Привкус хрома

«Помнишь, как Ясубицу нас учил? В ситуации или, или – всегда выбирай смерть»

«Лучше отдохни, я…»

«Дай мне свой сето»

«Кевин…»

Кевин взял два сето и прокрутил их в воздухе.

«Я покажу им Бога смерти»

Две окровавленные руки с клинками вылетели на лестницу и закружились в вихре. Пятеро солдат Ягути, забиравшиеся наверх, даже не успели понять, что происходит; два летающих клинка располосовали по косой траектории лицо, затем, прокрутившись в воздухе, рассекли шею, увернулись от выстрела и разделились, пронзая живот и глазницу, Кевин оттолкнулся от ступени и налетел на пятого, проткнув его грудь обоими клинками.

– Дни «Ханзо» скоро будут сочтены! Вы живете в прекрасное время! Время заката вашей ебаной империи! Слышите? Вас всех перебьют, как дворовых псин!

Акутагава прислонился к стене и выпустил очередь из штурмовой винтовки в дверной проем. Снова выстрелил дробовик, и дробь рассеялась пыльными ударами по стене, разбрасывая бетонные осколки. Акутагава несколько раз осторожно выглянул в дверной проем, пытаясь пометить оптикой людей и светошумовую гранату. Два раза подряд выстрелил дробовик, задев его правую ногу дробью. Акутагава дернулся, но не издал не звука. Граната лежала под большим столом, за ним стоял тот «клоун» с помповым дробовиком с-12, в правом конце комнаты за бочками прятались варщики в костюмах химзащиты.

– Мы знаем!.. Слышите, уебки? Про «Мугэн»! Общественности это тоже понравится! Готовьтесь вспарывать животы!

Акутагава достал крупнокалиберный пистолет нарака и выстрелил автоматическим наведением в гранату. Взрыв ослепительно яркого света заглотил комнату. Он выглянул в проем чтобы выстрелить, но в его лицо тут же впечатался стальной кулак – Акутагава отлетел к стене, нога отбросила пистолет в сторону, из располосованного помехами дверного проема вытянулось дуло дробовика.

– Саёнара, – прошептали губы из помех.

Акутагава дернулся в бок, дробь задела его бедро, он выхватил штурмовую винтовку и увидел, как из губ перед ним вырвалось лезвие сето, выбивая передние ряды зубов. Хлынула кровь, и тело вместе с дробовиком тяжело завалилось на пол. Кевин, чья залитая кровью фигура полностью проявилась в пространстве, упал на колени.

«Надо ретироваться»

«Сука ебаная»

«Один момент»

Акутагава поднялся и, хромая на правую ногу, зашел в комнату. Протрещали три одиночных выстрела из штурмовой винтовки.

«Ебать мы с тобой конечно… Молодцы…»

«Заложил пластид, пойдем отсюда»

Акутагава отключил свой болевой порог и отнёс Кевина к машине, едва не упав вместе с ним перешагивая через тела на лестнице. Он уложил его на задние кресла и сел за руль. Побелевшее лицо Кевина резко контрастировало с темной засохшей кровью. Акутагава активировал запал и под грохот взрыва развернул машину.

– А помнишь… – прокряхтел Кевин, давясь влажным кашлем. – Как мы ходили в суши-бар… Отметить твой перевод в отдел… И ты… Впервые нажрался как скотина… Выпив… Шесть бутылок соджу…

– Помолчи, – сказал Акутагава, бросая взгляд в зеркало заднего вида.

– Ты… Ты всегда мне напоминал автоматон с рынка… Такую эмоционально… Туповатую куклу, но исполнительную и… Надежную… А тогда… Впервые… Ты вёл себя как нормальный человек… Показывал… Хоть какие-то эмоции…

– Ты специально наводишь драму? Умирать что ли собрался?

– Вот как сейчас… – Кевин ухмыльнулся, ощущая, как у него отнимаются конечности. – Я чувствую… Это… А знаешь… Я ведь просто… Хотел…

Машина съехала на обочину и остановилась. Кевин лежал с закрытыми глазами и часто дышал хрипевшей грудью. Акутагава сжал руль и, не оборачиваясь, спросил:

– Что ты хотел, Кевин?

– Я хотел… Просто хотел… После работы… Сладко… Дунуть…

Дыхание прервалось и в салоне повисла тишина, прерываемая только ритмичными щелчками поворотника.

003 ЧЕЛОВЕК В МАСКЕ ТАКА

Джейсон склонился с кровати и вслепую выдернул из-под нее пустую утку. Его вырвало вязкой жижей, которую давали на завтрак – нечто вроде безвкусного протеинового коктейля, обогащенного витаминным комплексом. От изгиба груди и сокращений желудка спина окаменела в острой, сковывающей боли. Джейсон застонал и сдавил дозатор синтетического морфия. Через десять минут он провалился в тупой, тяжелый сон – точно ударившись об стену головой.

Ему снилось, как он стоит перед зеркалом и смотрит в собственное отражение, которое двигается вместо него самого. Себя настоящего он не мог заставить даже моргнуть глазами. Настоящего ли? После установки лиминала границы между вымыслом и реальностью стёрлись; его личность, состоявшая из набора определенных характеристик, расширилась до пределов его воображения. Теперь он мог быть кем угодно: оползнем, червем, кислотным дождем, многоликим демоном или ослепляющей десницей Господа. И в то же время он был никем, пустым сосудом, который Вон называл в разговорах с Дадзаем «буферной зоной». Отражение подняло руку с ножом и приблизило к горлу. Сначала кожа не поддавалась, и лезвие терлось об нее как затупленный нож об кожицу помидора; затем рука с нажимом вдавила лезвие – и на шее проступила тонкая полоса крови.

Он не знал, какое сейчас время года, не знал, как давно находится в этом испытательном комплексе. Здесь не было никаких окон – только проекции на стенах, которые показывали то цветущее маковое поле, то заснеженные горы. Джейсон иногда пытался выведать информацию у медсестёр, но отказывались с ним разговаривать.

– Господин Дадзай запретил говорить с вами, – одинаково отвечали они как по заученному формуляру.

– Что изменится оттого, что я узнаю какой сейчас день недели? Это бессмысленно.

– Я не могу говорить с вами, извините. Вопрос безопасности.

«Вопрос безопасности» был скорее риторическим. Джейсон быстро усвоил это. Никто не знал, о какой или чьей безопасности шла речь, но все повторяли одно и то же: медсестры, уборщики и охрана боялись сказать даже лишнее слово. Иногда приходил Вон и проводил беглый осмотр Джейсона, но, в отличие от остальных, он вообще ничего не говорил и выглядел всегда угрюмо.

– Что, док, когда уже будем покорять мир? – отшучивался Джейсон, пока Вон проводил каким-то холодным стальным инструментом по его спине. – Я знаю, вы не особо разговорчивый человек. Я на самом деле тоже. Но когда проводишь столько времени в сраном бункере, где никто не может даже сказать о том, какой сейчас день, становится не по себе. Слова сами лезут наружу, понимаете?

Но Вон словно ничего не слышал. Он делал то, что ему было нужно, и так же молча покидал палату.

Других подопытных Джейсон тоже не встречал, хотя знал, что их должно быть в этом комплексе около десяти – столько людей с ним летели на самолете. Где они теперь? Что с ними стало? Джейсон многое бы отдал, чтобы просто поговорить с кем-нибудь, кто не будет отвечать ему односложными фразами о безопасности. Но это было невозможно. Так шли дни, измеряемые от завтрака к завтраку, и ничего не менялось, пока однажды случайно не сработал имплант.

Это случилось очередным утром. Медсестра зашла в палату, поставила на прикроватный столик еду и стала подготавливать раствор для капельницы. Джейсон, сходивший с ума от одиночества, как обычно попытался завести с ней разговор.

– Погода сегодня хорошая, не так ли? Ещё вечером шёл снег, а теперь вот солнце во всю греет. Природа удивительна, – говорил он, разглядывая рубиновые бутоны мака на стене. – Все молчите, дорогуша… Раньше мне казалось, что слова совсем обесценились, что люди размениваются ими как пустыми фантиками, а теперь наоборот, кажется, что они стали на вес золота…

Медсестра молча сменила инфузионный мешок на капельнице. Джейсон напряг мускулы и, сконцентрировав внимание на медсестре, выжидал момент, когда она повернётся к нему чтобы резко подскочить и напугать ее. Но вдруг пространство палаты перед глазами стало видоизменяться, превращаясь в чью-то квартиру. Медсестра, одетая в один лишь домашний халат, села на край двуспальной кровати; полы халата раздвинулись, обнажая ее оголенные бёдра. Из душа вышел мужчина с перевязанным вокруг талии полотенцем. Он подошёл к медсестре и легким движением руки сбросил с ее левого плеча халат, обнажая бугорок груди. Она посмотрела на него щенячьим взглядом и развязала полотенце. Он взял ее за волосы и притянул ее голову к паху. Джейсон смотрел на его оголенные бёдра, ощущая себя вуайеристом; он не понимал, что происходит – это был будто бы осознанный сон, в котором полностью сохранялось чувство самоконтроля. Возбуждение перехватило дыхание. Только Джейсон подумал, что было бы хорошо иметь сейчас биту, она появилась в его руках – точно такая же, какой он играл в университетской лиге по бейсболу, истертая и с порнографическими наклейками на рукояти. Он незаметно подошёл и, замахнувшись, ударил мужчину по голове. Его тело упало на пол, медсестра вскричала и отползла по кровати к стене.

– Что происходит? Кто вы?

– Я ваш муж на час, – сказал в ухмылке Джейсон, прыгая на кровать. Медсестра задернула халат. Он взял ее за волосы и стал стаскивать с постели. Она брыкалась и визжала, пытаясь защититься. – Ты не особо разговорчива, дорогуша… Но, пожалуй, в этот раз я тоже буду немногословен…

Джейсон сбросил медсестру пол и сорвал с нее халат. Ее беззащитное оголенное тело извивалось как змея. Джейсон дрожащими от возбуждения руками стянул с себя штаны и упал на колени.

– Не надо, пожалуйста, не надо! – вскрикивая, умоляла она, что только больше заводило Джейсона.

– Сейчас мы решим вопрос всеобщей безопасности, – изгалялся над ней Джейсон, изо всей силы шлепая ладонями по ее бёдрам. Затем он придавил ее спину битой и, всунув член в тугое влагалище, принялся в бешеном ритме насиловать ее, сопровождая быстрые поступательные движения ударами кулаков и болезненными укусами. Визг медсестры дробился в сбивчивом дыхании. Мужчина на полу очнулся и с трудом приподнялся на локтях.

– Твоя девка ничего!.. Строптивая, но я такое люблю!.. – выдыхал Джейсон, смотря в растерянные глаза ее мужа.

– Пожалуйста… – прорыдала медсестра, за что Джейсон ударил ее битой по плечу.

– Молчать, сучка!.. Ради безопасности!.. Разговаривать!.. Запрещено!..

Мужчина поднялся на ноги. Джейсон протянул ладонь в его сторону – и тот застыл на месте.

– Наблюдай!.. Вот так надо ебать свою жену!.. Вот так!.. Раз!.. Раз!.. Раз!.. – Джейсон выпустил изо рта длинный, извилистый язык и запустил его в рот медсестры, ощущая, как в паху подступает щекотливый оргазм…

Вон находился в палате, задумчиво следя за бегающими зрачками Джейсона. Медсестра лежала на полу без сознания с кровоточащим носом. Вскоре Джейсон очнулся – широко открыв глаза, он перевернулся на бок и застонал от боли. Вон прикоснулся к его раскалённой спине и что-то записал.

– Сука… Как больно… Просто пиздец… – Джейсон схватился за дозатор морфия и судорожно его сжал. – Как будто раскалённый свинец залили в спину…

– Почему ты отключился? – спросил Вон.

– Что? – Джейсон повернул к нему голову. – Я… Я кажется забил ее битой в этом сне… Или что это вообще было…

Вон присел и измерил рукой пульс медсестры. Ее сердце не билось. В этот момент Джейсон впервые увидел на его лице улыбку.

Через несколько дней после этого инцидента начались полноценные тренировки, на которых, помимо Вона, присутствовал сам Дадзай. Джейсон никогда не видел его вживую и был удивлён, когда застал перед собой немощного старика опиравшегося на хромированную трость. Первые тренировки проходили напротив зеркала, где Джейсон учился управлять лиминалом и пытался лучше понять самого себя: по словам Дадзая, для достижения плато эффективности лиминала необходимо было развить «триаду поглощения», состоявшую из понимания мыслей, мотивов и страхов человека. И для этого в первую очередь нужно было полностью раскрыться перед самим собой, ведь тому, кто хорошо понимает себя, проще понять и других. Джейсон вводил себя в лиминал и проявлял из бессознательного самые глубинные, вытесненные и забытые страхи, наблюдая за тем, как они разворачиваются в обнажении разума смешиваясь с разрозненными воспоминаниями. Он видел себя, умирающего в нищете где-то на задворках Токио. Его руки, охваченные трясучкой, пытались снять с плиты кастрюлю с макаронами, но, как только он приподнял ее, пальцы сами по себе разжали ручки и кастрюля упала, обдавая кипятком его оголенные ступни. Он упал на пол, стоная от боли и растирая обожжённую кожу; возможно, пора было уже покончить с собой. Эти мысли перенесли его к парапету над водосборником, где он стоял, глядя в круглый резервуар воды, и пытался решиться на последний шаг. Но ужас сковывал его: не перед смертью, о которой он ничего не знал кроме обещания покоя, но перед загадочной глубиной, скрывавшейся под темной гладью воды. Джейсон боялся глубины, боялся рек, которые петляли куда-то в неизвестность, боялся конечных остановок, за которыми открывались леса и пустыри: боялся всего того, что выпадало из-под его контроля. Он закрыл глаза. Рука коснулась его плеча, Джейсон открыл глаза и увидел контролера, призывающего покинуть автобус. На заросшей остановке, облагороженной одним лишь мусорным баком, стоял его младший брат Сандзи; он был именно таким, каким Джейсон его запомнил много лет назад – кудрявый, низкорослый и с хитрой ухмылкой на лице.

– Скорее, пойдем купаться!.. – Сандзи схватил его за руку и повел к узкой речке, уходившей крутой петлей за обросшие холмы. – Вода должна быть теплой!.. Такая жара!..

– Я не хочу…

– Ты что, боишься? Дурак!..

– Просто не хочу.

Сандзи сбросил с себя одежду и с разбегу прыгнул в речку. Он всплыл где-то посередине, высморкался и лег на спину, отдаваясь плавному течению.

– Осторожней! – крикнул Джейсон. – Там глубоко!

– Я не боюсь! Только дураки боятся!

Вдруг течение усилилось, подхватывая его тело как невесомую ветку, и стало уносить за холм. Сандзи беспомощно барахтался, пытаясь выплыть на берег, но у него не хватало сил бороться с течением. Джейсон нырнул за ним. Проплыв несколько метров, он почувствовал, как нечто склизкое тянется к нему со дна пытаясь схватить его за ногу. Сердце сжалось в ужасе.

Он очнулся перед зеркалом с кровоточащим носом. Включился свет – до того яркий, что слепил глаза. Джейсон провел пальцем под носом, собирая кровь. Его сердце колотилось так, словно он пробежал с десяток километров.

– На сегодня все, – сказал Вон.

Так продолжалось около месяца. Из-за постоянного обращения к своим страхам по ночам Джейсону стали сниться кошмары: то он тонул в реках, то умирал от неизлечимых болезней, то блуждал по бесконечным лабиринтам. От снотворного, которое ему давали медсестры, он ощущал непреходящую усталость, и лиминал, бывало, смешивался с реальностью, вызывая пугающие галлюцинации. Когда Вон заметил, что тренировки больше не вызывают должных психосоматических реакций, Джейсона перевели на новых этап: теперь он практиковался уже на других людях. Первой подопытной стала молодая девушка с обритой головой. Она сидела в узкой камере за бронированным стеклом и потуплено таращилась в стену. Джейсона посадил напротив ее камеры и дали время изучить окружающее пространство: стол с бритвенным лезвием, библия, матрас на подвесной железной кровати, пластиковое зеркало с кривым отражением на стене.

– Тебе нужно ввести ее в лиминал и довести до самоубийства, – приказал Вон с такой легкостью, будто бы просил переставить местами мебель.

– Кто она?..

– Это не имеет значения.

Джейсон сконцентрировал волю на девушке и поглотил ее в лиминал. Вместо камеры проявилась тесная кухня, девушка сидела за обеденным столом и безучастно смотрела в окно. Джейсон посмотрел в отражение зеркала над раковиной: его лицо видоизменилось до неузнаваемости, он оброс щетиной, глаза сузились, скругленная форма лица стала треугольной, с острым, выпуклым подбородком. Он ощутил себя в теле ее отца, и ее воспоминания о нем тревожным потоком пронеслись в его голове.

– Ты почему опять не ходила не воскресную службу? – спросил он, имитируя гнев. – Сколько еще раз тебе повторять, что для связи с Господом нужно присутствовать в его обители?..

– Извини, отец, – со страхом в голосе ответила девушка.

– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, – сказал Джейсон.

– Хорошо, отец, – она перевела взгляд с окна на него. Ее влажные глаза блестели.

– Ты вечно пропадаешь со своими друзьями и возвращаешься домой уже под ночь. Тебе не до Бога, я это вижу… Твою жалкую душу настолько сильно сковал грех, что ты стала глухой к святому слову… Ты стала бояться Бога. Бояться его милосердия. Его любви. Как же дошло до этого?.. Я всегда старался воспитывать тебя по заветам, которые передал нам Бог, и видит он, что я делал все, что в моих силах… Но ты… Ты, стерва, решила отдаться Сатане, решила пойти против своего собственного отца ради минутных наслаждений…

– Это не так… – неуверенно произнесла она, но Джейсон, вспылив, резко ее прервал:

– Молчать!.. Мне лучше знать!.. Тебе больше никто не дает права высказываться в этом доме!.. Тобой говорит злой дух, черти дергают за твой язык!.. Такого я здесь не потерплю!..

– Я просто…

Джейсон с размаху ударил ее по лицу. Она упала на пол и зарыдала.

– Еще раз откроешь рот – выпорю так, что забудешь саму себя!.. Ну-ка давай, произноси наизусть откровения Иоанна Богослова!..

– Откровение Иисуса Христа, которое дал Ему Бог, чтобы показать рабам Своим, чему надлежит быть вскоре, – произносила она содрогавшимся от слез голосом. – И Он показал, послав оное через Ангела Своего рабу Своему Иоанну, который свидетельствовал слово Божие и свидетельство… – она запнулась. – И свидетельство…

– Дрянь! – вскричал Джейсон и ударил ее ногой. Она сжалась в клубок и застонала. – Бесы парализовали твой язык!.. Оно и видно!.. Тварь!.. Уже даже святое слово сказать не можешь!.. То ли еще будет!..

– Ненавижу тебя! – взревела она. – Лучше быть дочерью Сатаны, чем твоей! Ты животное! Ты хуже, чем животное!..

– Ах так… – Джейсон взял ее за волосы и кинул на пол посередине кухни. – Сейчас я выпорю тебя, сейчас я устрою тебе…

Она вскочила, схватила нож со стола и воткнула ему в грудь. Джейсон припал на колени, ощущая, как острая боль пульсирует где-то между ребер.

– Ты… Ты… Своего собственного… Отца… Проклинаю… Тебя…

Он упал на бок и вытащил из груди нож. На пол брызнула кровь.

– Ты будешь… Переживать мою смерть… Пока не сойдешь с ума…

Джейсон повторил воспоминание сцену с убийством отца еще раз.

– Молчать!.. Мне лучше знать!.. Тебе больше никто не дает права высказываться в этом доме!..

Затем еще раз.

– Ну-ка давай, произноси наизусть откровения Иоанна Богослова!..

И еще.

– Сейчас я выпорю тебя, сейчас я устрою тебе…

И повторял, заставляя ее переживать убийство отца снова и снова, пока она наконец не отчаялась; схватив в очередной раз кухонный нож, она располосовала себе вены на руках. Кровь заструилась по ее обмякшим ладоням, пространство стало угасать и расплываться. Джейсон прервал лиминал. Девушка лежала посреди камеры со вскрытыми венами, рядом с ее правой рукой лежало окровавленное лезвие бритвы.

– Двенадцать минут и тридцать две секунды, – сказал Вон. – Слишком медленно. Я же тебе говорил, что нужно искать наиболее короткий и эффективный путь. В реальной ситуации у тебя не будет столько времени.

– Я знаю. Просто… Как-то сам по себе уцепился за воспоминание и решил воспользоваться им… Она ведь убила своего отца, да?

– Да, местного служку. Была приговорена к пятнадцати годам строго режима. Ты видел ее воспоминание об этом?

– Видел? – нервно усмехнулся Джейсон. – Скорее, прожил его тридцать два раза. На тридцать третий ее уже не хватило.

– Понятно, – только и сказал Вон, подмечая для себя, что Джейсон лучше всего работает с чужими воспоминаниями. Лиминал, по всей видимости, реагировал на индивидуальное строение мозга носителя и подстраивался под него, изменяя метод воздействия на восприятие: другие подопытные показывали совсем иные результаты.

Джейсон встал со стула и согнулся от боли в спине: раскаленный позвоночник жег его изнутри, и этот жар будто бы обволакивал все его внутренности. Он застонал.

00A КОМПАТИБИЛИЗМ

День у Лейна не задался: четвертая подряд двенадцатичасовая смена в «Фрай Квин» окончательно измотала его, так еще и под закрытие, когда чистил фритюр от нагара и жирных шкварок, он ошпарил правую ладонь в раскалённом масле. Кожа сначала покраснела, затем вздулись большие водянистые волдыри, которые жгло изнутри так, будто они продолжали жариться в масле. Пришлось после смены ехать в бюджетную больницу, но там его ожидала большая очередь в кабинет травматолога, продвигавшаяся хаотично из-за того, что каждый считал свою травму серьезнее чем у других. Цифровые талоны с порядковыми номерами, выдававшиеся на входе в больницу, не имели никакой силы: когда на табло высвечивался чей-то номер, люди понурого сверяли его со своим и не понимали, почему сейчас вызывают двухсотый, если их талоны начинаются от пятисотого номера. На этой почве возникали дополнительные ожесточенные споры и попытки выяснить, у кого самый близкий номер; но, даже обнаружив счастливчика, ему все равно не давали пройти, аргументируя тем, что номера на табло все равно не совпадают с талонами, а потому талоны недействительны и все должны заходить в порядке бессистемной живой очереди.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.