бегу.
– Муравьи не люди, без повода не нападут!
Дмитрий исчез за поворотом, когда Енисеев догнал, уловил обрывок оправдательной речи:
– …нарушили какое-нибудь табу? Задели религиозные чувства или нечаянно плюнули на их святыню? Помню, как-то раз в Кабуле… Нет, это было в Ливане…
Саша застонала, попробовала шевельнуться. Дмитрий замолк, осторожно взял ее в руки, понес, прижимая к груди.
– Поди разберись, – буркнул он. – С людьми не всегда поймешь, а это муравьи!
– Золотые слова, – сказал Енисеев с чувством. – Раньше бы вспомнил! Что с Фетисовой?
Дмитрий опустил Сашу. Она лежала бледная, на груди темнела сухая корочка крови. На плече ранка еще сочилась, кровь вздувалась темными шариками, затем растекалась тончайшей темной пленкой.
Саша открыла глаза. Голова перекатилась из стороны в сторону, шея казалась совсем тонкой, беспомощной.
– Плечо малость повредила, – сказала она едва слышно. – А так все терпимо.
Дмитрий хлопнул себя ладонями по бедрам, взревел:
– Терпимо? Он же тебя ел! Самым натуральным образом. Я твою руку у него из желудка выдернул… Вся изгрызенная, посмотри!
Он подхватил Сашу, та воспротивилась, попробовала идти сама. Там, в Большом Мире, сил вряд ли хватило бы, но здесь пошла, пошла. Погони не было, муравьи про них уже забыли, и Саша часто останавливалась, только не для отдыха, как предположил было Енисеев, а, зверски перекосив лицо, сама вправляла себе суставы, безжалостно ощупывала раны.
