скачать книгу бесплатно
– Господин, вы бы приказали! Слуги и сами могли…
– Это пожертвование. В мирное время я готовлю мясо для бедных, – Тимур улыбнулся, заметив, как удивлён юноша. – Отчасти я виноват в том, что Каркара потерпела убытки. Победителям нужны трофеи, с этим спорить нельзя. Но ни у какого правителя нет права закрывать глаза на страдания народа. Много лет назад…
Мужчина вздохнул.
– Много лет назад я попал в бурю. Была лютая зима, найти укрытие не удалось, и я уже стал задумываться о смерти, как вдруг меня нашла одна престарелая пара. От холода я почти не чувствовал рук и ног. Они отвели к себе, обогрели, дали поесть. Эти люди были рабами. Ничем, кроме маленькой юрты, не владели и еды припасли немного. Но они поделились. И знаешь, Ахмад, что самое странное? Старики были счастливы. По их словам, они прожили вместе всю жизнь и главным богатством считали семью. Когда отец нашёл меня, я попросил даровать им свободу.
Тимур задумчиво покрутил ножом.
– Люди, которые имеют так мало, чаще всего оказываются бескорыстными, а мелочи, которым мы не придаём значения, могут сделать большое дело. Даже спасти человека. Я принял решение, что по утрам буду резать барана для нуждающихся. В память о той семье.
Любой другой не преминул бы возможностью лестно отозваться о сердце господина, однако лекарь обладал достаточной долей ума, чтобы понять: не по доброте совершались пожертвования.
– Вы боитесь утратить свет, – произнёс Ахмад, не отрывая смущённого взгляда от смуглого лица Тимура. – Этот свет пришёл к вам в виде законов Аллаха. Они, как путеводная звезда, не дают потеряться в ночи. А ночи бывают долгими.
– Ты даже не представляешь…
Он и не смел представить: кровавыми боями увлекались крепкие и выносливые, кто с малых лет учился стрелять из лука и держать меч, мечтая когда-нибудь пронзить им противника. От Тимура юноша отличался всем: ростом, телосложением, характером, – оттого и поведение вызывало алчный болезненный интерес. Закончив с пожертвованиями и утренним приёмом пищи, заодно выслушав отчёты, бек удалялся в степь, где посвящал себя тренировкам. Под небом, что спотыкалось о верхушки гор, возведённых прямо по горизонту, он оттачивал движения, – скорость перемещений, увы, больше не была его сильной стороной, отныне он полагался на навыки владения оружием. Некоторое время спустя Тимур пригласил друзей на состязание. Те под испуганные вздохи лекаря нападали с разных сторон, однако никому не удалось выбить меч. Даже с повреждённой ногой он был слишком хорош.
Так продолжалось месяц. Резкая боль постепенно сходила на нет, и Тимур начал смотреть в будущее с той же уверенностью, что и прежде, до битвы за Каркару. Амбиции не утихали, напротив, разрослись, подобно виноградной лозе, стремительно и всеохватывающе, поскольку очень скоро он взялся за подготовку к возвращению в стан Туглук-Тимур хана.
– Дай Аллах, станешь новым Авиценной.
Ахмад широко улыбался.
Юноша и подумать не мог, что заслужил похвалу от величайшего военачальника, ведь перед ним на вороной лошади сидел самый обычный, на первый взгляд, человек, которого одолевали страдания и кошмары, и который боролся за своё место не на жизнь, а на смерть. Тимур умел удивлять. Талантами, крепостью духа, верности данному в пылу обещанию. Ахмад совершенно не ожидал, что мужчина щедро отсыплет ему монет.
– Мы идём разными путями, но к одному источнику. Не жди добрых слов от завистников, не уподобляйся тем, кто ставит превыше своё мастерство и слепнет: солнце слишком далеко, чтобы нам удалось достичь его.
– Благодарю за напутствие, господин.
– Куда ты отправишься?
– В Хорезм. Хочу хоть раз побывать на родине, прежде чем поехать на Восток.
– Возвращайся, – ответил Тимур, с задором глядя на молодого лекаря. – Я всегда буду рад тебе. Когда стану владыкой Мавераннахра, ни один учёный не получит отказа посетить мой двор.
Джаку напоследок похлопал Ахмада по плечу, страшно довольный, что нашёл толкового врачевателя, который, возможно, решит возвратиться на службу. «Судьбы не избежать, брат, – отпустил нукер, думая про себя, – ведь только Аллаху ведомо, окажешь ли ты нам помощь, памятуя о милости моего бека».
– Выдвигаемся завтра? – спросил Барлас у Тимура.
– Мы едем без тебя.
Джаку поначалу не понял почему.
– Я оставлю здесь три арбана. Каркара теперь под твоим контролем.
– Что я должен сделать?
– Набери армию из новобранцев. Эта местность кишит парнями, которым некуда деваться: либо они скоро превратятся в разбойников, либо найдут хозяина. Лучше если их хозяином будешь ты.
Тимур внимательно следил за реакцией воина: тот, смекнув, что его сделали вождём, расцвёл во вдохновлённой улыбке.
– Мне нужны люди, Джаку. Готовые присоединиться ко мне по первому зову. Не к хану, не к другим эмирам, а ко мне.
– Можете не беспокоиться, господин. Я не подведу.
– Знаю, Джаку. Сколько лет мы вместе?
– Сколько себя помню, – с теплотой отозвался Барлас.
Собственных братьев он не имел: Тимур занял их место, когда принял ответственность за Джаку и других таких же осиротевших юношей.
– Дальше не будет легче. Прошло время, когда мы могли ошибаться. Мавераннахр на грани войны, и, клянусь Аллахом, эта война затронет каждый народ и каждого жителя. Если мы не подготовимся, падём сразу, – произнёс Тимур. – А я проигрывать не намерен.
Глава 2
Слуги опасались входить в юрту Ильяса-Ходжи, прослышав о его дурном настроении. Переглядывались и спорили, кого отправить. Хозяин не умел сдерживать чувств и в ярости мог наказать за малейшую оплошность. Не достигнув совершеннолетия, он уже мнил себя единственным достойным наследником Туглук-Тимура. «Кто как не сын должен управлять столицей?» – с такими мыслями Ильяс ревностно оберегал всё, что касалось ханского трона. Претендентов на власть было предостаточно, и к каждому имелся особый счёт.
Хорасан, обширная южная территория, прилегающая к Мавераннахру, много лет принадлежала эмиру Казгану. О настойчивости этого старика знали все. Казган вёл затяжную войну с последним законным правителем улуса Казан-ханом, не сдался, даже когда получил стрелу в глаз, а после рассадил в захваченных городах своих ставленников. Эмир Казган обрёл достаточно могущества, но время его подводило: старость постепенно лишала сил. Не осуществилась мечта войти в семью чингизидов: пусть он и выдал старшую дочь замуж за могульского хана Туглук-Тимура, в условиях вражды это не давало привилегий. Ильяс смотрел в будущее и видел довольно ясную картину. Однажды, когда Казгану станет совсем плохо, он женит своего внука Хусейна на дочери убиенного Казан-хана, которую пленил в последней войне, тем самым сделает зятем династии молодого и, по слухам, предприимчивого, хитрого эмира. Вожди не только Хорасана, но и Мавераннахра сплотятся вокруг этого человека, ведь за ним будет стоять имя Великого хана, и не важно, что ещё вчера шакал ел объедки со стола более влиятельных господ. Ильяс не разделял мнения отца о том, что на Мавераннахр Казган не замахнётся. «Может, ему самому и не хватит здоровья, но внука он вполне способен поддержать», – отвечал Ильяс на сомнительные речи Туглук-Тимура, который, к его большому сожалению, вечно беспокоился за родной Моголистан. Совсем некстати там опять вспыхнуло восстание: предатели, воспользовавшись отсутствием хана, делали новые попытки захватить власть. Усмирить их мог только сам Туглук-Тимур, но для этого нужно было Мавераннахр покинуть.
Но кого тогда назначить наместником в Самарканде?
Ильяс считал, что вполне заслуживал доверия. Однако отец благоволил другому военачальнику – какому-то беку из Кеша, предводителю барласов. Да и местные хотели именно его покровительства: слухи об успешных походах расползались быстро. Воин по имени Тимур многих сумел расположить к себе. Ильяс ему даже завидовал. И ненавидел. Неоднократно он ловил на встречах задумчивые, снисходительные взгляды рыжеволосого бека, утверждавшие, что не видят помехи в нём – как будто Ильяс совсем ни на что не годен. За одно это сын хана жаждал снести Тимуру голову.
– Вы дали змее заползти к нам в гнездо! Аллах знает, что у этого барласа на уме.
– Тебе бы столько ума! – отрезал повелитель, заставив своего ребёнка обиженно умолкнуть. – Лучше бы у него учился.
То, что отец вызвал барласа ко дню выбора наместника, стало последней каплей. Ильяс искренне не понимал, как можно рассчитывать на верность чужака, тогда как рядом есть прямой продолжатель рода: очевидно, Туглук-Тимур сомневался в его способностях. Проявить себя мешал вздорный характер.
– Этот бек всерьёз думает, что мой отец вручит ему ключи от Самарканда? – спрашивал он советников, которые сплотились вокруг Ильяса-Ходжи сразу, как услышали о событиях в Моголистане.
– Тимур в хороших отношениях с ханом, – эмир Бекчик с лукавой улыбкой огладил жидкую бороду, – Но когда речь заходит о власти, всякая дружба увядает.
Остальные молча закивали.
– Вы недооцениваете Тимура. Я помню, когда он впервые предстал перед отцом… Мальчик, а вёл себя точно как старец. Я видел его глаза. Это были глаза шайтана! – Ильяс поморщился. – Неспроста он воюет за каждый клочок земли, пока вы тут, в Самарканде, веселитесь: кто знает, что на самом деле творится в этих провинциях?
– Господину не следует беспокоиться. Как только хан уедет на родину, мы решим проблему с Тимуром, – Бекчик поклонился взволнованному юноше. – Доверьтесь нам.
И Ильяс смело отдал свой разум советникам. Могульские эмиры поддержали его отца в борьбе за Мавераннахр, разделили тяготы военной жизни, а потому никакой угрозы с их стороны он не чувствовал. Но зрелые опытные политики в действительности стремились к одной цели – сохранению и преумножению влияния. Далеко не всегда Туглук-Тимур полагался на их мнение. Ильяс, напротив, боялся совершить ошибку, потерять контроль и с ним будущее; страх вёл его под крыло интриганов, которые только того и ждали. Приезд соперника он пережил тяжело: Тимур-бек вернулся с большими дарами и пополнением в отряде. Ильясу оставалось беспомощно наблюдать, как барлас торжественно пересекает границы города.
Тимур в самом деле был рад вернуться. С первого дня, как оказался в столице, он влюбился в неё – в улочки, где сотни мастеров трудились над красивейшими изделиями из керамики, а оружейники создавали топоры и мечи, в базары с их крикливыми обитателями, в глинобитные дома и мечети. Через Самарканд пролегали торговые пути. Одна дорога вела из иранских земель в Ак-Орду на север, другая – прямиком по бескрайней пустыне Гоби к христианскому Константинополю; приходили также караваны из Египта, Индии, Ургенча и европейских гаваней. Городская жизнь била ключом. С восторгом и трепетом кочевники осматривались по сторонам, снова и снова находя чем заняться.
– Мой господин, – Тимур преклонил колено перед ханом. – Аллах да ниспошлёт вам мира и благодатных дней.
– Аминь.
Грузный, могучий, как лев, мужчина протянул руку для поцелуя, и губы барласа соприкоснулись с крупным драгоценным камнем в кольце.
– Вижу, последняя битва далась нелегко.
– Та битва не последняя. По милости моего хана я не раз отправлюсь в поход.
– Моя милость с тобой, Тимур. Но всё же побереги силы. Мне нужны воины, а не калеки.
С этими словами повелитель прошествовал в верхнюю часть дворца, откуда открывался вид на город. Солнце ощутимо припекало, а приносимый ветром песок обжигал, словно угли.
Хан занял место под навесом, и расторопные слуги тотчас принесли блюда с фруктами и кувшин, наполненный свежим верблюжьим молоком.
– Я ждал твоего прибытия, – сообщил Туглук-Тимур подданному. – До тебя уже дошли вести о восстании?
– Да, господин.
– Таково проклятие всех правителей. Не успеваешь уйти вперёд, как в спину втыкают кинжал, – хан отправил в рот несколько крупных виноградин. – Разбойничий удар! А с разбойниками поступают всегда одинаково: уничтожают под корень. По-другому они не понимают, только когда кровь их семей потечёт реками, тогда они вспоминают о милосердии, и языки охотно развязываются. Предатели – дикие люди, испорченные, жестокие. Не знают ни порядка, ни чести. Нельзя их щадить!
– Даже если предатель был другом? – полюбопытствовал Тимур.
– Особенно если другом!
Острый взгляд могульского владыки пронёсся по высокой ладной фигуре воина. Барлас также, только украдкой, изучал чужое лицо, обнаруживая, как и в прежние времена, решительность, силу воли, некий налёт мрачности. Тимур недоумевал, к чему ведёт весь этот разговор.
– Самарканд как необъезженная кобыла. Легко его не одолеть. Не понять. Каналы, мечети, дома – лишь видимость. Отвлекают от главного. От самой сути. Ты что-нибудь слышал о сербедарах?
– Персидские висельники?
– Безумцы! – бросил мужчина с пренебрежением. – Сброд неудачников! Возомнили себя шахидами, поклялись свергнуть нас и всех наследников Великого хана.
– Да, много лет назад они убили Тук-Тимура.
– Убили? – хан покачал головой. – Их пригласили в шатёр как дорогих гостей, а они лишили его жизни! Нет страшнее греха, чем это!
– Мой господин считает, что они могут угрожать его сыну?
– Ты умён.
Барлас держался настороже: прежде чем отвечать, взвешивал каждое слово.
– Пока я здесь, сербедары из норы не высунутся. Они знают, я не проявлю милосердия. Ни к шейхам, ни к муфтиям: сожгу всех до единого! Жители сами донесут на предателей, поэтому они сидят тихо. Но отсутствием моим наверняка воспользуются, – Туглук-Тимур хан обвёл Самарканд долгим взглядом. – Каждый день в город въезжают караваны из Индустана, Персии, Египта. Лишь Аллаху ведомо, скольким сербедарам удалось здесь осесть. А выкуривать их у меня нет времени.
Он тяжело поднялся со своего трона и подошёл к рыжеволосому вождю на опасно близкое расстояние.
– Самое большое, чего достиг в этой жизни мой сын – совершил Хадж. Ильяс никогда не правил. В отличие от тебя.
– Господин?
Тимуру вдруг показалось, что его и впрямь назначат наместником.
– Приходи вечером, – услышал спустя мгновение.
После повелитель удалился, решив, что сказал достаточно.
На выходе из дворца Тимур встретил Зинду Чашма и Кайхосрова. Друзья тут же окружили с расспросами.
– Не здесь, – обронил он и, только когда препроводил соратников на шумные улицы, позволил вздоху облегчения вырваться из груди.
– Хан нуждается во мне, это очевидно. Но его очень беспокоит сын. В другой ситуации он, не раздумывая, доверил бы Мавераннахр Ильясу.
– Если даже хан считает, что Ильяс не справится, почему вы в его выборе сомневаетесь? – спросил Зинда Чашм.
– Наш господин скромный, – поддел Кайхосров Джиляны с улыбкой. – Аллах скромных любит.
Пускаться в объяснения Тимур не стал, тем более ему не хотелось отнимать надежду у своих сардаров: пусть верят в победу, пусть молятся за него. Без устремлений бессмысленна их борьба, как и само пребывание в Самарканде. Проницательным взглядом воин исследовал обстановку в городе: вот под уздцы торговцы вели верблюдов, дервиши сидели под стенами зданий, купая босые ноги в песке, женщины, пряча лица, передвигались небольшими группами. Сербедаром мог оказаться любой. Нищим и безродным нравились проповеди нечестивцев. Найти их в толпе – дело не одного дня, к тому же вопрос следовало решать без насилия. В духовенстве и безымянной прослойке жителей Тимур находил фундамент: разрушь его, и первой обвалится крыша. Не на одном страхе должно держаться государство – на законах. В Мавераннахре власть принадлежала сильным: родовитые и богатые получали всё, в том числе людские жизни, тогда как остальные слепо уповали на Аллаха.
– Пойдёмте с нами, господин! – Кайхосров помахал рукой. – Таких красавиц я видел возле таверны! После долгой дороги нет ничего лучше, чем попасть в объятия гурии.
– Нашёл тоже красивых, – фыркнул Зинда Чашм. – По мне, так девушки с севера настоящие гурии.
Тимур покачал головой, но не потому что избегал увлечений рабынями: мысли крутились вокруг устройства Мавераннахра, порядков, требующих внимания и перемен. Низы, не получавшие защиту, шли за ней к врагам. Несправедливость порождала противоречия и кровавые распри.
– Я буду у сестры, – коротко ответил друзьям. Кайхосров заверил, что воины в его отсутствие не посрамят Тимура: отпраздновать можно и после, когда хан примет окончательное решение.
Отпустив нукеров до вечера, барлас направился к дому, спрятанному за высокой оградой. Топот ножек и детский смех вызвал улыбку, которая приятно легла на лицо; душа Тимура расцветала, и сам он весь похорошел, словно не было позади никакого ада, боли и ранения. Мужчина прихрамывал, но с калекой его бы не сравнили – уже нет.
Шагнувшая под солнце женщина поразительно напоминала мать. Завидев впереди гостя, она замерла на мгновение, удивлённая встречей, а затем бросилась обнимать. Тимур сжал в руках стройное тело Туркан-аги, зарылся носом в туго сплетённые косы, вдохнул родной тёплый запах.
– Брат, – шептала она исступлённо. – Брат, ты вернулся…
– Вернулся, Туркан. Вернулся.
Она целовала его щёки и веки, ощупывала, желая удостовериться, действительно ли Тимур здесь, у неё под крылом, что цел и невредим и главное – нуждался в заботе.
Слуги накрыли дастархан. Цепляясь взглядом за блюда из мяса и овощей, мужчину охватил голод, какой он давно не чувствовал. В походах любая похлёбка проглатывалась с аппетитом, а когда на пищу не хватало времени – из-за невозможности развести костёр и по тысяче других причин, – воины притупляли нужду, отвлекая внимание на важные военные занятия. От домашней обстановки Тимур отвык. Как и от общества женщины: этот дом был её маленьким улусом, где грозному барласу следовало подчиниться и позволить за собой ухаживать. Кутлуг Туркан-ага преданно ждала своего брата. Тимур с нежностью рассматривал разнообразные ожерелья и браслеты, подмечая, как светятся жемчуга, перламутр и сердолик на смуглой коже. Многое передалось ей от матери: черты лица, характер, особое понимание жизни, которому научить – и научиться – увы, нельзя. Туркан не просто принимала родственника. Внешним видом, достойным жены самого хана, тем, как всё благоустроила к приезду, она показывала, что Тимур прибыл в Самарканд как в свои владения, что здесь он не простой гость, которому рады, а вождь, и вся эта роскошь – его.
Много лет назад на шуточном состязании ребята обиделись на Тимура: он лучше стрелял, превосходно держался в седле, владел мечом в точности, как его отец. Но Туркан-ага упредила бурю прежде, чем она вспыхнула. «Многие жаждут, чтобы мы стали слабыми и немощными и не смогли защищаться. Не желайте Тимуру того, чего ему со зла пожелают враги, когда потерпят поражение. Он наша опора», – так она говорила юношам, подкрепляя в их сердцах уважение и любовь к наследнику Тарагай-бека.
Смерть матери Тимур воспринял болезненно. В детстве он был привязан к ней. Делился историями, которые слышал от случайных путников, дарил украшения, просил совета, когда чувствовал растерянность и не знал, как поступить правильно. Однажды зимой Текина-хатун слегла. Тимур не успел опомниться, как присланный из Кеша лекарь накинул покрывало на её тело: в тот день переменилась жизнь всей семьи Тарагая. Кутлуг Туркан-ага повзрослела прежде остальных: отныне ей предстояло оберегать брата как собственное дитя, с усердием настоящей волчицы. А вскоре отец выдал её замуж за высокопоставленного сановника из Самарканда Дауд Дуглата. Дуглаты были влиятельными; Туркан, прекрасно понимая, что брату нужна их поддержка, исполнила главную обязанность перед мужем – родила сына. С той поры в столице у Тимура появились союзники.
– Аллах да защитит тебя, – сказала она, глядя на покалеченную ногу. – Не представляю, что ты вытерпел, брат.
– Всё уже позади.
Уединение прервал ребёнок.
– Сулейман! – Тимур протянул руки к племяннику, и тот, немного поразмыслив, подошёл. – Каким большим стал. Уже ездил верхом?
– Скоро отец научит.
