скачать книгу бесплатно
Соображал он быстро, так как через несколько секунд стало слышно, как на том конце провода Апо окликнул своего коллегу – еще одного наставника барона:
– Эй, Дио! Дио, очнись, приди в себя! Проект Лицемер завершен?
– Давно, – отозвался раздраженным и, как всегда, полупьяным голосом Магистр Дио.
– Дай-ка результат.
– Подавись! И не лезь ко мне со всякими глупостями, – затем раздался храм Великого Магистра Дио.
Прошла пара мгновений пока Апо вернулся к трубке, и его голос промолвил:
– Надо срочно встретиться. Шлейхель еще у тебя?
– Все то вы знаете, – едко заметил Аквилла.
– Знаю, знаю, соколик. Пусть проводит тебя ко мне.
– А где будет встреча?
– Пожалуй, в галерее современного искусства через час, – ответил Апо и повесил трубку.
– До встречи, – мрачно попрощался Аквилла с короткими гудками и положил трубку.
– Ставь чайник, – сказал барон Шлейхелю, – Тебе нужно будет сопровождать меня в галерею современного искусства, Магистр Апо будет там через час.
Шлейхель не споря начал наливать воду в чайник, похоже ждал чего то в этом роде. Аквилла же отправился будить Марию.
***
Через час они втроем бодро шагали по галерее современного искусства. Магистр Апо был тем еще любителем нагнать таинственности на встречу: он, естественно, не уточнил даже на каком из четырех этажей галереи будет происходить встреча. Так что они бодро шагали из зала в зал, мимо того, что называют современным искусством:
мимо странных кривых зеркал по стенам предбанника:
мимо большого – во весь холл – шестиугольника, по периметру которого катался шар, а из соседнего зала все время прибегали смотрители и говорили незадачливым посетителям:
– Нет, нет, не трогайте руками шар, – и указывали на знак с перечеркнутой рукой, но вновь прибывающие посетители все равно толкали шар;
мимо очень странных залов с матрасами, подушками и одеялами, набитыми человеческими волосами;
мимо не менее странных картин ржавчиной на ваннах;
мимо громадного железного ежа из толстых труб, тянувшихся от стен и пересекающихся в центре комнаты;
мимо зала, в котором транслировался раз за разом короткометражный фильм, по ходу действия которого скульптор здоровенным молотком разносил на куски статую Моисея, а потом она обнимала обломки;
мимо зала, где транслировались два странных перформанса, на одном экране художнику на голову выливалось ведро краски и он пускал пузыри, на другом – у девушки из-за фена или вентилятора развевались длинные волосы.
Наконец, они подошли в центральный на третьем этаже, где за столом сидела копия Льва Толстого, обсыпанная зерном, а по столу, скамье и самому Льву Николаевичу бродили куры, которые клевали зерно и гадили и на стол, и на скамью, и на саму статую классика. Рядом с барьером, отгораживающим это произведение современного искусства от современного же зрителя, стоял человек в балахоне, а на лице у него была бронзовая маска Овна. В обстановке этого места он явно не привлекал лишнего внимания, так что даже не пользовался никакими заговорами невидимости. Магистр обернулся и поманил Аквиллу.
Барон подошел и спросил:
– Чем вам приглянулся эта инсталляция?
– Именно ее символизмом, она хорошо показывает насколько прогнила эта страна за 40 лет вседозволенности, которую называют свободой, правами и демократией. Ты видишь тоже, что вижу я, Аквилла?
– А вы видите, что чернь глумится над авторитетами и над самой идеей искусства как чего-то, что выражает нечто высшее?
– Ты видишь тоже, что и я, – ответил грустно голос Магистра Апо из-под маски.
Он протянул руку, зажатую в кулак, барону. Аквилла подставил ладонь, и Магистр положил в нее массивный серебряный перстень.
– Щедрый дар, – отозвался Аквилла.
– Примерь, – велел Апо.
Но прежде чем одеть, Аквилла его внимательно осмотрел: перстень делился на две половины – одна светлее, другая темнее, на внутренней стороне светлой половины было выгравировано «Все ложь», а у темной половины – «И это ложь».
– И что же это за колдовской амулет? – спросил Аквилла, надев перстень на средний палец настоящей руки.
– Правильно сделал, одев его светлой стороной наружу. Перстень, носимый светлой стороной вовне, позволяет тебе избежать обмана, а темной – обмануть собеседника. Поверни перстень темной стороной наружу и ложь твоих слов и твоего лица не сможет вычислить даже такой выдающийся магнетизер как Медянцев. Да, кстати, все избранники Ордена, получив от Совета Магистров дар, должны пройти три испытания.
– И что мне нужно сделать?
Магистр наклонился к барону и прошептал:
– Убить дракона в его логове.
Аквилла растерялся:
– Какого еще дракона?
Магистр ответил:
– В этом городе остался один-единственный дракон, и ты найдешь его там, где много золота и много алчности, где все бурлит, все изменяется. Я сказал, дальше думай сам. До встречи, соколик, – и Магистр Апо вышел из зала.
А Аквилла еще некоторое время медитировал сначала один, потом с товарищами, смотря на то, как куры вдумчиво клюют зерно на голове Льва Николаевича.
Глава 4. В приемной аналитика
Барон Аквилла, повернув кольцо на своей руке темной стороной наружу, вошел в небольшую приемную. На стеклянной двери, которую миновал барон, были нанесены следующие строки: «Магнетизер У.Ж. Медянцев. Часы приема 10:00-20:00. Частным лицам – прием по предварительной записи. Сотрудникам государственных органов – в порядке очереди».
Аквилла мимоходом задумался, что будет если должностное лицо в порядке очереди подойдет именно во время этой самой предварительной записи частного лица. «Видимо, Медянцеву придется проводить сеанс одновременного психоаналитического сеанса на дух кушетках,» – с долей иронии разрешил данный вопрос сыскарь. Впрочем, судя по скучающему лицу девушки с ресепшена, а также по наличию всего одной скамейки в приемной особых очередей тут давно не было, да и вообще похоже пациенты не особо посещали господина Медянцева.
– Вы по записи? – скучающе спросила девушка, заглядывая в какой-то журнал.
Аквилла удивленно поднял левую бровь: все-таки это прерогатива представителей власти – задавать очевидные вопросы, но вслух сказал:
– Неужели на утро выходного к вашему патрону кто-то записан? Все приличные люди в это время пьют кофе в семейном кругу и обсуждают события прошедшей недели.
– Приличные люди не проходят курсы психоанализа, в принципе, – не растерялась девушка и спросила, – Вы из Столичного Сыска?
– В точку. Как узнали?
– Нет ничего проще: простой гражданин назвал бы время сеанса, а затем номер записи, ополченец вывалил бы на стойку свою ксиву с цепочкой, прокурор начал бы требовать и распоряжаться об отдельном кабинете, Инквизитор, после того как поиспепелял бы меня взглядом, велел бы проводить его к главному, ну а сыскарь сразу начинает меня допрашивать.
– Вы не упомянули представителей законодательной и исполнительной власти.
– Депутаты вызывают магнетизеров на дом. Что касается распорядительных чиновников, то они не приходят к нам вовсе.
– А при переаттестациях?
– Что вы, образ мыслей служителей администраций и комитетов – это страшная тайна, наш дорогой мэр давно решил, что знать ее нам не положено, поэтому к нам просто присылают нарочным их личные дела, на основании которых мы выносим свои заключения, которые с делами также нарочным отправляем обратно.
Зная свою Родину, Аквилла представил как по общей болванке выносятся сотни положительных заключений и спросил главное:
– Как же вам такой хлебный контракт от государства перепал?
Девушка не смутилась, видимо чувствуя полную безнаказанность:
– Мой шеф с господином Президентом в одном классе учился.
«К стенке бы вашего шефа заодно с господином Президентом, а также заодно со всеми их одноклассниками поставить,» – с горечью подумал барон, но вслух ничего колкого ответить не успел, так как стеклянная дверь открылась и вошедший гражданин с порога заявил:
– Назначено на 11:30. номер квитанции 1212.
– Смотровая № 2, – ответила девушка.
Не успел пациент скрыться в коридоре слева от ресепшена, как в приемную вошел еще один гражданин, он был еще лаконичнее:
– Квитанция 1248.
– Смотровая № 18, – также лаконично ответила девушка, и гражданин ушел в коридор ведущий вправо от ресепшена.
– Сеанс одновременного двухкушеточного психоанализа лучше проводить в одном помещении, – прокомментировал Аквилла.
– Вы чего, сударь? Дедушка Фрейд и старый добрый кушеточный метод давно в прошлом. 21 век, как-никак, новые веяния – пациент сидит в комнате, одна из стен которой является зеркальным экраном, из динамика раздается голос магнетизера, пациент говорит в микрофон, а находится ли магнетизер за зеркальным экраном или в своем удобном кабинете – это никого не интересует. Психоаналитик ведь не дает советов и не отвечает за судьбу пациента, он – слушает.
– Зачем тогда тратить деньги на аналитика? Можно встать перед зеркалом и высказать все, что накипело.
– Зеркало не дает трех листов наукообразного текста, которые называются заключением. А ведь оно так необходимо для проштрафифшихся граждан, которых к нам направляют в дисциплинарном и административном порядке.
– Н-да… эта мода на психоанализ в Союзе похожа на культ карго.
– Простите на что, – голубые глаза девушки с интересом посмотрели в глаза Аквиллы. Что-то начало слегка беспокоить Аквиллу, где он мог раньше видеть эту девушку, его всегда крайне раздражало, когда он смутно узнавал чьи-то черты лица, но у него не получалось вспомнить, где они встречались раньше.
– Это очень старая история. Во время последней Великой Войны в Тихом Океане на различные островки сбрасывали на парашютах боеприпасы, амуницию и продовольствие для пиндосовских вояк. Наблюдательные дикари заметили, что все это добро прилетает в особые места, имеющие в центре вертикально закрепленную палку с магическим лоскутом ткани. Тогда они стали возводить копии данных сакральных мест и, о чудо, с неба ценнейшие припасы стали сбрасываться и им… С тех пор война давно закончилась, но до сих пор на многих островах стоят сакральные места, похожие на полевые лагеря ВМФ Пиндостана, вокруг которых с надеждой на небесные блага смотрят вверх туземцы.
Девушка некоторое время смотрела на Аквиллу, потом сказала:
– Знаете вы мне понравились. Пойду переговорю с папой, может, он примет вас лично.
И девушка удалилась через неприметную дверь за своей спиной.
В это время стеклянная дверь снова скрипнула, Аквилла непроизвольно обернулся и… открыл рот от изумления, увидев как всегда мрачное лицо Веселенького. Оперативник решительным шагом подошел к стойке, внимательно посмотрел на дверь, в которую ушла девушка, наклонился к Аквилле и быстрым шепотом протараторил:
– Между насильником и Медянцевым есть связь. Между теми делами об убийствах и изнасилованиях, про которые ты говорил, также проглядывается связь. И след Медянцева в них тоже прощупывается. После моих запросов начальство спустило мне оперативное дело Медянцева, у которого скоро выйдет полуторагодовой срок…
Веселенький замолк на полуслове. Через две секунды вернулась дочь Медянцева, она повернула свою блондинистую головку в сторону опера и спросила его:
– По записи?
– В порядке очереди, – отрезал Веселенький и, нахмурив брови, дал понять, что говорить больше ничего не собирается.
Девушка и не горела желанием продолжать с ним общение, она мило улыбнулась Аквилле, указала на коридор слева и сказала:
– Смотровая № 49, второй этаж, папа ждет. Удачи, сыскарь.
***
Барон Аквилла поднялся на лифте на второй этаж серого здания на Гадюкинской улице и прошел по голому коридору до упора, где тот расходился в разные стороны: вправо были указатели «прачечная», «турбюро», «страховая компания», налево висел единственный указатель «смотровые 33-49». Повернув налево Аквилла прошел в самый конец коридора и на секунду остановился перед массивной черной дверью, на которой белой краской скупо был намалеван номер «49». Аквилла огляделся, остальные 16 смотровых были оборудованы точно такими же дверями. Все различия были в номерах.
Барон потянул дверь на себя и вошел в смотровую. Это была особо ничем не примечательная длинная комната, но узкая комната, единственное что – левая стена представляла собой громадный зеркальный экран.
– Гражданин Медянцев? – спросил Аквилла пустое пространство комнаты.
В дальнем конце зеркальной стены приоткрылась дверь. Аквилла твердой походкой зашел туда. Там была копия пациентской части смотровой, за тем исключением, что еще стоял стол и дополнительный стул. Аквилла с интересом посмотрел на Медянцева, с интересом посмотревшего на Аквиллу.
Это был мужчина около сорока лет, довольно высокого роста, с длинными и слегка неряшливыми черными волосами, трехнедельной щетиной, бледным цветом кожи и, видимо, профессиональной сутулостью. Он сидел за столом, водрузив подбородок на руки, сложенные в замок.
– Присаживайтесь, – негромко сказал аналитик.
Аквилла присел напротив магнетизера. Теперь их разделял только стол.
– Кофе будете? – спросил Медянцев.
Аквилла мельком глянул на электрочайник за спиной аналитика, ряд грязных кружек там же, отметил для себя слой пыли, покрывающий и кружки, и чайник, и вежливо отказался. После ритуального пожимания рук и называния друг другу имен, аналитик предложил перейти к делу, Аквилла был не против.
– Что привело вас сюда? – начал доктор.
– Приказ прокурора. Он беспокоится о моем психическом здоровье после того, как я при самообороне убил двоих бандитов.
– Вы не поняли. Я не спрашивал, кто направил вас в мою контору, я спросил, что привело вас ко мне в кабинет. Вы могли бы как остальные пациенты сесть в кресло в основной части смотровой и пройти курс дистанционно.
– Не знаю. Может вы поможете разрешить мне какие-то личные проблемы?
– Логично. Человек не пойдет на классический сеанс психоанализа, если у него нет проблем. Так в чем заключается ваша проблема?
Про себя сыскарь подумал: «Мои проблемы? Я состою в тайном обществе – Ордене Срединного Союза, планирующем государственный переворот. Это не проблема. Я столкнулся с настоящей магией, практикуемой главами Ордена, не укладывающейся в рамки рационально объяснимого мира, от чего иногда боюсь за свой рассудок. Это тоже не проблема: нельзя отрицать неведомое, когда оно происходит перед твоими глазами только потому, что так жить удобнее. Орден намерен использовать меня как острие чистки в Срединном Союзе. Это также не проблема: чистка необходима Союзу, и лучше ее проведу я, нежели какой-нибудь мясник. Во главе Ордена стоят Магистры, которые являются какими-то непостижимыми сущностями, явно не людьми. Но и это не проблема: точнее это не имеет значения, так как цель Ордена – благородна». Поэтому вслух Аквилла сказал: