скачать книгу бесплатно
– Это очень хорошо, что вы с нами, что мы, как и раньше, вместе.
– Я сегодня уйду, но мы скоро увидимся.
– А как, где?
– Это мы устроим. Спасибо, что предупредил об опасности.
При этих словах учитель обнял Ваню и крепко прижал к себе.
– Главное – помните, что вы комсомольцы, не теряйте комсомольской чести.
– Не беспокойтесь, Григорий Иванович. С хлебом и солью врагов встречать не выйдем.
Учитель достал из-под полы пиджака сверток и подал Ване.
– Спрячь понадежнее. Это знамя нашего сельсовета и вашей будущей организации. Это знамя должно стать боевым.
Никитин принял из рук учителя знамя и спрятал на груди под рубашкой.
– Еще одно тебе поручение. Подыщи место, где можно сохранить оборудование физического кабинета.
– Сделаю, Григорий Иванович.
– Ну, до скорой встречи, Ванюша. На селе обо мне никому ни слова.
Еще раз крепко обнявшись, они простились.
Минуту спустя Ваня скакал к Михаилу Кравченко, чтобы поведать другу о том, что путь, который они сегодня искали, – найден. И на мучительный вопрос «что делать?» – есть точный ответ. Он знает теперь, что делать им, комсомольцам.
Ваня подскакал к хате Михаила Кравченко и, на ходу спрыгнув с лошади, побежал к товарищу.
– Миша, все в порядке! – воскликнул он громко.
– Что в порядке? – спросил выбежавший навстречу Михаил.
– Нашел, понимаешь? – Ваня понизил голос. – В школе застал, в библиотеке.
– Ну?
– Все, как было, рассказал ему, предупредил. Знаешь что, Мишка? Уходить не надо. Никуда не надо. Здесь останемся.
– Здесь? – недовольно протянул Михаил, удивляясь, почему это у Вани такое приподнятое настроение.
– Да, здесь, – твердо повторил Никитин и, озорно, по-мальчишески, подтянув к себе за ворот рубашки Михаила, полушепотом сообщил:
– Партизанить будем.
– Ну что ты? – поразился Михаил и в то же время обрадовался.
Это вполне соответствовало его характеру. Миша любил героику. Он упивался романтикой Гражданской войны, по несколько раз перечитывал книги о партизанах и завидовал героям, которых любил народ, чтил их память и слагал о них стихи.
– К нам скоро явятся «гости». Нужно будет по-хозяйски их встретить.
Михаил, до щелочек сузив серые глаза, довольно улыбнулся.
– Все правильно, Вань. Только я не знаю, как это будет…
– Я тебе все объясню. Пойдем на речку. Кстати, поможешь затопить лодку. Не хочу, чтобы попала в руки этих гадов.
– А кони, Вань? – спросил Михаил.
– Пока поставь в сарай, а там придумаем, что с ними делать.
Друзья завели лошадей в сарай, и побежали вниз к речке и дальше вдоль берега. Там, в узкой прогалине между камышами, стояла на приколе старая, утлая лодка, спутник Ваниного детства, друг, с которым связано много волнующих воспоминаний.
Прощай, школа!
Закончив свои дела в селе, Платонов осторожно вышел на прогалину школьного сада.
Вдоль северной стороны сада, обращенной к степи, проходила дорога. Через дорогу сразу же начиналось пшеничное поле, оно простиралось далеко вглубь степи. Все вокруг казалось величаво спокойным, но в этом на вид спокойном царстве кипела своя особая жизнь. Перекликались ленивые перепелки, откуда-то издалека доносились всхлипы жаворонка, щебетали, посвистывали и щелкали какие-то другие пичужки, стрекотали кузнечики. И от всей этой разноголосой трескотни село казалось необыкновенно тихим, обезлюдевшим.
Утро уже миновало. Занимался ясный день. По чистой синеве неба поднималось горячее солнце. Нагретый воздух восходил над степной далью струистыми голубоватыми волнами. Все предвещало знойный августовский день.
Платонов смотрел вдаль, как бы угадывая, где же проляжет его тропинка, куда поведет она и кто встретится на ней?
Поглощенный своими мыслями, он обернулся назад. Там меж стволов фруктовых деревьев белели стены школы.
– Ну вот, пожалуй, и все, – вслух произнес он и, с трудом подавив вздох, добавил: – Прощай, родная!
Учитель почувствовал, как сжалось сердце. Но усилием воли он тут же подавил щемящее чувство тоски. Мысль о том, что ждет его впереди, заставила внутренне собраться. Руки сами потянулись оправить, как в строю, гимнастерку. И только теперь, как следует оглядев себя, он нашел, что его одеяние совсем не годится. Все – от фуражки военного покроя до гимнастерки под командирским ремнем и брюк галифе – при первом же случае могло выдать его с головой.
– Вот этого не предусмотрел, горе-подпольщик, – с досадой упрекнул он себя. – Все нужно сбросить, сменить, и как можно скорее.
Он быстро прикинул в уме, где это можно будет сделать, и решительно пересек дорогу.
Густая, высокая пшеница укрыла его. И в первый раз за всю жизнь Григорий Платонов пошел по своей земле крадучись и пригибаясь.
На самом дальнем конце села, несколько на отшибе, стояла маленькая опрятная хатенка, скрытая с двух сторон вишневым садом и с третьей – закопченной кузницей.
Здесь жил колхозный кузнец – дед Михайло Бодюл. Был он в большом уважении у односельчан и громком почете в районе. Словом, это был один из тех цыган, у которых учатся и которые служат примером для среднего и младшего поколения колхозников своим отношением к труду. К нему-то и направился за помощью Платонов.
Тщательно осмотревшись, учитель подошел к хате и легонько постучал в дверь. Изнутри не отзывались.
«Не уехал ли дед Михайло? – с тревогой подумал Платонов. – Куда же еще можно пойти? Да нет, более подходящего места сейчас не найти».
Деда Михайла учитель хорошо знал и вполне мог довериться ему. «Да и по селу бродить теперь небезопасно – кто знает, на кого еще наткнешься».
Григорий Иванович снова принялся стучать в дверь, с каждым разом все настойчивее. Но по-прежнему было тихо, хата, казалось, была необитаемой. И когда надежда уже стала покидать учителя, в сенях послышался тусклый болезненный голос:
– Кто?
– Я, дед Михайло, – обрадовался Платонов.
Не сразу звякнула щеколда, и в дверях появилась высокая худощавая фигура старика в овчинном кожухе и шапке.
– Вы?! – не то растерянно, не то испуганно воскликнул дед Михайло.
– Да, да. К вам можно? – поспешил ответить учитель.
– Будь ласка, заходьте, Григорий Иванович! – оживился старик. – Извиняйте, что не сразу открыл вам. Я думал, что это они… – будто оправдывался дед Михайло, зябко поводя плечами. – Проходьте.
Пока хозяин запирал наружную дверь, Платонов вошел в хату и огляделся.
Дед Михайло Бодюл несколько лет тому назад похоронил свою жену и с тех пор жил один, отдавая все свое время кузнице. Но он был не одинок в большой дружной колхозной семье. И хотя в доме не было хозяйки, здесь всегда царили порядок и чистота. Старик сам следил за своим гнездом.
Сегодня в хате деда Михайла не было ни порядка, ни чистоты.
«Значит, жизнь старика тоже столкнула с рельсов», – подумал Платонов, внимательно оглядев и самого хозяина.
Вид деда Михайла невольно внушал чувство сострадания.
– Что же вы стоите, сидайте, – спохватился старик, указывая на скамью, кое-как застланную выцветшей тканой дорожкой.
Учитель сел.
– Да вы сами-то садитесь, – предложил Платонов.
Дед Михайло тяжело опустился на скамью рядом. Оба некоторое время молчали. Старик тихонько теребил на груди оборванную петельку кожуха. Большая узловатая рука его дрожала, как после тяжело перенесенной болезни. Платонову показалось, что этот всегда веселый, энергичный, острый на язык старик вдруг как-то сразу, неожиданно сдал, постарел на несколько лет.
– Похудели вы крепко, дед Михайло. Нездоровы? – участливо спросил Платонов.
Дед Михайло опустил голову и как бы про себя сказал:
– Горе, оно гнет человека хуже всякой хворобы. Как узнал, что вороги тут… – он неопределенно указал рукой, – так и подумал, что жизнь кончилась.
Старик часто заморгал, будто ему было больно смотреть на свет.
– Ну, до конца жизни еще далеко, дед Михайло. Мало ли мы бед переносили, а ведь вот все пережили, пересилили. И эту беду пересилим, – ободряюще говорил учитель. – Все это временно.
– Оно-то так, – слабо улыбнувшись, согласился старик, – но силы вот мало осталось. Боюсь, что не доживу.
– Доживем, дед Михайло!
Платонов понимал, что делается в душе старого колхозника, прожившего большую многотрудную жизнь. Он знал нелегкое прошлое Михайла Бодюла. Обычное детство в бедной многодетной цыганской семье, когда вечная нужда заставила рано испытать все тяготы подневольного труда, познать, как тяжело достается кусок хлеба. Восьмилетним мальчуганом Михайло холодными росными утрами гонял в поле хозяйское стадо, отогревая в теплом коровьем помете босые, исколотые жнивьем ноги. Затем юность, проведенная в темной и дымной кузнице у меха и наковальни, где за пятиалтынный в день он ковал хозяйских лошадей, оттягивал затупившиеся плужные лемехи, обувал в железные шины колеса повозок и арб. Потом революция, весть о том, что нет царя и что все помещичьи земли отныне будут принадлежать крестьянам. И вот теперь, на склоне лет, когда Михайло Бодюл был спокоен за свою старость, грянула беда, непомерной тяжестью легла на душу. Может, через час или два в село войдут чужие люди – враги. Они принесут с собой свои звериные законы, возродят рабство и гнет. И ему, деду Михайлу, познавшему радость жизни, страшно при мысли, что нужно будет возвратиться в то давно забытое царство мрака и бесправия.
– Доживем, – уверенно повторил Платонов. – Вот поправитесь и будете помогать нам гнать отсюда непрошеных гостей.
– Да я всей душой, Григорий Иванович. Если что потребуется от меня… Я ведь за эту нашу жизнь много сил положил…
– Мы им тут долго хозяйничать не дадим. Верно ведь?
– Правильно!.. Только как же вы?.. – вдруг озабоченно спросил дед Михайло. – Ведь вам опасно тут оставаться. Вы человек для них неподходящий.
– Я сейчас уйду. Только вы помогите мне.
– Чем же я?.. – забеспокоился старик.
– Видите, моя одежда не такая… У вас взамен что-нибудь найдется? Мне нужно переодеться.
– Это мы найдем, – оживился дед Михайло. Он, казалось, забыл про свою слабость. – Минутку.
С этими словами старик ушел на кухню. Он долго рылся там, хлопая тяжелой крышкой кованого крестьянского сундука, и наконец вернулся с отобранной одеждой. Это был почти новый стариковский пиджак плотного черного сукна, такие же брюки и картуз с лакированным козырьком и непомерно широкими полями на упругой стальной пружине.
– Если годится, одевайте, будь ласка. А сорочка вам тоже нужна?
– Давайте и сорочку.
– Зараз будет и сорочка.
Дед Михайло принес две рубашки, белую и ярко-розовую.
– Выбирайте, которая нравится.
– Да что же вы мне все отдаете, а сами?
– Куда мне наряжаться! А придет время, вы мне новую подарите, еще лучше.
Дед вышел. Платонов быстро переоделся. Костюм старика был ему немного узок и довольно смешно сидел на его плотной фигуре. Но ничего, это все же куда лучше, нежели его полувоенная форма. В довершение ко всему Платонов надел фуражку, служившую когда-то предметом сельского щегольства, и глянул на себя в зеркало. До того необычен был его вид, что учитель рассмеялся, увидев вместо себя в зеркале старомодного деревенского щеголя.
– Ну, как? – спросил он вошедшего в хату деда Михайла.
– Дужэ добрэ. Хоть зараз в церкву, – развеселился старик.
И Платонов вновь узнал в нем прежнего Михайла Бодюла.
– Можно и в церкву, только вот невесты нет. Невеста моя теперь уже далеко, за Днепром.
– Отправили?
– Да.
– Хорошо. И им лучше, и вам свободнее.
Платонов на минуту задумался. Напоминание о семье всколыхнуло улегшееся было чувство грусти.
– Ну, дед Михайло, мне пора. Спасибо вам за доброе дело.
– Нэма за що.
