Бумажник

Никита Васильев

Бумажник

Глава 1Роковое падение

Юля возвращалась домой из школы и несла с собой две пятёрки, индивидуальное задание по литературе и отвратительное настроение. Настроение ей в очередной раз испортили одноклассники. Редко бывало, чтобы оно портилось не из-за них. Они весь день смеялись над её старым, совершенно не модным и покрытым катышками свитером. Несколько лет его носил кто-то другой, а потом бесплатно выложил на «Юле», так как выбрасывать было жалко.

Юля надела его потому, что утром, когда собиралась в школу, по телевизору передали штормовое предупреждение от МЧС. В нём говорилось о понижении температуры, сильном ветре и гололедице, и чтобы не околеть, она оделась настолько тепло, насколько позволял гардероб. Но одноклассники, некоторые из которых тряслись половину первого урока, отходя от гнева зимы, не оценили и дали ей новое прозвище – дровосек.

Юля пребывала в полной убеждённости, что все смеющиеся над её свитером – полнейшие тупицы. Но менее грустно от этого не было.

Обычно она шла из школы не одна, а с младшим братом Егором. Он учился в третьем классе и так как освобождался раньше сестры, которая пыталась не сойти с ума в шестом, оставался в продлёнке и там ждал своего часа отправляться домой. Из продлёнки его забирала Юля. Но в этот раз Егора там не оказалось, а учительница сказала, что за ним пришла мама.

«Наверно, что-то произошло на работе», – подумала Юля. В прошлый раз, когда мама вернулась с работы слишком рано, у них на заводе произошёл пожар. Ничего серьёзного, но весь цех эвакуировали и отправили домой.

Юля подтянула шарф повыше. Если бы она могла видеть сквозь предметы, то натянула бы его на глаза. Холодина была несусветная, словно зима хотела отыграться за вялое начало и плюсовую температуру в конце ноября. А ноябрь Сибири по праву можно считать первым месяцем зимы, когда летят первые снежки, седлают головы шапки, а слова изо рта выходят с паром.

Разбушевавшаяся к середине дня метель то подгоняла Юлю вперёд, как веник кошку, то пыталась сдуть её в сторону и похоронить под сугробами. Иногда порывы были настолько сильными, что Юле казалось, ещё немного, и она отправится в полёт над Малумском в снежных круговертях.

Она шла с опущенной головой и не видела, что приближается к ледяной полосе на низеньком пригорке. Утром на пути в школу Юля не заметила эту полосу и поскользнулась на ней, но смогла удержаться на ногах и уберегла себя от синяков. А вот Егору, как и всем мальчикам его возраста, на синяки было плевать. Он с разбегу прокатился по льду два раза и собирался прокатиться третий, но сестра, схватив брата за куртку, сказала, что нужно торопиться, иначе они опоздают в школу.

Теперь если бы Юля смотрела, куда идёт, то обязательно обошла бы опасный участок. Но она наблюдала за носками своих старых ботинок, которые этой зимой уже начинали давить на пальцы, хотя ещё прошлой были немного велики. Ступив на лёд, её нога поехала, взмыла вверх, и Юля, совершив батман, больно грохнулась на пятую точку.

«Вот блин! – подумала она, скривившись от боли и потирая ушибленное место. – Что ж такое-то? Что за день сегодня?» Она огляделась, убедилась, что ни один чужой глаз её не видит, и врезала снегу ладонью за то, что уронил её.

Во время приземления у неё слетел шарф. Она натянула его обратно и поднялась.

Отряхивая одежду от снега, Юля заметила, что у пригорка, рядом с высоким сугробом, похожего на спину двугорбого верблюда, лежит некий тёмный квадратный предмет. Метель ещё не успела его замести, а это говорило о том, что обронили его совсем недавно. Юля снова огляделась и снова никого не обнаружила.

Ей неоднократно говорили о том, что прикасаться к подозрительным предметам, потерянным или случайно забытым, ни в коем случае нельзя, и всю жизнь она следовала этому наставлению. Но почему-то именно сегодня решила сделать исключение.

Юля подошла к предмету, подпнула его ногой, и он не взорвался. Тогда она подняла его и отряхнула от снега. Это был чёрный кожаный бумажник, который, по всей видимости, вылетел из кармана человека, когда тот поскользнулся на льду, и его ноги на секунду оказались чуть ближе к небу. Может, всё было совершенно иначе, но именно такая теория казалась Юле наиболее вероятной.

Она в третий раз огляделась и в третий раз её взору никто не предстал.

«И что мне с ним делать? – подумала Юля, вертя в руках бумажник. – Не могу же я просто его здесь оставить. Его наверняка ищут. Или будут искать, когда спохватятся. Нужно отнести его в полицию, там разберутся».

Мощный порыв ветра толкнул Юлю вперёд с такой силой, что она чуть было не поцеловалась с сугробом.

Она жутко замёрзла, несмотря на тёплую одежду, настроение было омерзительное, и ей, наверное, никогда ещё так не хотелось домой как сейчас. «Да какое мне дело до этого кошелька? – подумала она. – Если найдут, значит, молодцы, не найдут – лучше нужно следить за вещами».

Юля положила бумажник на то же место, где взяла, и направилась в сторону дома.

Метель не унималась и как будто бы только набирала силу. Завывала, заметала, закручивала. Казалось, она хотела сожрать всё, что было на земле, расколоть, перемолоть и сделать частью ещё более густой, ещё более могучей метели.

В первые секунды Юля считала, что поступила абсолютно верно, и нисколько не жалела, что вместо полиции, до которой топать не меньше десяти минут, и неизвестно, сколько ещё там сидеть, выбрала дом. Но чем дальше она уходила от места падения, тем больше разных мыслей хотели развернуть её обратно. И, в конце концов, им это удалось.

Юля вернулась, подняла бумажник и, смахнув снежную крошку, положила в карман куртки. «Завтра отнесу в полицию», – решила она и пошла домой.

Хоть она и положила бумажник в карман, она всё равно не выпускала его из руки и крепко сжимала пальцами, словно он мог внезапно ожить, выскочить и упрыгать, как воробей.

«Интересно, – подумала Юля в какой-то момент, – сколько там денег? Что если там миллион? Целый миллион! Да хотя бы полмиллиона. Это же сколько всего можно купить. Это же всё можно купить. Всё что нужно и ненужно. А потом ненужное отдать, кому будет нужнее».

Далее Юля стала представлять себя, щеголяющей по магазинам, глазеющей на витрины, и не с целью просто поглазеть, как обычно, а с целью покупки. Стала перебирать в голове, чего бы такого она могла приобрести на миллион или хотя бы на полмиллиона. Хвасталась в воображении новыми заколками, одеждой и смартфоном перед одноклассниками, а те, видя обновлённую Юлю, открывали рты, перешёптывались и приглашали её вместе гулять. В своих фантазиях она не забыла и о семье: маме купила новый фен (старый сгорел полтора месяца назад) и новый набор посуды, а брату игровую приставку.

На полумысли Юля вдруг содрогнулась, то ли от пронизывающего ветра, то ли от того, что испугалась тех мест, в которые завели её эти самые мысли. Она посчитала, что это не мысли порядочного человека, а мысли преступницы, воровки, которая после успешного дела радостная возвращается на базу делить и пристраивать награбленное.

«Нет, нет, нет! Сколько бы там не лежало денег, мне ни копейки не принадлежит, и не копейки я не возьму. Ни в коем случае. Какое я имею право распоряжаться чужими деньгами? Абсолютно никакого. Я даже заглядывать в него не буду».

Несмотря на то, что Юля понимала, что не делает ничего противозаконного, а даже наоборот, она всё равно не могла отделаться от чувства, будто в самом деле совершает преступление. Ей казалось, что из каждого окна, прожигая взглядом метель, за ней следят люди, поодиночке и целыми семьями, переговариваются, осуждают и цокают языками. А часть из следящих, самая ответственная, самая нетерпимая к хулиганству, уже тянется к телефону, чтобы сообщить в полицию о подозрительной девочке, которая прячет в кармане ценный предмет, который ей не принадлежит, который она просто взяла, не спросив разрешения ни у настоящего владельца, ни у себя. О том, откуда бы они узнали, что лежит в её кармане, какова у этого ценность и кому оно принадлежит, Юля не думала. Всю оставшуюся дорогу она твердила себе, что она не воровка, что завтра же отнесёт бумажник в полицию, и что совершает благородное дело, за которое в тюрьму не сажают, а обычно говорят спасибо и порой даже вручают приятное вознаграждение.

Юля добралась наконец до дома. Домофон ей открыл Егор. Услышав голос брата, она подуспокоилась, а зайдя в подъезд и скрывшись от фантомных взглядов, успокоилась окончательно.

Поднимаясь по лестнице, она стянула шарф с лица, перчатки сняла и убрала в карманы. Почесала лоб под шапкой. От этого шапка немного уехала на макушку, но Юля не стала возвращать её на место. В голове у неё крутился один вопрос: говорить ли о бумажнике маме или не тревожить её лишний раз? О том, говорить ли Егору, она не думала. Даже если и рассказать, то дальше эта информация не пойдёт, если назвать её тайной. Егор обладал редким для своего возраста (да и вообще для человека) качеством: надёжно запечатывал любую подаренную ему тайну и распечатывал только с позволения подарившего. А до распечатывания ни единого слова не ронял, ни случайного намёка не давал, что у него вообще есть какая-то тайна. Если в любую секунду спросить у него: «Хранишь ли ты какую-нибудь тайну, Егор?». Он ответит: «Ни одной». А на самом деле… да кто его знает, сколько он там хранит тайн на самом деле. Только ему это и известно.

Между вторым и третьим этажом (жили они на четвёртом) Юлю остановили мысли: «А что если он пустой? Пустой и никому не нужный. А если ненужный, значит, его, скорее всего, никто не ищет. А если никто не ищет, зачем мне его тогда нести в полицию?»

Она вытащила бумажник и внимательно его рассмотрела. Старый, потёртый, с надломленным замочком и ржавым ореолом вокруг кнопки. Его внешний вид как будто бы говорил таким хриплым умирающим голосом: «Брось меня. Брось. Не трать на меня время. Твоим деяниям не найдётся благодарных. Внутри меня царит запустенье». Но Юля желала более весомых доказательств, чем печальный внешний вид. Она положила бумажник на правую ладонь и покачала вверх-вниз, чтобы что-нибудь определить по весу, но ничего определить не удалось. Потом она поднесла его к уху и потрясла в надежде, что ей ответят монеты. Ответа не последовало.

«Хм, может он и правда пустой, – подумала Юля. – Вот так принесу его в полицию, они откроют его и рассмеются надо мной всем отделом. Скажут: ну ты даёшь, ты бы ещё фантик от мороженного или жестяную банку из-под пива принесла как ценную пропажу. – Она глубоко вздохнула. – Что ж делать-то?»

Простояв ещё несколько секунд в раздумьях, Юля всё-таки решила нарушить данное себе несколько минут назад обещание. Она отщёлкнула кнопку, раскрыла бумажник (кармашки для карт и визиток были пусты) и, резко выдохнув, расстегнула замочек. От увиденного её глаза чуть было не выскочили из глазниц и не укатились на первый этаж: изнутри старого и с виду никому не нужного бумажника на Юлю глядела толстенная пачка денег, состоящая в основном из тысячерублёвых купюр. Может, это был и не миллион, и даже не полмиллиона, но никак не меньше сотни тысяч. Возможно, даже две сотни тысяч.

«Обалдеть», – прошептала Юля. Она была ошарашена. Сколько ни рыскать, сколько не углубляться, но не найти в архивах её жизни такого события, которое удивило бы её сильнее, чем это событие. Она не ждала, что внутри окажутся деньги, как и не ждала того, что какие-то деньги всё-таки будут. Пара-тройка тысяч её бы не поразила. Не поразили бы, наверно, и десять тысяч. Но пачка денег толщиною с книгу в замызганном и валяющемся на дороге бумажнике просто не существовала в её представлении реальности. Это могло произойти исключительно в воображении, но не в жизни.

Скоро удивление стало бледнеть, рассеиваться и улетучиваться. На его место гулкими и бухающими шагами, неведомо откуда и с какими намерениями, наступала тревога. Юлю вдруг охватил страх. Она почувствовала такую опасность, как будто бы держала в руке не обычный бумажник с деньгами, а смертельно ядовитого паука, противоядие от укуса которого не найти в таком захудалом городе как Малумск.

«С ума сойти можно», – шёпотом произнесла Юля и одной этой фразой выдохнула весь воздух из лёгких.

Она застегнула замочек, закрыла бумажник и, решив, что больше не может доверять такое богатство карману, убрала его в рюкзак.

Глава 2Фокус

Дома её встретил вкусный аромат супа (по всей видимости, щи) и голос мамы из гостиной:

– Ты заблудилась там, что ли?

– Что? – переспросила Юля. Она не расслышала из-за того, что в этот момент снимала шапку.

– Я говорю, чего так долго поднималась? Заблудилась?

– А, нет. Я просто… там… это… устала немножко и ковыляла, вот и получилось долго.

Юля удивилась тому, как быстро смогла придумать оправдание. Но ей это не понравилось. Она ненавидела ложь и считала, что все лгуны – это люди омерзительные и трусливые.

– Как в школе дела? – спросила мама.

– Хорошо. Две пятёрки.

– Умница.

Юля расслышала в голосе мамы неладные ноты. То ли она была чем-то опечалена, то ли возмущена, то ли рассержена. Может, всё вместе. «Лишь бы её не уволили», – подумала Юля. Теперь она окончательно решила, что ничего не будет рассказывать маме о бумажнике.

Раздевшись и умывшись тёплой водой, Юля прошла в гостиную. Мама полулежала на диване и читала «Мешок с костями» Стивена Кинга. Юля любила читать, но никогда не понимала, как можно читать такие мерзости.

– Мам, а что случилось? Почему ты так рано пришла? – спросила Юля. Она держала рюкзак двумя руками за лямку, скрывая его за ногами.

– Свет отключили. Сказали, какая-то авария на станции произошла, – ответила мама, отложив книгу на спинку дивана. Она угрюмо посмотрела на дочь и спросила: – отвратительную новость рассказать?

– Расскажи.

– Тринадцатой зарплаты не будет.

– Как так не будет? – Юля аж чуть рюкзак не выронила.

– Вот так, не будет. Кризис. Производство сократилось, выручки рухнули, платить не из чего. Сказали забыть о тринадцатой на два года минимум.

– То есть и в следующем году не будет?

Мама покачала головой.

– Как бы совсем завод не закрыли. Я, Юля, вообще не представляю, как мы дальше жить будем. Одна небольшая неприятность и всё, катастрофа. – Мама глубоко, во всю свою печаль, вздохнула. – Егор ещё этот!

– Что он?

– Со школы только выходим, и он такой: мама, я куртку порвал. Я думала, пришибу его. Глянула, а там так, – махнула она рукой, – чуток надорвал, почти незаметно даже. Может, зацепил где или ещё что. Не страшно, зиму доходит. Нам сейчас вообще ничего рвать, ломать, терять нельзя. Ладно, если что-то где-то бесплатно удастся урвать. А если нет? В общем, Юля, не знаю, куда нас заводит, что нас ожидает.

– Всё будет хорошо, мам, – сказала Юля и, положив рюкзак у кровати, обняла её.

– Да уж, будет. Дожить бы до этого. Давай, Юль, расти уже быстрее да становись богатой.

– Хорошо, мам, – улыбнулась Юля, поднимая рюкзак, – постараюсь расти чуточку быстрее.

Мама тоже улыбнулась и взяла книгу.

– Сейчас главу дочитаю, – сказала она, – и будем обедать, хорошо?

– Хорошо.

Юля зашла в комнату, отведённую для неё и её брата. Егор сидел в разобранной позе лотоса на втором ярусе двухъярусной кровати, которую они купили в кредит этим летом (платить 1253 рубля в месяц предстояло ещё более полугода), и играл с картами. Вчера он тоже весь вечер играл с картами. Юля неоднократно интересовалось, чем он занимается, но каждый раз Егор увиливал от ответа.

– Привет.

– Привет. Как дела?

– Иди сюда, покажу тебе кое-что, – сказал Егор, слезая по лестнице вниз. – Обалдеешь.

Они сели друг напротив друга на первый ярус кровати. Юля положила рюкзак рядом с собой и не заметила, как просунула руку через лямку, как будто боялась, что некий злодей вдруг может очутиться в комнате, схватить рюкзак и убежать восвояси. Такого никак нельзя было допустить.

Егор был вооружён чёрным похожим на кирпич пеналом, который ему подарили на прощание в детском саду.

– Готова? – спросил он.

– Да давай уже. Что у тебя там?

Он открыл пенал и показал сестре содержимое. Среди ручек, карандашей и ластика лежали скрюченные пятидесяти- и сторублёвые купюры и монеты от рубля до десяти. Едва глаза Юли увидели это, как тут же загорелись удивлением, и брови, дабы не обжечься, вскарабкались на лоб.

«Да что это сегодня?» – непроизвольно она огласила свои мысли.

– Что? – спросил Егор.

– Что?.. – Она подняла глаза на брата и чуть тряхнула головой, очухавшись – Ничего. Откуда у тебя эти деньги?

– Выиграл сегодня в школе, – шёпотом, так, чтобы слова не долетели до мамы, ответил Егор, застегнул пенал и положил его на тумбочку рядом с кроватью. – У меня там целых пятьсот тридцать семь рублей. Пятьсот тридцать семь, представляешь? И это только за один день. Причём, сегодня не было Антона, он заболел. Ему родители каждый день дают по сто пятьдесят рублей и ещё по двадцать за каждую пятёрку, и у него всегда больше всех денег в классе. Поэтому и проиграть он мог больше всех, если бы не заболел. Поскорее бы он выздоровел, – лукаво улыбнулся Егор и потёр руки.

Юля хотела что-то сказать и уже приоткрыла рот, но вдруг передумала.

Егор с блеском в глазах и воодушевлением в голосе продолжал:

– А завтра пойду в другие классы и постараюсь выиграть ещё пятьсот рублей. И у меня тогда будет уже больше тысячи, представляешь? Но я пока не буду её тратить. Хочу накопить пять-шесть тысяч и на всё купить мощный салют к Новому году. А потом начну копить на айфон. Только вот там одна проблемка будет, дело в том, что…

– Погоди-погоди. Как ты выиграл эти деньги? Во что ты их выиграл?

– В карточный фокус. Мне его позавчера показал Матвей, это старший брат Дениса, который со двора, ну ты знаешь его.

– Ты что, играешь в карты на деньги? Ты с ума сошёл?

– А что в этом такого?

– То, что ты можешь всё в один день проиграть. А потом захочешь отыграться и проиграешь ещё больше. И станешь игроманом, который всё на свете проигрывает и залазит в долги, из которых потом не может выбраться. Нельзя вообще ни в какие азартные игры играть. Никогда.

– Это не азартные игры, а обычный фокус. Просто он на спор. Здесь рисков почти нет.

– Ключевое слово – почти.

– Да ты не понимаешь, – с глубоким возмущения произнёс Егор, взял с тумбочки колоду карт и начал тасовать. – Давай, я тебе его покажу?

– Я не хочу в этом участвовать, Егор.

Но он как будто бы не услышал её и продолжил перемешивать карты. Потом разложил их кривым и косым веером в левой руке и сказал:

– Тяни любую карту.

Юля тянуть не стала. Наклонив голову чуть набок, она бурила брата отчитывающим взглядом.

– Да ладно тебе, это просто фокус, – напомнил он. – Давай, тяни уже.

Юля осмотрела веер сине-рубашечных карт, кинула взгляд на Егора и снова уставилась на карты. Цокнув языком и глубоко вздохнув, она взялась за карту из самого центра, подтянула её, но передумала и задвинула обратно. Поводила пальцем над веером, как металлоискателем, и опустила его на карту из правой части, потом резко передвинула руку влево и вытащила карту оттуда. Прикрывая кистью от брата, поглядела – пиковый туз.

– Так, запомни её, – сказал Егор и, собрав карты, разделил их на две равные части. – Запомнила? Теперь клади сюда.

Он преподнёс ей часть колоды из левой руки. Юля положила на неё свою карту, и Егор накрыл её частью из правой руки. Подравнял края.

– Теперь назови любое число от одного до десяти.

– Ну, пусть будет три. Нет, давай, семь.

– Хорошо, держи, – сказал Егор и отдал карты сестре. – Перетасуй семь раз.

Она перетасовала карты семь раз и вернула их брату.

– Ну что ж, – сказал он, постучав ногтями по краям колоды и посмотрев на сестру с уверенной ухмылкой, – твоя карта где-то здесь, верно? Она ведь не могла испариться, так?

Юля кивнула.

– Спорим на сто рублей, что я её найду? У тебя есть сто рублей?

– Нет, – засмеялась она, – не буду я с тобой спорить. Тем более на сто рублей. Ты этим фокусом вон уже сколько выиграл. Конечно, ты найдёшь мою карту.

– Ну, Юль, давай, поспорим? Тут весь смысл фокуса в споре. Давай, хотя бы на рубль? Рубль-то не жалко.

– Ладно, рубль не жалко.

– Всё, поспорили?

– Да, поспорили, – ответила Юля и снисходительно улыбнулась.

– Отлично. Я буду переворачивать по одной карте и перед тем, как перевернуть твою, я скажу, договорились?

– Договорились.

Егор начал обличать одну карту за другой, выкладывая их змейкой. Дойдя до края кровати, он пустил новую змейку ниже. Без намёка на сомнения, без промедлений и остановок, как человек, который точно знает, что делает, он разложил перед собой почти половину колоды. Наконец вышел пиковый туз. Глаза у Юли тут же подскочили и поглядели на брата. Тот даже не шелохнулся и, как ни в чём не бывало, продолжил устилать картами кровать. «Вот дурень», – подумала она, и уголок её губ чуть натянулся. Выложив ещё с пяток карт, Егор на секунду остановился, поколебался и как бы распираемый сомнениями выложил ещё одну. Потом нахмурился и придал своему лицу некоторой задумчивости.

– Ну что ж, – сказал он наконец, – если я всё сделал правильно, то следующая карта, которую я переверну, будет именно твоей картой. Не хочешь увеличить ставку?

– Увеличить ставку?

– Угу.

– Ты серьёзно?

– Абсолютно.

Юля была уверена в своей победе, но она не собиралась забирать деньги у брата. Она разглядела в сложившейся ситуации отличную возможность преподать урок и решила не упускать её:

– Ну, хорошо, – засмеялась она. – Сколько там у тебя, говоришь? Пятьсот? Давай, тогда поднимем до пятисот, согласен? Пятьсот рублей, что ты ошибёшься.

– Не, я не могу ставить всё. Дело в том, что у этого фокуса есть небольшой шанс, что он не получится. Он, правда, супер-маленький, но он всё же есть, и я не могу рисковать. Так что давай, не пятьсот? Давай, триста хотя бы?

– Ладно, давай триста.

– А у тебя есть столько?

– Главное, что у тебя есть столько.

– Не, так не пойдёт, ты сначала покажи, что у тебя есть триста рублей.

– Обещаю, если ты вдруг выиграешь, то я сразу же отдам тебе твои триста рублей.

– Поклянись, что отдашь.

Юля цокнула языком, оглядела собственный лоб и начала:

– Клянусь, что…

– Не-не-не, надо ещё правую руку поднять.

– Зачем? Это ничего не изменит.

– Так надо. Это закрепит клятву.

Юля подняла правую руку и произнесла:

– Клянусь, что в случае, если я вдруг проиграю, то незамедлительно отдам тебе триста рублей и не рублём меньше. Доволен?

Егор злорадно хихикнул. Потом демонстративно положил палец на остаток колоды в руке и начал уже было вытягивать карту, как вдруг оставил её и схватил пикового туза с кровати, и перевернул его рубашкой вверх.

Юля опешила, развела руками, заэкала и закрякала.

– Гони бабки, дорогуша, – произнёс Егор.

– Это не честно!

– Как нечестно? Всё честно. Я сказал: следующая карта, которую я переверну, будет твоей. Так? Так. Я перевернул? Перевернул. Карта твоя? Твоя. Когда деньги отдашь?

– Ты должен был карту из колоды достать.

– С чего это я должен был её из колоды доставать? Я про колоду ничего не говорил. Я просто сказал, что переверну, и перевернул. Всё абсолютно честно, и теперь с тебя триста рублей.

Юля не стала дальше перепираться и приняла поражение. Охваченная печалью, она опустила голову и стала разглядывать собственные пальцы на руках. Потом, выражая недовольство в каждом движении, встала и подошла к окну, за которым продолжала своё буйство метель.

Егор собрал карты и положил их на тумбочку.

– Ну? – спросил он, развалившись на кровати. – Что с деньгами?

Юля не успела что-либо ответить, так как мама позвала обедать, и они отправились на трапезу.

Глава 3Владелец нашёлся

За столом Юля была увлечена не супом, как остальные, а внутренним самобичеванием: «Зачем? – думала она. – Зачем я стала играть? Ведь не хотела. Не хотела! Ведь знала, что плохо получится. Знала и всё равно согласилась. Дура. Дура! И где теперь деньги взять? Может, у мамы попросить? А что сказать? Что Егору в карты проиграла? Пришибёт же. И меня, и его. Может, занять у кого-нибудь? А как потом отдавать? Всё то же самое получается».

Мама заметила, что Юлина ложка слишком уж медленно ходит от тарелки до рта, и поинтересовалась:

– О чём мечтаешь?

– М? А, нет-нет, ни о чём. Так, просто.

Маму устроил ответ.

Юля ускорила работу ложкой, но размышления не прекратила: «Триста рублей. Триста рублей! Да уж, это будет не просто. Триста рублей так просто на дороге не валяются», – и тут она на мгновение замерла, как в мыслях, так и наяву. Ложка, с которой свисал кусочек капусты, зависла где-то между тарелкой и ртом.