скачать книгу бесплатно
На следующее утро, пятнадцатого января 1953 года, на первой странице газеты «Дейли миррор» появилась коротенькая заметка, основанная на сообщении анонимного источника. В ней говорилось, что ответственность за взрыв в лондонской подземке, в результате которого погибли двадцать семь человек, а еще четверо получили тяжелые ранения, взяла на себя сионистская организация «Воины Моисея»…
Московским газетам было сначала предписано подробно перепечатать статьи английских корреспондентов — как раз в разгаре была кампания против «космополитов», но потом этот приказ был срочно отменен.
Только самые дотошные газетные волки понимали — уши торчат из ведомства на Лубянке, но даже они не могли представить себе, что именно бериевские «соколы» устроили весь этот кошмар.
И снова акт был направлен против корпорации «Марс», которая как раз и закупала алмазы у несчастного отца несчастного сына.
Глава 4
Москва, 1953
Еще в момент ареста с него сняли пенсне, и он теперь страшно страдал из-за того, что почти не различал лиц своих охранников, следователей, судей. Правда, он помнил их голоса еще с тех пор, когда они мышками вползали в его кабинет, потели от страха, стучали зубами и заикались от одного его хмурого вида. Наверное, они сняли пенсне нарочно, чтобы он не видел неистребимого страха в глубине их глаз. Такой страх не пропадает. Такой страх на всю жизнь. Даже если хозяин становится рабом, а раб мнит себя хозяином.
Его изощренный ум строил абсурдные картинки, в которых охранники, следователи и судьи специально говорили чужими голосами. Входит кто-то, а другой прячется за портьеру или за дверь и оттуда по микрофону задает вопросы и матерится. Но его-то не проведешь. Он запоминал все голоса, он раскладывал их по полочкам, он-то и выведет их на чистую воду потом, когда эта комедия кончится.
А в том, что это кончится, он был уверен абсолютно. Нет, его арест и вся эта жалкая пародия на следствие и суд не могли быть всерьез. Он слишком важная фигура, чтобы его можно было вот так просто взять за шиворот, кинуть за решетку, вызывать по ночам в кабинет, светить в глаза лампой, кричать, стучать кулаком и обзывать палачом.
Они задавали ему совершенно дурацкие вопросы. Например, за что он расстреливал верных ленинцев? Зачем затеял дело врачей-отравителей? Не он ли убил «отца народов»?
Впрочем, это были не такие уж дурацкие вопросы. Его следователи как бы сами открещивались от расстрелов, как бы все сводили к нему, использовали его, как мочало, смывая кровь с самих себя.
Ну пусть потешатся. Когда вся эта комедия кончится, он припомнит им все. Нет, он будет справедлив, насколько это возможно в его положении. Вот тот шепелявый, который обращается к нему на «вы» и иногда даже говорит ему «товарищ», его он расстреляет на следующий же день. А вон тот сухогорлый, который ухитряется между своими кашлями еще и орать матом, называть его сукой и подонком, который вдруг стал шить ему связь с английской и американской разведками, этот у него поживет. Но как! Пытать его будут месяц. Нет, полгода. Даже год!
Он покажет ему, как надо допрашивать истинных врагов народа. Сухогорлый будет у него жрать собственное дерьмо и считать это за счастье.
Надо будет придумать что-нибудь специальное, остроумное для него. Это всегда интереснее, чем просто лупить почем зря. Он всегда придумывал что-нибудь этакое. Помнится, одному грузинскому композитору, который услышал его переговоры шепотом из другого конца комнаты — тонкий слух у него, видишь ли, — он приказал забить в уши гвозди. Это сделал какой-то лейтенантик по его приказу. Как музыкантишко визжал тогда…
А эта мелочевка, которая теперь его мучает вопросами, думает, что пришло ее время? Идиоты! Их время никогда не придет, потому что они живут наполовину. А он жил до упора. Если пользовать баб, так всех подряд. Если убивать, то так, чтобы никто не попрекнул в жалости. Чтобы вообще на человеке живого места не осталось — одна смерть.
Но первыми он возьмет, конечно, Хруща и Гришку Жукова. Для них он уже давно все придумал. С Хрущом будет смешно — набить ему пузо чем-нибудь, как рождественскому гусю… А с Гришкой будет интересно. Мужик сильный. Таких особенно приятно ломать. Что-нибудь несусветное учинить, чтобы он в животное превратился, а тогда из него по-ле-зет…
И все-таки без пенсне плохо. Он ведь долго придумывал, как глаза свои прикрыть. Очки ненавидел. Как попадался ему интеллигентишка в очках, так он первым делом их с носа хватал и об пол ногой. Правда, пенсне тоже попадались, но редко. Их он не давил каблуком. Коллекционировал. Потому что видел за этими смешными стекляшками невероятный изыск. А ведь он тоже изысканный человек. И со вкусом у него все в порядке, и с фантазией, и с образованностью. Вот он и выбрал пенсне.
На минуту возникла мысль: а вдруг в самом деле пристрелят?
Но он тут же оттолкнул ее — нет, не посмеют, он слишком много знает. Такое знает, что все государство обрушится без него. А потом, его верные люди уже на подходе. Честно говоря, они давно бы уже должны были выручить. Когда наконец это случится, он их тоже расстреляет, чтоб больше не мешкали так долго.
И все-таки мысль о смерти немного пугала. Поэтому, когда скрипнула дверь и вошел кто-то тихий и произнес:
— Добрый вечер, Лаврентий Павлович, — ему стало не по себе.
Он не узнал голоса. Но сразу понял, что разговор пойдет о главном. Попытаются сейчас вытянуть из него то, что только и держит его на этом свете, — бериевские тайны тайн, бериевские варианты будущего. Выдай он их, шлепнут его без зазрения совести. Но их-то он как раз и не выдаст.
— Как здоровье, товарищ Берия? — снова спросил осторожный голос.
— Х…во, — зло ответил узник.
— Что так?
Нет, где-то он этот голос слышал. Но где?
— А тебя, б…, посадить в подвал и пытать каждый вечер, какое у тебя будет здоровье, а?
— Неужели пытают?
— Нет, ж… лижут!
— Электроток? Уколы? Что-то я синяков и ран не вижу.
— А тебе только бы физическая боль? — Где он слышал этот голос? — Думаешь, когда душу травят, гордость топчут, совесть марают — это не пытка?
— Пытка, ужасная пытка.
— Слушай, как тебя там?…
— Это не важно. Я вам пенсне принес.
Он поспешно схватил свои стекляшки и нацепил на нос: сухой, белобрысый, осторожный, глаза водянистые. Где же он его видел?
— Что это ты так мягко стелешь?
— А мы с вами читать будем.
— Сказку? — насторожился Берия.
— Нет, документы кое-какие.
— А сам не умеешь читать?
— Между строк — нет. А вы мне как раз между строк и прочтете.
И белобрысый положил перед Берией на стол папочку с большой буквой «К» на обложке.
Эту папку Берия узнал бы из миллиона. Он сам вырисовывал букву тушью. Эта папка и была одной из самых тайных тайн. Может быть, самой важной.
Берия вынул из кармана платок и медленно протер стекла пенсне.
— А больше ты ничего не хочешь? — спросил он, криво усмехнувшись.
— Нет, — честно ответил белобрысый.
— Тогда пососи мою… Об этой папочке ты не узнаешь, понял?
— Почему?
— Потому! — остроумно ответил Берия. — Не дорос, говнюк.
— Грустно, — сказал белобрысый. — Я думал, вы хотите еще пожить.
Он взял папку со стола, повернулся и шагнул к двери.
— Стоять! — крикнул Берия. — Что ты сказал, сучонок?
— Я сказал, что вас приговорили к расстрелу. Я хотел вас спасти. Но, видно, вы жить не хотите.
Стекла пенсне покрылись туманом. Берия загнанно оглянулся на зарешеченное окно.
— А! — догадался белобрысый. — Вы думаете, вас кто-нибудь выручит? Дупель-пусто. Части НКВД разоружены. По московским туалетам валяются трупы чекистов, которые пустили себе пулю в лоб. Никто вас не выручит, Лаврентий Павлович. А мне вы не позволяете.
— Ты хитрый, да? Ты думаешь, я не понимаю, что, если я тебе раскрою секреты этой папочки, меня расстреляют через минуту. Я сам когда-то так колол врагов народа. Я им обещал жизнь…
— Именно поэтому я не стал бы вас обманывать, — пожал плечами белобрысый.
— А где гарантии?
— Ваши знания и есть ваша гарантия. Ведь этой папочкой ваши знания не ограничиваются, я думаю.
— Конечно нет.
— Вот вам и гарантии.
Берия набычился. Нет, слишком опасно. Эти сбрешут — недорого возьмут.
— Ничего я тебе не скажу.
— Ну что ж, если смерть вас не пугает…
— Не пугает! — выкрикнул Берия.
Белобрысый положил папочку снова на стол и вдруг со всего размаху влепил Берии звонкую пощечину.
Пенсне не разбилось, а вот из носа потекла юшка. И это было больно. И еще обидно.
Берия закрыл лицо руками, жалобно застонал.
— Ну? — спросил белобрысый хнычущего Берию.
— А ты мне обещаешь, что я буду жить? Я знаю еще много секретов.
— Я же сказал, — устало проговорил тот.
— Ты брешешь, сука!
Белобрысый ударил Берию в ухо.
— Не бей! Не надо! — взмолился Берия. — Я все скажу, только поклянись, что я останусь жить.
— Клянусь под девизом вождей Ленина и Сталина.
Берии послышалась ирония, но он отбросил свои подозрения, потому что боялся, что белобрысый снова ударит его.
Он схватил папку и раскрыл ее.
— Эта операция называется «Кристалл», — поспешно сказал он.
— Слушаю, слушаю… — Белобрысый сел и стал записывать за Берией…
«Где я его видел?» — думал Берия, когда белобрысый ушел. Он выложил белобрысому почти все о своем варианте операции «Кристалл». Кое-что оставил, конечно, про запас, на всякий случай. Может быть, и самое главное.
Мои ребята изучали гипноз, Мессинга даже подключили. Кое-что из этого интересное получилось. Пока не знаю, как назвать, но штука страшная — а казалось бы, обыкновенные слова…
Берия самодовольно потер руки. Тут работать и работать — можно создать целую армию абсолютно послушных, подчиняющихся только его воле людей. И стоит ему сказать… Нет, кодовые слова он даже в мыслях не будет произносить. Ну вот, оказывается, не все потеряно, даже если его не выручат. Знания — сила. А его знаний было на очень много силы.
Он уже стал засыпать, когда дверь гауптвахты снова раскрылась.
— Подсудимый Берия, встаньте, — скомандовал твердый голос.
Берия вскочил. Пенсне никак не хотело сидеть на носу.
— Именем Союза Советских Социалистических Республик вы приговариваетесь к высшей мере…
— Нет! — завизжал Берия, наивно веря, что если он не даст вымолвить слово «расстрел», то останется жить.
— …Приговор привести в исполнение немедленно, — закончил читать твердый голос.
Берию скрутили, завязали полотенцем глаза и потащили по коридору.
— Я еще не все рассказал! Я еще много знаю! Вы не смеете! Это важно для государства! — кричал Берия, тычась в суконные плечи военных. — Простите меня, я больше не буду! Я вам раскрою все секреты!
— А с нас одного достаточно, — шепнул вдруг ему на ухо осторожный голос белобрысого.
И только тут он его вспомнил. Это был как раз тот самый лейтенантик, который забивал гвозди в уши композитора.
Берия дико взвыл. Его обманули, обдурили, надули, как мальчишку, как девку облапошили и бросили.
— Я знаю тебя! — хотел выкрикнуть Берия, но в его знание вдруг ударилась пистолетная пуля, намотала на свои бока мозговую ткань и, вылетев из затылка, разбрызгала их по беленой стене подвала…
— Чего это он про секреты кричал? — спросил кто-то из генералов, когда труп Берии вытаскивали из подвала.
— Жить захочешь, не то скажешь, — ответил ему другой генерал и пригладил белые волосы…
Глава 5
Германия, Мангейм, база НАТО
— Ну, что он там так долго? Марио, чего ты молчишь?
— Да я не вижу ни фига через эту трубу. На, сам посмотри. — Марио Гарджулло, молодой брюнет в черной спецформе протянул винтовку с оптическим прицелом лежащему рядом парню. — Только не шурши, Джорж, умоляю.
